3. Перерыв и вторая сессия (февраль — июль 1923 года)

«Единый фронт» — новое издание

После неудачи первого этапа конференции никто не думал серьезно о возобновлении войны. Перед отъездом из Лозанны турецкие делегаты заявили Гаррони, что конвенция, подписанная в Мудании, остается в силе[1117]. Как только Исмет-паша по дороге в Анкару прибыл в Константинополь, к нему по очереди явились представители всех трех союзных держав, а затем и генерал Гарингтон. Все они выражали надежду на скорое подписание мира, несмотря на недавнюю неудачу, с чем Исмет полностью соглашался[1118]. Турецкое национальное собрание отклонило предложенный союзниками проект мирного договора[1119] и выработало турецкие контрпредложения. Из первоначального проекта договора 47 статей были перестроены, другие 47 изменены, 22 исключены и 77 оставлены без изменений. Турки требовали остров Кастеллориццо (один из Додеканезских островов, оккупированных Италией в 1912 году); полной отмены капитуляций (под любым названием) при сохранении за иностранцами лишь права на жалобу в случае осуждения их турецкими судами; турки хотели оградить собственную промышленность от иностранной конкуренции высокими таможенными и фискальными барьерами, а также лишить иностранцев права распоряжаться некоторыми монополиями в Турции. Османский долг турки соглашались выплачивать в бумажной, а не в золотой валюте. Экономические вопросы по предложению турок должны были быть выделены из мирного договора и составить предмет особых переговоров[1120]. Все эти предложения были изложены в специальной ноте Исмет-паши странам Антанты[1121].

21 марта в Лондоне собрались главы делегаций союзников для обсуждения турецких предложений. Керзон на общем заседании еще раз подчеркнул важность «единого фронта»: «В Лозанне турки всегда думали, что они смогут добиться лучших условий от французов во вторник, от итальянцев — в среду и от британцев — в четверг, таким образом создавая замкнутый круг интриг». На новых переговорах это не должно было повториться[1122]. Он предложил поручить составление детального ответа на турецкие предложения трем комиссиям экспертов — общей, финансовой и экономической. Бомпар согласился с Керзоном и представил свой план решения экономических вопросов. По его мнению, от турок следовало добиться только формального признания действенности всех довоенных концессий. После этого делегация главных концессионеров должна была отправиться в Турцию для обсуждения экономических условий мирного урегулирования. Итоги этих переговоров должны быть оформлены в виде особой конвенции, которая должна быть подписана одновременно с мирным договором. Такой план несколько исправлял эффект от поспешного согласия французов на вычленение экономических вопросов из договора, поскольку не допускал чрезмерной затяжки экономических переговоров. К тому же следует помнить, что экономические вопросы при всей их важности для Франции касались только сравнительно узкого круга акционеров компаний, владевших концессиями. Первостепенное значение для Парижа имел другой блок вопросов — финансовый, а на него план Бомпара не распространялся. Вопросы Оттоманского долга предстояло решать главам официальных делегаций. Керзон и Кроу одобрили план Бомпара[1123].

К сожалению, мы не имеем возможности изучить детали заседаний экспертных комиссий. Керзон специально настоял, чтобы они не вели никаких протоколов во избежание утечки информации. По мнению одного из британских наблюдателей, «наиболее туркофобской» была французская делегация: «Французы поняли, насколько ошибочно было оставлять своих союзников, чтобы следовать за призрачными миражами г. Франклен-Буйона»[1124]. Анализ окончательных отчетов комиссий подтверждает эти сведения. В принципиально важных для Франции вопросах они рекомендуют союзным делегациям настаивать на самых жестких позициях. В частности, абсолютно неприемлемым объявлялось турецкое предложение об оплате долга в бумажной валюте[1125].

