Азово-черноморские степи во второй половине V – первой половине VI века

Раннесредневековая литература продолжает античные традиции в освещении жизни окружающих народов. Историки отмечают только то, что непосредственно задевает интересы, в основном, Восточной Римской империи. Причерноморско-приазовский регион интересует византийских авторов постольку, поскольку там зарождается очередная волна номадов, достигающая их границ. Все пространство от Каспия до Дуная со второй половины IV в. в течение нескольких столетий представляло собой бурлящий котел, в котором перемешивались и сменяли друг друга кочевые племена. Нам известны только отдельные, наиболее сильные всплески ожесточенной борьбы народов, нашедшие отражение в исторических произведениях и хрониках, главным образом восточных и отчасти западных римлян.

В период наибольшего могущества гуннов в Европе отдаленные отголоски событий, происходящих в Причерноморье, свидетельствуют о непрекращающихся там войнах. В 30-х гг. V в. самый сильный гуннский вождь Руа вынужден подавлять попытки «…амилзуров, итимаров, тоносуров, боисков и других народов, поселившихся на Истре…» освободиться от его власти[1008]. Некоторые исследователи пытаются использовать сообщение Иордана о том, что эти, по-видимому, тюркоязычные[1009] народы уже населяли Причерноморье, когда туда хлынули гунны и «…захватили там алпидзуров, алкилдзуров[1010], итимаров, тункарсов и боисков, сидевших на побережье этой самой Скифии…»[1011], чтобы доказать появление тюркских племен в данном регионе еще в скифскую эпоху[1012]. На наш взгляд, эти попытки не состоятельны по двум причинам. Во-первых, и античные, и тем более средневековые авторы, описывая древние события, часто включают в рассказы о них элементы современности. Иордан – не исключение. Источником этого конкретного пассажа, несомненно, послужила «Готская история» Приска, процитированная выше. Речь в его отрывке идет о племенах, живших в Скифии в V в. и, возможно, составлявших гуннскую орду. Аммиан Марцеллин, первым описавший вторжение гуннов в Европу, называет пострадавшие при этом племена: готы (гревтунги и тервинги) и аланы[1013]. Во-вторых, археологи и антропологи прослеживают изменение погребальных обрядов и захоронения людей с монголоидными признаками в южнорусских степях со времени господства гуннов[1014]. К сожалению, других доказательств археология практически не дает, так как не найдены яркие признаки той (иранской) или иной (угро-тюркской) кочевой культуры, за исключением, может быть, гуннских (именно гуннских!) ритуальных котлов[1015].

Аттила, видимо, тоже постоянно держал в поле зрения понтийские области. В начале своего правления он вместе с братом Бледой «…обратился к покорению других народов Скифии и завел войну с соросгами»[1016], в конце 40-х гг. V в. посылал войска усмирять акациров[1017].

Причиной глубоких изменений в Причерноморье послужили разгром гуннов и подвластных им народов на Каталаунских полях, их неудачный в целом поход в Северную Италию и смерть Аттилы. Мощный союз племен распался под ударами восставших покоренных племен и вследствие междоусобных распрей наследников великого завоевателя. Как сообщает Иордан, «и вот все вооружаются для взаимной погибели…, единое тело обращается в разрозненные члены… И это сильнейшие племена, которые никогда не могли бы найти себе равных в бою, если бы не стали поражать себя взаимными ранами и самих себя раздирать на части[1018].

Феофан Исповедник добавляет: «Дети его (Аттилы – И.Е.), наследовавшие после него столь огромное владение, погубили его несогласием между собой…»[1019]. Старший сын Аттилы погиб в битве при Недао[1020]. «Остальных братьев, когда этот был убит, погнали вплоть до берега Понтийского моря…»[1021].

В результате этих событий большая часть уцелевших гуннов откатывается на восток за Дунай. «…Обращенные в бегство, они направились в те области Скифии, по которым протекают воды реки Данапра…»[1022], вызывая перемещение племен в припонтийском регионе. Отчасти гунны, вероятно, рассеялись по степям и бродили, как Мундон, родственник Аттилы, собравший большую шайку, «…в местах необработанных и лишенных каких-либо земледельцев…»[1023] в Придунавье. Данные археологии свидетельствуют, что некоторые гуннские племена или роды обосновались на юге Днестровско-Прутского междуречья[1024], а часть продвинулась дальше на восток, где, скорее всего, натолкнулась на акациров. Эти племена[1025] во времена Аттилы, вероятно, были самыми сильными в Причерноморье. Косвенным подтверждением их значительной роли являлись попытки византийской дипломатии с помощью подкупа побудить их вождей отложиться от Аттилы[1026]. И Иордан знает их как «…gens Acaftzirorum fortissima…»[1027]. Места обитания акациров готский историк называет не очень определенно: к югу от эстов[1028], но интерпретировать это известие как указание на район восточнее Понта[1029], по нашему мнению, невозможно. Более правдоподобно толкование, что это – степи в междуречье Дона и Днепра[1030], а, может быть, и западнее – до Буга и Днестра[1031]. Как не странно это кажется на первый взгляд, но акациры могли действительно граничить с айстами, древними балтами, так как последние, по данным археологии, далеко заходили в лесостепь[1032].

