§ 9. Проблемы постсоциалистического развития стран Восточной Европы

Крах восточноевропейского социализма. «Бархатные революции»

Распад социалистической системы был неизбежен, но сценарии смены государственного строя зависели от наследия социалистической эпохи. В тех странах, где в период перестройки активизировались реформы, идеологический плюрализм был наибольшим и коммунистическое руководство сознавало неизбежность происходящих событий, переход совершался более плавно и на правовой основе.

В Польше с 1988 г. участились акции протеста, основным лейтмотивом которых было требование легализовать профобъединение «Солидарность» во главе с Л. Валенсой. Одновременно более жесткую позицию заняло и руководство официальных профсоюзов. Исполком Всепольского соглашения профсоюзов даже обратился в сейм с заявлением о вотуме недоверия правительству Месснера. VIII пленум ЦК ПОРП, состоявшийся в августе 1988 г., принял решение о возобновлении диалога с умеренным крылом оппозиции. Спустя месяц правительство возглавил известный публицист М. Раковский, приложивший все силы для организации диалога со всеми конструктивными общественными объединениями. В отличие от своих предшественников Раковский считал принципиально важным сочетание экономических реформ с демократизацией общественного строя. В 1989 г. при поддержке реформаторского крыла ПОРП правительство организовало несколько заседаний круглого стола с участием представителей государственной администрации, ПОРП, общественных организаций, католической церкви и профсоюзов. Заключительные документы круглого стола, подписанные в апреле, закрепили стратегию реформы политической системы. На июнь назначались первые выборы в сейм на альтернативной основе. По взаимной договоренности 60 % депутатских мандатов изначально гарантировалось для ПОРП и ее союзников по коалиции, а остальные 40 % мест отдавались беспартийным депутатам и представителям оппозиции. В соответствии с решениями круглого стола в апреле был также восстановлен институт президента и учреждена вторая палата парламента. Тогда же был изменен закон о профсоюзах, допустивший существование независимых профобъединений.

Июньские выборы показали стремительное падение влияния ПОРП и рост популярности оппозиционных движений, в том числе «Солидарности». Новый состав парламента лишь большинством в один голос избрал на пост президента В. Ярузельского. Попытка назначения главой правительства министра внутренних дел генерала Ч. Кищака встретила решительное противодействие со стороны оппозиции. По призыву Л. Валенсы Объединенная крестьянская партия и «Стронництво демократичное» (чьи представители избирались в сейм в составе правительственного блока) образовали коалицию с «Солидарностью». Это создало совершенно новую политическую ситуацию и привело к созданию коалиционного правительственного кабинета под руководством представителя «Солидарности» Т. Мазовецкого. Правительство объявило о начале глубоких экономических и политических преобразований. В частности, уже в октябре была обнародована экономическая программа правительства, составленная Л. Бальцеровичем, суть которой сводилась к немедленному «шоковому» переходу экономики на рыночные отношения. В декабре были приняты поправки к конституции, провозгласившие Польшу демократическим правовым государством. Исключались статьи о ПОРП как руководящей политической силе польского общества и социалистическом характере польского государства, закреплялась многопартийность. В январе 1990 г. XI съезд ПОРП заявил о прекращении деятельности партии. По предложению Ярузельского в ноябре – декабре 1990 г. состоялись внеочередные президентские выборы, принесшие победу Л. Валенсе.

Рубежное значение для политического развития Венгрии приобрела партийная конференция, прошедшая в мае 1988 г. После нее начался процесс обновления высшего партийного руководства и формирование фракций в ВСРП. Новым генеральным секретарем партии стал представитель центристов Карой Грос. При активной поддержке «отца» реформы 60-х гг. Р. Ньерша премьер-министр М. Немет начал наиболее радикальные преобразования по внедрению рыночных отношений. Еще до ликвидации коммунистического режима его правительству удалось создать негосударственную фондовую биржу, начать тотальную либерализацию ценообразования, ввести конвертируемость национальной валюты. Была ужесточена политика в отношении нерентабельных государственных предприятий, проведена налоговая реформа, фактически легализован весь «теневой» сектор экономики. Несмотря на рост цен и развитие инфляционных процессов, правительство пошло на самые непопулярные меры – ограничение социальных субсидий, сокращение многих целевых бюджетных программ. Тем самым еще при формальном сохранении коммунистического режима в Венгрии началась «шоковая» экономическая реформа.

Одновременно в Венгрии развертывалась и политическая реформа. После февральского 1989 г. Пленума ЦК ВСРП был объявлен курс на демократизацию государственного устройства, ввод многопартийности. Государственный министр и член Политбюро ВСРП Имре Пожгаи возглавил общественную кампанию по переоценке событий 1956 г. Это стало поворотным моментом в изменении общественных настроений в Венгрии. Сопротивление консервативной части руководства ВСПР и двойственная позиция К. Гроса лишь способствовали нарастанию кризиса в самой партии. В октябре 1989 г. состоялся внеочередной съезд ВСРП, принявший решение о преобразовании ее в Венгерскую социалистическую партию. Реформаторское крыло добилось значительного обновления партийной программы, а ортодоксальные коммунисты вместе с частью центристской группировки воссоздали ВСРП. На фоне раскола правящей партии новые оппозиционные партии одержали убедительную победу на первых свободных выборах весной 1990 г. Фаворитом их стал Венгерский демократический форум, который вместе с христианско-демократической партией и воссозданной партией мелких хозяев образовал правящую либерально-демохристианскую коалицию. Лидер ВДФ Йожеф Анталл возглавил правительство. Президентом республики стал Арпад Генц, руководитель второй крупнейшей партии бывшей оппозиции – «Союза свободных демократов», отстаивавшего национально-либеральные идеи.

Трансформация государственного строя в Югославии происходила в тесной связи с дезинтеграцией многонациональной федерации. На протяжении 80-х гг. развивался острый конфликт между группировками республиканских властных элит – кадрами старой партийной номенклатуры и представителями молодой национальной бюрократии этноцентристского толка. Те и другие апеллировали к националистической интеллигенции и широко использовали демократические и популистские лозунги. Усилилась критика конституции 1974 г. Новое сербское руководство С. Милошевича требовало восстановить полный суверенитет республики над национальными автономными краями Косово и Воеводиной. В Хорватии и Словении развивались идеи «асимметричной федерации», в которой эти две республики занимали бы особое положение. Перелом наступил в январе 1990 г. На XIV Внеочередном съезде СКЮ делегации Словении и Хорватии заявили о независимости своих Союзов коммунистов и покинули съезд. СКЮ распался на фактически независимые республиканские организации (шесть республиканских и две краевые). Эпицентр власти окончательно переместился в республики, к этнократическим кланам. В 1990 г. развернулась подготовка выборов в республиканские парламентские органы на альтернативной основе. Устойчивым лейтмотивом политической жизни стали антисербские выступления, ставшие следствием изменений федеративных отношений. Словения первой из республик закрепила право на выход из состава Югославии и приоритет республиканских законов в отношении союзных. В результате апрельских выборов в Словении и Хорватии коммунистические партии потерпели поражение. В Словении к власти пришла «Демократическая оппозиция Словении» (ДЕМОС), а в Хорватии – «Хорватское демократическое содружество» (ХДС) под руководством Ф. Туджмана, бывшего генерала югославской армии. Вслед за выборами последовало принятие новых конституций, провозглашение суверенитета обеих республик, установление приоритета республиканского законодательства над федеральным, изменение государственной символики. Словенская и хорватская государственность более не трактовалась как социалистическая.

В ноябре – декабре 1990 г. прошли выборы на многопартийной основе и в остальных четырех югославских республиках. В Сербии еще накануне выборов Союз коммунистов заявил о своем самороспуске и вместе с республиканским Социалистическим союзом трудового народа создал Социалистическую партию Сербии (СПС). Рост словенского и хорватского сепаратизма дал повод руководству СПС построить политическую программу на основе идеи сохранение федерализма под лозунгом «Сильная Сербия в сильной Югославии». Жесткая критика прежнего титоистского коммунистического режима и провозглашение программы рыночных преобразований принесли партии Милошевича убедительную победу. Со сходными результатами завершились и выборы в Черногории. Союз коммунистов Черногории построил предвыборную программу на жесткой критике любого национализма и шовинизма, на лозунгах построения общества гражданских свобод, эффективной экономики, социальной защищенности. Выборы в Боснии и Герцеговине, а также в Македонии не принесли решающего перевеса ни одной из участвовавших партий. Правительственные органы были сформированы в Боснии и Герцеговине на основе временной коалиции национальных партий сербов, хорватов и мусульман, а председателем Президиума был избран мусульманский лидер А. Изетбегович. В Македонии коалиционное правительство было составлено из представителей националистически ориентированной Демократической партии македонского национального единства и реформированного Союза коммунистов Македонии.

Последовавший после проведения выборов распад единого конституционного пространства поставил югославское федеральное государство на грань самоликвидации. С конца 1990 г. началась серия консультаций на уровне Президиума СФРЮ, а также двусторонних встреч республиканских лидеров. Итог этим неудачным попыткам найти компромиссную модель новой юго-славянской государственности подвела встреча шести президентов 6 июня 1991 г. На ней было принято провести в каждой республике референдум о будущем статусе Югославии. Но уже 26 июня последовало согласованное заявление руководства Словении и Хорватии об установлении полного государственного суверенитета этих республик и выходе их из федерации. В правовом отношении это решение основывалось на итогах референдумов, состоявшихся в Словении и Хорватии еще в конце 1990 г. В ноябре 1991 г. о суверенитете объявила Македония, а на территории Боснии и Герцеговины вспыхнул межэтнический конфликт. В этой ситуации руководство Сербии и Черногории в конце апреля 1992 г. объявило о создании новой федерации – Союзной Республики Югославии, в составе этих двух республик.