Лондонское совещание закончилось 27 марта. Возобновление мирных переговоров в Лозанне было назначено на 23 апреля 1923 года. В последний день совещания возник примечательный спор между Керзоном и Бомпаром, который хорошо иллюстрирует подход Франции к финансовым проблемам. Еще во время первой сессии конференции союзники согласились не взимать с Турции репараций. Турция, в свою очередь, отказалась от требования к Великобритании возместить ей сумму в 5 миллионов турецких лир, которые перед войной османское правительство уплатило за постройку в Англии двух военных кораблей для турецкого флота (с началом войны недостроенные корабли были конфискованы англичанами). Великобритания согласилась перечислить требуемую сумму в фонд турецких репараций, из которого должны будут выплачиваться компенсации частным лицам, понесшим убытки из-за участия Турции в войне. Но такой план вызвал резкое противодействие британского канцлера казначейства С. Болдуина, считавшего, что вся схема является уступкой не туркам, а французам, которые «этого не заслуживают». Ведь большинство «пострадавших» лиц были французами. Поскольку получение репараций с самой Турции было нереально, Болдуин считал, что «господин Бомпар не должен пытаться получить из карманов британского налогоплательщика то, что он не может получить от Турции»[1126]. Керзон внял этим аргументам и отказался от оплаты турецких репараций. 27 марта Бомпар не мог скрыть своего возмущения таким шагом. Он потребовал возродить требование получения репараций непосредственно с Турции, а когда Керзон указал на невозможность отзыва уже сделанной уступки, Бомпар предложил, чтобы требуемая сумма была взыскана как уплата долга Турции по отношению к Германии, который союзники раньше также решили аннулировать. Керзон усомнился в возможности такого маневра[1127].

Во время перерыва в работе Лозаннской конференции Турция предприняла еще один принципиально важный шаг для того, чтобы сделать союзников (главным образом французов) более сговорчивыми. Турки установили контакт с главным конкурентом европейских держав. К началу апреля были закончены переговоры между правительством ВНСТ и американо-канадской группой Честера — Кеннеди на предоставление концессии на строительство сети железных дорог, портов, телеграфных линий в Восточной Анатолии и Северном Ираке. 9 апреля ВНСТ одобрило договор о концессии[1128]. Это соглашение прямо било по интересам Великобритании, так как в нем речь шла о Мосульском вилайете. Французы тоже протестовали против него, так как оно нарушало франко-турецкие договоренности 1914 года, когда Турция в обмен на очередной заем обещала предоставить соответствующие концессии французской группе. Со стороны турок это был чисто дипломатический маневр. Уже в 1924 году концессия была аннулирована.

Англичане, разделявшие французское недовольство «концессией Честера», сами последовали американскому примеру. Английские акционеры железной дороги Смирна — Айдын начали с турками переговоры о ее дальнейшей судьбе, не согласовывая свои действия с французскими концессионерами, что противоречило плану Бомпара. Одновременно англичане вели переговоры со швейцарским банком, который был держателем акций Анатолийской железной дороги, принадлежавших ранее Германии. В результате английскому капиталу досталась большая часть этих акций[1129].

Последние дипломатические баталии

23 апреля Лозаннская конференция возобновила работу. Состав участников несколько изменился. Турецкая делегация осталась прежней, но британскую делегацию возглавлял уже не Керзон, а Румбольд, верховный комиссар Великобритании в Константинополе, а французскую — его коллега Пелле. Италию представлял Монтанья. За плечами у них уже был большой опыт совместной работы в османской столице (не всегда, правда, гладкой), что позволяло надеяться на успешное сотрудничество между ними и в Лозанне. Американским наблюдателем был Грю. Советские представители на конференцию допущены не были под предлогом того, что вопрос о Проливах был уже решен. 10 мая 1923 года глава советской делегации B.B. Воровский был убит белоэмигрантом в лозаннской гостинице.

Турецкая делегация с самого начала пыталась привлечь на свою сторону американских наблюдателей, чтобы таким образом ослабить давление со стороны англо-французского «единого фронта». Уже 22 апреля Грю писал в Вашингтон: «Исмет демонстрирует сильное желание начать переговоры с целью заключить договор с Соединенными Штатами. Он считает, что быстрая договоренность с союзниками будет ускорена предварительным соглашением с нами[1130].