Что касается определения этнической принадлежности не только акациров, но и других племен, множество новых этнонимов которых появляется в источниках применительно к столетию после смерти Аттилы, то это занятие малоперспективное, а в какой-то мере, и схоластическое. Малоперспективное потому, что кроме средневековых, главным образом, византийских источников, упоминающих народы Причерноморья, нет данных их письменности, и археология бессильна их разделить. Схоластическое потому, что вся та огромная литература, которая посвящена данному вопросу (а она действительно необъятна), если не учитывать совсем уж фантастические гипотезы, вроде той, что считает акациров потомками геродотовых агатирсов (агафирсов)[1033], в сущности сводятся к спору о том, гуннские это племена или болгарские, или же исследование заканчивается отказом от какого бы то ни было вывода по данной проблеме[1034]. Акациров кто-то считает гуннами[1035], кто-то относит к болгарам[1036], но и те и другие в основном расценивают их как тюркоязычные племена[1037]. Если же вернуться к дискуссии о происхождении и этнической принадлежности самих гуннов[1038], а потом рассмотреть этот вопрос по отношению к болгарским племенам[1039], то окажется, что основными компонентами и тех, и других были центрально-азиатские тюркские и угорские племена Западной Сибири и Приуралья. Конечно, эти элементы сочетались в разных вариантах, и, несомненно, различия между этими массивами (а внутри них – и между родственными племенами) и, может быть, существенные, были, но было и сходство, превалирующее над ними. Поэтому, не упуская из виду такие черты византийской литературы, как архаизация и этикетность в употреблении этнонимов[1040], следует все же обратить внимание на то, что в источниках племена Причерноморья V–VII вв. часто выступают под двойными названиями – конкретным и обобщающим. В качестве последних используются «гунны» и «булгары», причем «гунны» встречаются гораздо чаще, так как стали известны раньше и первоначально играли ведущую роль в этом племенном массиве. Словоупотребление средневековых авторов отражает, на наш взгляд, реальное содержание: все они не отличались друг от друга по образу жизни и уровню социально-экономического развития и не слишком сильно различались в этническом отношении. И не зря вся территория Предкавказья и Причерноморья к северу от Каспийских ворот у византийских и сирийских писателей называется «гуннскими пределами»[1041].

В эти пределы вернувшимися из Подунавья гуннами были, вероятно, оттеснены акациры, которые заняли степи от низовьев Дона до Кубани[1042]. В истории кочевых народов, прошедших по южнорусским степям в IV–VII вв., это, пожалуй, единственное крупное передвижение племен с запада на восток. Все остальное движение шло с востока на запад.

Означают ли прежде незнакомые этнонимы в письменных источниках появление в прилежащих к Понту и Меотиде областях во второй половине V в. новых племен, или их имена были скрыты ранее под названием гуннов, и они частично входили в орду, увлеченную последними в Европу, а частично обитали здесь (как акациры) с конца IV в.? Более вероятным кажется последнее предположение. Как писал В.В.Радлов, «…в народцах, напирающих, один за другим, на Восточную Римскую империю после падения владычества гуннов, мы должны признать те самые племена, которые до того составляли само гуннское государство, так как ведь новые племена могли проникнуть из Азии в Европу лишь в той мере, в какой уничтожали друг друга в постоянных войнах уже прибывшие в Европу племена»[1043]. Узнаванием новых этнонимов отразился в греко-латинской литературе распад огромного союза племен, временное объединение которых не привело к потере их самоназваний, то есть не было настолько существенным, чтобы повлиять на самосознание каждой отдельной группы, и не привело к их слиянию в единую общность. Полиобрядность погребений «гуннской эпохи» также свидетельствует о разноплеменности состава гуннских орд, о том, что гунны так и не сложились в единую этнолингвистическую общность[1044].

Возможно, некоторое время главенствующее положение в Северном Причерноморье занимали такие гуннские племена, как ультизуры и вуругунды. О них Агафий Миринейский сообщает следующее: «Все они назывались гуннами или скифами. По племенам же в отдельности одни из них назывались… ультизурами, прочие вуругундами. Спустя много столетий они перешли…каким-то образом Меотидское болото, которое раньше считалось непроходимым, и, распространившись по чужой территории, причинили ее обитателям величайшие бедствия своим неожиданным нападением.

