Кяхтинская торговля в цифрах
Настоящая глава посвящается восстановлению объема российской торговли с Китаем, в частности во второй половине XVIII столетия, а также перечислению и описанию предметов обмена в обоих направлениях. Тем, кого не интересуют таблицы с отображением показателей законной торговли в рублевой оценке или различия в качестве и стоимости пушнины песца и его разновидности, мы рекомендуем пропустить такие тонкости и сразу перейти к следующей заключительной главе.
Надежных и достаточно полных сведений о денежной стоимости вывозившихся из России и ввозившихся на ее территорию на протяжении XVIII столетия товаров мы не нашли. Только в 1802 году в Министерстве коммерции при графе Николае Петровиче Румянцеве начинают публиковать статистические выдержки из ежегодных обзоров внешней торговли России одновременно по «европейской и азиатской границам». За вторую четверть XVIII столетия никаких сводных данных в рублевой оценке торговли в Кяхте не сохранилось. Причем ни один исследователь не сумел достоверно воссоздать их более подробно, чем предложено нами в предыдущих главах. Но начиная с 1755 года, отмеченного, позволим вам напомнить, последним казенным обозом на Пекин, имеется торговая статистика. У нас появляются цифры, приведенные в серебряных («твердых») рублях, с обозначением стоимости вывозимых русских и иноземных товаров, а также ввозимых китайских товаров, плюс суммарные таможенные пошлины, собираемые за год на таком товарообмене.
Оказывается, что для составления такого рода торговой статистики решающая роль отводится сразу двум источникам информации. Одной из более поздних публикаций считается сборник под названием «Новейший, любопытный и достоверный повествования о восточной Сибири, из чего многое доныне не было известно». Данный симпатичный труд опубликован в 1817 году Военной типографией Главного штаба его императорского величества, предисловие к нему написал коллежский советник Николай Васильевич Семивский, раньше служивший вице-губернатором Иркутска, а разрешение на его публикацию даровал цензор Иван Осипович Тимковский 21 февраля 1816 года. Он остается до сих пор «официальным» документом. Таблица 1 составлена в основном на базе добытых И.В. Семивским данных, которые, как мы убедимся по ссылкам, сопровождающим цифры, повторяются у многочисленных историков и малоизвестных писателей XIX и XX столетий, в частности у А.К. Корсака, Х.И. Трусевича и Л.М. Самойлова. Следующим источником считается фундаментальный и бесценный обзор русской торговли, выполненный в 1780-х годах Михаилом Дмитриевичем Чулковым. М.Д. Чулков, сам принадлежавший к купеческому сословию, составил сборник и издал его тома за свой счет. Хотя ему удалось оставить нам стандартный справочник по русской торговле с древнейших времен до первых трех четвертей XVIII столетия, М.Д. Чулков включил рублевые оценки кяхтинской торговли лишь за пять лет с 1768 по 1772 год, но зато произвел разбивку вывоза товаров из России между исконно русскими и иноземными предметами, как в этом можно убедиться на примере таблицы 2, составленной на основе его данных. Н.В. Семивский, со своей стороны, представил годовые показатели за весь период времени после 1755 года, не делая различий между товарами русского и иноземного происхождения до 1800 года.
Беглого сравнения трудов Н.В. Семивского и М.Д. Чулкова было бы вполне достаточно, но тут потребуется обратить внимание на то, что статистика экспорта и импорта за 1769–1772 годы у них перевернута. Статистик или редактор, работавший над трудом Семивского, оказывается виновным в данном преступлении, так как статистика Чулкова по вывозу русских и иноземных товаров совпадает при сложении со статистикой, приведенной им по валовой рублевой стоимости экспорта, и к тому же его работа вышла в свет раньше. Решение состоит в том, чтобы просто поменять местами колонки в таблице Семивского. Но какое количество годовых показателей следует поменять? Исключительно за 1769–1772 годы? Или за весь период времени после 1755 года? Ничего сложного не наблюдается, когда рассматривается период, предшествовавший 1801–1805 годам. Поскольку Н.В. Семивский представил за эти годы статистику экспорта, поделенного на русские и иноземные товары, процесс переноса этих валовых показателей в колонку импорта несколько осложняется. И тут возникает обоснованное сомнение в целесообразности переноса статистики из одной колонки в другую за какой-либо год.
Таблица 1
Объем российско-китайской торговли в Кяхте за 1755–1805 гг., руб.