Достаточно драматично происходила смена государственного строя и в других странах Восточной Европы. «Сигнал» к ним был дан крахом социалистического режима в ГДР осенью 1989 г. Многолетний восточногерманский лидер Э. Хонеккер был первым из плеяды старых коммунистических руководителей, кто до последнего момента препятствовал распаду системы, но был вынужден уступить широкому демократическому движению, перешедшему в открытые акции гражданского неповиновения. Той же «горячей осенью» 1989 г. массовые демонстрации и забастовки смели коммунистические режимы в Чехословакии, Болгарии, Румынии. События в Чехословакии были впоследствии признаны «классическими» по своему сценарию. 17 ноября в Праге состоялась массовая студенческая манифестация в память жертв разогнанной нацистами в 1939 г. демонстрации. Неадекватно жесткие меры воздействия, использованные силами правопорядка против наиболее активных манифестантов, спровоцировали взрыв возмущения в наэлектризованном обществе. По призыву «Гражданского форума» – объединения чешских оппозиционных студенческих, правозащитных и интеллигентских организаций, а также объединенного комитета словацких оппозиционных организаций («Общества против насилия») начались акции гражданского протеста. Апогея они достигли 25 ноября. Под давлением общественного мнения внеочередной Пленум ЦК КПЧ сместил с поста генерального секретаря партии М. Якеша. Его преемник К. Урбанек представлял реформаторское крыло КПЧ, стремившееся к компромиссу в оппозицией и полной смене прежнего руководства страны. Уже в конце ноября Федеральное собрание ЧССР исключило из конституции статью о руководящей роли коммунистической партии. В его состав путем ротации были введены представители оппозиции, а председателем избран герой «пражской весны» А. Дубчек. В декабре 1989 г. с поста президента республики ушел Г. Гусак, а новым президентом Федеральное собрание избрало лидера «Гражданского форума» В. Гавела. Правительство под руководством нового премьер-министра М. Чалфы начало подготовку радикальной экономической реформы. Одновременно развернулось активное партийное строительство. В рядах бывшей оппозиции, помимо «Гражданского форума» и «Общества против насилия», сформировались партии националистического толка (Чехословацкая народная партия, чешская Национал-социалистическая партия, словацкая Демократическая партия). Четыре небольшие либеральные партии образовали Республиканскую унию. Дополняли пеструю политическую палитру праворадикальные Республиканская партия (чешская) и Партия свободы (словацкая), партия «зеленых», прогерманская Христианско-демократическая партия, проанглийская Консервативная партия. Общественность была взбудоражена этими процессами. Огромный резонанс получила дискуссия о событиях 1948 г., о выводе с территории страны советских войск, о судьбе чехословацкого федерализма. КПЧ стремительно теряла влияние. Результаты парламентских выборов в июне 1990 г. принесли полную победу бывшей оппозиции.

В Болгарии толчок для смены политического строя также был дан «молодым крылом» самой коммунистической партии. Ноябрьский 1989 г. пленум ЦК БКП сместил Т. Живкова с занимаемой должности. Генеральным секретарем стал лидер «реформаторов» П. Младенов. Уже в январе 1990 г. была осуществлена конституционная реформа, ликвидировавшая монополию коммунистической партии на власть, закрепившая принцип многопартийности. Младенов попытался перевести события в русло «управляемых» реформ. Однако в считанные месяцы сложилось мощное оппозиционное движение, перехватившее у коммунистов инициативу. Основу организованной оппозиции составили объявившие о своем восстановлении существовавшие еще в середине века партии – социал-демократическая, радикально-демократическая, Болгарский земледельческий народный союз. В декабре 1989 г. оппозиционные партии и движения объединились в Союз демократических сил (СДС). В стране началась стремительная поляризация политических сил. Организованные по инициативе СДС в конце 1989 г. массовые демонстрации с требованием радикальных демократических перемен вынудили правительство начать подготовку выборов на альтернативной основе. В самой БКП усилилась борьба фракций. В апреле 1990 г. после общепартийного референдума была изменена идеологическая ориентация партии – она стала называться Болгарская социалистическая партия. Выборы, прошедшие в июне 1990 г., принесли успех БСП. Решающую роль сыграли результаты выборов в провинции, еще мало охваченной гражданским движением. Оппозиция попыталась взять реванш «на улице». Правительство оказалось под жестким прессингом. Не прекращавшиеся митинги, демонстрации и студенческие забастовки вынудили Младенова уйти с поста президента страны. 1 августа 1990 г. на эту должность был избран известный публицист Желю Желев, председатель координационного совета СДС. С образованием в декабре 1990 г. коалиционного правительства Д. Попова с участием представителей СДС, БСП и БЗНС процесс демонтажа коммунистического государственного строя завершился.

В Румынии падение коммунистической диктатуры сопровождалось серьезными военными столкновениями. Поводом к обострению политической ситуации в стране стал расстрел подразделениями службы госбезопасности «Секуритате» демонстрации протеста в городе Тимишоаре 17 декабря 1989 г. В последующие дни волнения начались в Будапеште. Министр обороны В. Миля, отказавшийся ввести в Тимишоар армейские части, был застрелен секуристами. Несмотря на объявление в официальных средствах массовой информации о самоубийстве министра, армия начала поддерживать повстанцев. С 22 декабря столкновения между военными и сотрудниками «Секуритате» происходили уже по всей стране. Эпицентром восстания стала столица, где многотысячная толпа при поддержке танковых подразделений осадила дом Государственного совета. Бои завершились 25 декабря, и в тот же день после импровизированного заседания военного трибунала супружеская чета Чаушеску, властвовавшая в коммунистической Румынии, была расстреляна. В результате столкновений погибли более тысячи человек, половина из которых – в Бухаресте. Власть перешла к созданному в дни восстания Фронту национального спасения (ФНС). В состав его руководства вошли как известные правозащитники, так и опальные бывшие руководители партии и правительства. Председателем ФНС стал Ион Илиеску, входивший в свое время в окружение Чаушеску. Программа ФНС содержала популярные лозунги – ликвидация однопартийности, установление правовой, демократической государственности, организация свободных парламентских и президентских выборов, признание равноправия форм собственности. Илиеску попытался представить свое движение как общенациональное, объединяющее интересы всех слоев румынского общества. С учетом того, что в период правления Чаушеску в стране отсутствовали малейшие признаки организованной оппозиции, ФНС сразу же завоевал прочные лидирующие позиции. Бурный процесс образования новых партий и движений, развернувшийся в последующие месяцы, не изменил ситуацию. Коммунистическая же партия была запрещена новым правительством уже в первые дни 1990 г. Возникшая на ее основе Социалистическая партия труда оказалась немногочисленной и идеологически дезориентированной. Единственными серьезными конкурентами ФСН на выборах в парламент в мае 1990 г. стали воссозданные «исторические» партии – Национал-цэрэнистская (демохристианского толка) и Национал-либеральная, а также выступившая с ними в едином избирательном блоке Социал-демократическая партия. Тем не менее ФСН сумел одержать убедительную победу, а И. Илиеску был избран на пост президента страны.

Позднее всего демонтаж коммунистического режима произошел в Албании. В 1991 г. здесь состоялся Х съезд правящей Албанской партии труда, коренным образом изменивший программные установки партии и состав ее руководства. А менее чем через год после первых свободных выборов к власти пришла оппозиционная Демократическая партия. В 1992 г. ее лидер Сали Беришу был избран парламентом на пост президента страны.

Эксцессы, сопровождавшие смену государственного строя в Румынии, были исключением из правил. Бескровный характер слома восточноевропейских коммунистических диктатур, стремительность этих событий дали основание назвать их «бархатными революциями». Секрет беспрепятственности прихода к власти демократических сил состоял как в обреченности коммунистических режимов, изживших себя, так и в роли «второго эшелона» правящей элиты. Именно косвенная поддержка партработников среднего звена, рвущихся к власти после десятилетий правления «геронтократов», позволила пестрой диссидентской оппозиции оформиться в кратчайшие сроки в мощную политическую силу. «Второй эшелон» власти инициировал процесс самореформирования правящих партий, а в некоторых случаях и блокировал попытки высших правительственных кругов использовать для сохранения своей власти силы армии и госбезопасности (характерно, что на фоне бурных столичных событий, «на местах» власть переходила к новым политическим силам в спокойной, «рабочей» обстановке).

Надежды молодых коммунистических лидеров закрепиться у власти были беспочвенны. Последовавшее за «бархатными революциями» укрепление многопартийной системы, проведение свободных выборов привели к глубокому кризису и упадку коммунистического движения. Потребуется несколько лет, чтобы на его обломках возродились влиятельные, способные бороться за власть левые партии. Пока же новые правительства были сформированы без участия коммунистов и социал-демократов. Их основу составили коалиции либерально-демократического толка – «Гражданский форум» в Чехословакии, Союз демократических сил в Болгарии, «Фронт национального спасения» в Румынии. Заметную роль в политической жизни стали играть партии христианской ориентации, а также националистические движения. В многонациональных государствах, особенно Югославии и Чехословакии, образование нового партийно-политического спектра оказалось связано с национально-региональными особенностями. Чрезвычайно важным был национальный фактор и в развитии политической обстановки в Прибалтийских республиках СССР. Уже с 1987–1988 гг. здесь оформилась сильная демократическая оппозиция, открыто ориентированная на восстановление национального суверенитета. Выборы в республиканские Советы народных депутатов в 1989 г. принесли победу оппозиционным коалициям – Народным фронтам. Это позволило еще до окончательного распада Советского Союза провозгласить национальную независимость. Страны Балтии – Эстония, Латвия и Литва – получили официальное признание мирового сообщества и дальнейшем отказались от какого-либо участия в интеграции с другими республиками бывшего СССР.

События августовского путча в Москве и последовавшее за ними изменение государственного строя в СССР в 1991 г. окончательно ликвидировало саму возможность строительства социализма по советскому образцу. Восточноевропейский регион восстановил геополитическую самостоятельность. Начался новый период в его истории.

Социально-экономические реформы постсоциалистического периода

Стремительный распад социалистической государственности стал прологом к глубоким социально-экономическим преобразованиям в странах восточноевропейского региона. Эйфория «бархатных революций» породила надежды на столь же быстрое решение десятилетиями накапливавшихся проблем. В массовой психологии доминировало убеждение в том, что коммунизм некогда насильственно вырвал этот регион из лона западной цивилизации и теперь надлежит лишь как можно скорее встать на уже проторенный путь. Для новой политической элиты было несвойственно корректировать стратегию реформ в соответствии с национальной и региональной спецификой, соотносить ее результаты с социальными издержками. Преобладало мнение, что экономические трудности возникают не внутри рыночного механизма, а являются результатом государственного вмешательства. Поэтому целесообразность ускоренного построения «капитализма без прилагательных» (по выражению В. Клауса), полного демонтажа плановой модели и тотального перевода экономического механизма на либеральные, рыночные принципы функционирования сомнению не подвергалась.