Таким образом, изгнав прежних обитателей, они заняли их страну, но, кажется, в ней не очень долго прожили и, как говорится, погибли поголовно.

Ультизуры и вуругунды считались могущественными и были знамениты до времени императора Льва и живших в то время римлян. Мы же, живущие ныне, их не знаем и, думаю, никогда не узнаем, или потому, что они, может быть, погибли, или же переселились в отдаленнейшие местности»[1045]. К этим версиям византийского историка добавим еще одну: или уступили свое господствующее положение другому племени (или племенам), распространившему свое имя на побежденных, как это случалось издревле[1046].

Правления византийских императоров Льва I (457–474) и Льва II (474) приходятся на 50–80 гг. V в., то есть как раз на время распада союза Аттилы. Другие авторы не знают ни ультизуров, ни вуругундов. Последних считают болгарским племенем[1047], и даже сам их этноним – булгаро-тюркской формой собственного этнического имени древних булгар[1048]. Крым в тот же период, по сведениям Иордана, занимали альциагиры: «А там и гунны, как плодовитейшая поросль из всех самых сильных племен, закишели надвое разветвившейся свирепостью к народам. Ибо одни из них зовутся альциагирами, другие – савирами, но места их поселений разделены: альциагиры – около Херсоны…»[1049]. Предположение Е.Ч.Скржинской, что Прокопий Кесарийский говорит о тех же альциагирах[1050], когда сообщает, что, «если идти из города Боспора в город Херсон…, то всю область между ними занимают варвары из племени гуннов»[1051], можно считать правдоподобным только в том случае, если отнести сообщение Иордана не к V в., а к VI в., ко времени написания «О происхождении и деяниях гетов», так как за сто лет в Причерноморье могло произойти много изменений. Тем более, что вместе с альциагирами упоминаются савиры, которые в 60-х гг. V в.[1052] находились еще далеко на восток от Причерноморья.

М.И.Артамонов пытается отождествить ультизуров и альциагиров[1053], но это мало убедительно. Скорее можно сопоставить припонтийских ультизуров с гуннским племенем, в числе других оставшимся в Паннонии под властью сына Аттилы Динтцика[1054], – ултзинзурами[1055] или предположить, что занимавший некоторое время Прибрежную Дакию еще один сын Аттилы Ултзиндур[1056] откочевал затем на восток именно во главе ультизуров (то ли был их эпонимом[1057], то ли сам получил имя по названию подвластного племени).

Почти через сто лет после нашествия гуннов и через десять лет после развала объединения Аттилы[1058] припонтийский регион потрясает следующая волна миграции кочевых племен. Фрагмент «Готской истории» Ириска, относящийся к 463 г., гласит: «…Около этого времени к восточным римлянам прислали послов сарагуры, уроги и оногуры, племена, выселившиеся из родной земли вследствие враждебного нашествия сабиров, которых выгнали авары, в свою очередь изгнанные народами, жившими на побережье океана и покинувшими свою страну вследствие туманов, поднимавшихся от разлития океана, и появления множества грифов: было предсказание, что они не удалятся прежде, чем не пожрут род человеческий; поэтому-то, гонимые этими бедствиями, они напали на соседей, и так как наступающие были сильнее, то последние, не выдерживая нашествия, стали выселяться. Так и сарагуры, изгнанные с родины, в поисках земли приблизившись к гуннам акацирам и сразившись с ними во многих битвах, покорили это племя и прибыли к римлянам, желая приобрести их благосклонность»[1059]. По мнению авторитетных ученых, достоверность содержания этого сообщения не подлежит сомнению[1060], а форма является подражанием Геродоту[1061], поэтому в рассказе появились два первых члена цепочки переселений – грифы и люди, жившие у океана[1062].

Названные в отрывке Приска сарагуры, оногуры и уроги (или огоры, огуры)[1063], относящиеся к угорским[1064], праболгарским[1065], болгаро-тюркским племенам[1066], которые не отличались существенным образом от гуннов[1067], были вытеснены из Западной Сибири, Южного Приуралья и Нижнего Поволжья, где археологи пытаются выделить памятники, принадлежащие этим народам[1068]. Этнолингвистический массив Азово-Каспийского междуморья пополнился в 60-х гг. V в. родственными племенами; существовал континуитет между гуннами и булгарами[1069]. Таким образом, частая смена названий племен в IV–VI вв. означала не коренную смену населения в припонтийском регионе, а победу того или иного племени, подчинявшего себе соседей.

В результате нашествия сарагуров, урогов и оногуров исчезают со страниц источников акациры, вероятно, основательно разгромленные. Только у Равеннского анонима[1070] встречаем намек на то, что акациры продолжали жить там же и были одним из предков хазар: «Далее, в равнинной местности расположена чрезвычайно обширная, как в длину, так и в ширину страна, которая называется Хазарией, ее называют также Великой Скифией… Этих хазар выше упомянутый Иордан называет агацирами. Через страну хазар протекает много рек, среди прочих самая большая, которая называется Куфис»[1071].

