Страна

Со времен Ивана III все чаще и чаще заезжают в русские края иноземцы. Одни из них ехали сюда ради наживы, в расчете на хорошее жалованье, какое платили в Москве «хитрым», то есть знающим, умелым иностранным мастерам; другие являлись с торговыми целями; третьи знакомились с нашими краями проездом, пробираясь на восток, в богатые закаспийские страны.

Все чаще и чаще являются в Московии (так обыкновенно иноземцы называли Московское государство) и иностранные посольства.

Наше отечество в те времена так же мало было известно Западной Европе, как нам, например, Китай, и потому понятно, что более образованные иноземцы, бывшие в русских краях, с большим любопытством приглядывались и к стране, и к быту жителей, старательно заносили в свои записки все, что казалось им замечательным, чтобы познакомить и своих соотечественников с неведомым краем. В рассказах этих иностранцев мы находим драгоценные сведения о житье-бытье наших предков.

Несколько известий мы находим у итальянских путешественников Барбаро и Кантарини, которые проезжали через русские земли, — первый в начале, а второй в конце XV столетия, и еще у некоторых писателей, которые хотя сами и не были на Руси, но собирали сведения о ней у русских послов и у людей, побывавших в Московии. Особенно любопытны записки барона Герберштейна, германского посла. Он два раза при Василии Ивановиче побывал в Московском государстве; в первый раз пробыл около восьми месяцев, во второй — около полугода. Знакомый с двумя славянскими наречиями, он скоро освоился с русским языком и мог говорить с русскими без переводчика. Любознательного и просвещенного Герберштейна очень занимало не только то, что он видел в Московском государстве, но также история его.

Сигизмунд Герберштейн — австрийский дипломат, барон, путешественник

Западного европейца Московия поражала, прежде всего, своим видом, своей природой. Тут не было того разнообразия, как в западной, особенно в гористой части Европы, где попадались на каждом шагу живописные виды, деревушки, красивые каменные города, грозные замки. Бесконечная равнина, поросшая громадными, сплошными лесами, изрезанная множеством рек и речонок, со множеством озер и болот — вот что представлялось западному путешественнику в нашем отечестве. Можно было целый день проехать, не встретив человеческого жилья. Попадавшиеся на пути деревушки были по большей части очень маленькие: три-четыре избы, столько же крестьянских семей — вот и деревня. Чаще попадались только что зачинающиеся поселки из одного жилья, «починки», как их звали, или «займища», то есть поселок, состоящий часто из одной крестьянской семьи, занявшей себе место под избу где-нибудь в лесной просеке. Можно было несколько дней проехать и не встретить не только города, но сколько-нибудь порядочного села, то есть деревни с церковью. Да и города русские тогда были совсем неказисты, на взгляд западного европейца: те же деревянные постройки, как и в деревнях, земляная и бревенчатая ограда, составляющая собственно город, — все это было очень незатейливо; только церкви, которыми изобиловали наши города, несколько скрашивали их, но и церкви встречались по большей части маленькие деревянные. Только в более значительных городах были каменные ограды, образующие кремли, или детинцы. В кремле обыкновенно были каменные, более изящные церкви, соборы; в кремле же устраивались хоромы княжеского наместника. В больших городах, где жили богатые бояре, и в посаде, части города, расположенной подле кремля, богатые посадские люди, купцы, строили иногда более затейливые и просторные жилища.

План Москвы в 1520-х годах С. Герберштейна

Весной, когда таяли снега, разливались реки, все низменные места заливались водой, на каждом шагу являлись болота, которые не высыхали даже и в жаркое лето, особенно в лесных трущобах, непроницаемых для солнечного луча. Сухим путем ехать весною или летом нельзя было. Если заставляла необходимость, то предпочитали ехать верхом, но и тут приходилось преодолевать огромные трудности — пробираться сквозь лесные заросли, переправляться через болота, через реки переходить вброд или вплавь; только у больших городов были мосты или плоты для переправы. Нетрудно было в те времена и заблудиться, пробираясь через лесные дебри. Притом леса были полны хищного зверя, а болота порождали тучи мошек и комаров. Понятно, что предпринимать дальнее путешествие при всех указанных неудобствах значило решаться на тяжелый подвиг. Вот почему летом старались обыкновенно проезжать по Московии речными путями. Только зимою, когда мороз сковывал болота и реки и земля устилалась мягким снежным ковром, можно было с большим удобством ездить в разные концы Русской земли в санях с провожатыми на лыжах, которые разведывали пути. Но зато в зимнюю пору морозы бывали такие лютые, что птицы замерзали на лету, люди и лошади купеческих обозов замерзали на пути. Иноземцам, не привыкшим у себя к такому холоду, были такие морозы невыносимы.

А. Саврасов Просека в сосновом лесу

Понятно, что мало было охотников разъезжать по Московии и изучать ее; понятно, что и сведения о ней не могли быть точными. Особенно мало знали о Крайнем Севере и довольствовались разными сказками: рассказывали, например, что на дальнем севере живут люди, которые зимой умирают или засыпают, а весной оживают; рассказывали о необыкновенных северных жителях, покрытых шерстью, с собачьими головами, о людях, которые не говорят, а щебечут по-птичьи, и прочее. Нетрудно догадаться, как складывались подобные сказки: неточные и случайные рассказы о некоторых обычаях жителей Крайнего Севера, например, обычае прятаться от лютых морозов на продолжительное время в своих юртах, заносимых снегом, носить одежду из звериной кожи мехом вверх, рассказы об особенностях языка и прочие порождали эти басни.

Западные послы ездили в Москву обыкновенно двумя путями: один, дальнейший, но более удобный, шел через Ливонию на Новгород, а отсюда в Москву, другой, кратчайший, — через Смоленск.