Реальная готовность стран региона к либерализации экономики, «стартовая скорость» постсоциалистических реформ была весьма различной. Уже последние коммунистические правительства в Венгрии и Польше предприняли достаточно радикальные меры по освобождению ценообразования, отказу от планово-распределительного механизма государственного управления, включению национальных экономических систем в мировой финансовый и товарный рынок. К аналогичной экономической реформе приступило в конце 80-х гг. и югославское правительство А. Марковича. В других странах восточноевропейского региона реформаторский процесс блокировался консервативными режимами вплоть до их падения в ходе «бархатных революций». Но если восточногерманская и чехословацкая экономика обладали мощным потенциалом и в минимальной степени были обременены проблемой внешнего долга, то Румыния, Албания, Болгария начали переживать глубокий экономический спад уже в 80-х гг. Тем не менее стратегия постсоциалистических преобразований во всех этих странах оказалась совершенно универсальной. Основой ее стала программа «шоковой терапии». Концепция «шоковой терапии» первоначально разрабатывалась специалистами МВФ и МБРР и была реализована в Турции, Израиле, Чили и ряде других стран. Ведущими теоретиками и идеологами «шоковых» постсоциалистических преобразований в восточноевропейских странах стали Л. Бальцерович, Я. Корнаи, В. Клаус, С. Гомулка, Я. Винецкий. Подразумевалось, что первоочередной мерой должна была стать макроэкономическая стабилизация, включавшая борьбу с инфляцией (ликвидацию избыточной денежной массы, ограничение эмиссии), ужесточение кредитной и налоговой политики, урегулирование внешней задолженности (путем реструктуризации долга и списания части его в условиях демократических реформ). Программа стабилизационных мер опиралась, таким образом, на постулаты монетаризма и теории предложения. В качестве следующего шага предполагалась тотальная либерализация экономики – освобождение ценообразования от какого-либо централизованного контроля, снятие ограничений в области торговли (в том числе экспортно-импортных операций), либерализация фондового рынка, системы поставок сырьевых ресурсов, рынка наемного труда. Особую важность имело формирование коммерческой банковской системы, развитие негосударственных финансовых рынков. Все ограничения деятельности частного сектора подлежали отмене. Развитие института частного предпринимательства подразумевало также введение процедуры банкротства, ликвидацию монополий, отказ от искусственного приоритета тех или иных отраслей и видов производства. Большая часть государственного сектора подлежала приватизации. Соответствующим образом пересматривались цели и методы государственной экономической политики. Государство переходило к системе косвенного регулирования. Осуществлялась коренная реформа социального, налогового, бюджетного законодательства.

Особенностью восточноевропейских «шоковых реформ» стало сочетание монетарных антиинфляционных и валютных стабилизирующих мер с достаточно активной стимулирующей политикой в области доходов. Этот вариант «шоковой терапии» получил в мировой практике название гетеродоксального. Альтернативный вариант стабилизации (ортодоксальный) широко использовался в России и большинстве стран СНГ. Он базировался только на валютно-финансовых монетарных мерах. Специфика восточноевропейской политики объяснялась опасением подорвать складывающуюся рыночную кредитно-денежную систему всплеском инфляции. Но целенаправленная поддержка высокого уровня доходов населения требовала сохранения государственного влияния в экономике, в том числе практики «замороженных» обменных курсов, контроля за ценами и заработной платой, отказа от процедуры банкротств. Поэтому применение гетеродоксального варианта «шоковых реформ» ограничивалось лишь самыми первыми этапами преобразований.

Все проекты «шоковой терапии» были ориентированы на максимальное ускорение либерализации экономики. Предполагалось, что во избежание негативного влияния «отстающих» секторов на уже сложившиеся сегменты рыночной инфраструктуры целесообразно осуществлять структурные преобразования одновременно во всех сферах. Ускоренный характер реформ рассматривался также в качестве важнейшего средства преодоления инерционности огосударствленной экономики, лоббирования со стороны естественных монополистов, возможных вспышек социального протеста со стороны населения. Наконец, имело смысл в максимальной степени использовать и тот кредит доверия, который новые режимы получили в результате слома коммунистической системы. Следовало учесть, что электорат недолго сможет мириться с трудностями переходного периода, и уже вскоре возможность продолжения реформ окажется в зависимости от их социального эффекта.

Основные преобразования «шоковой терапии» были осуществлены в восточноевропейских странах на протяжении 1990–1992 гг. Они привели к двойственным результатам. Радикальная ломка механизма централизованного планирования и контроля, широкая приватизация, тотальная либерализация ценообразования и внешней торговли, ввод конвертируемости национальных валют, демонтаж значительной части социальной распределительной системы способствовали стремительному формированию рыночной инфраструктуры. Был ликвидирован дефицит потребительских товаров. В сферу предпринимательской деятельности включилась значительная часть населения. Однако негативные последствия «шоковой терапии» превзошли все самые пессимистические ожидания. Последовал глубокий спад производства. Валовой национальный продукт уменьшился в Болгарии и Румынии на 50 %, в Венгрии и Чехословакии – на 25 %, в Польше – на 20 %. Безработица в целом по региону охватила более 1/10 трудоспособного населения. Широко распространенным явлением стали частичная занятость, опережающий рост безработицы среди молодежи. Огромные масштабы приобрела инфляция. Даже ценой жестких монетарных мероприятий восточноевропейским правительствам не удавалось добиться снижения инфляции ниже среднегодового уровня 20–40 %. В таких условиях образовывался завышенный уровень номинальных и реальных процентных ставок, что ограничивало кредит и мешало экономическому оживлению. Инфляционные ожидания становились дополнительным источником неуверенности для бизнеса. Неожиданной оказалась устойчивость инфляции. Предложение денег на рынке неизменно отставало от индекса потребительских цен, тогда как в мировой практике именно этот фактор являлся решающим для стимулирования инфляционных процессов. Обычные монетарные методы оказывались в данном случае малоэффективными.

Результаты первого периода постсоциалистических преобразований показали, что стратегия «шоковой терапии» базировалась на целом ряде ошибочных постулатов. Ключевым из них можно признать переоценку экономических последствий приватизации и слома командно-административного механизма. Приватизация должна была обеспечить эффективное управление и дополнительные источники финансирования, а также формирование широкого слоя собственников – залог решения многих социально-психологических проблем. Использовались две модели приватизации. Первый вариант (ваучерный) основывался на свободном распределении государственной собственности среди всего населения. Предусматривалось наделение каждого гражданина ваучером, который можно обменять на акции одного из общенациональных фондов – владельцев группы предприятий. Схемы подобной приватизации были разработаны в Чехословакии, Болгарии, Польше и Румынии, но эффективно реализованы лишь в Чехии. Выигрышная в идеологическом плане, ваучерная модель не могла создать действительно эффективную систему управления. Собственность оказывалась «распылена», а сфера предпринимательской активности существенно сокращалась. Сама же приватизация не приносила дополнительных финансовых средств ни предприятиям, ни бюджету. Альтернативная модель приватизации носила коммерческий характер. Акционирование и продажа предприятий осуществлялись выборочно. Приватизированные предприятия в этом случае быстро включались в новую систему управления, их деятельность строилась на жестких требованиях к рентабельности. Но процесс приватизации, а вместе с ним и структурно-отраслевые преобразования растягивались по времени.

Иллюзией оказалось и убеждение в том, что смена форм собственности автоматически приведет к созданию инновационного, гибкого производственного механизма, что с падением коммунистических режимов господство монополий в экономике естественным образом сменится атмосферой свободной конкуренции. Зачастую приватизированные предприятия оказались «негосударственными», но еще не становились частными. В условиях либерализационных шоков, инфляционных ожиданий, сложнопрогнозируемой смены схем индексации зарплаты и пенсий, частых (и не всегда объективно мотивированных) скачков валютного курса и цен на отдельные товары предприятия, как частные, так и государственные, склонялись к схожей стратегии – сокращению производства для спекулятивного стимулирования потребительского спроса или повышению цен на продукцию вместо борьбы за снижение ее себестоимости и издержек производства. Это, в свою очередь, становилось источником устойчивой инфляции.

Противоречивые экономические последствия «шоковой терапии» дополнялись ее негативными социальными последствиями. Падение уровня жизни, неизбежное при структурных преобразованиях, дифференциация доходов и социальная поляризация общества воспринимались чрезвычайно болезненно. Среди наиболее уязвимых слоев оказались те группы населения, которые раньше занимали достаточно привилегированное (в том числе и в моральном плане) положение – офицеры, ученые, врачи, учителя. Оказалось, что при всем желании перенять западный жизненный стандарт большинство населения отнюдь не спешило отказаться от социальных гарантий государства и болезненно реагировало на политику жесткой экономии в социальной сфере. Сложные психологические проблемы затронули и наиболее преуспевающие слои населения, связанные с бизнесом. В большинстве восточноевропейских стран отсутствовали традиции предпринимательской культуры, не сложилось четкое правовое пространство рыночных отношений. На предпринимательскую деятельность оказывала влияние клановая психология, ориентация на получение доходов любыми, в том числе и полулегальными, средствами. Велика оказалась волна коррупции, затронувшая все этажи власти. Слой предпринимателей пока оставался малочисленным, а массовая приватизация в большинстве стран региона не оправдала надежд на стремительное формирование «класса капиталистов».

Обострение социальной обстановки, очевидная необходимость корректировки реформаторского курса вызвали перестройку партийно-политического спектра и приход к власти левоцентристских сил. Концептуальную основу обновленной стратегии рыночных преобразований составил так называемый градуалистический подход. Не отрицая важность макроэкономической стабилизации, в том числе и многих аспектов «шоковой терапии», сторонники градуализма указывали на ее социальные издержки и ратовали за более сбалансированные, постепенные реформы. Более конкретные рекомендации существенно разнились. Представители социал-демократических кругов выступали с позиций, близких к классическому кейнсианству, и указывали на необходимость опережающего стимулирования потребительского спроса (Я. Крегель, Э. Мацнер, К. Ласки). Радикальное крыло социалистов опиралось на теоретические выводы О. Ланге и по-прежнему доказывало возможность построения рыночного социализма с преобладанием государственной собственности. Большим влиянием пользовались представители институционалистской школы, получившей распространение на Западе еще в 50–60-х гг. Институционалисты считали приватизацию и либерализацию ценообразования недостаточной основой для полной реструктуризации экономики. Эффективность реформ, в их представлении, зависела от соотнесения масштабов приватизационного процесса с развитием всей рыночной инфраструктуры, обеспечения эффективного сочетания государственного и частного секторов экономики, сохранение государственного контроля над ценами товаров первой необходимости.