Хотя некоторые исследователи стремятся определить, в каких конкретных районах Предкавказья разместились сарагуры, а в каких – остальные племена этой коалиции[1072], сделать это, на наш взгляд, практически невозможно, так как источники не сообщают сведений об их границах, и ни одно из племен, названных Приском, не удалось связать с каким-либо археологическим комплексом[1073]. К тому же сарагуров, первоначально, вероятно, занимавших главенствующее положение в союзе, очень скоро, буквально в течение нескольких лет, постигает участь акациров. «Сарагуры после нападения на акациров и другие племена выступили походом против персов…»[1074]и были, видимо, разбиты[1075]. Они целиком растворились в местной этнической среде еще в VI в.[1076] Племена угуров (огоров) известны в VI в. в Поволжье под властью тюрок, хотя они и сохраняли, по-видимому, самоуправление[1077].

На первый план выступают оногуры, гораздо более устойчивая группировка племен (их этноним в различных вариантах встречается в греческих, латинских, сирийских и армянских источниках с V по Хв.[1078]). Армянский историк Егише указывает гуннов-хайландуров (т. е. оногуров) во второй половине V в. к северу от Дербентского прохода[1079]. Там же среди 13 кочевых народов в «гуннских пределах» назван Захарией Ритором народ авнагур[1080]. В VI в. оногуров под именем хунугуров знает Иордан, но не дает никаких ориентиров для их локализации в том или ином районе Причерноморья[1081]. В сочинениях VII в. эти племена упоминаются неоднократно. Может быть, сведения о них взяты из каких-то ранних источников.

К сожалению, не поддается проверке сообщение Феофилакта Симокатты о том, что оногурами был построен город Бакаф[1082]. Он не локализован[1083], поэтому и интерпретировать этот отрывок в том смысле, что эти племена частично переходили к оседлости, рискованно. Важнее сообщение того же автора, из которого следует, что оногуры и в середине VI в. оставались реальным объединением племен: «Когда император Юстиниан занимал царский престол… барселт[1084], уннугуры, сабиры и, кроме них, другие гуннские племена, увидав только часть людей уар и хунни, бежавших в их места, прониклись страхом…»[1085]. О том, что оногуры продолжали обитать в предкавказском регионе, свидетельствует история возникновения названия крепости Оногурис в Лазике, которую приводит в своем произведении Агафий Миринейский: «…Местность эта свое имя получила в старину, когда, по всей вероятности, гунны, называемые оногурами, в этом самом месте сразились с колхами и были побеждены, и это имя в качестве монумента и трофея было присвоено туземцами. Теперь же большинством оно называется не так, но по имени воздвигнутого тут храма святого Стефана…»[1086]. Вызывает удивление факт увековечивания имени поверженных врагов в названии поселения, может быть, такое объяснение не совсем верно. Но, во всяком случае, это сообщение дает основание предполагать, что оногуры жили по соседству с Кавказом и время от времени совершали нападения на местное население.

Что касается наименования оногуров гуннами, то это традиционный собирательный этноним византийских и раннесредневековых авторов для множества народов[1087] (тюркских и угорских племен, пришедших из-за и с Урала в Приазовье и Причерноморье после распада объединения Аттилы).

Попытки опереться на «Космографию» Равеннского анонима, чтобы несколько конкретизировать территорию, занятую оногурами, дают весьма немного. По свидетельству этого географа, «…у Понтийского моря расположена страна, которая называется Оногория и которая, как верно полагает философ Ливаний, находится по соседству с верхней точкой Меотийского болота…»[1088]. Пожалуй, можно не сомневаться только в том, что это – Приазовье. Если же сопоставить данные сведения с сообщениями других источников, то скорее всего речь идет о восточном побережье Меотиды. A Maeotidae summitas можно понимать как место впадения Дона, а можно – как самую высокую часть в области Меотиды; в этом случае оногуров следует помещать ближе к Кавказу[1089].

На фоне только упоминаний в источниках различных кочевников, кратких сообщений об избиениях ими друг друга и связанных с этим передвижениях племен интересно свидетельство Феофана Исповедника, заимствованное у Иоанна Малалы[1090], о крещении в Константинополе в 527/ 528 г. вождя гуннских племен, живущих в Тавриде около Боспора[1091].