1Вывоз русских товаров.
2Вывоз иноземных товаров.
3Общий вывоз товаров.
Примечание. Данные Таблицы 1 позаимствованы из сборника Н.В. Семивского «Новейшия, любопытныя и достоверныя повествования о восточной Сибири, из чего многое доныне не было известно», за исключением 1762–1766 годов, данные за которые позаимствованы у Х.И. Трусевича из книги «Посольския и торговыя сношения» (С. 163–164). Все показатели округлены до рубля.
Статистика X. Трусевича ничем не отличается от статистики Н.В. Семивского, за исключением статистики упомянутых выше лет и нескольких вариантов, упомянутых ниже. Х.И. Трусевич, опубликовавший свой труд в 1882 году, доверился Н.В. Семивскому, Архивам Министерства иностранных дел и А. Семенову, позаимствовав у него данные со с. 199–200. А.К. Корсак, труд которого издавался на четверть века раньше, тоже воспроизвел статистику, как у Н.В. Семивского (Историко-статистическое обозрение. С. 67, 73, 97, 105), хотя не позаботился об упоминании его работы в качестве источника; Корсак многократно использовал труды Н.В. Семивского в качестве такого источника. Наконец, Л.М. Самойлов в 1854 году повторил некоторую, хотя не всю статистику Семивского, то есть статистику 1755–1762, 1768–1785, а также 1792 года и далее (Сборник статистических сведений. С. 7, 9, 16–17, 21). Л.М. Самойлов не ссылался ни на какие источники.
Хотя Самойлов, Корсак и Трусевич все вместе повторяли по большому счету официальные данные, собранные Н.В. Семивским, у них можно встретить откровенные вариации (без учета многочисленных типографских огрехов).
Корсак (вслед за Семивским или Самойловым) не привел никакой статистики за годы приостановки торговли с 1763 по 1766 и предложил сумму 139 315 рублей как показатель валового объема торговли за 1762 год (101 643 рубля на экспорт, 37 672 рубля на импорт). А также он указал 50 952 рубля и 7309 рублей соответственно в виде валового объема торговли и пошлин, собранных за 1768 год. Н.В. Семивский уклонился от каких-либо обоснований весьма необычных данных, выведенных им за 1762 год. Он указал валовой товарооборот в объеме 139 315 рублей, на которые начислил 199 671 рубль в виде пошлины! Корсак решил головоломку самым простым способом: он счел целесообразным опустить указанную Семивским сумму таможенной пошлины за тот год. Трусевич, со своей стороны, отличился от Семивского-Корсака в этом месте тем, что включил статистику 1762–1768 годов в таблицу 1. К сожалению, он не назвал источник своего дополнения в статистику. Здесь данная статистика приводится потому, что ею представляется более достоверная картина торговли в тот период, чем статистика Семивского, демонстрирующая полную остановку торговли на протяжении всего периода времени с 1762 по 1767 год. С учетом того немногого, что нам известно, напрашивается более разумное заключение о значительном сокращении объема официальной торговли, но не о полном ее прекращении. Статистику Трусевича за 1768 год не следует тем не менее принимать на веру. М.Д. Чулков (Историческое описание. С. 340–341) использовал ту же самую статистику для оценки совокупной рублевой стоимости экспорта, какую использовал Трусевич, но привел сумму 50 095 рублей по стоимости русского и иноземного экспорта, включив 15 517 рублей в иноземный экспорт. Трусевич, по-видимому, прибавил статистику Чулкова по иноземному экспорту к сумме валового объема торговли. Следовательно, он дважды посчитал стоимость вывозимых за рубеж иноземных товаров. Статистику Трусевича, посвященную русскому и иноземному экспорту, а также валовому товарообороту на 1768 год, следует отвергнуть в пользу статистики Чулкова. Если эти ученые XIX века столкнулись с некоторыми трудностями при сопоставлении сведений из нескольких источников, то ученые XX века с таким заданием справились ненамного успешнее. М.И. Сладковский (Очерки экономических отношений СССР с Китаем. С. 64, 71, 76, 81) повторяет статистику Семивского, Самойлова и Корсака практически за весь XVIII век, но в традиции Корсака не объясняет несоответствие, обнаруженное у Семивского в сумме таможенных пошлин за 1762 год.
