ГЛАВА XII Сыновья Любви Небесной

ГЛАВА XII Сыновья Любви Небесной

Роберт де Сабле умер 28 сентября 1193 г.[277] Жизнь магистра ордена Храма редко бывала очень долгой. За двести лет насчитывается двадцать три магистра ордена. В качестве преемника магистра тамплиеры вызвали с Запада брата Жильбера Эраля[278], покинувшего Святую Землю в 1184 г.[279] для исполнения до 1190 г. должности магистра Прованса и Испании, затем, с 1190 по 1193 г., - функции магистра на Западе.[280]

Можно отметить, насколько тесные отношения сохранялись между Домом ордена Храма Святой Земли и Домом Испании. Тамплиеры и впрямь вели войну на два фронта. Почти обычным стало избирать великим магистром брата, проявившего себя на Западе. Среди преемников Жильбера Эраля Пере де Монтегаудо был магистром в Испании и Провансе[281], Гийомде Соннак — магистром в Аквитании[282], а Рено де Вишье — магистром во Франции[283]. Равным же образом и среди маршалов монастыря, Гуго де Жуй и Гуго де Монлора: один был магистром в Арагоне и Каталонии[284], а другой — магистром на Западе[285].

Когда в эти трудные годы (с 1186 по 1193) пошатнулся престиж ордена Храма, Жильбер Эраль поддерживал честь Дома в Испании. Он был вознагражден: в марте 1194 г., в начале его магистерства, ордену был передан от арагонского короля приграничный замок, «ибо ни это место, ни другой замок по соседству нельзя было бы защитить от набегов сарацин иначе, как силами тамплиеров».[286]

При избрании Жильбер Эраль должен был подвести итог деятельности Дома ордена Храма, положение которого казалось более блестящим, нежели было на самом деле. Его мирская независимость была достигнута с самого начала: не принося «ни оммажа, ни клятвы» даже иерусалимскому королю, он избежал интеграции в феодальную иерархию со всеми ее обязательствами, но вместе с тем и взаимной помощи. Невзирая на всеевропейское свое единство, могущественное среди зарождающихся национальных государств — и могущество второго сословия в зените всего его блеска, — орден Храма нуждался в международной поддержке, особенно с тех пор, как Святая Земля стала полем борьбы политических интересов разных государей Запада. Вполне естественно он обретет эту поддержку в Святом престоле.

В 1198 г., четыре года спустя после избрания Жильбера Эраля, престол святого Петра занял Иннокентий III — один из величайших Пап Средневековья. В этот период выявляется такое же согласие между Иннокентием III и Жильбером Эралем и их преемниками, как это было при Александре III и Бертране де Бланфоре или Евгении III и Робере де Краоне.

С 1198 г. и до смерти Иннокентия III в 1216 г. пять десятков булл — некоторые из которых повторяются по 10–15 раз — были изданы в пользу тамплиеров. Значительная часть этих булл — напоминание и подтверждение уже предоставленных привилегий. «Omne Datum Optimum» была опубликована между 1198 и 1205 гг. восемь раз. Видна неизменная готовность Папы поддержать тамплиеров, даже в противостоянии белому духовенству. Независимость ордена подтверждал и его преемник Гонорий III, поддерживавший с рыцарями те же добрые отношения. Чтобы оценить пройденный путь, обратимся к фактам.

В начале своего существования орден Храма находился под опекой не только патриарха Иерусалимского, но епископской власти как таковой. По первоначальному уставу, вступающий в орден сначала должен был представиться архиерею своего диоцеза: и «когда епископ его услышит и отпустит грехи, пускай направит его к магистру и двум братьям ордена Храма». Кроме того, Дом «по милосердию» окормляли капелланы, находившиеся в юрисдикции епископов[287]. Эта опека была упразднена уже буллой «Omne Datum Optimum» 1139 г.[288] Отныне орден включал в себя давших обет братьев-капелланов, которых рыцари могли отбирать из белого духовенства, несмотря на отказ епископа диоцеза; рыцари могли и отпускать братьев-капелланов, «если бы те оказались смутьянами или просто бесполезными». Капелланы были подчинены магистру «как своему прелату» — и никому другому, за исключением самого Папы. Тамплиерам было разрешено строить часовни с кладбищами для себя и своих слуг, но при сохранении епископских прав на десятину, на причастие и погребение.