Возникающий сразу по прочтении данного отрывка вопрос, о каких гуннах идет речь, разрешить довольно сложно. Можно только строить предположения, что, собственно, и делали ученые. Гипотеза Ф.Альтхайма о том, что это были крымские гунны[1092], ничего не добавляет к представлениям о них. Допущение Г.Моравчика, что под гуннами в этом случае подразумеваются оногуры[1093], кажется необоснованным, так как ни один источник не сообщает об их местонахождении на западном или юго-западном побережье Меотиды. Может быть, имеются в виду утигуры или булгары[1094], хотя, кажется, они появились в Крыму позже[1095]. Позволим себе предложить еще одну версию. Возможно, это были альциагиры, если верно наше толкование сообщения Иордана о них, относящее его не к V, а к VI в.[1096]

Данное сообщение Феофана содержит важные сведения о двух аспектах отношений Византии с гуннами. Крымские кочевники ведут с ромеями оживленную торговлю[1097], как и населяющие восточное побережье Меотиды оногуры[1098]. И среди гуннов в окрестностях Боспора также, как и среди других языческих народов, ведется христианская миссионерская деятельность. Это еще одно доказательство того, что проповедь христианства активно использовалась в качестве средства подчинения различных племен влиянию Византии. В данном случае новообращенному следовало «…охранять ромейское государство и город Босфор»[1099]. Но политические цели Империи не были достигнуты, так как вождь-христианин встретил оппозицию не только в лице рядовых членов своего племени (или союза племен), но и со стороны родовой знати. Горда был убит, его место занял брат Муагерис, уважавший старинные верования гуннов, а византийцам пришлось с помощью военной силы отстаивать Боспор[1100]. Может быть, более успешной была проповедь христианства в VI в. среди кочевников каспийско-азовского междуморья. По сообщению

Захарии Ритора, в результате многолетней деятельности миссионеров многих гуннов крестили, была построена церковь, и даже «…выпустили там писание на гуннском языке»[1101]. Хотя слишком благостный тон описания контактов проповедников с местными жителями, наличие чудесных мотивов в рассказе сирийского автора (сам бог наставляет и помогает священникам), отсутствие каких-либо намеков на политические последствия христианизации, а также молчание других источников по этому поводу заставляют сомневаться в реальности столь значительных достижений[1102].

Возможно, гуннами, которых учил Кардост и другие армянские священники, были савиры[1103]. Племена савиров (сабиров), впервые названные Приском[1104], появились в «гуннских пределах» несколько позже, чем изгнанные ими сарагуры, оногуры и огуры. Все исследователи почти единодушно указывают родину савиров в Западной Сибири и относят их к угорским (подвергшимся тюркизации угорским, угро-самодийским) племенам[1105]. Этот народ практически неизменно выступает в источниках под двойным названием гуннов-савиров. В отличие от других родственных кочевых этносов, которые, попав в каспийско-азовский регион, постепенно смещались на запад и север, савиры всю свою недолгую историю были связаны с Восточным Предкавказьем и Кавказом[1106]. Видимо, только небольшая их группа к VI в. переселилась в Северное Причерноморье[1107]. Остальных же активно использовали в своих интересах Византия и Иран: «Сабиры являются гуннским племенем; живут они около Кавказских гор. Племя это очень многочисленное, разделенное, как полагается, на много самостоятельных колен. Их начальники издревле вели дружбу одни с римским императором, другие с персидским царем. Из этих властителей каждый обычно посылал своим союзникам известную сумму золота, но не каждый год, а по мере надобности»[1108]. Греческие авторы характеризуют савиров как очень непостоянный и вероломный народ: «…Были у персов также вспомогательные войска из гуннов савиров. Этот народ и величайший и многочисленный весьма жаден до войны и до грабежа, любит проживать вне дома на чужой земле, всегда ищет чужого, ради одной только выгоды и надежды на добычу присоединяясь в качестве участника войны и опасностей то к одному, то к другому и превращаясь из друга во врага. Ибо часто они вступают в битву в союзе то с римлянами, то с персами, когда те воюют между собой, и продают свое наемное содействие то тем, то другим»[1109]. Но вполне очевидно, что такое поведение савиров было результатом дипломатических происков противоборствующих сторон. Видимо, эти племена больше, чем другие кочевники, подпали под влияние великих держав, более прочно были втянуты в их политику, может быть, именно из-за близких к театру военных действий мест поселения. Такое положение усугубляло разобщенность савиров, отдельные племена которых часто выступали друг против друга[1110].

Силы савиров были основательно подорваны аварами в 558–559 гг., опять-таки не без наущения византийцев[1111]. В 576 г. «…римские военачальники… заставили савиров и алванов переселиться на эту сторону реки Кира и впредь оставаться в римской стране»[1112]. Племена савиров теряют самостоятельное значение, этот этноним больше не встречается в источниках. Вероятно, они были рассеяны или подчинены какой-то иной общностью.

