7. Битва на Руте (июнь 1151 года)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Съ ступившимъся полком бысть сеча крепка.

Ипатьевская летопись

Суздальский князь отступил к Белгороду. Отправив в крепость посла, он потребовал, чтобы горожане открыли ему ворота, так как именно он и есть великий князь. На что Юрию резонно ответили, что раз в Киеве правят Вячеслав с Изяславом, то, соответственно, его приказ жителей города ничему не обязывает. Он для них никто, и зовут его никак. Понимая, что времени на штурм города-крепости у него нет и в любой момент может подойти Изяслав с полками, Долгорукий отступил от Белгорода. Он ушёл к Вереневу, а затем перешел через древний вал, насыпанный для обороны от степняков, и стал у села Бязницы.

Юрий как в воду глядел, когда не стал задерживаться у стен крепости, поскольку, когда Изяславу стало известно, что на помощь Долгорукому выступил Владимирко Галицкий, он без труда просчитал все дальнейшие действия своего дядюшки. Киевский князь прекрасно понимал, что Юрий пойдёт на соединение с полками своего родственника, а затем вместе с Владимирко снова выступит на Киев. Ответ на вопрос, как действовать в данной ситуации, напрашивался сам собой. Поэтому Изяслав вызвал к себе князя Бориса Городенского, который В.Н. Татищевым характеризуется как человек, «на тайные нападения искусный и все места к Белгороду довольно знающий». Киевский князь поставил перед Борисом следующую задачу — идти с отрядом отборных ратников за войсками Юрия и отслеживать каждый шаг врага. А следом за ними с главными силами должен был выступить и сам Изяслав Мстиславич. Здесь уже всё решала быстрота, поскольку только в этом случае был шанс разбить суздальского и галицкого князей по одиночке. Примечательно, что в этот раз в поход выступило всё боеспособное население Киева, согласно Ипатьевской летописи киевляне заявили своим князьям следующее: «Ать же пойдуть ecu, како можешь и хлудъ вруци взяти; пакы ли хто не поидеть намъ же и дай ать мы сами побьемы». Смысл речей был прост — в поход идут все, кто может идти, у кого нет оружия, пойдёт с дубиной, а кто не пойдет на Юрия, того мы сами порешим. Через день рать Изяслава Мстиславича уже подошла к Василеву, и здесь он получил очень важные известия, которые в очередной раз меняли обстановку на театре военных действий.

Дело в том, что на помощь киевскому князю шли венгры.

Сын Изяслава Мстислав в своё время был послан за помощью к венгерскому королю и теперь сообщал отцу, что Геза II отправил ему на помощь огромное войско, «многое множъство» (Ипатьевская летопись). И если Изяслав хочет, чтобы венгры поторопились, то пусть шлет гонца, и тогда союзники ускорят марш. Изяслав срочно затребовал помощь, а сам продолжил движение за Юрием. Миновав Василев, киевские полки подошли к Перепетову полю, где разъезды Изяслава вступили в бой с дозорными Юрия. На следующий день рать Изяслава Мстиславича перевалила через оборонительный вал, который разделял противников, и киевский князь увидел готовые к бою вражеские полки.

Однако до битвы не дошло, поскольку старик Вячеслав снова выступил в роли миротворца. И судя по всему, в этот раз Юрий был не прочь вступить в переговоры, понимая всю сложность ситуации, в которой оказался. Но здесь взбеленились Святослав Ольгович и половцы. Один хотел полного военного разгрома Изяслава, другие — богатой добычи. Противники так и простояли весь день друг напротив друга, не предпринимая никаких активных действий. Однако ночью Юрий незаметно для врага перешел через речку Руту и, укрепившись на новой позиции, продолжил убеждать своих союзников заключить мирное соглашение с Изяславом. Очевидно, суздальский князь понимал, что битва не сулит ему ничего хорошего, а Владимирко был ещё далеко. Юрий Владимирович просто не хотел напрасно рисковать. И ему практически удалось убедить Ольговичей, но половцы уперлись капитально и ни в какую не соглашались на заключение мира.

