Крепость Плуне – столица Плуньской земли

Другой важный племенной центр варов был расположен на юго-западе Вагрии, в районе Плёнского озера. Ландшафт, состоящий из Большого и Малого Плёнских и ещё ряда более мелких озёр, был достаточно густо населён и по реке Свентатне имел выход к морю в районе Кильской бухты. Сразу несколько славянских поселений и крепостей существовали в средневековье по берегам и на островах Большого Плёнского озера.

В XI–XII веках главным городом-крепостью в этом регионе была расположенная на острове крепость Плуне, бывшая центром второй по важности области Вагрии – «Плуньской земли» (terra plunensis у Гельмольда). Наиболее ранние следы славянского заселения, по данным археологии, находятся на южном и юго-восточных берегах озера – в районах современных деревень Бозау (Bosau I. 1974, S. 75 ff.) и Мёлленкамп (Bosau VI.1983, S. 30–48). При раскопках в обоих местах были обнаружены следы поселений и захоронения доримского железного века и поздней эпохи Великого переселения народов, вплоть до V – раннего VI вв. И в Мёленкампе и в Бозау поселения эпохи ВПН сменили поселения раннеславянской культуры, что даёт археологам основания подозревать возможную преемственность между славянским и дославянским населением на Плёньском озере (Bosau II. 1977, S.70). Центром для расположенных в окрестностях поселений в раннеславянский период была крепость на острове Бишофсвардер (нем. «епископский остров»), в настоящее время практически целиком находящаяся под водой. Проводившиеся на этом острове в 1970-х раскопки показали застройку внутреннего пространства крепости землянками, а также следы ремесленного поселения. Дендрохронологический анализ брёвен определил дату основания крепости 726 годом, а прилегающего к ней славянского ремесленного поселения-посада 792 годом (Bosau V. 1986, S. 73–98). На рубеже VIII–IX веков крепость была разрушена, однако вскоре снова восстановлена. По брёвнам следующие этапы ремонта крепости датируются 832 и 870 гг., но уже к X веку она была оставлена, возможно, из-за повышения уровня воды. В VIII–IX веках остров Бишофсвардер был ещё соединён с южным берегом перешейком, так что крепость изначально находилась не краю выдающегося в озеро полуострова. Подъём уровня воды, со временем превративший полуостров в настоящий остров, должен было негативно сказываться на устойчивости крепостных валов, подмываемых озером. Утратив своё оборонительное значение, славянская крепость на южном берегу Плёнского озера уступила своё место городу Плуне, расположенному на одном из северных островов. Однако славянские поселения в Бозау и Мёлленкампе продолжали использоваться и после X века. Славянское поселение на месте современной деревни Мёлленкамп по всей видимости идентично известному по сообщению Гельмольда деревней Дульзаницей, принадлежавшей владениям церкви в Бозау (Гельмольд, I, 70). С исторической точки зрения поселение в Бозау интересно тем, что именно здесь в XII веке находился один из главных христианских центров Вагрии.

Одним из главных источников по истории балтийских славян является написанная монахом Гельмольдом в 1170-х годах в церкви деревни Бозау «Славянская хроника». Кроме того, что этот объёмный и уникальный источник написан живым и выразительным языком, в ярких красках и мелких подробностях описывая историю и обычаи балтийских славян, он ценен ещё и тем, что был создан прямым свидетелем событий, монахом, посвятившим значительную часть жизни христианизации славян, прямо «на месте», в Вагрии, а не в далёких немецких землях, со слов купцов и путешественников. Судя по собственным рассказам Гельмольда о виденных им в юности руинах крепости Зегеберг, он прожил в Вагрии большую часть своей жизни. Предполагается, что он мог прибыть сюда с родителями в числе немецкого гарнизона построенной императором Лотарем в 1134 году крепости Зегеберг. На основании хорошего знания Гельмольдом географии Гарца и событий, происходивших там в XI веке и известных лишь по его хронике (исход саксов-нордальбингов в Гарц после обрушившихся на них репрессий славянского князя Круто), издатель и исследователь его хроники, Бернхард Шмайдлер предполагал, что из предгорий Гарца мог происходить и сам будущий хронист (Helmolds Slawenchronik, Einleitung, VI). Выучившись в юности в расположенном на славянской границе саксонском городе Брунзовике, Гельмольд был ближайшим сподвижником епископа Герольда, назначенного после смерти Винцелина епископом в церковь Бозау. Кроме своей деятельности непосредственно в Бозау, он немало ездил с Герольдом по Вагрии, в том числе, бывал в Старигарде и Любеке, общался со славянскими князьями XII века и принимал участие, к примеру, и в уничтожении старигардской священной рощи, что придаёт его свидетельствам, как очевидца, ещё большую ценность.