Ключевым компонентом всех градуалистических концепций стала идея социализации осуществляемых реформ, уменьшения их издержек, невзирая на увеличение срока реализации и отступление от модели «капитализма без прилагательных». Но столь же общим недостатком явилось отсутствие четких ответов на ключевые проблемы, выявленные либерализационными шоками: каково соотношение между скоростью реформ и их экономической эффективностью, какие методы могут позволить провести реструктуризацию промышленности без снижения уровня производства и занятости, какие источники финансирования могут обеспечить осуществление социальных стабилизационных мер при строгих бюджетных ограничениях и сокращении прямых экономических полномочий государства? Социализация реформ вступала в противоречие и с рекомендациями международных финансовых кругов, в том числе экспертов МВФ. Отказ от жесткого монетаризма грозил еще более обострить проблему внешних инвестиций, отсрочить возможность интеграции в экономическое пространство Европейского союза.

Наибольшее влияние на ход постсоциалистических преобразований градуалистические концепции оказали в середине 90-х гг. В 1993 г. в большинстве стран региона был достигнут пик кризиса. Общественные настроения в этот период в наибольшей степени благоприятствовали отказу от либертарных шоковых моделей и социализации формируемого рыночного социализма. Складывалась и объективная возможность подобной корректировки – основные структурные изменения завершались, в наиболее рентабельных отраслях наметился подъем. Но дрейф реформаторского курса «влево» не был радикальным. Во второй половине 90-х гг. стало очевидно, что дилемма «быстрые, шоковые, реформы или медленные, градуалистические» сменяется более четким и целенаправленным выбором приоритетных сфер и направлений реформирования. К ним можно отнести развитие законодательной базы рыночной экономики, осуществление нового этапа приватизации, развитие системы трудовых отношений, бюджетную реформу.

Несмотря на интенсивное конституционное строительство, сопровождавшее слом коммунистических режимов, вплоть до 1993–1994 гг. в большинстве восточноевропейских стран отсутствовала фундаментальная правовая база рыночной экономики. Развитие законотворчества в этом направлении в середине 90-х гг. позволило обеспечить защиту прав собственности, сформировать институт контрактных отношений, обеспечить правовые основы конкурентной среды, формализовать процедуру начала и завершения хозяйственной деятельности, в том числе наиболее болезненный вопрос – основания и порядок банкротства. В итоге, начали складываться стабильные рыночные «правила игры», способствующие снижению предпринимательских рисков и привлечению иностранных капиталовложений.

В контексте активного правового строительства, охватившего вторую половину 90-х гг., существенные коррективы были внесены и в антимонополистическое законодательство многих восточноевропейских стран. В этом отношении показателен пример Польши, Чехии, Словении, Румынии, где основанием для антимонополистических ограничений стало выступать не долевое участие того или иного производителя в отраслевом рынке, а признаки «монополистического поведения» – значительное завышение цен, снижение качества продукции, незаконное препятствование вхождению новых конкурентов в рынок и т. п. Подобная практика оказалась особенно эффективна в связи с началом в середине 90-х гг. нового этапа приватизации. В отличие от периода «шоковой терапии», приватизация стала распространяться на базовые отрасли и крупные предприятия, в том числе нерентабельные, отягощенные избыточной занятостью, устаревшим оборудованием, большой социальной инфраструктурой. Более широко использовались аукционные формы приватизации, жестко пресекалась практика полулегальной распродажи государственного имущества, использования государственных средств для некоммерческого финансирования частных фирм. Изменились подходы и к практике массовой ваучерной приватизации. В большинстве стран, где была принята эта модель, ее реализация первоначально оказалась отсрочена – в Польше и Румынии до конца 1995 г., в Болгарии до начала 1996 г. Теперь же ваучерная модель была в значительной степени коммерционализирована. Население перестало смотреть на приватизацию как способ распределения общих благ. Показателен референдум, прошедший в Польше в феврале 1996 г., где большинство граждан высказались в поддержку преимущественно платной приватизации, способной обеспечить приток средств в государственный бюджет и реально оздоровить производство. По той же причине во второй половине 90-х гг. значительно сократилась практика «инсайдерской приватизации», когда льготные права на выкуп акций имели трудовые коллективы или администрация предприятий. Параллельно упрощается практика продажи предприятий иностранным инвесторам.

Новым направлением реформаторского процесса во второй половине 90-х гг. стала институциональная модернизация социальной системы. Несмотря на либертарный пафос эпохи «шоковой терапии», существовавшая ранее модель социального обеспечения претерпела тогда минимальные изменения. Значительно сократилось лишь ее бюджетное финансирование. Подобная ситуация значительно усиливала негативные последствия структурных преобразований и вызывала растущее напряжение в обществе. Институциональная реформа социальной сферы подразумевала создание широкой сети негосударственных организаций и фондов, специализирующихся на различных формах социального обеспечения и имеющих смешанный порядок финансирования (отчисления работников, предпринимателей, потребителей, государства, а также собственная коммерческая деятельность). Коммерческие элементы вводились и в деятельность государственных страховых и пенсионных фондов.

Развитие экономики переходного типа в восточноевропейских странах во второй половине 90 гг. наглядно показало, что практически невозможно найти единый алгоритм подобных преобразований. Несмотря на относительную синхронность реформ и схожесть общей стратегии, они привели к очень разным результатам. Пять стран – Чехия, Польша, Венгрия, Словакия и Словения – сформировали группу лидеров. Для них была характерна не только более последовательная и целенаправленная реформаторская политика, но и высокая «стартовая скорость» реформ. С 1993–1994 гг. во всех пяти странах сохранялся уверенный экономический рост. Значительно возросла активность инвесторов (как внутренних, так и внешних), умеренной стала инфляция – от 6,4 % (Словакия) до 18 % (Венгрия). Принципиально важной чертой современного развития стран-инсайдеров восточноевропейского региона стало приближение отраслевой структуры к постиндустриальному типу, в том числе быстрое уменьшение роли добывающей промышленности, ускоренное развитие индустрии услуг, все более органичное включение в мировое и европейское экономическое и информационное пространство. Все эти страны являются наиболее реальными претендентами на вступление в ЕС в начале XXI в.

Совершенно иным остается экономическое положение восточноевропейских стран-аутсайдеров, в числе которых оказались Албания, Болгария, Румыния, а также большинство южно-славянских государств. «Прыжок в рынок» оказался слишком тяжелым испытанием для экономических систем, неподготовленных к этому хотя бы фрагментарными реформами 60 – 80-х гг. Несбалансированность и низкая эффективность «шоковых» экономических преобразований вызвали здесь особое обострение социальных проблем и стали причиной политической дестабилизации. В Югославии и Албании общественный кризис приобрел форму гражданской войны. Все эти события еще больше усугубляли отставание от региональных лидеров. Лишь к концу 90-х гг. в экономическом развитии Румынии, Болгарии, Хорватии наметился позитивный сдвиг. Албания, Босния и Герцеговина, Македония, обновленная Югославия, напротив, откатились за черту бедности. Международная напряженность на Балканах, политическая нестабильность в самих странах-аутсайдерах остаются непреодолимым препятствием для развертывания эффективных преобразований.

Государственно-правовое строительство и проблемы политических отношений

На протяжении 1990–1992 гг. практически во всех восточноевропейских странах произошла радикальная перестройка политико-правовой системы. Ключевой целью конституционного строительства являлось формирование государства, аналогичного наиболее зрелым, признанным образцам правовой демократии. Новый государственный строй основывался на политическом плюрализме, гласности, многопартийности, разделении властей, закреплении прав личности. Но при этом практика конституционного правотворчества приобрела двойственный характер. С одной стороны, безусловный приоритет отдается освобождению личности из-под опеки государства, закреплению принципов демократии, законности, рыночной свободы. Конституции рассматриваются как высшее олицетворение ценностей, надежд и чаяний общества, избавившегося от угрозы тоталитаризма. С другой – необходимость легитимации нового государственного строя предопределила весьма детальную регламентацию в постсоциалистических конституциях самых различных аспектов общественных отношений. В силу неразвитости институтов рыночной экономики, плюралистической социальной инфраструктуры и демократической политической системы государство пытается взять на себя ответственность за их устойчивое функционирование или даже создание. Конституции оказываются переполнены нормативным материалом, создающим институциональные гарантии в области трудовых отношений и социального обеспечения, деятельности профсоюзов и иных ассоциаций, защиты окружающей среды и обеспечения безопасности, гражданских и политических отношений. Конституционно закрепляется обязанность государства по защите рыночного характера экономического строя, национального культурного и языкового пространства. Тенденция нормативной перегрузки конституций угрожает превращением их в декларативные политические манифесты, лишь косвенно отражающие реальный правопорядок. К тому же закрепление в конституциях в качестве безусловно обязательных норм многообразных экономических, политических и социальных принципов, только начавших внедряться в общественные отношения, девальвирует сам конституционный порядок, обесценивает значимость конституции как основного закона. Одновременно возрастает и значимость прямого регулирования со стороны государства.

После кратковременной эйфории тотальной демократизации, сопровождавшей «бархатные революции» и первые шаги по становлению постсоциалистической государственности, в большинстве стран Восточной Европы стала очевидной тенденция централизации властной системы. В конституционном праве она отразилась прежде всего в явном преобладании прерогатив главы государства. Лишь в Венгрии и Чехословакии возобладал принцип верховенства парламента. В остальных странах региона закрепился порядок всенародных прямых выборов президента, что обеспечивает главе государства полную независимость от парламента. При наличии чрезвычайно широких полномочий президенты, как правило, не несут ответственности за свои политические действия. Так, например, конституция Болгарии содержит прямое определение «безответственного правления» президента: «Президент не несет ответственности за действия, совершенные им при исполнении своих функций». В качестве основания для привлечения главы государства к ответственности указываются лишь государственная измена и нарушение конституции. Схожие статьи содержатся в конституциях Польши, Венгрии, Словакии, Югославии. Еще одной характерной чертой постсоциалистического государственного строительства стала практика «конституционного умолчания», оставляющая те или иные вопросы государственного управления и взаимоотношений ветвей власти без четкого решения. Наиболее частым является «конституционное умолчание» по поводу процедуры импичмента в отношении президента, осуществления конституционного правосудия, вынесения вотума недоверия правительству со стороны парламента.

Синтез либеральных и этатистских принципов является характерной чертой не только постсоциалистического государственного строительства, но и всей современной конституционной традиции. Созданные после Второй мировой войны конституции ФРГ, Италии, Австрии, Франции, Испании, Португалии олицетворяют отказ как от наследия тоталитарной государственности, так и от классического либерального взгляда на личность как самодостаточный феномен. Либерально-этатистская конституционная доктрина опирается на понимание неразрывной, диалектической связи индивида и общества, важности всех факторов социализации личности и, соответственно, преодолевает жесткие рамки либеральной модели «государства – ночного сторожа». Соответственно расширяется круг конституционно регулируемых общественных отношений и прямые полномочия государственной власти. Эта практика отражает не признание самоценности некоего «государственного интереса», а восприятие народа (нации) как реального субъекта, обладающего общими целями, правами и обязанностями. Постсоциалистический конституционализм отчасти отражает ту же тенденцию. Но еще в большей степени он связан не с торжеством либерально-этатистской идеологической доктрины, а с особенностями переходного периода, сохранением авторитарных черт политической культуры общества.

