ТИСКИ

ТИСКИ

Тисками, разумеется, был государственный бюрократический аппарат – сотни тысяч чиновников, в большинстве выходцы из рабочих и крестьян, опять в большинстве некомпетентные. Да и царский аппарат не отличался деловитостью, но новые, не зная работы, ввели в практику извращенно-бюрократический стиль.

Боязнь принять решение вызывала всяческую волокиту, сбор различных совещаний и заседаний, благодаря которым бюрократы прикрывали собственную ответственность коллективной. По мельчайшим вопросам советовались с начальством, получали решение по Делу, которое обязан был сделать сам бюрократ, и этим решением укрывались от личной ответственности.

Со временем опытность чиновников возросла, они вникали в Дело, но и количество дел возрастало, приходили новые чиновники, и бюрократический стиль оставался неизменным. Самовластность Сталина вызывала у аппарата ужас, он боялся ошибиться, принять собственное решение. А Сталин принять их за всех, естественно, не мог. Он принимал принципиальные решения. Аппарат же совершал конкретные действия и спешил отчитаться стремясь предстать перед главой государства в деловитом виде. Это приводило к извращениям, к нанесению вреда самой цели, что вызывало гнев Сталина и еще больший ужас аппарата.

Уже приводился пример о коллективизации сельского хозяйства. Цель ее – поднять товарность. Действие – создать колхозы, для чего требовалось еще действие – крестьяне должны сдать в общее пользование землю и скот. За исполнение последнего и бросился отчитываться аппарат Наркомата сельского хозяйства. Отчитался. Люди, которые, как предполагалось, должны были высвободиться из сельского хозяйства и перейти в промышленность, умерли от голода. Нарком со товарищи был расстрелян, аппарат еще больше перетрусил.

«Пятая колонна» в Испании, коллаборационисты во всех странах вызвали страх в Советском Союзе. Цель борьбы с ними была в создании монолитной, единой страны, способной встретить любые опасности без предательства в своих рядах. Действие – репрессии против предателей. Как отчитаться за единство, непонятно, как за репрессии – ясно.

В армии в 1937-1940 годах репрессировали 5 тысяч офицеров. Двоюродный дед автора, кстати, тоже был арестован, хотя чином был невелик -старший лейтенант. Нарком обороны Ворошилов возмутился, проверили, часть офицеров реабилитировали. Деда восстановили в армии, и он провоевал всю войну, окончив ее подполковником. Ягоду расстреляли, Ежова расстреляли, судебный, прокурорский, следственный аппарат бледнел от ужаса, но ведь отчитываться в своей работе надо, а отчет – это репрессии. Боялся, но делал.

Сталин оказался в созданных им самим же тисках. Руководить страной без госаппарата нельзя, а доверить ему Дело невозможно без опасения, что аппарат натворит каких-нибудь страшных дел. Можно быть уверенным, что Сталин не понимал, что происходит: по любым, даже несложным, Делам возникали страшные потери. Не могла не возникать мысль, что это специально, что действуют враги. Тем более, что они действительно были. Подтверждением этому служат события начала 90-х годов, когда сотни тысяч аппаратчиков, клявшихся в верности партии и коммунизму, живших припеваючи за счет этих клятв, в одночасье продали и предали и партию, и коммунизм и, урча от вожделения урвать жирный кусок, перебежали к противнику.

Сталин для бюрократии был самым страшным вариантом. Имея привычку во всем разбираться и принимать решения, он, заподозрив неладное, мог запросить данные для оценки обстановки из других источников, и тогда реакцию его можно было бы легко предсказать. Но один в поле не воин, бюрократические отношения все плотнее окутывали страну и, что самое страшное, проникли в армию. Ведь ничем иным не объяснить разгромные поражения Красной Армии в первые два года войны.

Историки говорят, что СССР технически не был готов к войне. А кто и когда бывает к ней вполне готов?

