Глава 26 Сессия ВАСХНиЛ, август 1948 года

На фоне подготовки «ленинградского дела» и подготовки к разгрому ЕАК после убийства Михоэлса было завершено уничтожение генетики. Это было сделано 31 июля — 7 августа 1948 г. на сессии ВАСХНИЛ = Всесоюзной Академии Сельскохозяйственных Наук имени Ленина. Доклад Лысенко на этой сессии был одобрен Сталиным.

Это такая многомерная тема! Ее никак не уложить в один текст. Об этом много написано [1-11]. Теме этой посвящены в разной степени отдельные очерки в этой книге: о Н. И. Вавилове, о Н. К. Кольцове, о Р. Б. Хесине, о Н. В. Тимофееве-Ресовском, о И. А Рапопорте и о В. П. Эфроимсоне, о А. Р. Жебраке, о Д. А. Сабинине. Подробно и документировано обо всем этом рассказано в книге В. Н. Сойфера «Власть и наука» [2]. События предшествовавшие и последовавшие после заседаний Сессии документально рассмотрены В. Д. Есаковым [11].

Чтобы при этом написать обобщающий все это очерк, нужен стиль скандинавской саги, или русской былины. А еще подходит традиция акынов — сидит на коврике, скрестив ноги, старик, в халате и в тюбетейке, с редкой бородой, прикрыв узкие глаза, однообразно двумя аккордами равномерно звучит его трехструнная «домра». А сам он монотонно и негромко поет о делах прошедших дней. И много часов поет. И повесть его бесконечна. Повесть о богатырях, о героях, о злодеях. Поет о прекрасных пастбищах, где паслись богатырские кони и стада овец, о набегах жестоких врагов и о тысячах угоняемых в плен беззащитных женщин и детей. Поет о наводнениях и ураганах и о том, что были тогда прекрасны снежные горы и сияло ярко солнце на синем небе. Поет, но неподвижно его лицо, монотонно его пение и нет в этом пении страстей, а только сообщения: так оно было. Неподвижны лица слушателей. Кипят в сердцах страсти. Но лица неподвижны. Выучивают наизусть повесть акына внуки. Станет один из них через много лет акыном…

В 1948 г. Лысенко пожаловался Сталину, что его, народного академика, притесняют сторонники буржуазной, антисоветской, антинародной, реакционной генетики — менделизма-вейсманизма-морганизма. (Менделизма — так как основоположник генетики Г. Мендель, вейсманизма — так как идея хромосомной наследственности идет от Августа Вейсмана, морганизма — так как современная генетика основана на работах Томаса Гента Моргана и его школы.) Правда, Мендель, Вейсман, Морган — покойники. Но их последователи еще нет. И потому они опасны для советской власти. Нужно отменить буржуазную генетику и заменить ее мичуринским учением.

Иван Мичурин — садовод, опытник. К наукам отношения не имел. Был некоторым аналогом американского Бербанка. Был убевден, что посредством прививок плодовых растений — т. е., сращивая со стволом и корнями одного дерева ветви другого, получает новые наследуемые признаки. Пытался он получить наследуемые признаки и посредством создания особых условий выращивания родительских растений. Но никакого успеха в наследовании признаков, приобретенных родителями, таким образом, естественно, не достиг. Никакого отношения И. В. Мичурин к мичуринскому учению не имел. Он умер раньше, чем Лысенко и Презент сообщили о существовании «мичуринской биологии» и никакой ответственности за все последующие безобразия и преступления, совершаемые под его именем, Мичурин не несет.

«Нашел» Мичурина на самом деле Н. И. Вавилов. И очень поддержал его деятельность садовода-опытника. И Мичурин с большим уважением относился к Н. И. Вавилову.

Непосредственно руководил разгромом генетики Сталин. Он прочел текст доклада, подготовленного для Лысенко Презентом и другими злодеями, и сделал несколько гениальных и мудрых исправлений и замечаний [2].

Сессия ВАСХНИЛ открылась неожиданно для всех 31 июля 1948 г. докладом Лысенко «О положении в биологической науке» [1].