Постсоциалистической «скрытый авторитаризм» характеризует не столько правовую систему, сколько политические процессы, стилистику властвования новых демократических лидеров. Пришедшая к власти после «бархатных революций» элита уже вскоре оказалась расколота на две группировки. Обнаружились противоречия между представителями прежней диссидентской оппозиции и выходцами из административного и партийного аппарата, «управленцами». Это противоборство «романтики» и «прагматизма», как правило, завершалось в пользу последнего, но уход из правящих коалиций людей, олицетворявших для общественности «совесть реформ», наносил серьезный моральный урон демократическим силам. К тому же управленческие кадры, кроме своего опыта государственной работы, цепкости и решительности, привнесли в политическую жизнь практику лоббизма, иногда трудно отличаемого от коррупции, авторитарный стиль руководства. Создаются условия для распространения на систему государственного управления клановых отношений, роста коррумпированности высших эшелонов власти.

Помимо стилистики государственного управления «скрытый авторитаризм» проявлялся в высокой персонификации политической жизни, значимости фигуры политического лидера в общественной жизни. Показательны возросшие монархические настроения в некоторых странах региона (так, например, реставрация монархии стала темой оживленной дискуссии в Болгарии весной 1997 г.). Примером радикального проявления авторитарных тенденций можно считать события в Албании в начале 1997 г., когда на гребне широкого общественного движения «обманутых вкладчиков» в стране произошел государственный переворот с переходом власти от одного политического клана к другому. Лишь вмешательство международных миротворческих сил остановило сползание страны в гражданский хаос. Причиной подобного положения является медленное развитие «живого плюрализма» – реального многообразия гражданских связей, свободы выражения мнений, противоречащих господствующей идеологии. Трудности, вызванные структурными экономическими преобразованиями, массовая маргинализация общества в условиях стремительного слома ценностной системы создавали благоприятные условия для сохранения «скрытого авторитаризма» как в массовом сознании, так и в психологии правящей элиты.

Еще одним политическим следствием социально-экономических проблем, сопровождавших «шоковые» реформы, стала активизация левых партий и движений. Реорганизация левой части партийно-политического спектра завершилась уже к 1993–1994 гг. Программные установки обновленной левой оппозиции основывались на идеях социальной амортизации реформ, большего учета национальной специфики, отказа от безоглядной ориентации на западную модель развития. В июне 1994 г. победила на парламентских выборах Венгерская социалистическая партия, лидер которой Дьюла Хорн возглавил правительство. В 1993 г. на парламентских выборах в Польше победила коалиция Союз левых демократических сил, а спустя два года ее лидер и глава партии «Социал-Демократия Республики Польша» Александр Квасьневский одержал победу и на президентских выборах. В этот же период, несмотря на жесткий идеологический прессинг, левые силы сумели прийти к власти и в Болгарии, Литве, чуть позднее – в Албании. Стабильным оставалось их положение в Словакии, Югославии.

Изменение политической ситуации болезненно воспринималось либерально-демократическими кругами и становилось предметом ожесточенной борьбы, нередко выходящей за рамки парламентской демократии. Так, например, бывший польский президент Л. Валенса, проиграв выборы в 1995 г., обвинил своих оппонентов едва ли не в шпионаже в пользу России и попытался организовать с помощью «Солидарности» акции гражданского неповиновения. В Болгарии нападки либеральной оппозиции под спекулятивными антикоммунистическими лозунгами вызвали в марте 1997 г. правительственный кризис и досрочное проведение парламентских выборов. Но на самом деле активизация левых сил не являлась признаком возрождения коммунистической альтернативы. Более того, этот процесс оказался чрезвычайно важным для дальнейшей демократизации общества, восстановления сбалансированного партийно-политического спектра, ликвидации угрозы монопольного властвования новой идеологической концепции. Во второй половине 90-х гг. инициатива постепенно начала переходить вновь к правоцентристским политическим партиям и движениям. Так, например, в 1998 г. «Солидарность» в коалиции с «Союзом свободы» Л. Бальцеровича одержала победу на парламентских выборах в Польше. В том же 1998 г. убедительной победой правой оппозиции завершились выборы в Венгрии. Причем лидером избирательной кампании оказался недавний аутсайдер – Союз молодых демократов во главе с В. Орбаном.

В большинстве случаев возвращение правых к власти не сопровождалось новым витком идеологической конфронтации. Основой правительственных программ становится прагматизм, технократические методы решения назревших социально-экономических проблем. Показателен пример Чехии, где Социал-демократическая партия М. Земана после поражения на выборах 1998 г. тем не менее образовала правительство «парламентского меньшинства». Это стало возможным благодаря сенсационному соглашению между ее руководством и В. Клаусом, лидером Гражданской демократической партии (правопреемницы «Гражданского форума»). «Отец» чешской экономической реформы 90-х гг., радикальный либерал В. Клаус предпочел в качестве союзников социалистов нового поколения, а не своих недавних партнеров из Унии свободы и Христианско-демократической партии. Этот альянс, возможность которого была совершенно невероятной еще несколько лет назад, ориентирован на стабилизацию политического положения в стране, последовательное решение социальных проблем. С теми же целями румынское правительство В. Черби, образованное после победы на выборах 1996 г. правых партий, спустя год было коренным образом реформировано и пополнено беспартийными «технократами». Новые тенденции в общественно-политической жизни восточноевропейских стран свидетельствуют о постепенном преодолении постсоциалистического наследия и успешном формировании институтов гражданского общества, плюралистической демократии.

Национальный вопрос в постсоциалистической Восточной Европе. Югославский кризис

Одной из наиболее острых и болезненных проблем политического развития постсоциалистических государств Восточной Европы стал национальный вопрос. Саму тенденцию национальной самоидентификации, консолидации языкового, культурного пространства различных этнических групп можно считать вполне закономерной в условиях ломки тоталитарной идеологии, поиска новых мировоззренческих ориентиров, попыток укрепления позиций региона на международной арене. Однако зачастую национальный вопрос переходил из сферы духовного строительства в область политических спекуляций, становился средством создания политического капитала, предметом межнациональной и межгосударственной розни. Пестрая этногосударственная карта восточноевропейского региона создавала для этого самые благоприятные условия. Правового и политического решения требовала судьба турецкой диаспоры в Болгарии (более 10 млн человек), греческой – в Албании, венгерской – в Словакии, румынской – в Венгрии. В период «бархатных революций» пошатнулось единство чехословацкой и югославской федераций, сформированных по национальному признаку. Чрезвычайно острой являлась проблема русскоязычного населения в странах Балтии.

Урегулирование национальных отношений стало важнейшей задачей в период постсоциалистического конституционного строительства. В унитарных полиэтнических восточноевропейских странах – Польше, Болгарии, Венгрии, Румынии – были законодательно закреплены права национальных меньшинств на сохранение их самобытности. Польская конституция устанавливает право каждого гражданина на сохранение своей национальной и этнической идентичности. Сходные определения включены в болгарскую и румынскую конституции (право каждого развивать свою культуру в соответствии со своей «этнической самоидентификацией», право членов национальных меньшинств «сохранять, развивать и выражать свою этническую, культурную, языковую и религиозную идентичность»). Но если польская конституция признает право национальных меньшинств «сохранять свою отличительность», то и болгарская, и румынская конституции уклоняются от закрепления каких-либо коллективных прав подобных групп. Болгарская конституция даже запрещает формирование политических партий на этнических основах. Румынская конституция заявляет о необходимости отказаться от защитительных мер национальных меньшинств, которые нарушают «принцип равенства и отказа от дискриминации по отношению к другим румынским гражданам». Болгарская и румынская конституции закрепляют также преобладание языка коренного этноса. Например, в болгарской конституции содержится положение о том, что «болгарский язык является языком Республики» и что «изучение и применение болгарского языка является правом и обязанностью каждого болгарского гражданина». В той же конституции восточное православное христианство рассматривается как «традиционная религия в Республике Болгарии», что явно противоречит принципу свободы вероисповедания и отделения церкви от государства. Наиболее демократична в решении национального вопроса венгерская конституция. Она объявляет национальные и этнические меньшинства «составными элементами государства» и признает право этих групп населения развивать свою культуру, пользоваться родным языком и получать на своем языке образование.

Более сложным оказалось решение национального вопроса в федеральных государствах – Чехословакии и Югославии. Обострение национального вопроса в Чехословакии стало очевидным сразу же после «бархатной революции» 1989 г. Широкий общественный резонанс приобрело обсуждение нового названия государства. Выяснилось, что франкоязычный текст Трианонского договора, учредившего федерацию, содержал название «Чехо-Словакия», тогда как конституция 1920 г. закрепила название «Чехословакия». Словацкие политические деятели использовали этот исторический казус для постановки вопроса о создании более симметричной модели федерации. Новое название государства – Чешская и Словацкая республика, утвержденное в апреле 1990 г., символизировало торжество идеи постепенной децентрализации федеральной государственности. В период подготовки и проведения первых свободных выборов в 1990 г. размежевание чешских и словацких политических сил стало еще более глубоким. Полное преобладание в Чехии «Гражданского форума» отразилось в формировании федеральных органов власти. Представитель радикального крыла партии В. Клаус стал министром экономики и фактически возглавил процесс реформ в стране. В Словакии сильным оставалось влияние левых и националистических партий. Принятая в декабре 1990 г. федеральная конституция закрепила первичность суверенитета двух республик и значительно сузила прерогативы федерального правительства.