Как данная статистика, собранная Семивским, Корсаком и Трусевичем, соотносится с разрозненной и фрагментарной статистикой, приведенной в остальных источниках XVIII и XIX столетий? Питер Саймон Паллас (Путешествия. IV. С. 215) суммарный объем торговли за 1777 год оценил в 2 780 118 рублей. Тут он во многом соглашается со статистикой Н.В. Семивского. П.С. Паллас действительно включал в свои вычисления 11 215 рублей в виде ввезенного золота и серебра (мы эту сумму исключили в приведенной выше статистике), но даже если ее добавить, то остается совсем небольшая статистическая разница между данными Палласа и Семивского.
Роберт Монтгомери Мартин в своем труде «Китай: политический, коммерческий и социальный обзор» приводит статистику валового объема торговли за 1764 и 1765 годы, самым странным образом отличающуюся от данных, опубликованных Х.И. Трусевичем. За 1764 год статистика Р.М. Мартина в точности повторяет статистику Трусевича (хотя сумму собранных таможенных пошлин он вывел на 9230 рублей меньше). На следующий год Р.М. Мартин указал цифру 478 139 рублей общей стоимости торговли против 394 353 рублей у X. Трусевича. Основное различие приходится на статистику экспорта. Роберт Мартин отличился своей неточностью во многих деталях, и в нашем труде мы его не цитируем.
Бенедикт фон Герман, объединив показатели торговли в Кяхте и Цурухайтуе за 1775 год, оценил российский импорт в 1 429 937, а экспорт — в 1 295 610, то есть суммарный объем торговли у него составил 2 725 547 рублей. Считается, что статистику фон Германа для Кяхты следует согласовывать со статистикой Н.В. Семивского, разница последней между суммой Германа должна означать статистику торговли в Цурухайтуе (странный вывод). Как бы то ни было, результат получается несоразмерный — 81 137 рублей. Он не соответствует редким имеющимся цифрам, которые считаются показателями торговли в Цурухайтуе (см. таблицу 3, приведенную ниже). Цифры, данные фон Германом, значительно выше тех, что мы находим у Семивского. Герман никаких своих источников не раскрывает.
Прекрасный специалист в области компиляции данных Генрих Фредерик фон Сторч показал статистику экспорта и импорта за 1775 год плюс собранные с них пошлины: 1 429 936 рублей в виде импорта, 1 295 610 рублей в виде экспорта и пошлины на 463 390 рублей. Эти цифры в целом повторяют статистику Н.В. Семивского, но автор обращает внимание на пассивное сальдо торгового баланса, которое Семивский не замечает.
Притом что Х.И. Трусевич согласился с разрозненными данными за период времени до 1755 года, позаимствованными у А.В Семенова (Изучение исторических сведений. III. С. 199–200), он откровенно отверг его статистику для последующих лет. Семенов сгруппировал 1759–1761, 1775–1781 (за исключением 1778 и 1779) и 1802–1804 годы. Полученные им обобщенные данные разительно отличаются от данных из всех остальных источников. Их величина определяется одним только годом, а не несколькими годами. То есть за 1759–1761 годы он вывел цифру 1 642 602 рубля, тогда как у Семивского за один только 1759 год указана сумма 1 417 130 рублей. Может показаться, будто у Семенова получились суммы в виде некоего среднего арифметического числа, но даже при этом они не совпадают со статистикой Семивского. У Семивского средняя сумма за 1759–1761 годы составляет 1 262 156 рублей. Только за 1792 год Семенов все-таки указал сумму на один-единственный год, и приведенный им совокупный торговый оборот оказался на 30 с лишним процентов меньше, чем у Семивского. Семенов не приводит источники своей статистики. И нам придется отказаться от их исследования.
В заключение отметим официальный сборник статистики, составленный по указанию Н.П. Румянцева в начале XIX века (Министерство коммерции. Государственная торговля). Во вступительном комментарии говорится, что статистические данные, приведенные в сборнике, взяты из документов Министерства коммерции. Хотя статистика за 1802–1805 годы охватывает одновременно торговый оборот в Кяхте и Цурухайтуе, с допущением бартера на Аргуне (приблизительно 400—1000 рублей в год), она близко сходится с данными Н.В. Семивского за одним только исключением. Экспортные данные Н.П. Румянцева приближаются к статистике Семивского по вывозу одних только исконно русских товаров, а не всех товаров в целом. Из результатов исследования конкретных предметов экспорта, перечисленных Румянцевым, выходит так, что он на самом деле не включал в отчет иноземные товары. Мы не видим в нем обычные европейские ткани. Статистика Румянцева в обобщенном виде приведена ниже (в рублях):
Если исходить из того, что после 1780 года суммарная стоимость экспорта и импорта у Румянцева должна уравновешиваться в не меньшей мере, чем во всех остальных внешне надежных источниках, и что различие между его цифрами общего экспорта и импорта заключается в стоимости экспорта товаров иноземного происхождения, тогда данные Семивского и Румянцева по количеству иностранного экспорта в Китай на протяжении первых лет XIX столетия в целом совпадают, то есть оцениваются в 2 100 000—3 300 000 рублей в год.