Двадцать лет спустя эти церкви и кладбища стали использоваться всеми, кто делал пожертвования ордену Храма, лишь бы они платили приходские сборы своих приходов[289]. Но в 1175 г. Александр III обрушил гнев на тамплиеров и госпитальеров Англии, предоставлявших места для погребения отлученных от Церкви. Он обязал рыцарей присягнуть, что отныне они будут повиноваться указам Святого престола в лице архиепископа Кентерберийского, который должен был удостоверяться в действительном их повиновении.[290] Это было локальное поражение, но все же поражение, ибо в результате белое духовенство могло вмешиваться в дела ордена. Через пять лет, однако, Александр III обратил свое неблаговоление против епископов и пригрозил им, со своей обычной выразительностью, что «ежели они будут продолжать требовать верности и повиновения капелланов ордена Храма, кои подчинены только Риму, этим займется Курия к их пущему великому стыду».[291]

Иннокентий III, желавший, возможно, сделать из тамплиеров нечто вроде папской гвардии, продолжил дело высвобождения ордена Храма, продолжая укреплять его связи с Римом. Со времени своего избрания по просьбе Жильбера Эраля и его капитула Папа утвердил тамплиеров во владении «Домом ордена Храма, в котором вы пребываете <…> со всеми своими церквами, часовнями, владениями и состоянием, принадлежащими вам в настоящее время, или которые вы можете получить от Понтифика,{45} королей, принцев, милостынями приверженцев или иным праведным образом <…>», становясь в некотором роде сюзереном ордена. Одновременно он обобщил духовные привилегии Дома: иметь капелланов, которые были бы подчинены только магистру, и хоронить на своих кладбищах всех, кто того пожелает, если только это не отлученные от Церкви и не лица, находящиеся под интердиктом; собратья ордена получали также отпущение седьмой части епитимьи.[292]

На следующий год (1199) Иннокентий лишит белое духовенство права отлучения от Церкви или права налагать интердикт на любого брата ордена Храма, будь то рыцарь или священник.[293] Происхождение этой привилегии довольно любопытно. Тамплиеры Святой Земли вступили в спор с епископом Тивериадским по поводу средств диоцеза, насчитывавших 1300 безантов,{46} которые предшественник этого епископа поместил у них и которые они отказались передать. Папа назначил двух судей — епископов Силона и Библиса. Поскольку последний отсутствовал, епископ Сидона вызвал обоих тяжущихся в город Тир. Жильбер Эраль, возвращавшийся из Антиохии, послал вместо себя двух братьев Дома. Но едва они объявились, как епископ Сидона обрушился на тамплиеров, ничего не желая слушать, и воскликнул — «рек во гневе»: «Если вы не возвратите безанты до воскресенья (был четверг), властью Бога Отца и всех Святых я отлучу от таинств вашего магистра и всех ваших братьев по сю и по ту сторону моря, вплоть до ваших собратьев и друзей!» Оба тамплиера откланялись и во весь опор помчались в Акру догонять магистра; последний отправился за патриархом, немедленно пошел на уступки и полюбовно все уладил до конца недели.

Но в ближайшее воскресенье вышеназванный епископ Сидона вошел в церковь Святого Креста в Тире и там, после всеобщего шествия и в присутствии всего духовенства и народа, погасив светильники,{47} отлучил поименно магистра ордена Храма и всех его братьев по обе стороны моря, вплоть до друзей и собратьев Дома!

Тамплиеров душил гнев после такого оскорбления. Они пригрозили «снять свои белые плащи и покинуть Святую Землю, возвратившись каждый к себе», уступив мольбам своих друзей, «они вспомнили о своих обетах и своем долге хранителей страны» и удовлетворились апелляцией в Рим.[294]

Папа встал на их защиту. Обвинив епископа Сидонского в «великом самоуправстве, иначе сказать — в тяжком злодеянии», он заставил его покинуть свою кафедру, «дабы тот, кто допустил глупость своей ошибкой, постиг мудрость в наказании». Затем, в возмещение, Папа предоставил привилегию, ставившую орден вне епископской власти. Тамплиеры, если будет позволено так выразиться, с успехом применили дипломатическую систему подножки. Это, однако, не способ приобретения друзей…