Основными вопросами, которые предстояло обсудить на конференции, были капитуляции, долги и экономические проблемы. Разногласия по мосульскому вопросу утратили принципиальный характер и свелись к спору о том, какой срок должен быть отпущен для прямых англо-турецких переговоров перед передачей вопроса на арбитраж Лиги Наций (6 месяцев или год). В конце концов согласились на 9 месяцев. Вопрос о плебисците в спорном районе вообще не поднимался.

Работа конференции продвигалась медленно. 26 мая Турция отказалась от требования репараций с Греции в обмен на уступку Карагача — предместья Адрианополя на правом берегу реки Maрицы, с потерей которого Анкара ранее уже примирилась. Прилегающая область Димотика при этом осталась за Грецией. Интересны аргументы, которые Исмет-паша выдвигал противникам такого решения в Анкаре: «Как мы можем настаивать на платеже репараций, если у нас не имеется принудительных мер, чтобы реально получить деньги? Другие страны уже делали в этом отношении попытки, и здесь имеется кое-какой опыт». Исмет не хотел, чтобы Турция оказалась в том же положении по отношению к Греции, что и Франция по отношению к Германии[1131]. Решение вопроса о Карагаче и репарациях позволило Греции и Турции к середине июня выработать прелиминарные условия мира между собой. Это, в частности, означало, что Греция могла приступить к демобилизации своей армии, сконцентрированной вдоль реки Марицы. Существование этой армии с самого начала конференции считалось одним из главных аргументов стран Антанты в споре с Турцией. Теперь они должны были продолжать переговоры, практически не имея реальных рычагов давления на турецкую сторону. Оправдывая свои сепаратные действия, Венизелос в специальной ноте заявлял, что Греция не может больше ждать заключения общего мира, оставаясь вооруженной, и нуждается в демобилизации. Итальянский делегат Монтанья в связи с этим писал в Рим: «У меня возникает сомнение, что греческий шаг скрывает английский маневр, чтобы заставить Францию быть более сговорчивой в вопросах, которые все еще дебатируются и которые являются ее преимущественным интересом»[1132]. Итальянская дипломатия могла праздновать победу, когда в начале июня Турция после долгих споров отказалась в пользу Италии от острова Кастеллориццо. По словам Монтаньи, теперь все интересующие Италию вопросы, рассматривавшиеся конференцией, «были разрешены положительно наилучшим возможным образом»[1133].

Наибольшие разногласия в ходе конференции возникли между Турцией и Францией. Былое французское туркофильство словно испарилось. Британская позиция в этой ситуации была хорошо описана Г.В. Чичериным, пристально следившим за ходом конференции: «Тактика Англии была сложна в своем исполнении и проста в своем существе. Англия постаралась прежде всего выторговать у Турции, что нужно было ей. После этого она предоставила Франции барахтаться в дальнейших переговорах, то искусно обостряя положение, то разыгрывая между Францией и Турцией роль миротворца»[1134]. Дипломатические баталии в Лозанне сопровождались ростом напряженности на турецко-сирийской границе, где отмечалась концентрация турецких войск. Французы послали в Сирию подкрепления под командованием генерала Вейгана, заподозрив Кемаля в намерении силой возвратить Турции Александреттский санджак. Но Кемаль заверил французов, что перемещения турецких войск вдоль границы были связаны с обычными маневрами и не имели враждебных намерений. Инцидент был исчерпан[1135].