На следующее утро, в пятницу, видя, что переговоры ничем путным не закончатся, Изяслав велел трубить наступление. Юрий очень не хотел вступать в сражение без галицких полков, но выхода у него не было, и он был вынужден развернуть свои войска в боевые порядки. Однако Долгорукому крупно повезло, поскольку неожиданно испортилась погода: «м тако устрой Богъ мылу, якоже не видети никамо же, толико до конець копья видити» (Ипатьевская летопись). Хлынул жуткий ливень, и в итоге противники потеряли друг друга из виду. В кромешной мгле Юрий и Изяслав начали бестолковые маневры, пытаясь вступить в сражение с противником. Когда же к полудню мгла рассеялась, оказалось, что речка превратилась в озеро, которое и разделило войска противников. Зато крылья враждебных армий охватывали это самое озеро кольцом и находились в боевом соприкосновении друг с другом. На флангах завязались ожесточенные схватки, но главные силы, разделенные озером, так в битву и не вступили.

Видя, что так просто врага не достать, Изяслав повел свою рать в обход озера. Но и Юрий, по-прежнему не испытывая желания вступать с врагом в битву, тоже принялся маневрировать. Желая оторваться от киевских полков, он перешел речку Малый Рутец, и здесь его воинство увязло в грязи. С трудом выведя из этого болота своих измученных ратников, Долгорукий обнаружил перед собой вражеское войско. Киевские полки медленно обходили озеро и располагались на равнине, напротив войск Юрия. Понимая, что битвы не избежать, Долгорукий велел разбивать лагерь и располагаться на ночлег на виду у противника.

* * *

В субботу, едва занялась заря, Юрий поднял своих воинов. По приказу князя били в бубны и трубили в трубы, поднимая боевой дух в войсках. Думая, что враг готовится к битве, Изяслав тоже стал выстраивать полки. Но Долгорукий и не думал сражаться. Введя киевского князя в заблуждение относительно своих намерений, он неожиданно двинулся вверх по течению Руты, пытаясь снова оторваться от преследования. Небо заволокло свинцовыми тучами, изредка накрапывал мелкий дождь. Грязь чавкала под копытами коней, ноги ратников увязали в болотной жиже, но Юрий упорно продолжал вести свои полки вперед. Залог спасения был в быстроте передвижения. Однако и Изяслав понял намерение противника, а потому быстро выступил следом. И тем не менее Долгорукому всё же удалось опередить племянника и вывести своё войско к реке Великая Рута. Оставалось только перейти на противоположный берег, укрепиться на выгодной позиции и спокойно поджидать Владимирко Галицкого. А уж потом…

Суздальский князь отдал приказ начинать переправу. Изяслав, видя, что противник уходит, действовал решительно. Разбрызгивая во все стороны грязь, в атаку пошла легкая конница черных клобуков. Лихие наездники засыпали стрелами идущие в арьергарде полки, а затем атаковали обоз и стали заворачивать вражеские возы с добром. Этого оказалось достаточно, чтобы Юрий и союзные князья стали разворачивать войска и готовиться к бою. Командование ростовскими и суздальскими полками неожиданно взял на себя Андрей Юрьевич, а сам Долгорукий предпочел остаться в роли зрителя. Вот князь Андрей и заметил, что половцы занимают непривычную для них позицию позади главного строя русских. Сообразив, что союзники просто готовятся к бегству, он бросился в гущу их рядов. Сам наполовину половец по матери, Андрей нашёл нужные слова для степных родичей и отвратил их от первоначального намерения. Затем воззвал к суздальским и ростовским ратникам, а потом обратился к своей дружине. После чего велел развернуть стяги и изготовиться к бою. Примечательно, что в этой битве в буквальном смысле слова проявился главный принцип русских междоусобиц — брат на брата. Поскольку на стороне Долгорукого сражался черниговский князь Владимир Давыдович, а на стороне киевского князя его родной брат Изяслав. Вот до чего довела братьев Давыдовичей погоня за новыми землями и волостями, желание захапать как можно больше и ничего при этом не потерять.

Видя, что сеча вот-вот начнется, Изяслав и Ростислав Мстиславичи обратились к Вячеславу с просьбой не участвовать в битве, а отъехать в сторону и наблюдать за сражением со стороны. Князья ссылались на преклонный возраст своего дяди, и тому очень польстила такая забота племянников. Поэтому Вячеслав отъехал на возвышенность за боевыми порядками, а Ростислав с Изяславом уехали в войска. Проезжая сквозь ряды ратников, киевский князь отдал приказ: всем князьям и воеводам следить за его стягом, и куда он поведет свой полк, туда и им вести своих воинов. Встав во главе дружины, Изяслав опустил на лицо стальную личину шлема и взял из рук оруженосца длинное тяжелое копье.

