§ 5. Изменения в составе СССР, эволюция национальной политики

Принятие Конституции завершило первый этап создания и укрепления единого союзного государства. В дальнейшем СССР пополнялся новыми членами. В октябре 1923 г. Хорезмская, а в сентябре 1924 г. Бухарская народные республики провозгласили себя социалистическими. Осенью того же года на территории этих республик и Туркестанской АССР в результате национально-территориального размежевания образовались две новые союзные республики — Узбекская и Туркменская, одна автономия — Таджикская АССР (в составе Узбекской), две российские автономные области — Кара-Киргизская (в 1925 г. переименована в Киргизскую АО, а в 1926 г. преобразована в Киргизскую АССР) и Кара-Калпакская АО в составе Казахской АССР. В январе 1925 г. в состав Таджикистана вошла территория Памира (Горно-Бадахшанская АО), в мае III съезд Советов СССР включил в состав Союза на правах союзных республик Узбекистан и Туркменистан. В 1929 г. в союзную республику была преобразована Таджикская АССР. Национальное размежевание в Средней Азии охватило территорию с населением более 17 млн человек, что позволило на долгое время обрести спокойствие и устойчивость развития всему региону.

Появились новые национальные образования в составе Азербайджана (Нагорно-Карабахская АО, 1923 г.) и Украины (Молдавская АССР, 1924 г.). Созданный в 1923 г. Нахичеванский автономный край в составе Азербайджанской ССР в 1924 г. преобразован в Нахичеванскую АССР. Тогда же на основе союзного договора были оформлены отношения Грузии и Абхазской ССР, которая в 1931 г. была включена в состав Грузии на правах АССР.

В 1924 и 1926 гг. к Белоруссии были присоединены смежные территории РСФСР (части Витебской, Гомельской и Смоленской губерний) с преобладанием белорусского населения и развитой промышленностью. В результате территория БССР увеличилась в 2,5 раза, а ее население — более чем в 3 раза.

В составе РСФСР Бурят-Монгольская и Монголо-Бурятская автономные области в 1923 г. образовали единую Бурят-Монгольскую АССР. В автономные республики преобразованы Карельская трудовая коммуна (1923), Автономная трудовая коммуна немцев Поволжья (1924), Чувашская автономная область (1925).

В июле 1924 г. вместо упраздненной Горской АССР, изначально включавшей 7 национальных округов — Балкарский, Владикавказский, Кабардинский, Карачаевский, Назрановский (Ингушский), Чеченский и Сунженский казачий, в результате размежевания появились Ингушская и Северо-Осетинская автономные области (1924); были созданы Карачаевская (1926) и Черкесская (1928) АО. Существовавшая с 1922 г. в Краснодарском крае Адыгейская (Черкесская) АО в 1928 г. была преобразована в Адыгейскую АО. При национальном размежевании на Северном Кавказе земли с преобладанием славянского населения были выведены из подчинения автономий. В Кабардино-Балкарии, Осетии, Чечне создавались казачьи автономные округа. Владикавказ и Грозный с пригородами были отдельными округами за пределами Северной Осетии и Чечни. В начале первой пятилетки эти округа, вопреки интересам славянского населения, снова присоединили к Чечне и Северной Осетии. Грозный стал столицей Чечни, а Владикавказ (с 1931 г. — Орджоникидзе) был до 1934 г. столицей и Северной Осетии, и Ингушетии.

Во время проводившегося в 20-е гг. районирования старое административное деление (губерния, уезд, волость), не учитывавшее экономические и национальные особенности регионов, к концу 1929 г. было заменено в РСФСР трехзвенной системой: район, округ, область (край), а в других союзных республиках — двухзвенной (район, округ). Вместо 766 старых уездов в СССР было создано 176 округов. Районирование несколько изменяло положение автономных образований. Автономные области включались в состав краев и областей. В постановлении ВЦИК РСФСР от 28 июня 1928 г. подчеркивалось, что автономные республики, входя на основе добровольности в краевые объединения, полностью сохраняют конституционные права. Местные органы власти в автономиях получили возможность решать многие вопросы без согласования с центром.