В докладе было сказано, что менделизм-вейсманизм-морганизм чужд советскому народу, стороннику творческого прогрессивного мичуринского учения. Что менделисты-вейсманисты-морганисты по сути своей антинародны и наносят вред стране своей деятельностью в научных учреждениях и в учебных заведениях. И вредны они и тем, что вместо того, чтобы изучать законы генетики на хозяйственно важных животных, например, на коровах, — проводят свои исследования на совершенно никому не нужной мушке дрозофиле. Менделисты-морганисты-вейсманисты идеалистически и антидиалектически полагают, что за наследственность ответственны какие-то гены, которых никто и не видел. А также они полагают, что гены расположены в каких-то хромосомах, которых может быть и нет вовсе, а если они и есть, то их функции — это участие в обмене веществ. А поскольку они при этом утверждают, что хромосомы находятся в ядре, то и вовсе их вывод об особой роли ядерной наследственности реакционен, так как свойство наследственности принадлежит всем компонентам живого организма.

Те немногие генетики, кто узнал и смог попасть на сессию, пытались в нормальном научном стиле объяснить суть дела. Но эти объяснения только возбуждали невежественных и злонамеренных «мичуринцев».

А тут акыну принесли чай и у меня есть время для замечаний. Там столько всего сконцентрировалось — на той сессии. Там столько разных людей выступило, что читателю перечислять их бесполезно. Имен на самом деле многие десятки. В театре теней прошлого все они — «действующие лица». Как быть? Выбрать главных злодеев и главных героев… попробую убедить в этом акына.

Для борьбы нужно назвать врагов. Нет на свете Вавилова и Кольцова. В июне 1948 г. умер заведующий кафедрой Генетики Московского Университета А. С. Се-ребровский. В качестве главных врагов выбрали вовсе не генетика — морфолога, теоретика эволюциониста, академика И. И. Шмальгаузена, генетиков Н. П. Дубинина и А. Р. Жебрака.

И. И. Шмальгаузен — тихий интеллигентный человек — совсем не был пригоден для «борьбы». Он был всем своим обликом «академик». Он не мог вести дискуссии с безграмотными и нечестными лысенковцами. Когда началась сессия, он был болен. Лишь 6 августа, еще больной, он прибыл на сессию и взял слово. Речь его, как и на дискуссии в 1947 г. (см. очерк «Р. Б. Хесин»), была в свойственном ему стиле. Она была рассчитана на склонных понимать научные доводы. Он объяснил, что вовсе не является генетиком, а в своих эволюционных концепциях лишь опирается на достижения генетики. Обвинения в том, что он в своей (замечательной!) книге «Факторы эволюции» не упоминает имен Мичурина и Лысенко он объяснил тем, что тема этой книги не требовала этих ссылок.

А. Р. Жебрак, по всем «классовым» критериям, должен был бы высоко цениться партийным руководством. Его подпись от имени Республики Белоруссии стоит под документом, учреждавшим Организацию Объединенных Наций. Он был истинно талантлив и высокообразован. В начале 30-х он провел около двух лет в командировке в США в лаборатории Моргана и был одним из наиболее компетентных генетиков в СССР.

Сразу после войны, когда дружба с союзниками казалась прочной, Жебрак опубликовал в 1945 г. в журнале Science статью об успехах советской генетики. В этой статье он лишь кратко упомянул, что вот есть еще и направление, возглавляемое Лысенко, отрицающее современные научные концепции. На него бросилась вся свора. Его обвинили в непатриотичности и пр. и пр. И устроили над ним «Суд чести», по примеру суда на Роскиным и Клюевой.

В своем выступлении на сессии Антон Романович с большим достоинством объяснял собравшимся смысл и результаты своих исследований по полиплоидии сельскохозяйственно важных растений. Его пытался прерывать Лысенко. Но по существу ему возразить никто не мог.

В расцвете сил и знаний был чл. — корр. АН СССР Н. П. Дубинин. Он вполне мог бы сразиться с врагами генетики. Но Дубинин на сессии не был.