К лету 1941 года в западные округа были переброшены четыре армии и корпус. Весной призвали из промышленности и сельского хозяйства (скрыто отмобилизовали) 800 тысяч человек и тоже в эти округа. В армии к началу войны было более 5 миллионов человек, из них на западе – 2,8 миллиона. По танкам и самолетам мы превосходили немцев. Соотношение войск в полосе Киевского особого военного округа на 22 июня 1941 года было в нашу пользу: по личному составу 1,2:1; по орудиям и минометам 1,4:1; по средним (Т-34) и тяжелым (KB) танкам 3,5:1; по легким танкам 5:1; по самолетам 2,5:1. Как при таких соотношениях делать выводы о том, что Сталин верил Гитлеру и к войне не готовился?

Готовилась и экономика, к примеру, за всю войну промышленность не выдала НКПС ни одного рельса, ни одной шпалы, тем не менее железные дороги работали удовлетворительно. Каганович создал огромные мобилизационные запасы для своей отрасли и на них выдержал всю войну.

Другое дело, что Генеральный штаб не разгадал планы немцев. Немецкие генералы перехитрили Шапошникова, Мерецкова, Жукова. (Кстати, в фильме о Жукове, снятом с его участием, он сам об этом говорит.) Немцы через все каналы, в том числе и через Рихарда Зорге (которого считали своим разведчиком, не зная, что он работает и на нас), передавали море дезинформации, скрывавшей не дату нападения, а направления главных ударов. В результате Генштаб не там расположил войска. Что сделаешь, не с папуасами воевать пришлось, и тем славнее Победа.

Но и этим не объяснишь разгромные поражения Красной Армии в начале войны.

Почти все считают чистку кадров в армии накануне войны одной из главных причин этих поражений. Но это гадание на кофейной гуще, даже если репрессированные маршалы и генералы действительно не были виновны и не предали бы.

В результате чистки кадров в 37-41-м годах Блюхера, Тухачевского, Егорова и других военачальников заменили другие люди, и считается, они были скороспелыми и менее опытными. Так ли это? В. Карпов приводит анкетные данные на некоторых немецких генералов. Кейтель начал и кончил первую мировую войну капитаном и майора выслужил только в 1923 году. Его оппоненты с нашей стороны: Шапошников – полковник царской армии, к концу гражданской войны – начальник оперативного отдела Штаба Красной Армии. До 1941 года непрерывно – либо командующий округом, либо начальник Генштаба. Мерецков – кончил гражданскую помощником начальника штаба дивизии, окончил академию РККА в 1921 году, с 1937-го заместитель начальника Генштаба, командующий округом. Жуков с 1923 года – командир полка. Василевский – штабс-капитан царской армии, командир полка в гражданскую.

Буденный, Ворошилов командовали в гражданскую армиями, Тимошенко – дивизией, Конев – комиссар штаба Дальневосточной Республики, Еременко – начальник штаба бригады. Гораздо скромнее выглядят по сравнению с ними немцы: Клейст дослужился до майора только в 1919 году, правда, фон Бок кончил войну командиром полка.

Гудериан стал командовать танковым корпусом только в 1939-м, а противостоящий ему Павлов – в 1937-м, кроме того, Павлов был командующим всех бронетанковых войск РККА.

Можно утверждать, что наши генералы хуже немецких, но говорить, что Сталин во главе армии ставил комсомольцев с макаронной фабрики, нельзя.

Мы ведь только предполагаем, что Блюхер был бы лучше Ворошилова. А может, и нет? Особенно если учесть его непонятную неповоротливость на Хасане. Только предполагаем, что Гамарник был бы порядочнее Мехлиса. А может, и нет? Особенно если вспомнить, что он предлагал Блюхеру для оправдания объявить молодую жену шпионкой. Бессмысленно сейчас гадать, кто был бы лучше, главное, что и те, кто был, обязаны были не допустить такого дикого разгрома нашей армии. Данные для этого они имели.

Что касается боевого опыта. Принято говорить, что к моменту нападения на СССР Германия имела двухлетний опыт войны. В общем, это так, но ее сухопутные войска такого опыта не имели. Можно говорить лишь о 42-дневном опыте войны с Францией и ее союзниками, где участвовало примерно 130 дивизий. Да еще не более 50 дивизий могли дополнительно иметь 35-дневный опыт Польской кампании. Красная Армия имела в своем составе и дивизии, и генералов с опытом Халхин-Гола, Финской войны, Польского похода, не говоря о тех, кто сражался в Китае и Испании.