В последующие полтора года динамика развития двух республик становилась все более разной. В Чехии успешно была осуществлена широкая приватизация, сохранялся минимальный уровень безработицы, быстро формировалась рыночная инфраструктура, росли иностранные капиталовложения. В Словаки процесс реформ носил менее успешный характер. Словацкая экономика, отягощенная непропорционально преобладающей тяжелой индустрией, громоздким военно-промышленным сектором не могла быть эффективно реформирована по «плану Клауса». Конверсия ВПК принесла всплеск безработицы. Либерализация ценообразования без успешных структурных преобразований подорвала потребительский рынок. К 1992 г. уже 40 % населения республики оказались за чертой бедности. Словацкое правительство В. Мечьяра требовало учесть региональную специфику в ходе реформ и обвиняло Прагу в нарушении принципа федерализма. В то же время федеральный министр экономики Клаус ратовал за усиление роли Чехии в рамках государства и даже преобразование федерации на территориальной, а не национальной основе. После победы на выборах 1992 г. в Словакии партии Мечьяра (Движения за демократическую Словакию) и на выборах в Чехии Гражданской демократической партии Клауса два центра политического влияния окончательно обособились. В 1992 г. последовали 4 раунда переговоров Мечьяра и Клауса, возглавивших республиканские правительства. Переговоры эти прошли в достаточно конструктивном стиле – обе стороны быстро достигли решения о начале процесса раздела федерации под контролем парламента. В июле 1992 г. была принята декларация Словацкого национального совета о суверенитете, хотя по опросам 34 % словаков в этот период еще выступали против раздела (равно как и 44 % чехов). 25 ноября 1992 г. Федеральное собрание ЧСФР большинством в 3 голоса приняло окончательное решение о разделе. В кратчайшие сроки была проведена большая работа по подготовке правовой базы этого процесса. В частности, были приняты Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, предусматривавший механизм государственных консультаций и принцип свободного перемещения лиц на 15 лет, Таможенная уния о свободном перемещении товаров и услуг, комплекс договоров о границах, Договор о взаимных обязательствах в области труда (о равных условиях трудоустройства), Договор о возврате культурных ценностей, закон о разделе федерального имущества и т. д. Граждане Чехословакии получили право выбора гражданства той или другой республики. 31 декабря 1992 г. «бархатный развод» завершился. Преемниками федерального государства стали Словацкая республика и Чешская республика.

Распад югославского федеративного государства был результатом как долговременных этнических конфликтов, обеспечивших Балканам репутацию «порохового погреба Европы», так и кризиса модели «самоуправляющегося социализма». Конституция 1974 г. закрепила суверенитет республик и преобладающие экономические прерогативы региональных субъектов. Исключением явилась Сербия, взаимоотношения которой с автономными краями стали асимметричными (законы и органы власти республики имели ограниченное действие на территории краев). Именно Сербия стала ареной первого острого этнического конфликта – в 1981 г. здесь резко активизировались сепаратистские настроения среди албанского населения края Косово. В дальнейшем, несмотря на временную стабилизацию обстановки в Сербии, проблема межнациональной розни становилась все более очевидной. Этот вопрос обсуждался на специальных пленумах ЦК СКЮ в декабре 1987 г. и в июле 1988 г. Однако принятые на них решения остались без последствий. Постепенно эпицентр противоречий сосредоточился на взаимоотношениях наиболее влиятельных республик – Сербии, Хорватии и Словении. Их противостояние имело глубокие исторические корни. Соперничество Сербии и Хорватии за преобладание в Балканском регионе сочеталось с разной внешнеполитической ориентацией (для Хорватии более традиционен прогерманский курс, для Сербии – пророссийский). Конфликт имел и конфессиональную почву – сербскому православию противостоял хорватский католический клерикализм. Клерикально-католическая окраска также была присуща словенскому национализму. Но с 80-х гг. словенские националистические круги делали упор на экономические проблемы, подчеркивая высокий уровень словенской промышленности и культуры, образованность населения республики, готовность Словении к быстрой интеграции в западноевропейское пространство.

Новым явлением балканской общественно-политической жизни стало зарождение мусульманского национализма. В рамках югославского государства лица исламского вероисповедания впервые были определены как самостоятельная социальная группа в 1953 г. (категория «югославов неопределенных» в списках федеральной переписи). С 1961 г. было официально признано существование этнической группы мусульман, а в 1971 г. принадлежность к мусульманам стала рассматриваться как национальная. Подобная уникальная практика была связана прежде всего со спецификой этнокультурного развития Боснии и Герцеговины, где население раскололось на этнические группы именно по религиозному признаку: католики считали себя хорватами, православные – сербами, а мусульмане рассматривали ислам как основной фактор национальной самоидентификации. Впоследствии к исламской нации стало тяготеть и албанское население края Косово.

В период «бархатных революций» этническое противостояние окончательно превратилось в доминанту общественно-политической жизни югославской федерации. Коммунистическое руководство республик, ищущее выход из кризиса социализма в экономическом и политическом обособлении своих государств, приобрело черты этнополитических клановых элит. Суверенизация республик в 1990–1992 гг. не остановила нарастания межнациональной напряженности. Тлевший десятилетиями конфликт приобрел форму открытых военных столкновений. Первые выстрелы прозвучали в Словении. Еще до окончательного распада федеративного государства словенское руководство взяло курс на создание национальных военизированных формирований (отрядов территориальной обороны), разработку планов противодействия частям регулярной югославской армии. 26 июня 1991 г., в день провозглашения независимости, словенские вооруженные силы взяли под свой контроль опорные и таможенные пункты на границах республики, в том числе и границах с Австрией и Италией. Спустя несколько часов федеральный парламент принял решение о защите государственных границ. Выдвижение к внешним границам Словении частей югославской армии было встречено вооруженным сопротивлением местных отрядов самообороны. Явный перевес в вооружении югославских войск не имел большого значения, поскольку федеральное правительство решительно отказывалось признать начало военных действий. В ходе разрозненных стычек югославская сторона потеряла 44 убитых, словенская – 3. Правительство Словении официально объявило об агрессии Югославии против суверенного государства. Югославские части, передислоцированные к границе республики, оказались блокированы гражданским населением. В начале июля при посредничестве представителей ЕС начались переговоры. По их результатам подразделения югославской армии уже к концу месяца были выведены с территории Словении. Причина уступчивости официального Белграда заключалась, с одной стороны, в нежелании провоцировать крупномасштабный конфликт, а с другой – попыткой предотвратить образование словенско-хорватской коалиции. Сепаратизм хорватского руководства, в том числе нового лидера республики Ф. Туджмана, носил более агрессивный характер. В Хорватии открыто провоцировалась этническая рознь, нагнеталась антисербская истерия. В этой ситуации сербское население республики, компактно проживавшее в общинах Книна, Западной и Восточной Славонии, Северной Далмации, Бании и Лики, все решительнее выступало за создание национальной автономии. В конце июля 1990 г. был сформирован Сербский Сабор – представительный орган сербского народа в Хорватии, а также его исполнительные органы. Председателем Сабора стал Милан Бабич. По решению референдума, проведенного среди сербского населения, 21 декабря 1990 г. была провозглашена автономная область Сербская Крайна. Спустя несколько дней в Загребе была принята и новая хорватская конституция, где сербы признавались национальным меньшинством, но не о какой автономии речи не шло. В последующие месяцы Хорватию захлестнула волна сербофобии, участились террористические акты в отношении сербского населения и служащих югославской армии, начались гонения на православную церковь. Весной – летом 1991 г. начались постоянные вооруженные столкновения между хорватской полицией и сербскими отрядами самообороны. Руководство Сербской Крайны взяло курс на выход из республики. 12 мая 1991 г. в Себской Крайне был проведен референдум о присоединении к Сербии, а 16 мая соответствующее решение приняла краевая Скупщина. Поскольку югославское правительство не спешило солидаризироваться с такими действиями, 19 декабря 1991 г. сербские области Хорватии объединились в независимую Республику Сербскую Крайну.

Во второй половине 1991 г. военные действия на границе Хорватии и Сербской Крайны приобрели крупномасштабный характер. В них постепенно втягивались и регулярные части югославской армии, дислоцированные в сербских областях. Какой-либо ясной позиции в отношении этого конфликта у командования федеральной армии не было, но разрозненные действия югославских частей воспринимались правительством Хорватии и политическими кругами западных стран как агрессия со стороны Сербии. Переломным для общественного мнения на Западе стали события октября – ноября 1991 г., когда подразделения югославской армии почти месяц подвергали артиллерийскому обстрелу хорватский укрепленный район у города Дубровник. С этого момента любые действия хорватской армии находили полную моральную поддержку на Западе, тогда как Сербия постепенно оказывалась во внешнеполитической изоляции.

В конце ноября 1991 г. хорватская армия предприняла наступление в Западной Славонии. Военные операции сопровождались геноцидом сербского населения. Югославская федеральная армия, оставшаяся без политического руководства и четкого командования, стремительно теряла боеспособность. Сербские лидеры взяли курс на создание собственных вооруженных сил и не стремились к непосредственному вмешательству в хорватские события. В ноябре 1991 г. Президиум СФРЮ обратился к ООН с просьбой о вводе в зону конфликта миротворческого контингента. «Голубые каски» прибыли в Югославию весной 1992 г., однако, невзирая на присутствие миротворцев, хорватские войска осуществили несколько наступательных операций в стратегически важных районах Восточной Славонии. Одновременно проводилась модернизация хорватской армии. В 1992–1994 гг. благодаря экономической помощи Запада Хорватия истратила более миллиарда долларов на черном рынке вооружений. Официальное перемирие между Крайной и Загребом было заключено при российском посредничестве лишь в марте 1994 г. Но последовавшие затем политические переговоры зашли в тупик. Стремясь к радикальному решению «сербского вопроса» Хорватия вновь развязала военные действия. В мае и августе 1995 г. в ходе операций «Блеск» и «Буря» хорватская армия разгромила вооруженные формирования Сербской Крайны. Югославское правительство, равно как и сербские руководители из Боснии и Герцеговины, фактически заняло нейтральную позицию. Несмотря на декларативные обвинения в адрес Загреба С. Милошевич надеялся локализовать конфликт и не допустить втягивания в него Югославии. Миротворческий контингент ООН начал выводиться с территории Хорватии уже в августе 1995 г. Вслед за военным разгромом Сербской Крайны последовала этническая чистка этой территории и окончательная консолидация хорватской государственности.