Зато он был очень удачным объектом для нападения. Надо было все же иметь «ухо», когда пишешь статью, в которой рассматривается изменение в генетике мух-дрозофил под влиянием тяжелых условий жизни во время войны, в занятом немцами Воронеже. Разрушенный войной город, сожженные дома, множество погибших людей, человеческие трагедии. А тут — как это все отразилось на мухах… Множество выступавших на сессии использовали эту презентовскую живопись, чтобы обвинить менделистов-морганистов в непатриотичности.

Нет, не нужно было с этой «мичуринской» публикой говорить на нормальном научном языке. Им все равно непонятен академический стиль. Они же кричат о генетиках «врагах народа». Тут был нужен пламенный оратор, который мог бы подавить их темпераментом и такой же апелляцией к народному сознанию.

Знаете ли вы, высокочтимый читатель, происхождение понятия «провокация»? Когда в древнем Риме Сенат судил человека — суд происходил на Форуме. Человек стоял лицом к судьям — сенаторам и спиной к заполнявшему Форум народу. И если видел обвиняемый, что дело дошло до крайней точки, что Сенат выносит несправедливый приговор, он пользовался правом провокации, т. е. правом непосредственного обращения к народу. Он поворачивался лицом к народу и кричал: «Римский народ! Сенат несправедливо обвиняет меня…» И народ криками высказывал свое мнение и был сильнее сената. И с тех пор все правители боятся «провокаторов» — тех, кто может непосредственно обратиться к народу. И правильно боятся.

На сессии ВАСХНИЛ (и на других «сессиях») были необходимы провокаторы-герои.

Таким героем стал Иосиф Абрамович Рапопорт. Он узнал о сессии случайно. Она шла уже третий день. Туда пускали только по специальным пропускам. Он — военный разведчик, человек бесстрашный — прошел в зал и сразу мгновенно ориентируясь, попросил слово. Это было очень важно — четко и резко объяснить значение классической генетики. Рапопорт своим выступлением спас честь российской науки. Но это все же не было настоящей, столь необходимой провокацией.

К народу обратиться бы не дали. Не настолько наивны были большевики. Стенограмму выступлений на сессии ВАСХНИЛ уже в августе выпустили в свет тиражом 200 000 экземпляров [1]. Но была она тщательно проверена цензурой и все «провокационные» сюжеты были из нее изъяты. Нам, народу, достались рассказы — легенды очевидцев и их знакомых.

Я услышал о И. А. Рапопорте в 1948 г. В университетском общежитии на Стромынке с сильными эмоциями обсуждали недавно прошедшую сессию ВАСХНИЛ.

Героем рассказов-легенд был Рапопорт — он бесстрашно и даже свирепо бросился защищать генетику от мракобесия. Мы наслаждались сценой, когда (по легенде) Рапопорт бросился на трибуну и схватил отвратительного Презента за горло…

Исай Израйлевич Презент — главный идеолог безграмотного Лысенко. Презент — человек блестящий. Как красиво и пламенно он говорит. Как резко и, соответственно стилю собрания, как грубо и демагогично его выступление. (Читатель помнит значение греческого слова «демагогия»? «Демагог» — водитель народа!) Как он беспардонен и мелок!

Как он был, упоенный собой, неосторожен. Он повторил часть текста, вставленного им ранее в доклад Лысенко. Он сказал, «когда мы, когда вся страна проливала кровь на фронтах Великой Отечественной Войны, эти муховоды…”. Договорить он не сумел. Как тигр из первого ряда бросился к трибуне Рапопорт — бесстрашный разведчик, он знал, что такое „брать языка“. Презент на войне не был — он был слишком ценным, чтобы воевать — там же могут и убить… Рапопорт был, как сказано, всю войну на фронте. С черной повязкой на выбитом пулей глазу он был страшен. Рапопорт схватил Презента за горло и сжимая это горло спросил свирепо: „Это ты, сволочь, проливал кровь?..“> Ответить почти задушенный Презент не мог.

Ах, какая прекрасная картина, для нас, студентов тех лет. Как утешала она нас в долгих дискуссиях вечерами в нашем общежитии. Как приятно было представлять, что после того как Презента освободили от свирепого Рапопорта, смуглый, черноволосый, подвижный, с черной повязкой на глазу Иосиф Абрамович уселся снова в первом ряду и своим единственным глазом сверлил новых ораторов. И новые ораторы были осторожнее в своих высказываниях.

