Раннее русское поселение на Аляске
Помощник Беринга по Первой Камчатской экспедиции (1725–1730) капитан М. Шпанберг в рапорте в Адмиралтейств-коллегию от 27 января 1746 г. сообщал, что «в бытность… в 729 г. в тамошних местах» (по-видимому, на Камчатке) участникам экспедиции доводилось слышать о некоих русских, поселившихся на Американском материке. Их появление там Шпанберг связывал с дрейфом «в давнопрошедших годех» нескольких судов, вышедших в составе экспедиции из устья Лены на восток в обход Чукотского носа. И вот спутникам Беринга стало «слышно, будто против Суксунского носу на Большой землице некоторые из того народа еще находились, почему уповательно из оных и ныне (т. е. в 1729 г. — С Ф.) находятца»{15}.
После такого сообщения вполне понятен интерес, проявленный к этой проблеме в период подготовки Второй Камчатской экспедиции (1732–1743), когда научными силами был начат систематический целенаправленный сбор документальных доказательств, подтверждавших реальную возможность плаваний из северных устьев сибирских рек вокруг Чукотского носа к Камчатке.
Руководителем одного из сибирских отрядов Второй Камчатской экспедиции Г.Ф. Миллером в 1737 г. были обнаружены в архиве Якутской воеводской канцелярии отписки и челобитные казака Семена Дежнева, а также записи опроса о «новых землицах». Выдержки из этих документов и новейшие данные о полярных плаваниях Миллер объединил в труде «Известия о северном морском ходе из устья Лены ради обретения восточных стран», который Беринг вместе со своим сопроводительным письмом от 27 апреля 1737 г. отправил в Адмиралтейств-коллегию адмиралу Н.Ф. Головину{16}. Более развернутый комментарий к документам был сделан Миллером в 1758 г. в «Описании морских путешествий по Ледовитому океану и Восточному морю, с Российской стороны учиненных»{17}.
Из отписок и челобитных Семена Дежнева явствовало, что в 1648 г. русские мореходы, выйдя из устья Колымы, обогнули Чукотский нос, доказав существование пролива между Азией и Америкой. Во время этого плавания четыре коча из семи пропали без вести.
Опрос о «новых землицах» проводился Якутской воеводской канцелярией в феврале 1710 г. Со слов служилого человека Никифора Малчина (Малгина) якутским воеводой Д.А. Траурнихтом и дьяком Иваном Татариновым были записаны подробности похода Тараса Стадухина{18}. Этот торговый человек в конце 60-х годов XVII в. попытался на кочах повторить маршрут Ф. Попова — С. Дежнева 1648 г. Во время похода Тарас Стадухин получил сведения, будто на острове «в Пенжинском море живут люди бородатые, платье носят долгое, а русских называют братьями». Комментируя эти показания, Миллер не без основания полагал, что в них причудливо смешались известия о «Большой земле» — Америке и Курильских островах, на которых в отличие от северо-восточной оконечности Азии и Аляски живут бородатые люди. Однако предположение о существовании русского поселения на Американском материке не было, по мнению Миллера, фантастическим вымыслом. «Подлинное известие имеется, — писал он в 1737 г. о сведениях, полученных в Анадырском остроге от чукчей, — что с восточной стороны Чюкоцкаго носу есть за морем островы или матерая земля… бородатые люди и долгое платье оным известием подтверждаются; от них же получают деревянные чашки, которые с рускою работою во всем сходны; и надеются, что помятнутые люди подлинно от руских людей произошли, которых прадеды во время бывших в прежние годы морских путей, имея на море несщастие, на сих островах или матерой земле остались»{19}.
Эти сведения, а также записанные в Анадырске «в капитанском звании подьячим» Петром Татариновым в 1718 г. «скаски» чукчей{20} привлекли внимание еще одного участника Второй Камчатской экспедиции — переводчика Я. Линденау. В составленном им «Описании о Чукоцкой земле, где оная имеетца» (1742 г.) история возникновения поселения, из которого на азиатский берег поставлялась деревянная посуда, излагалась чукчами якобы со слов его русских обитателей: «И по разглагольствованию тех чукч, имеется через русских людей известие заподлинно так, что якобы купецким людям двенадцатою кочами минувших лет за семьдясят или более (следовательно, в 70-х годах XVII в. — С. Ф.) Колымскому среднему зимовью, где прежде ярмонга бывала, для торгу пошедших и от сильных морских погод друг от друга разшедшихся, иные в Камчатку проплыли, а иные к тому острову, которой Большею землею называетца, пристали и, тамо жительствующими народами совокупившися, у них поженились и расплодилися»{21}.
Таким образом, среди коренного населения крайнего Северо-Востока Азии и сибирского промышленного люда уже в начале XVIII в. бытовала легенда об острове или «Большой земле» к востоку от Чукотского носа, где обосновались русские поселенцы.