Статистика Семивского с поправками Трусевича тогда выдерживает не только испытание на историческую обоснованность, но и сравнение с разрозненными примечаниями того дня и дня более позднего. В целом более надежная статистика Палласа и Румянцева близко совпадает со статистикой Семивского. Статистику небрежного Мартина, а также не посчитавших необходимым указать свои источники Германа и Семенова мы принимать в расчет не будем.
Таблица 2
Объем российско-китайской торговли в Кяхте за 1768–1772 гг., руб.
Примечание. Данные округлены до полного рубля. Позаимствовано у М.Д. Чулкова (Историческое описание. III. Кн. 2. С. 340–341). Статистика экспорта за 1770 год указана не точно, но исправить ее не представляется возможным.
Наилучшее решение может состоять в использовании обоих наших самых достоверных источников информации. Они, в свою очередь, явно основывались на одном источнике, но, к сожалению, тоже не проявили достаточной добросовестности, чтобы его указать. Проще всего было бы отвергнуть статистику Чулкова, чтобы сосредоточиться на данных, собранных Семивским, как это откровенно сделали Корсак, Трусевич и Самойлов. Такое решение представляется одинаково невозможным не только потому, что всю статистику экспорта и импорта у Семивского придется подвергнуть сомнению, а потому из мелкой головоломки в виде вопроса торгового баланса и платежей вырастает более важная побочная проблема.
В 1780 году из Коммерц-коллегии вышел приказ, согласно которому в будущем рублевую стоимость экспорта и импорта в кяхтинской торговле требовалось указывать в виде уравненной суммы, то есть стоимость экспорта должна равняться стоимости импорта. Результат такого распоряжения в статистике торговли бросается в глаза при первом взгляде на Таблицу 1. Лежащая на поверхности причина принятия такой меры заключается в обязательном равновесии экспорта и импорта, а также отражении данного равновесия в отчетах, так как, исходя из договорных определений и русских государственных установок, все торговые отношения требовалось сводить к меновой торговле. Предоставление кредитов в обе стороны от границы и деньги приграничных государств использовать запрещалось. Представители пограничной администрации обеих сторон осознанно мешали хождению благородных металлов при расчете участников торгов и предоставлению кредитов хотя бы после завершения торговой сессии.
Торговцы в Кяхте и Маймачене пользовались одновременно кредитом и благородными металлами, игнорируя при этом распоряжение 1780 года, невзирая на гонения по этому поводу, устраивавшиеся по обе стороны границы, как до, так и после упомянутого выше года. Уклонение от платы по долгам, чем отличались китайские торговцы на протяжении всего XVIII столетия, как мы уже увидели, служило источником напряженности в приграничной зоне.
Что же касается оборота благородных металлов между частными торговцами, то, по разрозненным сведениям, складывается такое впечатление, будто русским купцам все-таки перепадало китайское золото и серебро вопреки всем запретам из Пекина и грозным указаниям из Санкт-Петербурга. Константин Аполлонович Скальковский в своем труде под названием «Русская торговля в Тихом океане, экономическое исследование русской торговли и мореходства в Приморской области Восточной Сибири, Корее, Китае, Японии и Калифорнии», изданном в Санкт-Петербурге в 1883 году, отметил, что во второй половине XVIII века серебро в Сибирь поступило «в большом количестве где-то до 500 пудов». П.С.
