Патримониальная политика монашеского ордена

Патримониальная политика монашеского ордена

Щедрость верующих как основа создания патримония

Генрих, польский князь Сандомирский и Люблинский, отправляясь в 1154 г. в Палестину, одарил одну церковь в Загосци, чтобы передать ее госпитальерам, защитникам Святой земли; Владислав, князь Великопольский, в 1225 г. принес дар тамплиерам в знак признания их заслуг во время Пятого крестового похода[514]; Отто Бланкар, генуэзский купец из Лаяса в Малой Армении, в 1279 г. передал свое движимое имущество немецкому филиалу ордена Госпиталя на содержание больных[515]. Дрё де Мелло, сеньор Сен-Бри в графстве Осерском, писал:

Мы, сознавая и зря великие благодеяния и учтивости, каковые Храм совершил для нас в прежнее время, желая сотворить некие милости братьям означенного Храма по своей возможности, желаем и даруем во спасение нашей души и в поддержку святой земли Заморья[516]…

Эти дары демонстрировали сочувствие донаторов деятельности братьев на Святой земле и даже восхищение этой деятельностью.

Однако пусть нас не вводят в заблуждение эти документы, составленные клириками и почти всегда по одному и тому же образцу. Искренность донаторов несомненна, но она могла сочетаться с корыстными мотивами: дар мог быть залогом для денежного займа; его возвращали, только когда донатор выплатит взятую в долг сумму. Граф Эрве Неверский и его вассалы, истощив свои финансовые ресурсы в Пятом крестовом походе, сделали заем у тевтонцев под залог даров (28 октября 1218 г.); поскольку они не вернули ссуду, их владения остались у тевтонцев, которые таким образом сумели основать в Ниверне дом[517].

Для сделки такого рода еще лучше подходил оплаченный дар (donation r?muner?e). Ордену передавали землю в обмен на денежную сумму или чаще всего на ежегодную ренту. Передавали насовсем, хотя иногда землей можно было пользоваться в течение всей жизни. Донатору гарантировалось, что при надобности он завершит свои дни в надежном месте и будет пользоваться духовными преимуществами связи с орденом — молитвами братьев или погребением на кладбище командорства. Оплаченный дар часто сопровождался передачей своей персоны ордену в качестве собрата или доната. Наконец, такая форма делала дар более приемлемым для донатора и особенно для его семьи. Это не означало отсутствия религиозных мотивов, но выдавало колебания благодетеля. Впрочем, ордены подстраховывались на случай, если донатор или его родня пожалеют о сделанном. Призывали свидетелей, и редактор включал в текст статьи, делавшие акт необратимым. Так, Раймунд Беренгер III, граф Барселоны, оставлял ни с чем своих наследников и посылал «в ад вместе с предателем Иудой, Дафаном и Авироном» своих уполномоченных и прочих лиц, если они поставят под вопрос его дар ордену Госпиталя![518]

Итак, разные мотивы, религиозные и нерелигиозные, корыстные и бескорыстные, смешивались здесь к величайшей выгоде военных орденов. Последние пользовались тем, что к ним в течение XII и XIII вв. исключительно долго сохранялась симпатия. Безразличию верующих к крестовым походам и критике — вполне реальной — военных орденов следует придавать лишь относительное значение, пусть даже ордены оказывали нажим на верующих. При сравнении с Сито или даже с нищенствующими орденами военные ордены выглядели скорее выигрышно.

Более явным был нажим в случаях дарения-продажи: благодетель передавал часть своего имущества или ренту и продавал другую часть, обычно более значительную. Он несомненно хотел принести дар, но не столь крупный, как то, что в конечном счете уступал ордену, соблазнившись предложенной суммой; или же он продавал, потому что нуждался в деньгах — в таком случае небольшая «благотворительность», сопровождавшая продажу, причисляла его к многочисленным «близким» ордена.

Локализация дарений во многом подчинялась законам случайности: повсюду могли подарить что угодно. Из этого процесса спонтанного формирования патримониев орденов было два исключения: с одной стороны, королевские пожалования в пограничных зонах, особенно в Испании, с другой — одаривание женских обителей, живших по традиционным монашеским уставам, при военных орденах. Женские монастыри Сантьяго либо возникли раньше этого ордена и перешли к нему какие есть, либо были созданы ex nihilo [из ничего (лат.)]. В последнем случае к начальному дару основателей добавлялись дар ордена Сантьяго, королевские дары, дары частных лиц и, наконец, личные вклады новых сестер[519].