Церковь Винцелина в Бозау в наши дни

Предшественники Гельмольда – христианские миссионеры под руководством епископа Ваго – должны были поселиться в славянской деревне Бозау уже в конце X века. Однако строительство церкви, в которой была написана знаменитая «Славянская хроника», относится к 1142/1143 гг., ко временам предшественника Гельмольда и Герольда епископа Винцелина. Само название Бозау, известное в формах Buzu/Bosove/Bosau, предположительно происходить от славянского имени Боз – возможно, её владельца или основателя. Единичные находки древностей известны из церковного сада Бозау уже с конца XIX века, однако планомерные раскопки в саду между кладбищем и церковью проводились уже только в 1970-е. Сменившее поселение эпохи ВПН славянское поселение существовало здесь непрерывно с VIII по XIV века. Поселение в Бозау состояло из землянок, нескольких надземных домов и общественной пекарни, а основная часть находок датируется серединой XII века, что можно связать уже непосредственно с поселением христианской миссии времён Гельмольда.

Славянская крепость, защищавшая Бозау и Дульзаницу до X века к этому времени уже перестала существовать, а полуостров должен был превратиться уже в настоящий остров. Его немецкое название Бишофсвардер, т. е. «епископский остров», указывает на принадлежность его, как и Дульзаницы, церкви в Бозау. Предполагается, что после изменений ландшафта крепость была перенесена на расположенный в северной части Плёнского озера остров Ольсборг. Следов крепостных валов здесь обнаружить не удалось, однако на существование на этом острове крепости указывает само его название, означающее, в переводе с немецкого, «старая крепость». Раскопки на Ольcборге, выявившие следы славянского ремесленного поселения позднеславянского периода, хотя и не подтверждают полностью тождественности этого места с городом Плуне, но и не противоречит такой, принимаемой в настоящее время интерпретации.

С XI века город Плуне или Плён должен был быть весьма значительным в регионе. Впервые он упоминается в одной из схолий к хронике Адама:

«Река Цвентина вытекает из озера, на котором расположен город Плён. Затем она протекает через леса Изарнхо и впадает в Скифское море» (Адам, схолия 13(14)).

«Город этот, как это можно и теперь видеть, окружен со всех сторон весьма глубоким озерам, и [только] очень длинный мост обеспечивает приходящим доступ к нему» (Гельмольд I, 25) – писал о Плуне в последствии Гельмольд. В другом отрывке он сообщает и о нахождении в городи языческого храма:

«У славян имеется много разных видов идолопоклонства, ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага» (Гельмольд, I, 83).

О природе божества с несколько странным, на первый взгляд, именем Подага, деталях его культа или устройстве храма Гельмольд не приводит никаких сведений. Сама плёнская крепость фигурирует в «Славянской хронике» в основном в связи со свержением христианской ободритской династии и возглавленным князем Крутом языческом восстанием 1066 года. У убитого в ходе восстания христианского князя Готтшалька осталось двое сыновей, один из которых, Генрих, бежал в Данию, а другой, Будивой (Бутуй), попытался возвратить себе власть над ободритскими землями. При помощи саксонского войска ему удалось в 1170-х годах захватить незащищённую крепость Плуне, однако уже на следующее утро её окружили войска Крута.

«Из-за голода Бутуй и его товарищи с большим трудом выдерживали осаду» – продолжает рассказ Гельмольд. – Бутуй сказал своим товарищам: “Жестокие условия, о мужи, предлагаются нам, – чтобы, выйдя, мы сдали оружие, Знаю, что голод принуждает нас к сдаче. Но если, согласно предложенным нам условиям, мы выйдем безоружными, то все равно подвергнем себя опасности. Сколь изменчива, сколь ненадежна искренность славян, мне пришлось не раз убедиться. Мне кажется, осторожнее для общего спасения будет отсрочкой этого [выхода], хотя и тяжкой [для нас], жизнь купить и подождать, быть может, господь пошлет нам откуда-нибудь помощников”. Но товарищи его воспротивились этому, говоря: “Мы признаем, что предлагаемое нам неприятелем условие двусмысленно и внушает тревогу, однако им надо воспользоваться, так как избежать этой опасности другим путем невозможно. Чему поможет отсрочка, когда нет никого, кто избавил бы [нас] от осады? Голод приносит более жестокую смерть, чем меч, и лучше скорее жизнь окончить, чем долго мучиться”.

Бутуй, видя, что товарищи его укрепились в решении выйти [из крепости], приказал принести ему нарядные одежды и, одевшись в них, вышел с друзьями. Пара за парой перешли они мост, сдавая оружие, и, таким образом, были приведены к Круту. Когда все пред ним предстали, одна знатная женщина обратилась из крепости к Круту и к остальным славянам с повелением, говоря: “Погубите этих людей, которые сдались вам, и не вздумайте пощадить их, потому что они учинили великое насилие над женами вашими, которые были оставлены с ними в городе, смойте позор, нанесенный нам”. Услыхав это, Крут и сподвижники его тотчас же накинулись на них и острием меча истребили все это множество [людей]. Так были Бутуй и с ним все отборное войско бардов под крепостью Плуней в тот день убиты» (Гельмольд, I, 25).