Быстро нарушилось хрупкое равновесие в Боснии и Герцеговине. Лидер боснийских сербов Р. Караджич занимал весьма радикальную позицию и призывал официальный Белград начать объединение всего сербского населения бывшей Югославии. 9 января 1992 г. Скупщина сербского народа провозгласила Республику Сербскую Боснию и Герцеговину в качестве федеративной единицы СФРЮ. Но прошедший менее чем через месяц общереспубликанский референдум высказался за полный суверенитет государства. 1 марта 1992 г. Босния и Герцеговина объявила свою независимость. Мусульманские лидеры республики форсировали подготовку к военному столкновению с дислоцированными в Боснии и Герцеговине частями югославской армии. Одновременно свою армию начала создавать и Республика Сербская в составе Боснии и Герцеговины. В апреле 1992 г. между сербами и мусульманами начались открытые военные столкновения. США и Европейский союз вновь обвинили в разжигании конфликта Сербию. Руководящие органы СБСЕ ультимативно потребовали от Югославии вывести все войска с территории Боснии. Соответствующий договор был подписан уже 18 мая. Однако военные действия на территории республики становились все ожесточеннее. Размещенный в Боснии и Герцеговине миротворческий контингент ООН в этой ситуации оказался практически бессилен. До сентября 1993 г. «голубые каски» даже не имели права применять оружие. В республику начали пребывать сербские добровольцы из Югославии и моджахеды из многих мусульманских стран. Все большую активность проявляли и хорватские военные формирования. Конфликт приобрел трехсторонний характер, когда сербы, хорваты и мусульмане сражались между собой. Тем не менее «двойной стандарт» в отношении западных стран к событиям в Боснии сохранился. Это проявилось в полной мере в апреле 1993 г., когда в ответ на этнические чистки, проводимые мусульманами в сербских селах, войска сербов подвергли артиллерийскому обстрелу осажденный город Сребреница. Это стало поводом для принятия Советом Безопасности ООН резолюции об экономических санкциях против Югославии, т. е. страны, формально даже не участвовавшей в конфликте. Администрация США все более откровенно ориентировалась на силовое решение конфликта. Авиация НАТО превратила небо Боснии и Герцеговины в свою подконтрольную зону и периодически наносила «превентивные» удары по позициям сербских войск.

Военные действия в Боснии с разной степенью активности продолжались на протяжении всего 1993 г. Сербские воска были вынуждены отказаться от активных операций и с большим трудом сдерживали наступление мусульман. В начале 1994 г. обстановка существенно обострилась в связи с новым витком хорвато-мусульманского противоборства. Более жесткими стали и действия «миротворцев». 7 февраля на базаре в осажденном сербами Сараево сработало взрывное устройство. Погибло более 70 человек. В этой акции были обвинены сербы, хотя доказательств не нашлось. Совет НАТО под угрозой авиационных ударов потребовал отвести тяжелое вооружение сербских формирований от города. Ситуацию разрядило неожиданное вмешательство российской дипломатии. В результате достигнутых договоренностей в зоны отвода сербских войск вводились российские миротворческие силы. Угроза усиления позиций России на Балканах заставила официальный Вашингтон форсировать усилия по созданию единого антисербского фронта в зоне конфликта. В марте 1994 г. при американском посредничестве была достигнута договоренность о создании в Боснии и Герцеговине хорвато-мусульманской федерации. В действительности это федеративное объединение более походило на перемирие, но оно существенно изменило стратегическую ситуацию в Боснии. Мусульманские войска получили возможность активизировать свои действия против сербов. Зачастую они использовали и тактику «вытеснения» миротворческих подразделений ООН, захватывая нейтральные зоны. Аналогичные же действия сербов у города Горажде карались налетами авиации НАТО.

Во второй половине 1994 – начале 1995 г. военные действия в Боснии сосредоточились вокруг города Сараево, блокированного сербскими войсками, в районах Тузлы и Травника. Весенне-летнее наступление мусульман в Восточной Боснии происходило фактически одновременно с хорватскими операциями «Блеск» и «Буря» в Сербской Крайне. Потоки беженцев из Крайны хлынули в Боснию. В ответ сербские войска предприняли крупномасштабное наступление против мусульманских формирований в Боснии. В республику вновь были введены регулярные части югославской армии. Но инициатива всецело принадлежала руководству боснийских сербов, лидер которых Р. Караджич уже мало сверял свои действия с позицией официального Белграда. В августе – сентябре 1995 г. авиация НАТО предприняла беспрецедентные по масштабам налеты на позиции сербской армии. Это в корне изменило обстановку на фронте и вернуло инициативу мусульманам. Одновременно американская дипломатия предпринимала усилия по политическому урегулированию конфликта. В отличие от предыдущего периода к диалогу был приглашен лидер Сербии Милошевич. В дальнейшем переговоры стали проводиться по схеме: Сербия – Хорватия – Босния и Герцеговина, где боснийскую сторону фактически представляли мусульманские лидеры республики. Руководство же боснийской Сербской республики из этого процесса было исключено.

В ноябре 1995 г. после трехнедельных переговоров на территории авиационной базы в Дейтоне (штат Огайо) Ф. Туджман, С. Милошевич и А. Изетбегович подписали соглашение о принципах урегулирования конфликта. Подразумевалось прежде всего решение военных вопросов – поэтапное прекращение военных действий, разведение воюющих сторон, разминирование территории и т. п. Лидеры боснийских сербов должны были предстать перед международным трибуналом, созданным по решению ООН. Для политического послевоенного урегулирования основой должна была стать существовавшая конституция независимого государства Босния и Герцеговина. Стороны обязывались организовать свободные выборы, в течение года решить проблему беженцев, осуществить меры по нормализации экономической обстановки. Был подписан договор о разграничении двух этнических зон в Боснии – хорвато-мусульманской (51 % территории) и сербской (49 % территории). В ведении единого правительства были сохранены вопросы внешней политики, координации экономического развития, установления подданства, формирования валютно-финансовой системы. Гарантом реализации дейтонского договора стали «Многонациональные силы по выполнению мирных соглашений» (ИФОР), находящиеся под командованием НАТО и имевшие мандат ООН. Их задачей стало обеспечение вывода противоборствующих войск из зоны конфликта, контроль над тяжелыми вооружениями, контроль над воздушным пространством региона, оказание поддержки процессу гражданского умиротворения, восстановления транспортной и информационной инфраструктуры.

Весной 1996 г. в Брюсселе состоялась Международная конференция по экономическому восстановлению Боснии и Герцеговины. По ее итогам было принято решение о скоординированной финансовой и экономической помощи региону со стороны ЕС, МБРР, США и Японии. Расширил сферу своих действий в Боснии и ОБСЕ. При поддержке международных наблюдателей в сентябре 1996 г. в республике прошли выборы, вновь принесшие пост президента А. Изетбеговичу. Однако окончательно стабилизировать обстановку так и не удалось. Мандат миротворческих сил был продлен, а сами они были переименованы в СФОР – силы по стабилизации. Завершение наиболее острой фазы боснийского кризиса не принесло окончательного умиротворения Балканскому региону. Уже в 1996 г. стала очевидной постепенная радикализация политического курса югославского правительства. Основной причиной послужила активизация оппозиционных движений в самой Сербии. Одержав победу на локальных (промежуточных) выборах в Скупщину, оппозиционный блок «Единство» 77 дней добивался от президента Милошевича признания этого результата. Белград был охвачен манифестациями и массовыми митингами. Это противостояние принесло оппозиции успех, но в дальнейшем она оказалась фактически расколота соперничеством своих лидеров. В окружении же Милошевича значительно укрепились националистически настроенные политики. Большое влияние на правительство приобрела националистическая Сербская радикальная партия В. Шешеля. Изменения стали особенно заметны после успешных для Милошевича федеральных президентских выборов в июле 1997 г. Имидж миротворца и реформатора постепенно сменялся ролью сторонника сильной и единой Югославии, знакомой по событиям 1989–1990 гг.

Уже осенью 1997 г. Милошевич столкнулся с нарастанием центробежных тенденций в обновленной федерации. На президентских выборах в Черногории потерпел поражение его ставленник М. Булатович. Партия нового лидера республики Мило Джукановича одержала победу в следующем году и на парламентских выборах. Ответом федерального правительства стало назначение Булатовича премьер-министром Югославии и начало жесткого давления на черногорское руководство с требованием провести республиканскую конституционную реформу по образцу СРЮ. Нарастание кризиса в сербо-черногорских отношениях было приостановлено лишь в связи с еще более серьезной угрозой – кризисом в Косово. В начале марта 1998 г. в автономном крае вспыхнули вооруженные столкновения между сербской полицией и боевиками из местной националистической организации «Армии освобождения Косово» (АОК). Полагая, что участие в процесс боснийского урегулирования обеспечивает Белграду лояльное отношение со стороны Запада, Милошевич избрал наиболее жесткий вариант действий. В сущности, курс на свертывание прерогатив косовской автономии был взят значительно раньше. Еще в 1989 г. сербский парламент ликвидировал «асимметричность» в отношениях с краем, а в 1990 г. в Косово было вообще введено прямое правление. Рост сепаратистских настроений среди албанского населения края в последующие годы сопровождался обособлением умеренной оппозиции – Демократической лиги Косово под руководством И. Руговы и радикального крыла, опорой которому стала АОК. В 1998 г. сербским силам правопорядка в Косово уже противостояли достаточно многочисленные и подготовленные военные формирования.

Мартовский кризис 1998 г. подтолкнул Косово к гражданской войне и значительно обострил международное положение Югославии. В вооруженные действия постепенно втягивались и части югославской армии. Уже в июне американская администрация выразила озабоченность событиями в Косово и «не исключила» военного вмешательства со стороны НАТО. После ввода в Косово в июле– августе 1998 г. дополнительных подразделений югославской армии с тяжелыми вооружениями США ультимативно потребовали от Белграда немедленного прекращения боевых действий. Тем не менее операции сербских сил в Косово продолжались до осени. Из края в соседние Албанию и Македонию устремились потоки беженцев. В октябре их численность достигла уже 300 тыс. человек. Лишь под прямой угрозой авианалетов со стороны НАТО югославское руководство согласилось начать поэтапный отвод войск и размещение в крае наблюдателей из ОБСЕ. Эти меры лишь временно способствовали нормализации положения в крае. Камнем преткновения стал правовой статус Косово. Сербская сторона принципиально отказывалась от любых форм расширения косовской автономии, албанцы настаивали на самоопределении вплоть до выхода из состава федерации. Международные переговоры, посвященные косовской проблеме, прошедшие в феврале 1999 г. в Рамбуйе, были сорваны неуступчивостью обеих противоборствующих сторон.