Над полем вновь хрипло заревели боевые трубы ростовских, суздальских и новгород-северских полков, загрохотали барабаны половцев, и рать Юрия пошла вперед. На острие атаки, как и всегда, оказался князь Андрей со своей дружиной. Опустив копье наперевес, сын Долгорукого пришпорил коня и погнал его на неприятельский строй. Следом за ним устремились его гридни, а затем пришла в движение и половецкая орда. Андрей Юрьевич первым достиг вражеских рядов и точным копейным ударом свалил на землю вместе с конем киевского дружинника. Отбросив в сторону изломанное копье, князь схватил притороченный к седлу боевой топор и вломился в гущу киевлян. Здесь княжеского коня ткнули рогатиной в ноздри, и он так резко споткнулся, что с головы Андрея слетел шлем. Ударом булавы князю раскололи щит, а затем и вовсе сбили с руки. Андрей Юрьевич чудом уцелел в этой мясорубке, выйдя живым и невредимым из затяжной рукопашной схватки.

Тем временем повел в бой свою дружину Изяслав Мстиславич. Изломав в первом столкновении копьё, князь вытащил из ножен меч и продолжил сражаться. Битва развернулась по всему фронту, сначала полки сошлись на флангах, а затем в бой вступили и ратники, стоявшие в центре позиций. Половцы хоть и выдвинулись на фланги, но по-прежнему занимали выжидательную позицию. Однако это нисколько не изменило общей ситуации на поле боя, поскольку именно в битве русских против русских решалась судьба этого грандиозного противостояния. С обеих сторон воины бились храбро и умело, и на чью сторону склонится победа, сказать было невозможно. Отчаянно рубился и князь Изяслав Мстиславич, врубившись в ряды противника, он схватился на мечах с суздальским дружинником. Изяслав был опытным ратоборцем, но и суздалец оказался умелым бойцом. Он ранил князя в руку, поразил в бедро, а затем ударом щита сбросил с коня на землю. Изяслав без сознания пал на землю, да так и остался лежать без движения.

Но на ход битвы это не оказало никакого влияния, а перелом в сражении наступил неожиданно. Половецкая конница развернулась было в лаву, пошла в атаку и выпустила по стреле в сторону войск Изяслава, но затем внезапно степняки развернули коней и обратились в бегство. Следом с поля боя побежал Святослав Ольгович, затем смятение охватило черниговские полки, и из сражения вышел Владимир Давыдович. Видя, что в одночасье всё рухнуло и положение уже не спасти, ударились в бега и Юрий с сыновьями. Оставшись без командования, стали разбегаться и простые ратники, и вскоре огромная рать Долгорукого превратилась в охваченную паникой беспорядочную толпу.

Но бежать было некуда, поскольку в тылу у войск Юрия протекала Великая Рута, чьи заболоченные берега таили в себе смертельную опасность для такой массы бегущих людей. Ратники просто завязли в грязи, где их и настигли преследователи. Произошло жесточайшее избиение беглецов, тысячи русских воинов были перебиты в болотине, а вместе с ними было вырезано множество знатных половцев. Кровавая жижа хлюпала под ногами воинов Изяслава Киевского, когда они шли через грязь к берегу реки, рубя направо и налево обессилевших ростовцев и суздальцев. Во время этой бойни и был убит черниговский князь Владимир Давыдович. Многие дружинники прямо на конях и в доспехах кидались в мутные воды Руты и камнем шли на дно, не имея сил выплыть. Река вздулась от проливных дождей и стала гибельной ловушкой для многих сотен бойцов.