Первые преднамеренные попытки достичь Северо-Американского материка в северных широтах были осуществлены русскими мореходами во второй четверти XVIII в. Опередив правительственные экспедиции, предприимчивый мореход Прокопий Нагибин (1725 г.) безуспешно старался добраться до берегов Аляски против Чукотского носа. Сообщение о другом походе из Анадырской крепости на построенном там небольшом суденышке-шитике встречается у Линденау: «И на том судне служилые Афанасей Мельников да Василей Щипицын с протчими с тритцатью человеки служилыми… пошли в свой вояж следовать до оные Большие земли»{22}. Линденау отметил, что служилые пошли в плавание «ради» того, чтобы отыскать соотечественников, занесенных когда-то бурей на «Большую землю» — Америку и поселившихся там. Поход этот, окончившийся крушением судна и возвращением команды «сухим путем» в Анадырскую крепость, по-видимому, относится к 1728 г. В 1729–1730 гг. А. Мельников снова отправился на Чукотский нос, где упорно, но тщетно пытался уговорить «зубатых чукчей» на санях по морскому льду отвезти его на «Большую землю»{23}. Препятствием служили не только суровые природные условия и плохая техническая оснащенность этих экспедиций, но и упорное сопротивление чукчей их объясачиванию и проникновению русского влияния в сферу их торгового обмена с американскими эскимосами. Практически ни указанные экспедиции, ни правительственная экспедиция И. Федорова — М. Гвоздева, участники которой в 1732 г. посетили острова в Беринговом проливе (остров Ратманова и остров Крузенштерна) и на боте «Св. Гавриил» лавировали вблизи северо-западной оконечности Американского материка, ничем не пополнили данных о русских на Аляске.
Круг сведений о раннем русском поселении на Аляске расширился при проведении в 60-х годах XVIII в. канцелярией Охотского порта опроса казаков Анадырского гарнизона, побывавших в походах по Чукотке и на северо-восточной ее оконечности. Примечательно, что, кроме известий о бородатости русских поселенцев на «Большой земле», об их «долгом» платье и употреблявшейся в быту деревянной посуде, в рассказах появились первые упоминания о жилище. Так, Иван Гребешков в 1762 г. показал: «А народы на них (островах или Американском материке.-С.Ф.) живут как русския всем образом сходны, и которые старообразны, у тех бороды отрощены, а у молодых нет… Домы у себя оные народы рубленые как руские». Ему вторил казак Леонтий Вершинин: «А за теми двумя островами имеетца да матерая Большая земля, на которой живут бородатые подобные руским людям»{24}.
В Российском государственном архиве Военно-Морского Флота нами обнаружен «опросный лист» неизвестного казачьего сотника (как мы полагаем, Федора Л обашкова){25},[3] составленный не ранее 1769 г., когда опрашиваемому было 55 лет. Под командованием майора Дмитрия Павлуцкого сотник участвовал в походах 1744, 1745, 1746 и 1747 гг. «против бунтующихся чукоч» и во время первого своего похода был у «самого их южно-восточного Чукотского носу, на котором имели с ними еще бои». Пленные чукчи, рассказывая об островах Берингова пролива, указывали и направление, в котором следовало бы искать на Аляске поселение русских: «А за оными островами к зюйд-осту на матерой земле живут с бородами широкими в избах, а не в юртах, в каких живут чукчи и юкагиры, смежные с чукчами».
Таким образом, вся эта информация основывалась на сообщениях лиц, не состоявших в непосредственном контакте с потомками русских выходцев, якобы издавна поселившихся на Аляске. Кроме того, нельзя не учитывать, что собиратели расспросных сведений психологически были подготовлены к не вполне объективной их интерпретации. Легенда о белых бородатых, подобных русским, людях, живших на Большой американской земле против Чукотского носа, передававшаяся чукчами и анадырскими казаками из поколения в поколение, представлялась в Сибири настолько убедительной, что и доставленные в Анадырск казакомчукчей Николаем Дауркиным в 1764 г. известия о некоей крепости на Американском материке против Чукотского носа были восприняты как подтверждение версии о русском поселении. Составленная Дауркиным в 1765 г. в Анадырске рукописная карта Чукотки и северо-западной оконечности Америки положила начало легенде о глубоководной реке Хеуверен, на правом берегу которой среди могучих деревьев со стволами в два-три обхвата приютилась деревянная крепость, якобы сооруженная русскими поселенцами{26}. Все просьбы и ходатайства Н.И. Дауркина, поддерживавшиеся в 1773–1774 гг. самобытным историком Сибири капитаном Т.И. Шмалевым, о снаряжении байдарной экспедиции из Анадырска к Америке (с тем, чтобы Дауркину «матерую с крепостью землю действительно самолично обсмотреть»{27}) не встретили одобрения со стороны сибирских властей.