Он был бесстрашным разведчиком. И в таком качестве был он и в науке. Он — среди первых открывателей химического мутагенеза. Рапопорт настолько был на виду у всего мира — его не посмели арестовать, но, естественно, выгнали с работы.

Совсем в другом стиле был другой герой — маститый академик — экономист Василий Сергеевич Немчинов. Мне неизвестно, какой экономической наукой в те годы он заслужил высокое звание академика по экономике сельского хозяйства. Но он был ректором главного сельскохозяйственного вуза страны — Тимирязевской Сельскохозяйственной Академии. Он защищал и ранее классическую генетику и заведующего кафедрой Генетики А. Р. Жебрака.

Вся свора лысенковцев рычала и кидалась на него. Возглавлял свору Презент. Беспардонны и оскорбительны были обращаемые к нему реплики. Он держался как настоящий патриций. Он сказал им в ответ замечательные слова: «Хромосомная теория наследственности вошла в золотой фонд человечества.» Взвыли в ответ шакалы и гиены. Он спас честь российской интеллигенции своей позицией и бесстрашием.

Юные мичуринцы

Самое унизительное было на последнем, десятом заседании сессии.

Накануне вечером раздались телефонные звонки в квартирах некоторых «менделистов-морганистов» — членов партии. Им звонили из «инстанций». И три человека — выдающийся ботаник из школы Н. И. Вавилова — профессор П. М. Жуковский, генетик, доцент Московского Университета С. И. Алиханян и профессор И. М. Поляков выступили с заявлениями об изменении своих взглядов и «переходе в ряды мичуринцев».

На этом заседании в своем заключительном слове Лысенко сказал, что его доклад одобрен Сталиным. «Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают».

А затем, как полагалось, было принято приветственное письмо товарищу И. В. Сталину. Я приведу из этого письма отдельные абзацы — в них дух того времени.

Дорогой Иосиф Виссарионович!

…каждый день и каждый час ученые и практические работники сельского хозяйства ощущают всестороннюю заботу Коммунистической партии и Советского государства о сельскохозяйственной науке и Ваше личное постоянное участие в деле ее дальнейшего развития и расцвета.

Вам, великому творцу коммунизма, обязана отечественная наука тем, что своими гениальными трудами Вы обогатили и возвысили ее перед всем миром, оберегаете ее от опасности отрыва от запросов народа, помогаете ей одерживать победы над реакционными. враждебными народу учениями, заботитесь о непрерывном росте деятелей науки.

Продолжая дело В. И. Ленина, Вы спасли для передовой материалистической биологии учение великого преобразователя природы И. В. Мичурина, подняли мичуринское направление в биологии перед лицом всей науки, как единственно правильное, прогрессивное направление во всех отраслях биологической науки. Тем самым еще более укрепились естественнонаучные основы марксистско-ленинского мировоззрения, всепобеждающая сила которого подтверждена всем опытом истории.

…Мичуринское учение — новый высший этап в развитии материалистической биологии. Мичуринская биологическая наука будет и впредь творчески развивать дарвинизм, неуклонно и решительно разоблачать реакционно-идеалистическую, вейсманистско-морганистскую схоластику, оторванную от практики, бороться против недостойного для советского ученого раболепия перед буржуазной наукой, освобождать исследователей от пережитков идеалистических, метафизических идей…

Слава великому Сталину, вождю народа и корифею передовой науки! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают).

А через несколько дней в «Правде» — главной газете страны — было опубликовано письмо А. Р. Жебрака: «…я, как член партии, не считаю для себя возможным оставаться на тех позициях, которые признаны ошибочными Центральным Комитетом нашей партии» ([2] стр 417).

Что-то я больше не могу писать об этом. Читайте книгу Сойфера — там все подробно и документально изложено [2].

Мне же осталось сказать немного.

Их всех уволили — выгнали с работы после сессии. Рапопорт пошел рабочим-коллектором в геологические экспедиции, академик Шмальгаузен долгие годы работал дома, на даче, где писал книги. Выгнали всех преподавателей генетики из всех университетов. Стало опасно даже произносить слова «ген», «хромосома», упоминать без ругательств великие имена Менделя, Моргана, Вейсмана.