24 марта 1999 г. руководство НАТО объявило о срыве политических переговоров по Косово и своей готовности нанести авиационные удары по военным объектам в Югославии для того, чтобы склонить руководство страны к более конструктивной позиции. Одновременно на территорию Македонии был передислоцирован 11-тысячный контингент войск НАТО. В течение последующих двух месяцев территория Косово и другие районы Югославии подвергались ракетно-бомбовым ударам. Одной из мишеней стал и Белград. Параллельно развернулась ожесточенная пропагандистская война, которую Югославия явно проиграла. Впоследствии выяснилось, что официальные лица НАТО и многие средства массовой информации намеренно искажали информацию, представляя картины массового геноцида албанского населения в Косово. Но в период проведения военной кампании общественность в ведущих странах Запада, безусловно, поддерживала антисербские действия. Оказавшись под жесточайшим политическим и военным прессингом, перед лицом гуманитарной катастрофы внутри страны югославское руководство было вынуждено пойти на соглашение с НАТО. Важную роль в этот период сыграло и посредничество российской дипломатии. По результатам переговоров сербские войска в июне 1999 г. были полностью выведены из Косово. Вслед за ними ушло и большинство сербского, еврейского и цыганского населения края. Одновременно в Косово начали возвращаться албанские беженцы. Отряды АОК должны были сдать оружие. Косово перешло под контроль международных миротворческих сил. Территория края была поделена на три зоны – северную, центральную и южную. В их рамках выделены сектора ответственности пяти крупнейших стран НАТО (США, Великобритании, Франции, Германии, Италии), а также России. Как показали последующие события, присутствие миротворческих сил не обеспечило безопасности сербского населения. В Косово начались этнические чистки – теперь уже антисербские. В самой Сербии окончание военных действий также не принесло стабилизации. Участившиеся выступления оппозиции сменились летом – осенью 2000 г. новым витком сербо-черногорского конфликта. В июле федеральным правительством была осуществлена реформа конституционного устройства. Ее основным компонентом стал переход к избранию президента путем всеобщих, прямых выборов (ранее президент избирался парламентом). Первые выборы по новой модели прошли в сентябре 2000 г. Черногорский президент М. Джуканович призвал своих сограждан бойкотировать их. Федеральное правительство отдало приказ о передаче избирательных участков в Черногории под контроль армии. В Сербии избирательная кампания вызвала резкую радикализацию оппозиционного движения. Его представитель Воислав Коштуница отказался признать результаты первого тура выборов, в ходе которых он опередил Милошевича, но не набрал 50 % голосов. Решение Конституционного суда не о пересмотре результатов выборов, а их полной отмене и переносе выборов на 2001 г. вызвало взрыв недовольства оппозиции. В ночь на 6 октября толпы манифестантов разгромили здание Народной Скупщины в Белграде. Конституционный суд объявил Коштуницу президентом. Еще до этого решения лидеры ведущих стран Запада поспешили заявить о поражении Милошевича и отказе признать иные результаты выборов.

Восточная Европа в современной мировой политике

События югославского кризиса показали всю глубину геополитических противоречий, характеризующих процесс вовлечения постсоциалистической Восточной Европы в мировую политику. Неустойчивый региональный баланс сил, постоянно возобновляющееся «местечковое» соперничество, пестрая этническая карта, разная скорость и эффективность экономических преобразований, отсутствие устойчивых традиций существования суверенной национальной государственности – все эти факторы способствовали росту внешнеполитической уязвимости восточноевропейских стран. Большую роль сыграл и психологический комплекс «освобождения из социалистического лагеря», устойчивое недоверие и даже неприязнь к России как геополитической преемницы тоталитарной империи, надежда заручиться внешней поддержкой и гарантиями против повторного втягивания в сферу влияния недавнего союзника. Результатом стало стремление восточноевропейских стран решать спорные вопросы и проблемы безопасности не путем двустороннего или регионального сотрудничества, а прежде всего за счет поддержки великих держав (что исторически определяется термином «балканизация»). Особую важность с этой точки зрения имеет прямое самоотождествление многих восточноевропейских стран с «Западом», готовность к максимально быстрой интеграции в западноевропейские или евро-атлантические экономические, политические, военные структуры.

Европейские Сообщества, на основе которых с 1993 г. возник Европейский союз, изначально заняли чрезвычайно заинтересованную позицию по вопросу о судьбе молодых демократических государств Восточной Европы. Опережая реакцию ОБСЕ и ООН, еще 17 декабря 1991 г. брюссельское совещание министров иностранных дел стран Сообществ приняло Декларацию о критериях признания новых государств в Восточной Европе и на территории Советского Союза. Однако надежды новых восточноевропейских правительств на ускоренную прямую интеграцию в Единую Европу оказались преждевременны. Еще с конца 80-х гг. проблема расширения ЕС стала предметом активных дискуссий. Если Великобритания выступила за приоритет этого направления в развитии Сообществ, то практически все остальные влиятельные члены ЕС ратовали за углубление интеграционного процесса, которое сопровождалось бы поэтапным расширением сначала за счет развитых западноевропейских государств и лишь впоследствии стран Восточной Европы. Именно эта позиция и была отражена в Маастрихтском договоре.

В отношении восточноевропейских стран ЕС избрал иную стратегию – расширение сотрудничества на основе соглашений об ассоциированном членстве. Из восточноевропейских стран первыми такие соглашения с ЕС подписали в 1991 г. Венгрия, Польша и Чехословакия. Впоследствии они были подписаны еще десятью государствами региона (включая страны Балтии). Статус ассоциированного члена предполагает регулярные политические консультации и широкие экономические отношения с союзом, включая установление режима свободной торговли, в перспективе – и прямое вступление в ЕС. Соглашения обеспечивают широкий доступ ассоциированных членов к информации о деятельности ЕС, формируют особые механизмы оказания технической и финансовой помощи. В 1993 г. ЕС принял окончательное политическое решение о том, что «ассоциированные страны Центральной и Восточной Европы, желающие того, станут членами Европейского союза». Но сроки вступления были поставлены в зависимость от достижения необходимого уровня экономического и политического развития. Стратегия ЕС по интеграции стран ЦВЕ была конкретизирована на заседании Европейского совета в Эссене (Германия) в декабре 1994 г. Совет выработал комплексную программу мер по подготовке стран Восточной Европы к вступлению в союз. Амстердамский договор 1997 г., расширивший многие направления деятельности ЕС, также закрепил линию на последовательную интеграцию ассоциированных членов. В ходе специального заседания Европейского совета в Берлине в марте 1999 г. было зафиксировано, что пять восточноевропейских стран – Венгрия, Польша, Словения, Чехия и Эстония (а также Кипр) – смогут стать полноправными членами ЕС ориентировочно в 2001–2003 гг.

Выработка проектов расширения НАТО на Восток была тесно связана со становлением новой стратегической концепции альянса после завершения «холодной войны». Рубежным шагом на этом пути можно считать принятие в 1994 г. концепции многонациональных оперативных сил, предусматривающей возможность формирования коалиционных сил для проведения операций с участием стран НАТО, ЗЕС, а также государств, не являющихся членами данных союзов. Для отработки практических аспектов подобных операций с 1994 г. под эгидой НАТО стала реализовываться комплексная программа военно-политического сотрудничества «Партнерство во имя мира». Новая стратегическая концепция альянса была принята в 1999 г. В соответствии с ней НАТО принял на себя обязательства по предотвращению угрозы международной стабильности не только в евро-атлантической зоне, но и за пределами территории государств-членов. Как показали события югославского кризиса, реализация подобной стратегии может осуществляться и в обход ООН и ОБСЕ.

В свете изменения стратегических целей и зоны ответственности НАТО одной из приоритетных задач альянса стало расширение связей со странами – бывшими членами ОВД. Впервые эта задача была поставлена уже в Лондонской декларации 1990 г. и подтверждена на встрече министров иностранных дел стран НАТО в Копенгагене в июне 1991 г. 20 декабря 1991 г. НАТО вместе с 9 государствами Восточной Европы учредил Совет североатлантического сотрудничества – многосторонний консультативный орган, в рамках которого начался постоянный политический диалог сторон (в работе его впоследствии приняли участие и многие страны СНГ). С 1994 г. восточноевропейские страны начали принимать активное участие в программе «Партнерство во имя мира». Несмотря на разносторонний характер этого сотрудничества (проведение учений для отработки операций по поддержанию мира, поисковых и спасательных операций, гуманитарных акций и т. п.), основной целью программы стало обеспечение в долгосрочной перспективе совместимости вооруженных сил государств-партнеров и НАТО. Это вызвало нарастающее политическое напряжение в отношениях альянса и России.

В 1995 г. на фоне дальнейшей разработки проектов расширения североатлантического альянса руководство НАТО выступило с предложением об институционализации политического диалога с Россией. Это позволило сгладить обозначившуюся напряженность и перевести решение проблемы о расширении альянса в более конструктивное русло. Уже в 1996–1997 гг. начались переговоры с двенадцатью странами Восточноевропейского и Прибалтийского регионов, проявившими интерес к вступлению в альянс (Албанией, Болгарией, Венгрией, Македонией, Польшей, Румынией, Словакией, Словенией, Чехией, Литвой, Латвией, Эстонией). Окончательное решение о «первой волне» вступления в альянс было принято на мадридском саммите НАТО в июле 1997 г. Приглашение вступить в НАТО получили три государства – Венгрия, Польша и Чехия. Соответствующие договоры с ними были подписаны уже 16 декабря 1997 г. В том же 1997 г. была модифицирована и программа сотрудничества с остальными государствами региона. Она получила название «Расширенная программа партнерства ради мира».

Ввиду интенсификации деятельности ЕС и НАТО по их поэтапному расширению политическая судьба Восточноевропейского региона на первый взгляд представляется вполне очевидной. Однако масштабы и темпы этого процесса, его реальные формы могут в дальнейшем существенно варьироваться. На протяжении 90-х гг. стало очевидно, что реализация идеи «возвращения в лоно западной цивилизации» оказалась гораздо сложнее, чем это предполагалось. Многие политики в восточноевропейских странах, в том числе из правительств «второй волны», пришедшие к власти в 1994–1995 гг., пытаются найти более сбалансированное решение внешнеполитических проблем. Рождается понимание того, что интересам Восточной Европы соответствует не поглощение ее западными экономическими и военными структурами, а реальная интеграция в мировое сообщество с сохранением собственного культурного, экономического, геополитического своеобразия, укрепление внутренних связей в регионе. В этом отношении можно отметить взаимодействие стран так называемой вишеградской группы, на основе которой в 1993 г. была создана Центрально-европейская зона свободной торговли (Словакия, Чехия, Венгрия, Польша, с 1995 г. – Словения). Восточноевропейские страны являются активными участниками и других интеграционных объединений – Черноморского экономического сотрудничества, Совета государств Балтийского моря, Сотрудничества карпатских регионов. Специфическую политику субрегионального сотрудничества проводит Румыния, выстроившая в 90-х гг. сложную систему «треугольников» – взаимодополняющих трехсторонних пактов сотрудничества (с Польшей и Украиной, Болгарией и Турцией, Молдовой и Украиной, Венгрией и Австрией, Болгарией и Грецией). Но станет ли такое региональное сотрудничество магистральным направлением внешнеполитической деятельности стран Восточной Европы или останется временным вариантом регулирования отношений с соседними государствами на период до вступления в ЕС, покажет время.