Патримониальная политика военно-монашеских орденов

Процесс создания командорств и домов ордена всегда был одним и тем же: там, где было сделано много даров, основывали дом, потом к нему присоединяли изолированные или отдаленные дома, образуя командорство; некоторые центры, более развитые, чем другие, в свою очередь могли стать автономными. С разными нюансами, зависящими от конкретного момента, места и ордена, военные ордены преследовали три цели — расширение, концентрация и укрупнение земельного хозяйства, полная власть над своим патримонием. Чтобы достичь этих целей, использовали два средства — покупку и обмен. История патримониев наших военных орденов проходила через стадию формирования (когда преобладали дары), стадию консолидации и организации (когда все более частыми становились покупки и обмены) и стадию стабилизации и хозяйствования (когда приобретения делались все реже). Внезапное прекращение истории ордена Храма на пороге XIV в. наводит на мысль, что этот орден был слишком занят расширением своего патримония; не надо заблуждаться — не будь этого «несчастного случая», тамплиеры стали бы так же хозяйствовать, как и остальные!

Расширение

Госпитальеры в Северной Франции вели не столь динамичную — или не столь агрессивную — политику, как тамплиеры. В Нормандии, где, правда, они были представлены в меньшей степени, чем тамплиеры, за век отмечено лишь две покупки земель, в командорстве Вильдьё-ле-Байёль[520]. Зато в Провансе, колыбели ордена госпитальеров в Западной Европе, акты покупки были многочисленными, как свидетельствует Тренкетайский капитулярий[521]. Воздержимся от обобщений, поскольку региональные различия были очень существенными.

Рост патримония мог происходить и путем увеличения площади обрабатываемых земель за счет распашки нови. Опять-таки в широком движении по освоению целины, определившем пейзаж Западной Европы в XI–XIII вв., военные ордены принимали очень неравномерное участие. В Северной Франции их деятельность была скромной: в Пикардии и Нормандии известно всего шесть новых поселений, все госпитальерские, из которых четыре носят название Вильдьё [Божий город][522]. Зато на Юго-Западе появилось шесть десятков новых деревень и два десятка бастид (т. е. настоящих городов по меркам этого региона), созданных военными орденами, прежде всего госпитальерами (14 из 20 бастид)[523] Во всех случаях госпитальеры и тамплиеры были связаны с каким-то мирским сеньором посредством договора об общем владении. Вкладом сеньора была земельная основа, тогда как военный орден обеспечивал ее заселение и распределение участков и домов. Это движение затронуло и XIV в., потому что Ла-Плань была основана тамплиерами и Раймундом, сеньором Acne, в 1303 г., а еще в 1353 г. орден Госпиталя совместно с Гастоном Фебом, виконтом Беарна, основал Мовезен-д’Арманьяк[524]. В Провансе ситуация была иной: ордены не основывали новых поселений, а на основе своих городских командорств создавали в окрестностях большие компактные владения с крупной укрепленной фермой в центре, которую здесь называли бастидой[525].

Не оставался в пренебрежении и городской патримоний. В Париже в XIII в. орден Храма сформировал Вильнёв-дю-Тампль [Новый город Храма], разбив на участки пространство между его «стенами» (его резиденцией в Париже), берегом Сены, улицами Тампль [Храма] и Вьей-дю-Тампль [Старой улицей Храма][526]. Тамплиеры Мас-Деу в 1240–1276 гг. так же поступили с кварталом Сен-Матьё в Перпиньяне: более трехсот актов богатого капитулярия Мас-Деу посвящено заселению этого квартала и разбивке его на участки[527].