Но арестовали непосредственно за борьбу против Лысенко одного — Владимира Павловича Эфроимсона (см. очерк о нем).

Нам, молодым, казалось тогда, что эта дикость не может продолжаться долго. Что скоро — ну, через год — и все это кончится. Правители поймут, что имеют дело с невежественными шарлатанами… Но прошло 16 лет. Только в 1964 г. после падения Хрущева был разоблачен Лысенко. Но еще много лет не могла подняться на ноги поверженная наука (см. очерк о Пущинском научном центре).

После сессии ВАСХНИЛ в стране началась вакханалия невежества и обскурантизма. Тон задавал Лысенко. Он открыл, что виды превращаются один из другого скачком. Из пшеницы «скачком» возникает рожь. Из овса — сорняк овсюг. Из граба вырастает лещина. А кукушки «скачком» возникают то из яиц пеночек, то из яиц дроздов, то из яиц мухоловок. И ученые собрания слушали этот бред. Мало кто осмеливался возражать.

* * *

Только ли злодейство было причиной описанных событий. Не только. Одной из причин было непонимание того, как может на основе случайных, ненаправленных мутаций осуществляться закономерная эволюция. Это было непонимание роли Естественного отбора и, в сущности, непонимание главной мысли Дарвина.

В традициях пропаганды того времени Лысенко сформулировал в своем докладе емкие лозунги. Два главных: «Наука — враг случайностей» и «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — наша задача».

Эти лозунги были написаны на красных кумачовых полотнах и вывешены в аудиториях университетов и научных учреждений.

В отравленной атмосфере гибели научной мысли стали появляться чудовища. (Офорты Гойи «Сон разума порождает чудовищ».) Безграмотная 80-летняя старуха Ольга Борисовна Лепешинская заявила, с одобрения Сталина, что ею давно открыто образование клеток из бесформенного «живого вещества». Что Р. Вирхов — реакционный буржуазный ученый и что «вирховианство» аналогично менделизму-морганизму. Лепешинская знала, что самое главное в жизни и в науке — классовая борьба. Это вполне нравилось тирану. Более 70-ти профессоров, протестовавших против этого бреда, были изгнаны из научных учреждений и университетов. Ее дочь — тоже Ольга (Пантелеймоновна) Лепешинская и зять Крюков публиковали в самых престижных научных журналах бред о превращении клеток в кристаллы и кристаллов в клетки.

А вскоре некто Бошьян опубликовал книгу «О происхождении вирусов и микробов». Он сообщил в ней, что вирусы превращаются в бактерий, а бактерии и низшие грибы могут превращаться в… антибиотики. Из пенициллина образуется Пенициллум — плесневый гриб.

Нет, тогда Земля не разверзлась. На заседаниях ученых советов компетентные профессора и маститые академики обсуждали проблемы «живого вещества» Лепешинской.

Несчастная страна! Мы — студенты, как и положено в легкомысленном веселом состоянии третьекурсников — пошли к заведующему кафедрой микробиологии профессору (академику) В. Н. Шапошникову с книгой Бошьяна. Мы предвкушали удовольствие.

«А, очень интересно, — сказал Владимир Николаевич. — Очень интересно. Не могли бы вы оставить мне эту книгу — я познакомлюсь с ней».

Мы пришли через неделю. «Простите, пожалуйста, сказал нам Владимир Николаевич, не могли бы вы дать мне эту книгу, мне надо бы прочесть ее».

Когда он получил от нас третий экземпляр книги, пообещав в ближайшее время высказать свое мнение, мы отстали. Спектакль не состоялся.

Наш любимый Биологический факультет Московского Университета был разгромлен. Вместо нашего декана С. Д. Юдинцева деканом был назначен отвратительный И. Презент.

Он был низкого роста и смущен этим. Для компенсации — он хотел нравиться красавицам! (и на этом погорел впоследствии) — носил обувь с очень высокими каблуками и даже в помещении не снимал высокой зеленой шляпы-цилиндра. Он читал лекции по мичуринской биологии — их посещение было обязательно для всех преподавателей и профессоров и для всех студентов. Он читал лекции не без экстаза, с риторическими фигурами и художественными фиоритурами (см. очерк о Р. Б. Хесине).