Паллас зафиксировал за 1777 год ввоз в Сибирь золота и серебра на 11 215 рублей. Н.П. Румянцев в 1805 году среди прочих ввезенных товаров упомянул серебро в слитках на 44 рубля. При полном на то основании можно считать, что львиная доля данного металла предназначалась государству, однако кое-что совершенно определенно оставалось на руках у смышленых купцов. Упоминаний о вывозе русских благородных металлов китайцами нигде не встречается, но, если их на самом деле сбывали китайцам, в условиях государственного запрета на такую деятельность в официальных документах, составленных на основе отчетов таможни, о таких случаях никто упоминать бы не стал. Контрабандный вывоз благородных металлов из России представляется более выгодным делом, чем экспорт мехов, провизии и т. д.; русские ценные вещи совершенно определенно пользовались оживленным спросом, поэтому металлические деньги и благородные металлы в процессе нелегального обмена практически не требовались.
По отрывочным свидетельствам можно судить о том, что торговый баланс тогда склонялся в пользу России. Однако Х.И. Трусевич утверждал, будто из-за нараставшего в Санкт-Петербурге беспокойства по поводу неблагоприятного торгового баланса властям пришлось принять упомянутый выше приказ 1780 года. Статистика Н.В. Семивского (использованная Трусевичем) с таким утверждением явно не согласуется. В таблице 1 наглядно показано, что стоимость русских товаров, вывозившихся на протяжении предшествовавших появлению приказа 10 лет с 1768 по 1778 год, превышала стоимость ввезенных в Россию товаров только лишь за один год. И то на очень скромную сумму 13 807 рублей, притом что валовой товарооборот оценивался в 2 с лишним миллиона. Между тем в таблице, составленной М.Д. Чуйковым за 1769–1772 годы, выводится неблагоприятный для России торговый баланс. Если Х.И. Трусевич хотел отстоять свой аргумент и если он видел таблицу Чулкова (а нам следует исходить из того, что он ее видел, так как многократно ссылался на труд Чулкова), почему же он предпочел ссылаться на статистику Семивского, а не Чулкова? Очевидного ответа на такой закономерный вопрос у Трусевича мы не находим. Зато можем себе позволить то, на что Трусевич не решился: переставить местами всю статистику экспорта и импорта у Семивского за годы до 1780-го, но сохранить на прежнем месте его статистику за последующие годы. Тогда получим, что пассивный баланс во внешней торговле у России складывался на протяжении 1755–1760 и 1769–1778 годов (за исключением 1773 года), но единственное оправдание такой манипуляции статистики в виде доверия к данным у Чулкова выглядит весьма неубедительным.
Еще одно возможное обоснование для выпуска приказа 1780 года видится в желании руководства Коммерц-коллегии скрыть растущее количество товаров европейского происхождения в общем объеме русского экспорта. В своем сборнике за 1769–1772 годы Чулков приводит долю иноземных предметов торгового обмена в рублевой стоимости, составившую 30–43 процента от общей стоимости экспорта. Доля, бесспорно, выглядит значительной. Иноземная пушнина (особенно шкуры бобра, выдры, ондатры и лисицы из Северной Америки) и ткани на самом деле начинали проявляться в русско-китайской торговле в последней четверти XVIII века, как мы в этом убедились в последней главе. Существовал ли активный торговый баланс в пользу России или нет, сказать сложно, однако платежный баланс выглядел неустойчивым по сравнению со стоимостью иноземных предметов в этой торговле. Следовательно, напрашивается вывод, что с учетом объема сбыта иноземной пушнины и тканей стоимость валового русского экспорта поддерживалась на уровне соразмерном со стоимостью импорта. С наступлением нового столетия важность иноземных товаров тут же становится очевидной из представленной Н.П. Румянцевым статистики (таблица 2); на протяжении пяти лет с 1801 по 1805 год иноземные товары в стоимостном выражении обгоняли исконно русский экспорт ежегодно на 360–990 тысяч рублей. И окончательный обзор статистики таможенных пошлин, собиравшихся на протяжении второй половины того века, доходчиво убеждает нас в повышающейся важности европейских товаров. В результате сравнения данных по таможенным доходам с валовым объемом торговли обнаруживается их непропорциональный рост относительно объема торговли на протяжении последних двух десятков лет XVIII столетия. В значительной степени обосновать такую диспропорцию можно новым тарифом 1761 года, так как иноземные товары разрешалось доставлять китайцам без внесения дополнительных платежей в Кяхте, ведь пошлины уже взимались с них при ввозе на европейскую территорию России. После всего обнаруженного остается один только вопрос: почему санкт-петербургской бюрократии потребовалось скрывать крупные объемы европейских товаров, переправлявшихся транзитом в Китай? Разумного ответа на такой вопрос мы пока не знаем.