Очень непродолжительное время фигурируют в источниках такие этнонимы как утигуры (утургуры) и кутригуры (котригуры, кутургуры)[1113]. По существу, они появляются в сочинениях Прокопия, Агафия и Менандра в связи с одним эпизодом византийской истории конца правления Юстиниана. Все три автора, что не удивительно, называют утигуров и кутригуров гуннами, а Прокопий считает их потомками киммерийцев (это тоже понятно, так как древним и средневековым писателям свойственно подчеркивать преемственную связь народов, проживающих на одних и тех же территориях в разные хронологические периоды). О местах обитания утигуров и кутригуров историк из Кесарии пишет следующее: «За сагинами осели многие племена гуннов. Простирающаяся отсюда страна называется Эвлисия; прибрежную ее часть, как и внутреннюю, занимают варвары вплоть до так называемого «Меотийского Болота» и до реки Танаиса, который впадает в «Болото». Само это «Болото» вливается в Эвксинский Понт. Народы, которые тут живут, в древности назывались киммерийцами, теперь же зовутся утигурами. Дальше на север от них занимают земли бесчисленные племена антов»[1114]. «За Меотийским Болотом и рекой Танаисом большую часть лежащих тут полей… заселили кутригуры-гунны»[1115].

Таким образом, по свидетельству Прокопия, утигуры занимали в середине VI в. область восточного Приазовья, а кутригуры жили к западу от Дона. Причем первоначально «они все жили в одном месте, имея одни и те же нравы и образ жизни, не имея общения с людьми, которые обитали по ту сторону «Болота» и его устья…»[1116]. Затем, «… взявшись тотчас же всем народом за оружие, они перешли без замедления «Болото» и оказались на противоположном материке»[1117]. «… Гунны заняли эти земли. Из них кутригуры, вызвав своих жен и детей, осели здесь и до моего еще времени жили на этих местах»[1118]. Примерно то же самое сообщает и Агафий, возможно, потому, что заимствовал эти сведения из предыдущего источника: «Народ гуннов некогда обитал вокруг той части Меотидского озера, которая обращена к востоку, и жил севернее реки Танаиса, как и другие варварские народы, которые обитали в Азии за Имейской горой. Все они назывались гуннами или скифами. По племенам же в отдельности одни из них назывались котригурами, другие – утигурами…»[1119]. Упоминание племени куртаргар Захарией Ритором в «пределах гуннских» севернее Каспийских ворот[1120] ничего не дает для уточнения мест поселений кутригуров, так как предоставляет широкие возможности для их локализации на просторах приазовско-причерноморских степей.

При анализе данных византийских историков о размещении утигуров сразу возникает вопрос о соотношении их с оногурами, так как и те и другие в один и тот же период указываются в восточном Приазовье. Однозначно ответить на данный вопрос очень трудно. Многие исследователи разрешают эту проблему, отождествляя оногуров и утигуров, в объединении которых брали верх родо-племенные группировки то первых, то последних[1121]. Может быть, они и правы. В обстановке постоянной междоусобной борьбы в среде родственных племен такое развитие событий достаточно вероятно. Смущает то обстоятельство, что Агафий называет и оногуров, и утигуров, но не упоминает об их тесной связи между собой, хотя, с другой стороны, он мог не знать таких подробностей из жизни далеких варварских племен. И все же то, что данные группировки кочевников византийские авторы относят к одному и тому же времени, заставляет предполагать их одновременное существование в Приазовье. Видимо, не следует жестко локализовать утигуров севернее оногуров[1122], поскольку для этого нет достаточных доказательств, но вполне можно предполагать, что обеим группировкам нашлось место восточнее Меотиды и низовьев Танаиса. Вероятно, и утигуры, также как и оногуры, относились к массиву племен, которые появились здесь в V в., но сравнительно поздно и относительно недолго главенствовали над какой-то их частью. Причем даже в этот короткий период объединение утигуров раскололось, от него отделились кутригуры. Прокопий Кесарийский сообщает об этом со всей определенностью: «В древности великое множество гуннов, которых тогда называли киммерийцами, занимали те места, о которых я недавно упоминал, и один царь стоял во главе их всех. Как-то над ними властвовал царь, у которого было двое сыновей, один по имени Утигур, другому было имя Кутригур. Когда их отец окончил дни своей жизни, оба они поделили между собой власть, и своих подданных каждый назвал своим именем. Так и в мое еще время они именовались одни утигурами, другие кутригурами. Они все жили в одном месте, имея одни и те же нравы и образ жизни…»[1123]. Разделились, вероятно, близкородственные племена, так как, по Прокопию, кутри-гуры родственны утигурам по крови[1124]. По воле Менандра, утигурский вождь говорит о кутригурах: «Было бы неприлично и притом беззаконно в конец истребить наших единоплеменников, не только говорящих одним языком с нами, ведущих одинаковый образ жизни, носящих одну с нами одежду, но притом и родственников наших, хотя и подвластных другим вождям»[1125]. Археологи считают сходными те культуры, которые приписывают кутригурам и утигурам[1126].