Кафедрой Эволюционной теории (дарвинизма) стал вместо классика академика Шмальгаузена заведовать Ф. А. Дворянкин.

После увольнения всех основных сотрудников кафедры Генетики ее «возглавил» сотрудник Мордовской селекционной станции странный человек Ной Ильич Фейгинсон.

Лекции по физиологии растений с точки зрения мичуринского учения с большим пафосом и ораторством читала немолодая, но полная энтузиазма Фаина Михайловна Куперман. А кафедру Физиологии растений после героического ухода нашего любимого профессора Д. А. Сабинина занял крайне несимпатичный (уже одним этим поступком) Б. А. Рубин.

Жизнь делала нам небольшие подарки. В Большой Зоологической аудитории, над трибуной лектора, был наскоро прибит лозунг «Наука — враг случайностей». Ф. Куперман, театрально модулируя голос, переходя от речитатива к громким восклицаниям, наконец, как ей показалось, «овладела аудиторией». Все затихли. Даже онемели. Мы зачарованно наблюдали, как красный кумачовый лозунг, натянутый на тяжелую деревянную раму, оторвался от стены и медленно раскачивается в такт восклицаниям лектора, начиная падение. По сложной аэродинамической траектории падающий лозунг пролетел, не задев Ф. Куперман. Раздались разочарованные возгласы, А затем шум в аудитории возобновился и не прекращался до конца лекции.

Наш курс — сессия ВАСХНИЛ прошла летом между нашим вторым и третьем курсами — наш курс еще успел получить некоторый иммунитет против всей этой лжи. Следующие курсы уже были во власти этой публики. Следующим студентам не у кого было учиться.

Прошло много лет. Прошла целая жизнь. И стольких уже нет. И мы, студенты тех лет уже подошли к краю — еще немного повернется валик и сбросит нас туда, куда упали предыдущие поколения.

В 1995 г. умер Владимир Яковлевич Александров. Автор упомянутой выше книги об истории нашей биологии [4]. Он в те годы был героем. Восстал против Лепешинской. Не принял мичуринской биологии. Был изгнан отовсюду и как истинный биолог и как еврей. Он был прекрасным рассказчиком с неиссякаемым запасом анекдотов и историй.

Я перескажу в заключение этой части моих очерков один его рассказ. Рассказ этот полон символов и мог бы войти в новый Декамерон.

Изгнание Презента

(Рассказ В. Я. Александрова)

Это было в конце 60-х. В. Я. из года в год вместе с другом, академиком физиком Г. Н. Флеровым летом отправлялись вдвоем в путешествия в возможно более живописные и малонаселенные места. Они «деятельно отдыхали» — собирали грибы, ловили рыбу, но более всего — снимали цветные диапозитивы, чтобы, рассортировав их в больших коробках, зимой рассматривать их и наслаждаться.

В тот год они забрались на край света — на самый, самый Восток — на Командорские острова. Тогда на Большом командорском острове (острове Беринга) была туристическая база и туристы могли приезжать на берег Тихого океана к лежбищу котиков.

В. Я. и Г. Н. поселились в домике зоологов-наблюдателй у самого большого лежбища котиков. От дома на берег — покрытый камнями, отшлифованными волнами Тихого океана, пляж — был проложен длинный почти 1000 метровый дощатый коридор-туннель. По этому странному коридору наблюдатели могли доходить до скопления котиков и наблюдать их личную жизнь сквозь щели в дощатых стенах.

Грозные звуки волнами проходят по лежбищу. Могучие «коты» — главы гаремов, ревут, охраняя своих жен. Их изящные красавицы-рабыни легкомысленны и в любой момент могут перебежать к другому владыке. Тогда возникают кровавые битвы. Рев, рычание котиков, крики чаек, шум прибоя, блеск и сверкание волн — подолгу можно смотреть из темного укрытия на все это. Безмятежная жизнь В. Я. вдруг резко нарушилась. Он был дома и разбирал собранные в тундре белые грибы. В окно он увидел, что из поселка прибыла очередная группа туристов. Молодые люди окружали невысокого пожилого человека, с восхищением слушая его рассказы. Этот человек явно был душой этого общества. Это был Презент.