Лишь появление в 1778 г. у берегов Чукотки иноземных кораблей, принадлежавших, как впоследствии выяснилось, английской экспедиции Кука, послужило поводом для отправления на Чукотский нос в марте 1779 г. казачьего сотника Ивана Кобелева{28}. Сотник Кобелев выспрашивал у чукчей и «носовых» эскимосов о пребывании у них неожиданных гостей и настоял на том, чтобы его переправили через пролив сначала на первый остров Имаглин, а затем на второй — Игеллин (остров Ратманова и остров Крузенштерна). Кобелев записал рассказ тойона острова Игеллина — Каигуню Момахунина, который «объявил о себе, якобы природою он американец и родился в земле американской». От него Кобелев узнал, что «на американской земле по реке Хеврене, острожке, называемом Кымговей, жительство имеют российские люди, разговор имеют по российски ж, читают, пишут, поклоняются иконам, и прочая собою от американцев отмениты, ибо у американцев бороды редкие, а и те выщипывают, а у живущих де там россиян густые и большие». Этот рассказ был дополнен еще одним информатором — «пешим чукчей» Ехипкой Опухиным в чукотском «Кангунском Эвунминском острожку», через который Иван Кобелев возвращался в Гижигинскую крепость. Ехипка, побывавший в военных походах и «для торгу раз до пяти» на Аляске, сообщил Кобелеву о своем друге с острова Укипеня (остров Кинг), который якобы приносил на остров Имаглин (остров Ратманова) от обитавших в Америке русских письмо, написанное на дощечке: с одной стороны красной краской, а на другой — «черными с вырезью словами». Русские сообщали, что нуждаются в железе, и просили доставить их письмо в Анадырскую крепость. Ехипка письма не взял. Кобелеву он рассказал, что жители острожка на Хеуверене «собираются в одну зделанную большую хоромину и тут молятся, еще есть де у тех людей такое место на поле и ставят деревянные писанные дощечки, стают противу оных прямо передом, мужеск пол большие, а за ними и прочие»{29}. В заключение Ехипка показал Кобелеву, как хеуверенцы по время молитвы крестятся. Кобелев упрашивал чукчей отвести его «до тех российских людей», но тщетно. Получив категорический отказ, он все же упросил тойона передать тем русским письмо. Из текста письма видно, что Кобелев считал их потомками мореходов, о плавании которых он слышал еще в Анадырске от своих предков{30}. «В давные годы, — пересказывает в своем письме в Америку Кобелев запомнившуюся ему с детства легенду, — вышли из устья реки Лены, по прежнему званию семь кочей, и поворотя Северным морем, шли благополучно до реки Колымы и оттоль тем же Северным морем вокруг Чукоцкой нос, поровнясь против самого носу, и тут зд ел алея шторм, и тем штормом те кочи разнесло, из которых четыре известны, а о трех неизвестно, и те народы где ныне находятся, не знатно ж»{31}.
Сообщение сотника Ивана Кобелева 1779 г. и составленная по его путевому журналу и «абрису» карта с обозначением на Американском материке уже известной в Сибири по рассказам Дауркина реки Хеуверен и российского острожка на ее берегу были восприняты как новое подтверждение всех имевшихся ранее версий о русском поселении в Америке и послужили толчком к возобновлению поисков. К этим поискам снова были привлечены Иван Кобелев и Николай Дауркин в качестве участников Северо-Восточной географической и астрономической экспедиции И.И. Биллингса — Г.А. Сарычева (1785–1793).
Начавшиеся после третьей экспедиции Кука плавания иностранных судов в северной части Тихоокеанского бассейна заставили русское правительство ускорить отправку экспедиции Биллингса — Сарычева. Кроме научных, на экспедицию были возложены важные политические задачи по установлению границ русских владений на северо-востоке и завершению номинального присоединения Чукотки к Российскому государству. Сотник Иван Кобелев и переводчик чукотского языка Николай Дауркин с помощью находившегося в Гижигинске Шмалева сумели организовать в июне 1791 г. байдарную экспедицию для поисков легендарного русского поселения на реке Хеуверен. Побывав в устье Хеуверена, но не сумев проникнуть в глубь материка, они повернули на остров Укипен (Кинг). Там произошла встреча с американскими эскимосами. «Когда я по-русски говорю, — писал Кобелев, — то они в свой язык перстом указывают да на свою землю. Вскрытно от наших прибывших три краты наодине крестилися рукою и махали на их же землю. И изо всего видица, что есть таковые ж люди, как я, таков же и разговор»{32}. Этот байдарный поход Ивана Кобелева и Николая Дауркина как бы завершал длительный этап осуществлявшихся со стороны Азии поисков раннего русского поселения на Аляске.
На новом этапе, с 1794 г., эти поиски были продолжены из русских поселений, основанных промыслово-купеческими компаниями Г.И. Шелихова — И.И. и М.С. Голиковых и П.С. Лебедева-Ласточкина в Северо-Западной Америке в 80-х годах XVIII в.