Гельмольд пытается преподнести убийство Бутуя как некое предательство Крута, что и понятно – это точка зрения немецкого монаха, для которого Крут был врагом христианства и мучителем его соратников. Однако детали описаний правления Крута, очевидно, не вполне сознательно сообщаемые Гельмольдом, неминуемо приводят к выводу, что в глазах самих славян он должен был представляться настоящим героем. Принявшийся за активную насильственную христианизацию ободритов и варов Готтшальк должен был быть крайне непопулярен в народе. Он был убит кем-то из своего же окружения, после чего в обход его христианских сыновей на вече на княжение был выбран Крут. О той ненависти, которую вызывала политика Готтшалька говорит сообщение, что его датская жена голой, то есть с позором и лишённая имущества, была выгнана из бывшей княжеской столицы Мекленбурга. Гельмольд прямо сообщает, что народ не желал утверждать князьями Бутуя и Генриха, опасаясь репрессий с их стороны. Возглавив языческое восстание, Круту в короткий срок удалось не только избавить от немецкой зависимости все балтийско-славянские племена, включая северных и южных велетов, но и перейти в наступление, разрушить два главных опорных пункта саксонцев в их завоевании и христианизации славянских земель – Гамбург и Шлезвиг – и вновь завоевать Нордальбингию, сделав данниками славян три саксонских племени. Такой успех мог быть возможен лишь при массовой народной поддержке Крута славянским населением, а итоги его успешных войн и «возмездия» ненавистным саксам – только способствовать его дальнейшей популярности в народе. Будивой же в войне с Крутом на поддержку славян рассчитывать не мог и по этой причине использовал набранные в Бардовике и Нордальбингии саксонские войска. Детали описаний сражения с Крутом у Плуне говорят о том, что изначально Крут не собирался его убивать, возможно, по причине его княжеского происхождения. Окружив крепость, он тем не менее не предпринял попытки захватить её силой, а позаботившись о том, чтобы осаждённые не смогли покинуть её на лодках, приготовился ждать, когда голод выведет к нему Будивоя живым по мосту.

Как признаёт и сам Гельмольд, неожиданным поворотом событий стало совершённое Будивоем или его войсками изнасилование женщин Плуне. Примечательно, что хотя Гельмольд и называет Крута повсюду разбойником и другими нелестными словами, именно к нему женщины города Плуне обращаются в надежде на справедливый суд. Не менее удивительным кажется и мгновенное исполнение Крутом этого суда, уже совершенно не взирая на княжеское происхождение Будивоя. Последнее на самом деле представляло из себя совершенно не характерную для ободритов ситуацию. Князья ободритов, особенно те из них, кто по происхождению имел право на титул короля (в древнерусской терминологии соответствующий титулу великого князя) достаточно часто погибали в результате заговоров или смут, однако, как правило, эти убийства не производились руками конкурирующих князей напрямую. Так, в смерти Уто/ Прибигнева был повинен некий «сакс-перебежчик», в смерти его сына Готтшалька – его тесть Блуссо, после этого и сам устранённый конкурентами, так и в смерти сына Генриха, внука Готтшалька Гельмольд винил коварство некого сакса-нордальбинга.

Ещё более показательно в этом плане и рассказ Саксона Грамматика о третьем сыне Никлота, предателе-христианине Приславе, перешедшем на сторону данов и бывшем проводником датского войска в походе 1160 года. Во время осады крепости Никлота Вурле, видимо, как раз во время его убийства, другой его сын Прибислав отправился к устью Варнова, чтобы встретить и не дать пройти к осаждённому Вурле датскому флоту, вошедшему в гавань Ростоке, где встретился со своим братом Приславом и бранил его за предательство. Несмотря на такое отношение к нему в славянских землях, даже членов своей семьи, Прислав был полностью уверен в своей безопасности. Так, он предостерегал данов от углубления в ободритские земли, где им могла угрожать большая опасность от действовавших в окрестных лесах отрядов Пробислава, самому же ему, по его мнению, ничего не угрожало, «так как происхождение его было настолько высоко, что ни один славянин не осмелился бы причинить ему вреда».

Учитывая, что убийство представителей королевского, княжеского рода считалось у ободритов совершенно недопустимым ни при каких обстоятельствах, убийство Бутуя лично Крутом, точнее – его суд над Бутуем, кажется в этом плане совершенно уникальным и особенным случаем. Не удивительно, что в глазах славянского населения своей страны Крут должен был выглядеть освободителем и защитником, способным отстоять их интересы. Едва ли может быть случайным, что Крут был единственным правителем ободритских земель начиная с середины XI века, при котором подвластные ему славянские племена не поднимали восстаний.

Кроме старигардской и плуньской земель, Гельмольд сообщает и о других, менее значительных, областях Вагрии: Сусле, Утине, Лютьенбурге, о которых практически не сохранилось современных славянам описаний. Северо-восточная граница Вагрии проходила по устью реки Травы и городу Любице, за которым начинались земли «ободритов в узком смысле», а юго-восточная – по Ратцебургскому озеру, откуда начинались земли полабов.