14 Курская битва

14

Курская битва

«Неудачи быть не должно!»

В конце марта 1943 года на Восточном фронте наступила оттепель; «генерал Мороз» уступил место еще более искусному в своем деле «генералу Грязи», и активные боевые действия, по сути, прекратились. Все танковые и некоторые пехотные дивизии были отведены с переднего края. Все танковые соединения в районе Харькова были сосредоточены под командованием XLVIII танкового корпуса: 3, 6 и 11-я танковые дивизии, а также гренадерская моторизованная дивизия «Великая Германия». Временное затишье было использовано для боевой учебы войск в соответствии с тщательно разработанными планами.

Обучение начиналось на уровне взводов и рот, постепенно поднимаясь до уровня дивизионных учений; тренировки проводились в условиях, максимально приближенных к боевым, регулярно организовывались стрельбы. Я поставил себе задачу научиться управлять танком «тигр»; мне удалось освоить вождение этой тяжелой машины и научиться стрелять из ее 88-мм орудия. Благодаря этому мощному орудию и очень прочной броне «тигр» до конца войны оставался самым совершенным танком в мире. Он наглядно продемонстрировал, на что способен, в ходе контрнаступления на Харьков. Русский танк «ИС» («Иосиф Сталин». – Пер.) образца 1944 года был весьма грозным противником, но я не думаю, что его можно сравнить с «тигром».

31 марта у нас побывал с инспекцией знаменитый генерал Гудериан; он попал в немилость к Гитлеру после провала планов захвата Москвы в 1941 году, но его блестящими способностями нельзя было долее пренебрегать, и Гитлер назначил его генерал-инспектором бронетанковых войск. Гудериана, в частности, интересовал опыт боевых действий батальона «тигров» дивизии «Великая Германия» в ходе недавнего наступления. Граф Штрахвиц, самый отважный командир танкового полка, сообщил ему много ценных подробностей о новом танке. В результате этого визита Гудериан приказал ускорить выпуск «тигров» и «пантер»[180].

Все наши мысли были сосредоточены на следующей кампании, на которую не могла не оказать влияния стратегическая обстановка в целом. К весне 1943 года военное положение Германии сильно ухудшилось. Что касается ситуации в России, то наше моральное удовлетворение от последней победы Манштейна не могло заслонить собой тот факт, что баланс сил изменился и мы стоим лицом к лицу с безжалостным противником, обладающим неисчислимыми и, судя по всему, неиссякаемыми ресурсами. Надежда на быструю войну в России растаяла осенью и зимой 1942 года. Лучшее, на что мы могли надеяться, была бы патовая ситуация, но даже подобная перспектива омрачилась неудачами на других театрах военных действий. Флоты стран коалиции научились сражаться с нашими подводными лодками, в Тунисе нам грозил новый Сталинград, англо-американские стратегические бомбардировки стали смертельной опасностью для населения и промышленности рейха. Япония увязла в войне на Тихом океане, а положение Италии было и вовсе отчаянным.

Крупные германские силы были теперь постоянно сосредоточены в Италии и Западной Европе, чтобы своевременно дать отпор потенциальному или уже действительному вторжению. В частности, значительная часть наших самолетов была оттянута из России для борьбы со все усиливающимися бомбардировками союзников. Авиация русских крепла с угрожающей быстротой; помощь, оказываемая англо-американцами, приносила свои плоды, и самолеты русских во все возрастающем количестве появлялись над полями сражений. К счастью, их эффективность не шла ни в какое сравнение с их количеством, и мы еще могли создавать превосходство в воздухе на отдельных участках фронта и на весьма ограниченный период. Но было совершенно ясно, что одно из наших самых важных преимуществ сходит на нет.

Карта 39. Операция «Цитадель)

В подобных условиях перед германским Верховным командованием встала дилемма: перейти на Востоке к исключительно оборонительной тактике или попытаться осуществить ограниченное по масштабам наступление, чтобы нанести урон русской наступательной мощи. Вскоре в обсуждение этой проблемы на весьма высоком уровне оказался втянутым и я. В начале апреля я отправился в краткосрочный отпуск и получил приказ прибыть к генералу Цейтцлеру, начальнику Генерального штаба сухопутных сил. Ставка Генерального штаба находилась в тот период в крепости Лётцен, в районе Мазурских озер Восточной Пруссии – в местности, заставляющей вспомнить о великих победах Гинденбурга 1914 года. Я доложил Цейтцлеру о роли XLVIII танкового корпуса в последних боях и узнал, что он готовит крупную наступательную операцию, в которой нам предстояло играть значительную роль.