В 1204 г. (тогда магистром ордена был Филипп де Плессье) Папа предоставил капелланам право исповедовать тех, кто желал быть похороненным на кладбищах ордена, причащать их «в смертном случае» и хоронить с крестом: ранее это находилось в ведении приходских священников.[295] Поскольку капелланы ордена Храма уже были вне власти диоцеза, эта привилегия ущемляла как епископов, так и приходской клир. И наконец, дабы пресечь тяжбы, в которые вовлекали тамплиеров эти благодеяния, Иннокентий постановил, что их не могут вызывать на суд Курии иначе, как именными извещениями, в которых должно содержаться прямое указание на особы вызываемых, — существенное подкрепление всех прочих привилегий! Орден Храма приобретал своего рода духовную обособленность: он подолгу оставался светским по сути своей объединением, которое «пользовалось покровительством Рима, но не принимало его опеки».[296]

В 1207 г. орден даже осмелился отслужить мессы в нескольких находящихся под интердиктом городах — при открытых вратах и колокольном звоне. Тогда Иннокентий III сурово осудил тамплиеров, предупреждая о необходимости соблюдения церковного послушания и почитания легатов: «В противном случае, если с вами случится беда, можете пенять на самих себя, и никак не на нас!»[297]

Однако влияние Святого престола не ограничивалось душепопечением. В течение первой четверти ХIII в. именно папы Иннокентий и Гонорий поддержали дело Святой Земли в отличие от равнодушных английского и французского королей и от сравнительно слабого короля Иерусалимского.

Тамплиеры сохранили хорошие отношения как с Генрихом Шампанским (он умер в 1197 г.), так и с его наследником Амальриком II Лузиньяном, королем Кипрским и четвертым мужем злосчастной Изабеллы Иерусалимской, женившемся на ней с одобрения магистров ордена Храма и ордена госпитальеров.[298] Но глухая неприязнь, постоянно тлевшая между тамплиерами и госпитальерами, выплеснулась в 1198 г. в открытую войну по поводу фьефа, находившегося между Маргатом и Валанией. Иннокентий III укорял оба монашеских ордена: «Можно ли называть людьми Церкви тех, кто столь оскорбительно мстит друг другу за оскорбления»,[299] и посоветовал им договориться в соответствии с соглашением, утвержденным обоими Домами еще во времена Александра III. В тот раз для переговоров тамплиеры отправили в Рим брата Пьера де Вильплана и бывшего великого командора брата Тьерри.[300]

Жильбер Эраль умер в 1201 г.[301] Ничего неизвестно о прежней деятельности его преемника Филиппа де Плессье, управлявшего Домом в течение восьми лет. В Сирии это были годы бесцветные и смутные, когда перемирие с сарацинами позволило разгореться междоусобицам. Даже внутренняя дисциплина ордена дрогнула. Обнаруживаются отголоски спора между Филиппом де Плессье и некоторыми великими бальи. Последние, получив приказы, «которые им не нравились или показались слишком жесткими», потребовали разрешения покинуть орден Храма ради цистерцианского ордена. По статутам они имели на это право, но Филипп отказался отпустить их под предлогом, что они действовали как мятежники, а ничуть не из потребности в созерцательной жизни. Магистр также добыл буллу Иннокентия III, по которой цистерцианцы не могли их принять, хотя Курии довольно трудно было скрыть деспотичность этого поступка («Сыновья Лии предпочтены сыновьям Рахили; Мария — исключение, а Марфа — правило», и т. д.{48}). Эхо спора донеслось до нас сквозь сдержанную латынь документа, но мы понимаем, что единомыслие ордена серьезно пошатнулось.[302]

Отброшенные от южных районов и потерявшие Палестину почти полностью, тамплиеры отныне опирались на свои владения на севере Святой Земли. С потерей Газы и Аскалона возрастало значение замка Дарбезак, порта Бонель в Армении, Гастена на Оронте. Но здесь тамплиеры оказались втянутыми в борьбу между королем Киликийской Армении Львом II и Боэмундом IV Триполитанским, — в борьбу, ставкой в которой было княжество Антиохийское.