Примечания

В. Я. почувствовал, как у него повышается давление и начинается стеноз коронарных сосудов. Пришел безмятежный Г. Н. Он не мог понять столь сильных чувств. Отдых для В. Я. был отравлен. Два дня он не выходил из дома. Утром он увидел, как Презент пошел по коридору смотреть котиков. В. Я. двинулся за ним. В темном коридоре в лучах проходящего сквозь щели солнца сверкали пылинки, гулко отдавались грузные шаги В. Я. по дощатому настилу. Презента не было видно. Он ушел далеко вперед.

363

В самом конце, где коридор кончается тупиком, приник к щели, наблюдая за жизнью котиков, маленький съеженный человек. Услышав грозные шаги, он обернулся. Он не мог разглядеть, кто стоит над ним. «Встаньте!» сказал ему В. Я. «Как вы смеете быть в одном месте со мной!?» «Вы виновник несчастий нашей науки и многих людей, негодяй! Убирайтесь отсюда!». Перепуганный Презент быстро-быстро забормотал. «Нет, нет, мы не убивали Вавилова!» (Пусть обратят внимание на эти слова проницательные читатели — В. Я. не называл имя Вавилова!)

Большой и решительный В. Я. и жалкий перепуганный Презент. А сквозь стены ревут котики. И путь к бегству по узкому коридору загорожен нависшим над ним В. Я. Чем бы кончилось это? Постепенно В. Я. стал понимать, что положение «тупиковое» — не будет же он убивать мерзавца — и он слегка посторонился. Презент шмыгнул у него под рукой, убыстряя шаги, застучал ботинками по дощатому полу и в далеком, освещенном дневным солнцем выходе из туннеля мелькнул черной тенью и исчез. Больше В. Я. его не видел. Презент уехал в Поселок и с ближайшим пароходом переправился на материк. Говорили потом, но кто знает правда ли, что потрясенный Презент осенью того же года ушел из дома, примкнул к цыганскому табору и вскоре умер там от инфаркта.

Правда ли? Кто знает? Но пусть не говорят, что Шекспир слишком прямолинеен для нашего утонченного времени!

Победа Лысенко в 1948 г., запрет истинной науки на протяжении многих лет, прекращение преподавания современной биологии в школах и вузах нанесли чрезвычайный ущерб нашей стране. Ущерб, не преодоленный до настоящего времени.

Примечания

1. О положении в биологической науке. Стенографический отчет о сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. 31 июля — 7 августа 1948 г. М.: ОГИЗ-Сельхозгиз, 1948.

2. Сойфер В. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. М.: Лазурь, 1993.

3. Медведев Ж. Взлет и падение Лысенко. История биологической дискуссии в СССР (1929–1966). М.: Книга, 1993.

4. Александров В. Я. Трудные годы советской биологии. Записки современника / Ред. Д. В. Лебедев. СПб.: Наука, 1992.

5. Дубинин Н. П. История и трагедия советской генетики. М.: Наука, 1992.

6. Грэхэм Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М.: Изд. Политической Литературы, 1991.

7. Adams MB. Biology in the Soviet Academy of Sciences 1953–1965 11 J. R. Thomas and U. M. Krause-Vaucienne, eds., Soviet Science and Technology: Domestic and Foreign Perspectives. Washington, 1977.

8. Дмитрий Анатольевич Сабинин в воспоминаниях современников // Ред. В. Н. Жолке-вич. М.: Наука, 1992.

9. Павлова Е. Дело сестер Ляпуновых // Знание — сила. 1998. № 8. С. 34–47.

10. Голубовский М. 50 лет после погрома генетики: прошлое и настоящее // Знание — сила. 1998. № 8. С. 20–33.

11. Есаков В. Д. Новое о сессии ВАСХНИЛ 1948 года // Репрессированная наука. Вып. II, СПб.: Наука, 1994. С. 57–75. В этой статье подробно рассмотрены события предшествовавшие сессии ВАСХНИЛ 1948 г.