А.В.Гадло, помимо свидетельства о реальном разъединении родственных племен, видит в этой легенде смену примитивной охотничьей модели предания о лани новой, с иной социально-ценностной ориентацией гуннской элиты, стремившейся к упрочению своей власти внутри племени[1127]. Очень соблазнительно трактовать этот отрывок как отражение эволюции кочевого общества, но, во-первых, обе эти легенды есть в сочинении историка: процитированная объясняет происхождение этнонимов, а «охотничья» истолковывает причины и обстоятельства перехода через Меотиду[1128].

Во-вторых, в социальном развитии кочевников со времени появления гуннских орд в Северном Причерноморье до середины VI в. произошли не столь большие изменения. Так как, с одной стороны, «охотничья» легенда отнюдь не отражает полностью реальный общественный строй конца IV в.[1129], а с другой стороны, даже если основа предания о едином царе – фольклорная[1130], интерпретация и терминология принадлежат византийскому автору, живущему в условиях единовластия, не подвергаемого сомнению. Если безоговорочно доверять источнику, тогда, по сообщению Иордана, у гуннов уже в 70-х гг. IV в. был царь[1131].

Рассказывая о расселении утигуров и кутригуров, Прокопий Кесарийский соединяет с этим сообщением легенду о лани, которую другие писатели связывали с появлением гуннов в IV в. Он контаминирует два события, поэтому вряд ли достоверно указываемое им время[1132]. Вероятно, утигуры и кутригуры разделились (в результате междоусобной борьбы? из-за недостатка кормовых территорий?), и последние перебрались на запад позднее: «И вот, взявшись тотчас же всем народом за оружие, они перешли без замедления «Болото» и оказались на противоположном материке… кутригуры, вызвав своих жен и детей, осели здесь и до моего еще времени жили на этих местах»[1133]. Усилия ученых уточнить локализацию кутригуров[1134] на просторах Северного и Северо-Западного Причерноморья мало на чем могут основываться, так как достоверно известно только то, что они жили западнее Дона, «…у Меотийского болота»[1135] и переходили Дунай в своих грабительских походах[1136]. Неправдоподобным кажется движение утигуров вместе с кутригурами за Дон, а затем возвращение обратно в Приазовье[1137]. Если бы были сообщения о совместных набегах на владения Византии, тогда имелись бы основания поверить, что позднее они вернулись на восточное побережье Меотиды. Вероятнее всего, разделение произошло именно там, и отделившаяся часть покинула прежние места обитания.

Нам кажется неправомерным связывать утигуров и кутригуров с гуннами Аттилы[1138], считая их остатками орд Эрнака и Динтцика[1139]. Если скрупулезно следовать за источником, именно эти сыновья Аттилы не возвращались на Восток[1140], но не это главное. Важнее то, что в течение ста лет в Причерноморье, где все менялось в этот период с калейдоскопической быстротой, не могли сохраниться неизменными объединения кочевников, вернувшиеся из Подунавья в середине V в. Кроме того, известно, что на восток ими были вытеснены акациры[1141]. Таким образом, более вероятна принадлежность утигуров и кутригуров ко второй волне племен, к 60-м гг. V в. достигшей только Прикаспийско-Приазовского междуморья, а в VI в. частично продвинувшейся далее на запад.

История этих союзов родственных племен наиболее ярко показывает, насколько успешно воплощался в жизнь один из основных принципов политики Византии по отношению к окружавшим ее народам – «разделяй и властвуй!». Как далеко простирались интересы Империи, видно по описанию Прокопия: «Такова окружность Понта Эвксинского от Калхедона до Византии. Но какова величина этой окружности в целом, этого я точно сказать не могу, так как там живет такое количество, как я сказал, варварских племен, общения с которыми у римлян, конечно, нет никакого, если не считать отправления посольств»[1142]. Утигуры, «…не доставляя римлянам никаких затруднений, так как по месту жительства они совершенно не соприкасались с ними: между ними жило много племен, так что волей-неволей им не приходилось проявлять против них никаких враждебных действий»[1143], тем не менее были прочно втянуты в сферу политического влияния Византии. «…Издревле они являются самыми близкими друзьями римлян»[1144], как лицемерно заявлял Юстиниан. Агафий прямо называет утигурского вождя федератом и наемником императора[1145]. Впрочем, кутригуры тоже «…ежегодно получали от императора большие дары, но тем не менее, переходя через реку Истр, они вечно делали набеги на земли императора, являясь то союзниками, то врагами римлян»[1146]. Стремясь отвлечь силы кочевников и спасти от опустошения свои земли, византийцы натравливали различные племена друг на друга, доводя их до братоубийственной войны. В данном случае с успехом удалось «…поссорить и столкнуть врагов (утигуров и кутригуров – И.Е.) между собою, чтобы они уничтожили друг друга»[1147]. По одной версии, немаловажную роль в этом сыграла угроза лишить утигуров императорских субсидий, если они не пойдут войной на кутригуров[1148], по другой, – богатые дары побудили их начать междоусобицу[1149], что в равной степени свидетельствует о паразитизме и алчности военной племенной верхушки. Согласно идиллическому рассказу Менандра, утигуры, чтобы угодить византийцам и не нанести большого вреда соплеменникам, собирались только отнять у кутригуров коней, без которых набеги невозможны[1150]. Больше верится, что война приняла истребительный характер, и часть кутригуров вынуждена была бежать во Фракию[1151]. Агафий сообщает, что утигуры и кутригуры «… затем в течение долгого времени были заняты взаимной борьбой, усиливая вражду между собой. То делали набеги и захватывали добычу, то вступали в открытые бои, пока почти совершенно не уничтожили друг друга, подорвав свои силы и разорив себя. Они даже потеряли свое племенное имя. Гуннские племена дошли до такого бедствия, что если и сохранилась их часть, то, будучи рассеянной, она подчинена другим и называется их именами»[1152]. Хотя номинально состояние союзничества, в котором по отношению к Византии находились и кутригуры, и утигуры, предполагает полную политическую независимость[1153], на деле и те, и другие действовали по воле Империи и на пользу ей ослабляли друг друга.