При районировании национально-государственное строительство доходило до самых мелких административных единиц. В республиках выделялись округа, уезды и районы, волости и сельсоветы, компактно населенные народами, отличающимися от основного населения. При этом численная норма, необходимая для создания соответствующей национальной административной единицы, снижалась в среднем в 2,5 раза. Так в стране появились национальные округа, уезды, районы, волости и сельсоветы. Работа по их созданию получила значительное ускорение после III съезда Советов СССР, установившего 20 мая 1925 г., что «должен быть принят… ряд дополнительных мероприятий, обеспечивающих и защищающих интересы национальных меньшинств». Постановление предусматривало, в частности, «в случаях значительной численности национальных меньшинств образование отдельных Советов с употреблением языков этих меньшинств, организацию школ и судов на родном языке». В том же году образовался Коми-Пермяцкий национальный округ в Пермской, а в 1928 г. — Саранский (переименованный тогда же в Мордовский) в Средне-Волжской области (в январе 1930 г. на его базе создана Мордовская АО). Помимо этого, в России созданы 33 национальных района, 110 национальных волостей, 2930 национальных сельсоветов. Такие же миниатюрные автономии появились в других союзных республиках. Это обеспечивало наиболее полное выявление возможностей экономического, политического и культурного развития каждой национальности.

Большую роль в советизации народов Севера и Дальнего Востока, находившихся к 1920 гг. на стадии патриархально-общинных отношений, сыграл Комитет содействия народностям северных окраин (Комитет Севера), работавший при ВЦИК с июня 1924 г. Поначалу в этих районах создавались «родовые Советы» и «туземные исполкомы», которые соответствовали сельсоветам и райсоветам, развивалась промысловая кооперация.

Национальная политика СССР середины и второй половины 20-х гг. за пределами русских областей была сравнительно корректной и взвешенной. В среднеазиатских республиках сохранялись вакуфные владения (земли мусульманского духовенства), старый мусульманский суд (суд казиев) и учебные заведения (медресе). В государственный аппарат привлекались «именитые и влиятельные люди» из состоятельных слоев общества. Для вовлечения в новую жизнь патриархального крестьянства Востока создавались массовые организации бедноты и середняков — «Кошчи» и «Жарлы», не имевшие аналогов в других республиках. В отношении ислама не велось широкой антирелигиозной пропаганды. У народов Северного Кавказа действовали суды адата и шариата, производившие разбирательства спорных дел по нормам местных обычаев и религиозного права. Вместе с тем причину трудностей в проведении масштабных преобразований (национальное размежевание, земельная реформа) центр нередко усматривал в деятельности так называемых национал-уклонистов. В 1925 г. под огонь критики попал председатель Совнаркома Узбекистана Ф. Ходжаев, обвинявшийся в противодействии земельно-водной реформе и покровительстве баям-землевладельцам. В конце 1928 г. возобновились репрессии против султан-галиевцев.

Углубление во второй половине 20-х гг. курса на ограничение и вытеснение капиталистических элементов, особенно переход к коллективизации, сопровождались сужением прав национальных республик и автономных образований. Самостоятельность, свободу национального развития и «расцвет» наций центральное руководство пыталось все более ограничивать только культурно-национальной сферой. Однако и это не гарантировало от разного рода «уклонов» и националистических проявлений. Например, на Украине серьезной проблемой стали «хвылевизм», «волобуевщина» и «шумскизм», получившие свое название по именам видных представителей национальной элиты.