Есть причины очевидные, но у мудраков принято: чем причина очевиднее, тем меньше о ней говорят.

Во-первых, это крайне низкая боевая выучка Красной Армии. Она требует расхода техники, оружия, боеприпасов. Все это деньги, а их у страны было очень мало. Учиться стрелять, летать приходилось уже в бою, а это -кровь. Во время войны напряжение дошло до такой стадии, что даже летчиков стали готовить за два месяца, в то время как немцы даже к концу войны не выпускали в небо пилота, если он не прошел двухгодичный курс обучения. Да и после этого он несколько десятков боевых вылетов делал с опытным летчиком, фактически не участвуя в боях.

Когда мы говорим, что штурмовик ИЛ-2 был самым массовым самолетом войны, его изготовили серией в 36 тысяч единиц, то надо помнить, что в среднем этот штурмовик делал 12 боевых вылетов. Это была не только страшная для немцев машина, но и самый распространенный гроб для безусых мальчишек, садившихся за его штурвал.

Что здесь говорить? Готовить армию нужно до войны и не жалеть на нее денег. Когда мудраки-перестройщики взорвали советские ракеты среднего радиуса действия, а не произвели ими для обучения личного состава ракетных частей пуски по учебным целям, когда они сдали в металлолом тысячи новых танков, зная, что десятки тысяч офицеров запаса не имеют практических навыков ни вождения, ни стрельбы из них, что здесь сказать? Наши идиоты все знают, но ничему не учатся?

Во-вторых. В Красной Армии был крайне низок уровень патриотического воспитания. «Дал бог дурной кобыле хвост, так она себе им бока поотбивала» — гласит украинская поговорка. Большевики и, их партийный аппарат со своим интернационализмом сделали патриотизм преступлением, и страна жестоко за это поплатилась. Но грянул гром, клюнул в темечко жареный петух, и сразу вспомнили и «царских сатрапов» Суворова и Кутузова, и «царских опричников» – казаков, и Родину-мать. Доходило ведь до чего: немцы уже вовсю жгли и насиловали страну, подошли к Москве, а в кинотеатрах показывали умилительные сценки, как добрые русские крестьянки поят парным молоком пленных немецких солдат. Бюрократический пропагандистский аппарат все еще не мог очухаться от установки на «интернациональную дружбу советских и немецких рабочих». Потом, конечно, появился и Эренбург со своими статьями, и Симонов со своими стихами: «Так убей же его опять, так убей же его скорей, сколько раз увидишь его, столько раз его и убей» или «Я стреляю, и нет справедливости справедливее пули моей».

Немцы поступали значительно умнее. Имея такое же всевластие партии, они, однако, в военном деле опирались не на ее догмы, не на чтение передовиц Геббельса. У них не было в войсках «попов марксистского прихода», на дивизию полагался лишь один офицер по пропаганде, и действовали эти офицеры умно.

К примеру, они сообщали о каждом бое, о каждом подвиге, о наградах и присвоениях званий, пусть даже ефрейтора, в те города, откуда были родом солдаты. Местные газеты публиковали сообщения, эти же газеты приходили в части. Солдат знал, что он находится под пристальным вниманием своего города, а не политрука, что его мать, отец, жена, невеста – все переживают за него, гордятся им. В этих условиях трудно струсить, обидно, что обо всех пишут, а о тебе нет, хочется отличиться.

Это, безусловно, были очень важные факторы силы немецкой армии и слабости Красной.

Но главное все-таки не в этом. Красная Армия слишком долго выходила из бюрократического оцепенения и переходила к делократическому способу управления. По-другому и не могло быть. Комиссары – фактические контролеры, а контролер не может без доноса, иначе вышестоящие органы подумают, что он не работает. Сталин сам это ввел и сам же не мог от этого избавиться. Вот, например, образец его борьбы с собственным бюрократическим монстром. Он, встревоженный обстановкой в Крыму, посылает туда Мехлиса – начальника Главного политического управления Красной Армии. Но это контролер, он не умеет работать, он может только учить других, и ничего, кроме доносов, от него ждать не приходится. Он их и пишет. Сталин ему отвечает: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а Вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для Вас. Значит, Вы еще не поняли, что Вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки.

Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними. Если бы Вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».

Бедный Мехлис. Он, очевидно, просто не понимал, чего от него хочет Сталин. Всю жизнь он так и работал – «информировал» Сталина о непорядках. А тут не угодил!

Здесь интересно то, что Сталин стал если не понимать, то почувствовал, в чем здесь дело. В приказе по итогам крымской операции он уже использует идеи, которые показаны в этой книге в первой, теоретической, части: «Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками. Они не поняли того, что издание приказа является только началом работы и что главная задача состоит в обеспечении выполнения приказа, в доведении приказа до войск, в организации помощи войскам по выполнению приказа командования. Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск......В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета......Задача заключается в том, чтобы наш командный состав решительно покончил с порочными методами бюрократическо-бумажного руководства и управления войсками, не ограничивался отдачей приказов, а бывал почаще в войсках, в армиях, дивизиях и помогал своим подчиненным в деле выполнения приказов командования...»

Сталин начал это чувствовать во время войны, война – Дело – начала его учить. А немцы с этим войну начали, но стали обюрокрачиваться к ее концу, когда и Гитлер, в свою очередь, стал высылать в войска партийных и государственных чиновников в качестве контролеров. Но в 1941 году обюрокраченной Красной Армии противостояла делократическая армия фашистской Германии.

Вот как уже упоминавшийся нами немецкий генерал Мюллер-Гиллебранд, написавший книгу «Сухопутная армия Германии. 1933-1945», описывает в главе «Принципы управления войсками» то, с чего начата наша книга: «Основой действия командира остается принятое им решение, которое определяется боевой задачей и личными способностями данного командира. Задача формулируется в приказе. Чем выше по должности командир, получающий приказ, тем в течение большего времени приказ должен сохранять свою силу с момента его получения и тем большую свободу он должен предоставлять в выборе способа его выполнения, так как необходимо, чтобы принимаемые меры соответствовали изменяющейся обстановке. Речь идет, таким образом, о том, чтобы командир, отдающий приказ, заблаговременно и четко определил цель, которую он хочет достичь, и предоставил бы подчиненному возможно большую свободу действий при реализации этого решения. Не безвольное подчинение и следование букве приказа, в котором невозможно предусмотреть всех перипетий борьбы, а лишь инициативные действия командира, направленные на осуществление замысла вышестоящего начальника, в состоянии преодолеть громоздкость современной массовой армии и обеспечить использование ее с максимальной эффективностью.

Генерал-фельдмаршал граф Мольтке исходил именно из этого, отдавая свои классические лаконичные директивы армиям во время войн 1866 и 1870 годов. Но ему на собственном опыте пришлось убедиться, что практическое применение этого способа действий предполагает более основательную подготовку командиров всех степеней. Поэтому его дальнейшая многолетняя деятельность в мирное время и деятельность его преемников были посвящены этой подготовке, имевшей своей задачей:

а) добиться единого подхода к рассмотрению обстановки (оценка обстановки и принятие решения) всеми командирами,

б) избегать всякого сковывающего схематизма в вопросах управления войсками в бою,

в) развивать у всех командиров самостоятельность мышления и действий.

В итоге сочетание свободы в осуществлении боевых задач, предоставляемой командиру-исполнителю, и личной инициативы последнего стало особой отличительной чертой и фактором силы прусско-немецкой армии. Чрезмерное увлечение той или иной стороной, имевшее иногда место, не меняло существа дела. Чем с большей эффективностью обучался и воспитывался командный состав в этом направлении, тем с большей уверенностью, быстротой и гибкостью войска выполняли боевые задачи. Это позволяло командованию учитывать в своих расчетах смелость действий как дополнительный фактор и реализовать скрытые потенциальные возможности, которые таятся в любой обстановке, но которые редко удается своевременно распознать и использовать в своих целях. И наконец, тем большей была возможность поставить противника в зависимость от своей воли, другими словами, обеспечить за собой наряду с материальными факторами силы возможно больше других предпосылок для достижения успеха.