К 1191 г. армянский король захватил замок Гастен на Оронте, принадлежавший до краха 1187 года тамплиерам. По его словам, он изгнал оттуда сарацин и взял замок по праву войны. Тамплиеры же свидетельствовали, что турки после взятия Акры в июле 1191 г. бежали, и армянский король нашел Гастен «без жителей и как бы освобожденный от рук язычников», что не допускало с его стороны никакой конфискации.[303] Одновременно разразилась ссора между Львом Армянским и графом Боэмундом Триполитанским[304] по поводу княжества Антиохийского, которое Боэмунд оспаривал у своего молодого племянника Раймунда Рупена, внука Боэмунда III Антиохийского по отцу и армянского короля — по материнской линии. В декабре 1199 г. Лев обратился со своим королевством в католичество: согласно армянским хроникам, обращение это было притворным.[305] Корону Лев получил из рук архиепископа Майнцского «от Бога, римской Церкви и императора Римской империи»[306] и тут же попытался превратить в деньги свое обращение, препоручив Папе дело молодого Раймунда Рупена.[307]

Горожане Антиохии высказались за Боэмунда, владевшего антиохийской цитаделью. Магистры обоих орденов поначалу отправились графу на помощь, но отступили, когда Лев воззвал к Святому престолу.[308] Однако тамплиеры при поддержке графа Триполитанского и патриарха Антиохийского все еще требовали вернуть замок Гастен. Лев созвал их и в запальчивости сообщил, что «удерживает Гастен как возмещение за Антиохию». После этого обе партии отправили донесения в Рим.[309]

Немного позднее, когда Лев Армянский обратился к тамплиерам с просьбой о помощи против султана Алеппо, Жильбер Эраль со своим монастырем отправился в Армению, но только для того, чтобы представить королю буллу Иннокентия III, приказывающую возвратить Гастен. Лев пообещал все, о чем они могли мечтать: гарантированное обладание Гастеном и Дарбезаком; опеку над своим внуком Рупеном, вплоть до просьбы принять его в собратья Дома. Он ни в чем не мог отказать, желая от них лишь помощи в овладении Антиохией. Но Жильбер Эраль не был расположен становиться наемником в войне между христианами и покинул страну. Лев излил свое возмущение в письме Папе, где довольно наивно объяснял суть интриги.[310] Затем он обратился к госпитальерам, которые оказались менее требовательными и пришли ему на помощь в обмен на замки и фьефы.[311]

Иннокентий III разрывался между своей дружбой с тамплиерами и искренней симпатией к новообращенному. Он попытался повернуть соперников к священной войне и отослал армянскому королю хоругвь святого Петра, которую тот должен был нести навстречу врагам Креста.[312] Но Папа также пообещал направить легатов, чтобы рассудить дело на месте,[313] и в качестве своих представителей остановил выбор на кардиналах св. Праксидии и св. Маркелла.[314]{49}

Жильбер Эраль умер в 1201 г. Кардиналы-легаты прибыли в Святую Землю, один в ноябре 1202 г., другой — в марте 1203 г.[315] Во время их пребывания в Акре и после первых переговоров армянский король предпринял ночную атаку на Антиохию. Пока патриарх Антиохийский пытался договориться, тамплиеры, составлявшие половину гарнизона, «показали зубы», по выражению Льва: «Ecce Templarii contra nos denies acuentnt».{50} «Они оснастили башни, прибегли к оружию, обстреливали наши отряды и внутри, и вне города, развернув против нас знамя».[316]

Тамплиеры ответили на нападение, предпринятое на город в разгар перемирия и в ожидании прибытия легатов. Но, по свидетельству самого Льва, до того времени они соблюдали очевидный нейтралитет в споре между королем и графом Триполи. «Мы уважали их, — пишет король, — щадя их владения и держания во время всей этой войны, ибо надеялись иметь их в качестве друзей, а не противников, и как монахов».[317] Со времени столкновения в Антиохии Лев захватил все их владения в Киликийской Армении, за исключением двух замков, Скалы Гийома и Скалы Рюссоль, отбивших атаки.[318]