Нарком просвещения А. Шумский упрекал партийную организацию республики в том, что она недостаточно активно ведет борьбу с великодержавным шовинизмом, предлагал форсировать темпы украинизации партийного и государственного аппарата, учреждений культуры. Нарком сочувствовал писателю Н. Хвылевому, который ориентировался в своих произведениях на буржуазный Запад и выступил с призывом «Прочь от Москвы». Экономист М. Волобуев, отрицая необходимость единого социалистического хозяйства СССР, проповедовал идею экономической самостоятельности Украины — практически ее изоляции от СССР.

Издержки национальной политики на Украине пытались отнести также и на счет Сталина. Зиновьев на заседании Президиума ЦКК в июне 1927 г. назвал его политику в национальном вопросе «архибеспринципной», утверждая, что «такая» украинизация «помогает петлюровщине», а настоящему шовинизму отпора не дает. Сталин в ответ обвинял в великодержавных настроениях и извращении ленинизма оппозицию. Основания для этого имелись. Например, в теоретической работе «О национальной культуре» (1927) троцкист В. А. Ваганян писал, что «под национальной культурой следует понимать только господствующую классовую культуру буржуазии». Он утверждал, что «борьба за коммунизм немыслима без самой решительной борьбы с национальной культурой», «при социализме совершается процесс, который… приведет… к постепенному уничтожению национальных языков, слиянию их в один или несколько могучих интернациональных языков». Русский язык изображался им, с одной стороны, как «язык всесоюзной коммунистической культуры, которую мы вырабатываем все вместе», с другой — как «межнациональный язык нашего Союза».

Критикуя подобные воззрения (особенно выводы для практической политики), Сталин говорил в августе 1927 г., что Ленин призывал к развитию национальной культуры в национальных областях и республиках, а Зиновьев «думает теперь перевернуть все это, объявляя войну национальной культуре». А для пущей важности было добавлено: «То, что здесь наболтал Зиновьев о национальной культуре, следовало бы увековечить для того, чтобы партия знала, что Зиновьев является противником развития национальной культуры народов СССР на советской основе, что он является на деле сторонником колонизаторства».

Адепты мировой республики неустанно раздавали обещания о помощи всем «угнетенным» народам. Начиналось это до революции. «Когда будем правительством, — писал Ленин в 1916 г., — мы все усилия приложим, чтобы… оказать этим отсталым и угнетенным, более чем мы, народам «бескорыстную культурную помощь»… помочь им перейти к употреблению машин, к облегчению труда, к демократии, к социализму». В 1921 г. при конкретизации таких обещаний было сформулировано одно из центральных положений всей послеоктябрьской советской национальной политики: «Суть национального вопроса в РСФСР состоит в том, чтобы уничтожить ту фактическую отсталость (хозяйственную, политическую и культурную) некоторых наций, которую они унаследовали от прошлого, чтобы дать возможность отсталым народам догнать центральную Россию и в государственном, и в культурном, и в хозяйственном отношениях».

Партия решением X съезда обязывалась помочь отставшим народам: «а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национально-бытовым условиям этих народов; б) развить и укрепить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения; в) развить у себя прессу, школу, театр, клубное дело и вообще культурно-просветительные учреждения на родном языке; г) поставить и развить широкую сеть курсов и школ как общеобразовательного, так и профессионально-технического характера на родном языке».

Однако организацией ударной работы «отсталых народов» партия не ограничилась. Она не только призывала, но и приказывала. На X съезде РКП (б) об очередных задачах партии в национальном вопросе прямо говорилось, что только «одна нация, именно великорусская, оказалась более развитой… Отсюда фактическое неравенство… которое должно быть изжито путем оказания хозяйственной, политической и культурной помощи отсталым нациям и народностям». Русские крестьяне, в большинстве своем остававшиеся на низком уровне развития, и другие представители «развитой нации», не проявлявшие должным образом готовности помогать, рисковали быть обвиненными в великорусском национализме. Представители окраинных народов, нежелавшие перестраиваться на «социалистический лад», попадали в разряд местных националистов. Особенно наглядно такая перспектива обнаружилась в конце 1922 г.