Концентрация патримония и укрупнение

Покупка была самым используемым средством в процессе расширения патримония; она вместе с обменом также была излюбленным способом его концентрации и реорганизации. Тевтонское командорство Эттинген располагало владениями в 43 деревнях, у командорства Трир было 51 владение, разбросанное в радиусе 55 километров. Между командорствами Грифштедт и Эрфурт, принадлежащими к баллею Гессен (Марбург), вклинивались Мюльхаузен и Негельштедт, относящиеся к баллею Тюрингия. В 1484 г. ландмейстер Германии уступил целое командорство Процельтен (баллей Кобленц) архиепископу Майнцскому в обмен на территорию Шойерберг, расположенную между командорствами Хорнек и Хейльбронн. В Германии процесс концентрации, предпринятой тевтонцами, остался незавершенным, и для упрощения сбора податей им пришлось создать административные структуры внутри командорства — кастнерство (Kastnerei) и шаффнерство (Schaffnerei) во главе с кастнером (Kastner) или шаффнером (Schaffner) [экономом], смотрителем фермы[528].

Обмены, которые производил орден Сантьяго, имели целью укрепление его позиций в Андалусии. Для этого он уступил некоторые из своих владений на севере Испании, стараясь, однако, не слишком уменьшать ресурсы, которые получал из «тыла»; он никогда не жертвовал, например, своими французскими владениями[529].

Операции по укрупнению владений, скромные, но многочисленные, были направлены на искоренение анклавов. Изучение актов тамплиерского картулярия из Дузана (деп. Од), который для каждой обменянной или купленной парцеллы приводит имена владельцев смежных участков, наглядно позволяет оценить этот муравьиный труд[530]. На более высоком уровне орден Калатравы сумел исключить из своего кампо все анклавы, кроме Вильяреаля, принадлежащего королю, и нескольких владений ордена Госпиталя, прежде всего Вильяр-дель-Рио[531].

Власть над патримонием

В то же время ордены пытались укрепить власть над своими владениями, систематически выкупая или выменивая права, ренты и кутюмы, которые обременяли их собственность и принадлежали третьим лицам. Когда орден получал землю, он старался после этого приобрести все права, обременяющие ее; а когда он получал ренту, он пользовался этим, чтобы приобрести источник дохода, за счет которого она выплачивалась. Все это входило составной частью в сеть феодальных отношений, а ордены опять-таки пытались полностью избавиться от этих связей. «Цитадель» тамплиеров графства Осерского находилась в Сосе, на реке Йонне. Сначала они избавились от могущественных соседей — светских сеньоров и монастырей Осера или Жуаньи. Потом, покупая и выменивая, они с 1250 по 1260 г. приобрели виноградники и ренты, принадлежавшие многочисленным мелким собственникам этого района. Оставался Гуго де Сен-Верен, сеньор, обладавший правом бана в некоторых землях Соса, чьи замковый холм и башня — символы его власти — возвышались по соседству с домом Храма. В 1262 г. он передал этот холм и другие владения Храму и отказался от всех своих прав вершить правосудие высокой и низкой руки. Граф Жуаньи, феодальный сеньор, 23 марта 1270 г. подтвердил это дарение и сам отказался предъявлять свои права на этот фьеф. В ноябре 1272 г. Роберт, граф Неверский, в качестве третьего сеньора в свою очередь подтвердил дарение и отказы. Наконец в 1275 г. граф Осерский Жан де Шалон в качестве последнего сеньора даровал

магистру и братьям рыцарства Храма (право) мирно и свободно на все дни держать все свои владения как выморочные (en main morte), независимо от того, путем ли дарения они держат их и приобрели в нашей земле и сеньории, или путем покупки, или каким бы то ни было иным[532].

Таким образом владения Храма, освобожденные от всякой феодальной зависимости, стали аллодами. Разумеется, некоторыми владениями приходилось жертвовать, чтобы получить полный контроль над другими: в 1281 г. госпитальеры Кастилии уступили королю три из своих замков в обмен на королевские права на остальные владения[533]. Но орден Госпиталя, имевший в Старой Кастилии владения и права в 114 деревнях (37 из которых принадлежали ему полностью), так и не сумел целиком присвоить права и доходы, принадлежавшие королю[534].

С конца XIII в. владения и люди военных орденов были включены в королевскую налоговую систему. Ордены пытались выйти из нее. В Испании они старались добиться от короля, чтобы он оставил им права, обременявшие отгонное скотоводство. Это стало одной из причин внутренних конфликтов в Испании в конце средних веков.