Еще одно объяснение причины появления все того же загадочного приказа может заключаться в желании руководства Коммерц-коллегии максимально увеличить показатель таможенных денежных поступлений. Если исходить из предположения о том, что русско-китайская торговля на самом деле представляла собой по большому счету товарный обмен, что любая передача металлических денег или слитков драгоценных металлов (особенно из России в Китай) обозначалась неким кодом, нам неизвестным, и что активным использованием кредита по окончании сезонной торговой сессии можно пренебречь, то пограничную торговлю вполне уравновешивает обмен не подлежащими поборам предметами, такими как, например, лошади, коровы и провизия из Сибири или многочисленные изделия местного изготовления из Монголии. При таком раскладе появляются все основания считать, будто на самом деле торговля действительно постоянно находилась в равновесии или близком к этому состоянии. Истинное предназначение того приказа, следовательно, могло состоять в попытке налогообложения всех предметов товарного обмена, в том числе освобожденных от пошлин до 1780 года. В результате этого ожидалось увеличение, пусть даже небольшое, валовых таможенных денежных поступлений. Такой выглядит гипотеза, подкрепить или опровергнуть которую с привлечением имеющихся в нашем распоряжении документальных источников невозможно. Тем не менее особого внимания заслуживает предположение, что русско-китайская торговля осуществлялась, как правило, в форме товарного обмена и уравновешивалась в силу практических соображений. Если же слишком много внимания уделить отсутствию денежного торгового баланса по итогам того или иного года, тем более на протяжении ряда лет до 1780 года, то суть дела сведется к тому, что фактическая разница между экспортом и импортом в рублевом выражении постоянно выглядит статистически очень маленькой величиной. Притом что временами создается впечатление об оттоке серебра из Китая, никакой рациональной закономерности данного процесса вывести не получается. Требования положений договора, российские государственные указы, а также свидетельства российских и иностранных посетителей границы сходятся на исключительно меновом характере деловых отношений в Кяхте и Маймачене.
Тайна обратной торговой статистики остается неразгаданной, по крайней мере до тех пор, пока в местных сибирских архивах не обнаружатся все еще скрываемые факты. Если бы ситуация не осложнялась соображениями торгового баланса и баланса платежей, а также поступлением золота и серебра, со статистикой Семивского можно было смириться после добавления данных Чулкова, однако пассивный баланс в торговле у Чулкова не полностью согласуется с остальными документальными эпизодами. Н.П. Румянцев заметил в разговоре о коммерческой статистике России, составленной до 1802 года, что действия и отчеты Коммерц-коллегии «окутаны своего рода таинственным плащом», из чего данные выглядят всего лишь мелким и далеким от сути примером.
Суммарный объем российской торговли через Кяхту теперь можно примерно представить, не беспокоясь больше о загадках Семивского — Чулкова. Из таблиц 1 и 2 прекрасно видно, что суммарный объем торговли логически распадается на четыре периода с промежутками, обозначающими периоды приостановки торгов (1764–1768, 1778–1780 и 1785–1792). Наращивание экспорта и импорта между 1755 и 1765 годами выглядит медленным и незначительным. Дальше, как наглядно показано в главе 8, в 1766 году в результате навязанной приостановки торговли они резко пошли на спад и снизились практически до нуля. Если взглянуть на период до 1762 года как на время относительно беспрепятственной торговли, то получится, что средний годовой оборот составлял тогда 1 миллион 032 тысячи рублей, или 7–8 процентов от валового оборота внешней торговли России за тот период. Обратите внимание на то, что кяхтинская торговля приносила в казну практически такую же долю таможенных доходов, как и общая внешняя торговля России, то есть чуть меньше 8 процентов.
После того как в 1768 году снова открыли российско-китайскую границу, товарообмен взлетел на невиданную прежде высоту. По всей вероятности, свою роль сыграли два фактора: сохранение подавляющего большинства механизмов торговли в условиях скрытых перевозок товаров через закрытую границу и накопление запасов товаров, готовых к продаже по обе ее стороны. В 1770 году валовой товарооборот на 85 процентов превысил прежний максимальный свой уровень, достигнутый в 1759 году, и составил больше 2,5 миллиона рублей. Как только складские запасы товаров иссякли, однако, общий объем товарообмена в 1772 году упал до без малого 2 миллионов рублей, а затем возобновился подъем его уровня более медленными темпами до очередного пика, в 1776 году превысившего 3 миллиона рублей. Споры на границе на протяжении последующих двух лет и логичная в тот момент приостановка торговли с китайцами в 1778 году послужили причинами делового спада после такого удачного года, пока между 1778 и 1780 годами официальные обмены товарами не опустились до нуля.