По всему полю битвы бродили победители и собирали трофеи, добивая раненых и не способных сопротивляться врагов. Так двое киевлян и набрели на одного воина в богатом доспехе, который чуть живой лежал на земле. Увидев, что его заметили, он с трудом проговорил: «Князь есмь». Однако эти слова произвели на киевлян совсем иное впечатление, чем рассчитывал раненый. Один из них со словами: «А такъ ны ecu и надобе», вытащил из ножен меч и с такой силой врезал по позолоченному шлему, что разрубил его надвое. Воин собирался повторить удар, когда снова услышал из-под металлической личины: «Азъ Изяславъ есмь, князь вашь». С этими словами раненый с трудом стащил с головы рассечённый шлем и киевские ратники узнали своего князя. С радостными криками его подняли на руки и понесли на место сбора полков, где победители встретили Изяслава восторженным рёвом. Вот такой причудливый зигзаг сделала судьбы киевского князя, и день его величайшего триумфа по нелепой случайности едва не стал последним днем жизни.

* * *

Битва при Руте как по количеству сражающихся, так и по своей ожесточённости является одной из крупнейших битв эпохи феодальной раздробленности. Юрий Долгорукий в борьбе за Киев потерпел сокрушительное поражение, и на его амбициях был поставлен крест. Впрочем, в таком плачевном исходе военной кампании был виновен только сам Юрий, и никто другой. Добившись крупной стратегической победы и сумев форсировать Днепр, он тут же совершил не менее крупную стратегическую ошибку, решив с ходу взять Киев. Вместо того чтобы сразу выступить на соединение с галицким князем и тем самым создать Изяславу Мстиславичу массу проблем, Долгорукий повел полки на столицу. Поражение на Лыбеди стало закономерным итогом этой авантюры. Дальнейшие действия Юрия были лишь судорожными попытками оторваться от шедших за ним по пятам войск Изяслава и прорваться на соединение с Владимирко. Но и здесь племянник полностью переиграл дядю, продемонстрировав свои блестящие качества военачальника.

Впрочем, у Юрия был шанс избежать сражения, но здесь он совершил уже тактическую ошибку. Суздальскому князю надо было бросить часть своего обоза и продолжать переправу через Великую Руту, а не разворачивать полки и идти спасать добро. За водной преградой можно было перевести дух и спокойно дожидаться подхода галицких полков. А так Юрий дал сражение в очень невыгодных для себя условиях, имея в тылу речку с заболоченными берегами и не имея возможности к отступлению. Что в итоге и привело к колоссальным потерям: «много дружины потопе в Руту, бе бо грязокъ» (Ипатьевская летопись). К тому же, как следует из летописного текста, Долгорукий самоустранился от руководства сражением, передоверив командование ростовскими и суздальскими полками и половецкой ордой сыну Андрею. Соответственно, и Святослав Ольгович и Владимир Давыдович командовали теми войсками, которые привели на поле боя. Что же касается последнего, то его смерть явилась страшным ударом для брата Изяслава, и это было зафиксировано летописцем: «Изяславъ плачющася надъ братомъ своимъ Володимеромъ» (Ипатьевская летопись). Впрочем, это был закономерный финал всей деятельности братьев.

Если говорить о злоключениях киевского князя после битвы, то они очень подробно описаны в Ипатьевской летописи. Да и раны, которые он получил в битве, были достаточно серьёзные: «Изяславъ же изнемагаше велми с ранъ зане исшелъ бе кровию» (Ипатьевская летопись). Зато и победа была безоговорочной, а она, как известно, просто так никогда не дается.

* * *

Юрий с сыновьями и двумя Святославами — Ольговичем и Всеволодовичем бежал к Днепру. Там они на ладьях переправились на левый берег и здесь пути-дороги союзников разошлись, поскольку Юрий ушёл в Переяславль, а Святослав с племянником бежали в Городец Остерский. Причем летописец не удержался и позволил себе поехидничать над князем Новгорода-Северского: «Святославъ же Олгович бе тяжекъ теломъ, и трудилъся бе бежа» (Ипатьевская летопись). Впрочем, Святослав Ольгович «трудилъся» не просто так, по ходу дела у него появились свои резоны для такой спешки. Сведав, что Владимир Давыдович убит, он послал своего племянника Святослава Всеволодовича в Чернигов, чтобы тот быстро занял город и продержался там до прихода дяди. Но когда Святослав подошел к переправе через Десну, он получил известие о том, что в Чернигов уже вступил Изяслав Давыдович, а вместе с ним прибыл и сын смоленского князя Роман Ростиславич. Видя, что задумка не удалась, Святослав Ольгович вместе с племянником отправился в Новгород-Северский, где и стал готовить город к возможной осаде.