Правда, принимая во внимание потери предыдущих лет, не поднимался вопрос о решающем наступлении. Цейтцлер ставил перед собой достаточно ограниченную задачу; он хотел ликвидировать большой выступ русского фронта, включающий Курск и вклинивавшийся в глубину нашей обороны на 75 миль. Успешное наступление в этом районе могло привести к уничтожению нескольких советских дивизий и значительно ослабить наступательную мощь Красной армии. Входившему в состав 4-й армии XLVIII танковому корпусу предстояло стать острием удара на русских с юга. Я мог только приветствовать такое решение, поскольку наши закаленные и приобретшие опыт в боях танковые дивизии понесли лишь незначительные потери в ходе недавнего наступления на Харьков и были готовы принять участие в новом сражении, как только состояние дорог позволит нам это. Кроме того, на данный момент русская оборона вокруг Курска была не в состоянии противостоять решительной атаке.

Затем Цейтцлер сообщил мне, что Гитлер настаивает на достижении более значительного результата и хочет отложить наступление до прибытия бригады танков типа «пантеры». Эти слова я выслушал с нехорошим предчувствием и доложил, что, согласно последним донесениям разведки, русские еще только приходят в себя от наших последних ударов, а потери, понесенные ими в ходе быстрого и тяжелого отступления от Харькова, еще не восполнены, поэтому промедление в один-два месяца может чрезвычайно осложнить решение стоящей перед нами задачи.

Так я познакомился с судьбоносной Курской битвой – последним крупным германским наступлением на Восточном фронте.

Цейтцлер в основных чертах изложил мне план операции «Цитадель» – такое кодовое наименование было присвоено новому наступлению. Все имеющиеся у нас танковые силы должны быть сосредоточены для образования гигантских клещей; генерал-полковник Модель со своей 9-й армией наступал с севера, а генерал-полковник Гот с 4-й танковой армией – с юга. Предполагалось, что в первом эшелоне Гот будет иметь восемь танковых дивизий, а Модель – пять. По мере развития наступления к ним должны были присоединиться несколько пехотных дивизий; вследствие этого соседние участки фронта, с которых они перебрасывались, оказались совершенно оголенными. Со стратегической точки зрения «Цитадель» была очень рискованной операцией, поскольку буквально все имевшиеся резервы были брошены в горнило этого наступления.

Поскольку на карту было поставлено очень многое, неизбежно возникли сомнения и колебания. Когда генералитет был первоначально оповещен о планируемом наступлении, фельдмаршал фон Манштейн был целиком за, считал, что если мы нанесем удар быстро, то будет достигнута впечатляющая победа[181]. Но Гитлер все откладывал день наступления, частично потому, что хотел собрать большие силы, а частично потому, что сомневался в нашем успехе. В начале мая он созвал совещание в Мюнхене, чтобы узнать точку зрения высших военных. Фельдмаршал фон Клюге, командующий группой армий «Центр», полностью поддерживал идею наступления; Манштейн теперь уже высказывал сомнения, а Модель привез с собой аэрофотоснимки, на которых было видно, что русские строят сильные укрепления у северного и южного фасов выступа и отводят свои моторизованные части из районов западнее Курска. Стало понятно, что русские знают о готовящемся наступлении и принимают соответствующие меры.

Генерал-полковник Гудериан заявил, что наступление под Курском «бессмысленно»[182], поскольку неизбежно повлечет за собой значительные потери в танках и разрушит все его планы реорганизации танковых войск вермахта. Он предупредил, что «пантеры», на которые «начальник Генерального штаба сухопутных сил возлагает такие большие надежды, имеют множество недостатков, свойственных всякой новой технике». Но генерал Цейтцлер был по-прежнему уверен в победе, и Гитлер, сбитый с толку таким расхождением во мнениях, отложил принятие решения на более поздний срок.

На этом совещании по «Цитадели» Гитлер сделал значительное и верное замечание: «Неудачи быть не должно!» 10 мая Гудериан снова встретился с фюрером и опять убеждал его отказаться от наступления; Гитлер ответил: «Вы совершенно правы. Всякий раз, когда я думаю об этом наступлении, у меня все внутри сжимается»[183]. И все же под нажимом Кейтеля и Цейтцлера он в конце концов уступил и дал свое согласие на проведение этой грандиозной операции. Наступление с юга должно было осуществляться силами десяти танковых, одной гренадерской моторизованной и семи пехотных дивизий; с севера наступать предстояло семи танковым, двум моторизованным и девяти пехотным дивизиям[184]. Этой операции предстояло стать крупнейшей танковой битвой в истории войн.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.