4 июня Турция наконец добилась своей цели в вопросе о капитуляциях — союзники согласились считать их полностью отмененными. Французские и итальянские представители попытались вновь поднять вопрос о турецких репарациях. Румбольд старался уговорить их отказаться от этих требований, ссылаясь на то, что именно этот безнадежный спор тормозит ход конференций[1136]. В конце концов Румбольду это удалось. После этого ход переговоров надолго застопорился. Главной причиной был спор между Исметом и Пелле относительно формы выплаты процентов по долгам. Французы хотели получать проценты в золоте, согласно изначальным контрактам о займах, а турки соглашались платить только бумажными франками, как поступала сама Франция со своими долгами. Это означало разницу примерно в 120 миллионов франков[1137]. Пуанкаре даже давал указания Пелле предъявить туркам окончательную схему платежей в ультимативной форме, но Румбольд убедил французов оставить эту идею[1138]. После долгих прений вопрос так и не был решен. Его согласились передать для непосредственных переговоров между Турцией и держателями облигаций турецкого долга. Турки также отказались подтвердить Мухарремский декрет, на основании которого действовала Администрация Оттоманского долга. Однако существование Администрации косвенным образом признавалось в статье 56 будущего договора, где говорилось об исключении из нее немецких, австрийских и венгерских представителей[1139].

Ко времени этих переговоров англо-французские противоречия в Европе зашли столь далеко, что, как тогда говорили, «entente cordiale» превратилось в «rupture cordiale». Отстаивая экономические интересы Франции, Пелле фактически приходилось иметь дело с Исмет-пашой один на один. Румбольд, в соответствии с получаемыми им из Лондона инструкциями, убеждал Пелле идти на все новые и новые уступки туркам в финансовых и экономических вопросах[1140]. Франция оказалась в очень сложном положении. Многократно провозгласив, что она не желает возобновления войны, она вынуждена была искать мира любой ценой и идти на постоянные уступки. Продолжать конференцию бесконечно она тоже не могла ввиду напряженной ситуации в Европе. Сколь важно было в тот момент дипломатическое сотрудничество между союзниками, показывает тот факт, что в тех случаях, когда экономические требования союзников совпадали, Исмет вынужден был уступать. Так произошло, например, с торговой конвенцией. Под давлением Великобритании Исмет согласился на сохранение в течение 5 лет таможенного тарифа 1916 года[1141].

Тем временем, согласно плану Бомпара, в Турцию отправилась совместная делегация французских и бельгийских концессионеров (их английские коллеги, как уже говорилось, предпочли сепаратный торг с турками). Еще в конце апреля генерал Пелле собрал их на совещание в Константинополе перед собственным отъездом в Лозанну. На этом совещании была выработана единая позиция для переговоров с турецкими властями. Она включала полное сохранение в силе всех довоенных контрактов, их продление на срок, равный длительности военных действий, возмещение концессионерам всех военных убытков. Посланцам франко-бельгийского капитала хватило цинизма добавить, что эти условия должны исполняться, исходя из «принципа справедливости» и с учетом «глубоких изменений», которые произошли в Турции с 1914 года. О том, насколько оторванными от времени были представители деловых кругов Франции и Бельгии, говорит тот факт, что они отказались вести переговоры в Анкаре, предпочитая Константинополь. Только настоятельные рекомендации Пуанкаре и Пелле заставили их сесть в поезд, уходивший в Анатолию. Как и следовало ожидать, «Константинопольская программа» встретила полное неприятие Анкары. И поскольку концессионеры не имели на руках существенных козырей, они вынуждены были идти на уступки. Переговоры завершились к 1 июля, когда был согласован «Протокол о некоторых концессиях», который предполагалось подписать вместе с договором о мире. Его текст давал известное удовлетворение концессионерам, но в то же время открывал для Турции путь к скорой ликвидации всех следов экономического неравноправия страны[1142].

К моменту последнего пленарного заседания конференции многие экономические вопросы оставались нерешенными — форма выплаты процентов по долгам, статус и привилегии Турецкой нефтяной компании и Оттоманского банка, принадлежавших иностранному капиталу. Было принято решение подписать договор, а все спорные вопросы отложить для дальнейших переговоров между заинтересованными сторонами[1143]. Подписание договора состоялось 24 июля 1923 года. 24 августа Великое национальное собрание Турции ратифицировало договор, который, таким образом, вступал в силу. 6 октября турецкие войска вошли в Константинополь, оставленный перед этим силами Антанты, а 29 октября Турция была провозглашена республикой.