И вот снова вслед за восстановлением регулярной торговли в 1780 году валовой ее объем опять же подскочил до невиданного уровня, превысив 7,5 миллиона рублей по итогам следующего полного года торгов. Высокий уровень деловой активности сохранялся в 1782 году. Начало 1780-х годов отмечено оживленной торговлей, объем которой в два с половиной раза превышал максимальные ее показатели до приостановки торгов. Частные причины здесь остались прежними, то есть те же факторы обеспечили рывок деловой активности в конце 1770-х годов после прежней приостановки торгов: накопление складских запасов товаров в ожидании момента для обмена и, по всей вероятности, процветающая контрабандная торговля. Но следует напомнить о том, что внешняя торговля России росла поступательно и стремительно по всем направлениям практически на всем протяжении периода правления Екатерины Великой. То было время относительной зрелости, освобождения от бюрократических махинаций и поощрения со стороны государственного аппарата крупных частных торговцев России. Рост общей европейской торговли России, например, между 1776 и 1781 годами (наиболее благополучные годы для кяхтинской торговли) составил практически одну треть. И за эти три десятилетия, то есть в 1762–1792 годах, объем торговли русскими товарами на западном направлении в рублевом исчислении увеличился в три с половиной раза. Другими словами, ежегодный рост составил без малого 12 процентов!
За несколько лет до 1785 года определилась тенденция устойчивого упадка кяхтинской торговли. Тем не менее средний годовой оборот торгов на протяжении шести лет с 1780 по 1785 год составлял 5 миллионов 654 тысячи рублей, то есть практически в 4,5 раза превышал средний показатель по кяхтинской торговле за период 1755–1761 годов и без малого в два раза превышал его за 1769–1778 годы.
После того как губернатор Ларион Тимофеевич Нагель и наместник китайского императора Сунъюнь в 1792 году подписали соглашение о восстановлении пограничной торговли, объем торговли не поднялся до нового рекордного уровня, как это происходило после предыдущих продолжительных ее приостановок. На этот раз контрабанду, как видно, удалось гораздо более надежно подавить, а русские купцы с китайскими торговцами одновременно увезли свои товары от границы и сбыли их где-то еще, например в Цурухайтуе. Несмотря на несколько где-то замедленное начало, валовой товарооборот в 1793 году достиг уровня, превысившего 7 миллионов рублей. Затем он снизился в среднем до 5 миллионов 970 тысяч рублей в год между 1792 и 1800 годами (на умеренные 5,5 процента превышавшие средний показатель 1780–1785 годов). Все-таки такой показатель среднего годового оборота на 300 с лишним тысяч превышал показатель 1780–1785 годов и на 4 миллиона 300 тысяч с небольшим рублей — показатель 1755–1761 годов. К 1800 году валовой объем торгов превысил 8 миллионов рублей, и с наступлением нового столетия оставался на рубеже даже выше максимального показателя 1781 года.
Российская торговля с Китаем в районе Кяхта — Маймачен развивалась бурно и устойчиво на протяжении 45 лет XVIII столетия, и на этот счет до нас дошла надежная торговая статистика. Причем следует помнить о том, что на протяжении 15 лет в упомянутом периоде либо действовал полный запрет на торговлю, либо торговая деятельность затруднялась из-за неблагоприятных условий, складывавшихся в приграничной полосе. Б.Г. Курц согласился с громадным абсолютным приростом в объеме торговли, но возразил в том плане, что его не стоит называть значительным, если учесть тогдашнее увеличение народонаселения на территории одновременно России и Китая. В чем-то он конечно же прав, однако его аргумент не имеет ни малейшего отношения к состоянию торговли в XVIII веке. Львиная доля товаров, преодолевавших границу в обоих направлениях, предназначалась для состоятельных покупателей, а не для широкого сбыта среди простого населения в целом как в России, так и в Китае. Б.Г. Курц к тому же упустил из виду роль китайской торговли в развитии общей системы хозяйствования в Восточной Сибири, которая, как мы уже убедились, представляется значительной во многих отношениях.