Тем временем Изяслав Мстиславич рассудил, что нельзя Юрию давать время оправиться от столь сокрушительного разгрома и пришла пора отправить назойливого дядюшку обратно в Залесские земли. Невзирая на раны, князь снова сел на коня и вместе с Вячеславом и братом Святополком выступил в поход на Переяславль. Между тем, видя, что непосредственная угроза Киеву миновала, брат Изяслава Мстиславича Ростислав с полками ушел в Смоленск. Правда, оставался ещё Владимирко Галицкий со своей ратью, но здесь братья Мстиславичи крепко надеялись на венгров, которые должны были перехватить союзника Долгорукого. Но этим надеждам оправдаться было не суждено.

Владимирко был очень хитер, его разведка отслеживала каждое движение венгерского войска. И когда князь узнал, что угры разбили на ночь лагерь, а затем начали пировать, он долго не раздумывал над тем, что надо делать. Галицкие полки внезапной атакой буквально стерли венгерское воинство в порошок, а сын Изяслава Киевского Мстислав лишь чудом убежал в Луцк с места резни. Когда об этом стало известно Изяславу Мстиславичу, то он ничего не стал менять в своих планах, а продолжил поход на Переяславль, поскольку именно Юрия считал своим главным и самым опасным врагом.

Что же касается суздальского князя, то в данный момент устоять против Изяслава Киевского у него не было никаких шансов: «Дюрди же не имяше ниоткуль помочи, а дружина его бяшетьо но избита, оно изоимана» (Ипатьевская летопись). Трудно сказать, на что он наделся, затворившись в Переяславле. Может, на то, что подойдет сват Владимирко, а может, на какое иное чудо. Но чуда не произошло, а галицкий князь не пришел. Зная об исходе битвы на Руте и понимая всю бесперспективность дальнейших попыток по оказанию помощи попавшему в беду родственнику, Владимирко ограничился тем, что разорил волости Изяслава, а затем ушёл в своё княжество. Теперь участь Юрия была решена окончательно.

Киевские полки подошли к Переяславлю и взяли его в осаду. Юрий собрал в городе остатки своих войск и приготовился защищаться столько времени, насколько хватит сил. Вполне вероятно, что и сам он понимал бесполезность дальнейшей борьбы, однако злость на Изяслава заглушила в нем все остальные чувства. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что после двух дней отчаянных боев Юрий послал свою пехоту на вылазку. Что в его положении было просто глупо, поскольку враг имел подавляющий численный перевес. Понятно, что такая авантюра закончилась для Долгорукого полной неудачей: его пешие ратники понесли большие потери, а противник воспользовался моментом и спалил всё предградье. Теперь даже Юрий должен был признать своё поражение.

Удивительно, но условия, которые Изяслав и Вячеслав продиктовали Юрию, были вполне приемлемыми. От него требовали лишь одного — невмешательства в дела Южной Руси: «Киева подъ Вячеславом и подъ Изяславомъ не искати» (Ипатьевская летопись). За суздальским князем оставляли даже Переяславль, однако специально оговаривалось, что княжить там будет не Долгорукий, а его сын. Юрий публично объявил, что уходит в Суздаль, но тут же оговорился, что перед этим заедет в Городец Остерский. Это сразу же насторожило Изяслава, и он довольно прозрачно намекнул дяде, что если он там надолго задержится, то узрит под стенами города племянника с полками. Но Юрий пропустил предупреждение мимо ушей, и это имело для него роковые последствия.

Видя, что Долгорукий капитулировал, с помощью своего двоюродного брата Изяслава Давыдовича замирился с киевским князем и Святослав Ольгович. Но, даже узнав об этом, Юрий продолжал в нарушение договора сидеть в Городце Остерском, плел интриги против племянника и не понимал, что играет с огнем. Суздальский князь тупо уперся и совершенно игнорировал слова своего сына Андрея, который настоятельно убеждал отца вернуться в Залесские земли. Кончилось тем, что Андрей уехал, а Юрий остался. Как видим, уже здесь четко проявилось различие отца и сына к проблеме борьбы за Киев. Первый считал это смыслом своей жизни, второму же было абсолютно наплевать на златой киевский стол, и своё будущее он связывал с Ростово-Суздальской землей.