Принцип единоначалия в управлении войсками, не допускавший побочных путей отдачи приказов и приказаний, а также свобода принятия решений давали общевойсковому командиру возможность уверенно проводить свое решение в жизнь. В сухопутной армии в отличие от высших органов ОКБ этот принцип не ограниченной командой власти проводился, как и прежде, с достаточной последовательностью.

Из поколения в поколение (и, в частности, после 1918 года и после 1935-го уже в новой сухопутной армии) в процессе практической учебы систематически совершенствовались и внедрялись описанные принципы управления войсками в их гармоничном взаимодействии друг с другом. Эта работа принесла плоды в кампаниях 1939 и 1940 годов, а также в операциях 1941-го на Балканах и в Северной Африке. Она же явилась одной из предпосылок того, что сухопутная армия начала свой роковой поход против Советского Союза, имея недосягаемый для того времени уровень боевого мастерства, обладая большим опытом и уверенностью в своих силах. Ее руководство также с уверенностью начало войну, несмотря на то, что противник имел огромное численное превосходство».

Не в технике, не в вооружении, не в численности, не во внезапности нападения была сила немецкой армии, а в делократических принципах управления. И когда Советская Армия овладела этими принципами в достаточной мере, она начала ломать хребет вермахту. И довольно успешно.

Поскольку нынешние мудраки пытаются заплевать итоги войны, вспомним некоторые цифры.

В 1941 году Гитлер сосредоточил против Красной Армии 83 процента всех сухопутных войск, 86 процентов танковых и моторизованных дивизий, 80 процентов авиации. На всех остальных фронтах у него было всего... 9 дивизий.

В 1942-м против Красной Армии дралось 219 немецких и 70 дивизий их союзников.

Даже в 1944 году, когда англо-американские войска уже высадились в Европе, Гитлер считал избыточно-достаточным для них 85 дивизий, и это, несмотря на то, что общая численность войск Англии и США (без колоний) в то время составляла 14 875 тысяч человек. Но против Красной Армии в это время сражались 239,5 дивизии вермахта. Тем не менее наша армия освободила 11 европейских стран с населением 113 миллионов человек.

Потери немецкой армии на советском фронте составили 77 процентов личного состава, 75 процентов боевой техники.

Любая армия нужна для уничтожения врага, а не для сохранения личного состава, тем не менее малые потери – это мастерство командиров и солдат. Наивысшего мастерства Красная Армия достигла к концу войны.

Весной 1945 года американские войска захватили японский остров Окинава. Американцы, имея 452 тысячи солдат и 2427 самолетов, сражались против 88 тысяч японцев, обладающих 850 самолетами, три месяца, потеряв 12 тысяч убитыми, то есть примерно 14 своих солдат на 100 обезвреженных солдат противника, при соотношении в живой силе 5,1:1, авиации 2,8:1.

В том же 1945 году Красная Армия разгромила японскую Квантунскую численностью один миллион человек плюс 1150 танков, 5360 орудий и 1800 самолетов за 23 дня. На японцев наступала группировка советских войск в 1,5 миллиона человек, подкрепленная 5300 танками, 26 000 орудий и 5300 самолетами. Потери советских войск составили 32 тысячи человек, то есть примерно 3,2 солдата на 100 обезвреженных солдат противника, при соотношении в живой силе 1,5:1; орудиях 4,8:1; самолетах 2,9:1.

Как видите, можно понять Трумэна, когда он отдал часть оккупированной им Германии Советскому Союзу в обмен на начало боевых действий против Японии.

Подведя итог, скажем – период с 1918 по 1953 год характеризовался наличием умного, самостоятельно мыслящего руководителя страны, которого окружал трепещущий перед ним, но набирающий силу бюрократический аппарат. Сталин сам создал его, поскольку ни он, никто другой не представлял себе управление страной без аппарата. Однако самостоятельность Сталина, плановость народного хозяйства, единство страны позволили ему добиться грандиозных успехов в военной, в политической и в экономической отраслях. Более того, он передал своим преемникам мощнейший задел для созидания мирной жизни.