Дипломатия и переписка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Особенно острым для китайского двора и почти настолько же актуальным для русских чиновников оказался вопрос определения форм переписки и дипломатического общения между сановниками соседних империй. Щекотливым делом считалось назначение конкретных ведомств, которым следовало бы поручить доставку корреспонденции. Китайцы высокомерно отказались поддерживать прямую переписку с любыми ведомствами или чиновниками выше по статусу или важности, чем их собственный Лифаньюань. А русские вельможи, ничуть не уступавшие в чванстве своим иноземным коллегам, не могли пойти на унижение своего Правительствующего сената до положения, по крайней мере формального, страны — данника Китая. Все дипломатические ноты требовалось снабжать надлежащими печатями. Любая задержка в отправлении корреспонденции служила веским основанием для разрыва торговых и дипломатических отношений. Наконец, всем дипломатическим представителям или чиновникам, независимо от ранга, при пересечении границы предписывалось представляться пограничным властям, а также объявлять о цели своей поездки и собственных полномочиях. Их освобождали от неразумной волокиты или бессмысленного ожидания.

Такие проблемы, связанные с формой и терминологической точностью государственной переписки, беспокоили китайцев до такой степени, что они приложили немыслимые усилия ради поиска стиля, позволяющего тонко подчеркнуть превосходящее положение маньчжурского императора и его администрации. Участники переговоров с китайской стороны в конечном счете вроде бы добились некоторого дипломатического преимущества, хотя преобладание принципа равноправия переписки сохранилось (точно так же, как на многочисленных переговорах XVIII века с остальными западными державами). Русский Сенат считался все-таки высшим административно-судебным учреждением государства. Лифаньюань же не относился к шести главным советам (любу), а числился юанем, или ведомством, функция которого в то время должна была состоять в управлении делами зависимых государств и народов, а также надзоре над ними. Естественно, к ним китайцы относили русский народ. Если уж быть точным, то Лифаньюань приравнивался скорее к Сибирскому приказу, чем к Сенату, но официальных лиц в Санкт-Петербурге такие мелкие для них нарушения субординации нимало не тревожили. На самом же деле, уклоняясь от переписки напрямую с китайским престолом, удавалось изящно уклоняться и от проблемы, к которой крайне болезненно относились англичане.