Остатки утигуров в 70-х гг. VI в. после яростного сопротивления были подчинены Западно-Тюркским каганатом[1154]. Может быть, верно наблюдение В.В.Радлова над терминологией Менандра, из которой следует, что, в отличие от других покоренных народов, в частности аланов, утигуры были родственны тюркам[1155]. Возможно, в какой-то мере из-за этой близости объединение утигуров не было окончательно рассеяно, а только были истреблены их вожди, замененные тюрками[1156]. И уже под их началом утигуры участвовали в захвате города Боспора[1157].

Благодаря относительно подробным рассказам трех авторов об утигурах и кутригурах можно попытаться извлечь из их сообщений хотя бы скудные сведения об общественном устройстве этих племен. Хотя чаще всего источники упоминают одного вождя утигуров (Прокопий иногда называет его царем) Сандилха[1158], тем не менее у них были и другие правители, к которым направляют послов[1159], то есть полного единовластия в данном племенном союзе не существовало. То же самое можно сказать и об их сородичах. Опять-таки посольство отправляют к «…властителям кутригуров…», а затем посылают отряд на помощь гепидам, «…во главе которого среди других стоял Хиниалон…»[1160]. Вместе с тем Сандилх и кутригурский хан Заберган, согласно источникам, самостоятельно решают военные вопросы и иногда дипломатические[1161]. Вероятно, это были именно военные вожди, полномочия которых в других сферах управления были ограничены. Решить вопрос о том, выборной или наследственной была их власть, не представляется возможным.

О структуре кочевого общества середины VI в. практически ничего не известно, кроме того, что у кутригуров и утигуров, так же как и у гуннов Аттилы[1162], были рабы из пленников. Цели захвата их и способы использования, пожалуй, также не изменились. В плен брали в первую очередь для того, чтобы получить выкуп[1163]. Охотнее обращали в рабство женщин и детей[1164]. Нет никаких свидетельств об эксплуатации рабов на каких-либо производительных работах, поэтому сведения о многих десятках тысяч римлян-рабов у кутригуров[1165] – явное преувеличение. В сообщении о дурном обращении с ними тоже могли быть сгущены краски, так как оно вложено в уста вождя утигуров, стремящегося очернить в глазах византийского императора нынешних своих врагов: «Этим преступникам не казалось, между прочим, недопустимым делом требовать от них рабских услуг: они считали вполне естественным бить их бичами, даже если бы они ни в чем и не провинились, и даже подвергать смерти, одним словом, применять к ним все, на что дает право господину-варвару его характер и полная его воля»[1166].

Что касается отношений с племенами, насильственно вовлеченными утигурами в союз, то, согласно источнику, обязанности готов-тетракситов не были слишком обременительны: они должны были участвовать в совместных военных экспедициях[1167] и были настолько независимы, что самостоятельно отправляли посольство в Византию, правда, по религиозным вопросам[1168]. Можно объяснить отсутствие сведений, скажем, о взимаемой дани или каких-либо других тяготах, неосведомленностью Прокопия. Но также можно предположить, что его описание соответствовало реальному, довольно свободному, положению готов, так как они не были разбиты и побеждены утигурами, а вступили с ними в союз в результате переговоров, в ходе которых обязались выполнять два условия: переселиться на территорию последних и оказывать им военную помощь, в остальном же обладать «…равными и одинаковыми правами»[1169].