Союзный центр с момента образования СССР опасался, что в случае появления полноправных органов власти в РСФСР он не сможет сохранить полноту власти в своих руках, использовать республику как полигон для различных социальных и национальных экспериментов. Не исключено, что именно для подавления неизбежного недовольства неравноправным положением Российской Федерации в Советском Союзе был выдвинут лозунг «борьбы с великодержавным русским шовинизмом».

Вместе с тем официальная идеология вплоть до конца 20-х гг. исходила из тотального осуждения дореволюционной истории страны. Русскому народу навязывалась мысль, что до революции у него не было и не могло быть своего отечества. Россия именовалась не иначе как тюрьмой народов, русские — эксплуататорами, колонизаторами, угнетателями других народов. Патриотизм как таковой приравнивался к национализму — свойству эксплуататоров и мелкой буржуазии. Руководство страны призывало искоренить национализм в любой его ипостаси. При этом главная опасность виделась в великодержавном (великорусском) национализме, местный национализм до некоторой степени оправдывался.

С утверждением у власти Сталина как единоличного политического лидера его представления о процессах в национальной сфере жизни общества приобретали все большее значение. С его именем связывалось классическое определение нации, представления о новых, советских нациях. Общечеловеческая культура, к которой идет социализм, изображалась им как пролетарская по содержанию и национальная по форме. Переход к такой культуре представлялся как одновременное развитие у национальностей СССР культуры национальной (по форме) и общечеловеческой (по содержанию). Сталин внес успокоение в национальную среду дискредитацией положения о том, что в СССР уже за период социалистического строительства исчезнут нации. Особенно воодушевляющей для «националов» стала установка, согласно которой период победы социализма в одной стране будет этапом роста и расцвета ранее угнетенных наций, их культуры и языка; утверждения равноправия наций; ликвидации взаимного национального недоверия; налаживания и укрепления интернациональных связей между нациями.

В наиболее общем виде диалектика национального вопроса представлена Сталиным 27 июня 1930 г. в политическом отчете ЦК XVI съезду партии: «Надо дать национальным культурам развиться и развернуться, выявив все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру с одним общим языком в период победы социализма во всем мире. Расцвет национальных по форме и социалистических по содержанию культур в условиях диктатуры пролетариата в одной стране для слияния их в одну общую социалистическую (и по форме и по содержанию) культуру с одним общим языком, когда пролетариат победит во всем мире и социализм войдет в быт, — в этом именно и состоит диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре». Таким образом, выходило, что в обозримой исторической перспективе национальным культурам не угрожало ничего, кроме «расцвета». Всю совокупность сталинских теоретических новшеств, как и национальную политику второй половины 20-х гг., можно расценить как уступку «националам».

Обретение народами бывшей Российской империи государственности и автономии вело к пробуждению чувства национальной общности, росту национальных настроений. Политика коренизации (вовлечение представителей всех национальностей в состав руководящего аппарата, интеллигенции, рабочего класса) вела не только к позитивным сдвигам в структуре коренного населения, но и к оформлению местных элит с присущей им национальной спецификой, попытками обретения бесконтрольной самостоятельности, уклонами к местному национализму и сепаратизму.

Организуя реальную помощь отсталым в прошлом народам, государство в то же время превентивными ударами пыталось обезопаситься от национал-уклонизма и сепаратизма. Результатом стали растущие потери народов от репрессий. Однако это не означает, что национальная политика в СССР представляла собой возврат к политике великорусского национализма и восстановлению бывшей империи. С этим не согласуется отсутствие признаков господства русских над «порабощенными» народами. Эксплуатация русскими объединенных с ними народов была напрочь исключена. Русские области РСФСР начиная с 1917 г. вынуждены были постоянно больше отдавать, чем получать от других народов, имевших свои национальные образования. Русские, как и до революции, оставались главной опорой, государствообразующей нацией и во многом обеспечивали выживание и модернизацию всех советских республик.