И вскоре Юрий убедился в правоте старшего сына. Столь длительное пребывание Долгорукого в Городде Изяслав Мстиславич счел прямым нарушением договора и на всю Русь объявил суздальского князя клятвопреступником. Киевские полки снова выступили в поход. По пути к ним присоединились Изяслав Давыдович и Святослав Всеволодович с дружинами. Святослав Ольгович от похода уклонился, поскольку посчитал невозможным воевать против недавнего союзника, но отряд на помощь киевскому князю всё же был вынужден прислать.

Что же касается Юрия, то он нисколько не смутился, узнав, какие силы выступили против него. Суздальский князь затворился в Городде вместе со своими сыновьями Борисом, Глебом и Мстиславом. На что он и в этот раз рассчитывал, сказать трудно; возможно, что на помощь галицкого союзника, но тот был слишком далеко. По большому счёту, Юрий в очередной раз влез в авантюру, которая изначально была обречена на провал. Что и подтвердила затянувшаяся на несколько дней осада Городца. Бойцы Долгорукого отчаянно отбивались от наседавших со всех сторон врагов, но силы их быстро таяли, а помощи ждать было неоткуда. Как следствие, суздальский князь снова был вынужден признать своё поражение.

Однако в этот раз он был серьёзно наказан за свой обман и согласно новому договору был вынужден вывести из Переяславля сына Глеба и оставить его править в Городце Остерском. А Переяславль Изяслав отдал своему сыну Мстиславу, чем ещё больше укрепил свои позиции в Южной Руси. После этого влияние Юрия в регионе было подорвано капитально. Впрочем, больше всех в этом был виноват он сам, и никто иной. В очередной раз поцеловав крест, что будет соблюдать заключенный мир, Долгорукий удалился в суздальскую землю.

Однако весной следующего, 1152 года его ждал новый удар. Изяслав Мстиславич, Изяслав Давыдович и Святослав Всеволодович привели полки к Городцу Остерскому и дотла его спалили. Согласно В.Н. Татищеву, здесь в роли провокатора выступил черниговский князь. Впрочем, и сын Мстислава прекрасно понимал, что, пока у Юрия есть хоть один оплот на территории Южной Руси, покоя никому не будет. В этот раз уже он выступал нарушителем договора, но тем самым киевский князь спасал свою землю от вполне возможных неприятностей. Долгорукому ничего не стоило в очередной раз сговориться с галицким князем, нанять половцев и подвергнуть разорению области Южной Руси. Сжигая Городец, Изяслав лишал своего дядю плацдарма для дальнейшей борьбы за Киев.

Поэтому приходится констатировать, что противостояние с племянником закончилось для Юрия военным и политическим крахом. Суздальские и ростовские полки были наголову разгромлены под Рутой, а все свои позиции в Южной Руси Долгорукий утратил. В Киеве его открыто ненавидели и готовы были признать князем кого угодно, только не пришельца из Суздаля. Поэтому, дважды захватывая столицу, сын Мономаха так и не сумел её удержать. Громадные средства и ресурсы были растрачены впустую.

Вот такой печальный итог борьбы князя Юрия за златой киевский стол.

И в довершение всех бед летом 1152 года волжские болгары пришли по Волге к Ярославлю и взяли город в плотное кольцо осады как со стороны реки, так и с напольной стороны. Как мы помним, в 1149 году Ярославль был разграблен и сожжен новгородцами, но к этому времени он был отстроен заново. Жители не ожидали нападения, но тем не менее ворота затворить успели и изготовились к бою. Проблема заключалось в том, что город был совершенно не готов к длительной осаде, в нём не было ни запасов продовольствия, ни достаточного количества воды. Волга была рядом, но подступы к ней перекрыли болгары. Согласно Типографской летописи, «изнемогаху людие въ граде гладомъ и жажею». Однако осаждённым удалось отправить вестника в Ростов с просьбой о помощи, подошедший ростовский полк нанес поражение болгарам и отогнал их от Ярославля. Юрий из случившегося сделал необходимые выводы и в том же году заложил крепость Городец на Волге. Это, по его мнению, должно было в какой-то мере воспрепятствовать разбойным набегам восточного соседа.