Оба легата не слишком хорошо понимали друг друга. Кардинал св. Праксидий желал вернуть Грецию.[319] Его коллега, кардинал св. Маркелла, поддерживал тамплиеров и отлучил Льва и его королевство, когда король упорно отказывался возвратить рыцарям их состояние. Лев снова написал в Рим, обвиняя кардинала в том, что он союзник тамплиеров и продался «вероломному султану Алеппо».[320] Положение становилось гротескным после того, как госпитальеры заставили отлучить от церкви графа Триполи, и обе воюющие стороны оказались в «карантине» по отношению к церковным посредникам.[321]

Надо заметить, что Курия никогда не смешивала два спорных дела.[322] Иннокентий III назначил новых посланников расследовать дело графа Триполи,[323] а двух других, — епископов Валании и Библиса, — дело тамплиеров.[324] Он продолжал служить посредником между королем и графом, но рассматривал дело Гастена как решенное кардиналом св. Маркелла и лишь старался повернуть приговор последнего в пользу ордена Храма.

Филипп де Плессье скончался 9 ноября 1209 г.[325] Его сменил Гийом Шартрский, присутствовавший в 1210 г. на свадьбе Жана де Бриенна с наследницей Иерусалимского королевства Марией-Иолантой. Новый магистр происходил из рода видамов Шартрских и стал тамплиером в марте 1193 г. в Палестине; тогда же он передал часть своих собственных земель командорству Сур в Шартрене.[326]

Убийство патриарха Антиохийского графом Триполи в 1208 г. серьезно изменило ситуацию в Киликийской Армении.[327] Иннокентий III, выведенный из себя этим преступлением, почти умолял короля помириться с тамплиерами и дал понять, что готов поддержать Раймунда Рупена. Но Лев все еще противился и не смог воспользоваться обстоятельствами. В свою очередь, тамплиеры сумели уклониться даже от видимости соглашения с убийцей и таким образом избежать анафемы, которой были преданы Боэмунд и его соучастники. В 1209 г. Иннокентий вновь терпеливо повторял предупреждения:

Тамплиеры прекратят оскорбления, на которые вы жалуетесь, как только вы прекратите оскорблять их и не будете больше препятствовать им во взятии под свою юрисдикцию замка Гастен. Именно в этом суть и причина их неприязни, ибо вы отказываетесь передать им замок и не желаете поступить с ними справедливо, невзирая на наши просьбы и внушения. Все законы, любое правосудие позволяют противопоставить силе силу, особенно тем, кто не совершает ничего предосудительного, сопротивляясь. Тамплиеры не священники, они вправе защищаться, раз вы на них нападаете, и в особенности потому, что вы похищаете у них потребное для войны с язычниками. Поскольку вы удерживаете и укрепляете их замки, неудивительно, что они стоят на своем и обороняются от вас в Антиохии, немалой частью коей они владеют.{51}

<…> Они настойчиво испрашивают разрешения исполнить то, право на что предоставила им снисходительность папы Александра III, иначе многие из них подтверждают нам, что покинут Святую Землю <…> и поскольку они люди отважные и могущественные, они смогли бы стать вам великой подмогой или принести великий вред <…> Не думайте, что мы говорим вам сие из расположения к графу (Триполи) или из привязанности к тамплиерам, ибо нам угоднее было бы видеть их соблюдающими свой устав, нежели воюющими с вами.[328]

Папа предложил доверить охрану города Антиохии новому патриарху, «человеку вполне почтенному, предусмотрительному и верному, вне подозрений с обеих сторон», и вменить оборону города двум военным орденам, видя в этом средство укрепить его нейтралитет.

Лев продолжал отказываться от помощи, предлагаемой ему Иннокентием III, и не отдавал захваченный Гастен. В 1211 г. тамплиеры начали военные действия, поддержанные новым королем иерусалимским Иоанном (Жаном де Бриенном), который прислал им пятьдесят рыцарей.[329] Стычки с армянами уже случались при доставке продовольствия в замки Скалы Гийома и Скалы Рюссоля. Во время одной из таких экспедиций отряды армянского короля застигли тамплиеров в ущелье, где магистр и многие из его братьев были ранены, а один из них убит.[330]

Папа всегда поддерживал рыцарей Храма. Он вновь подтвердил отлучение армянского короля патриархом Иерусалимским. Но борьба продлилась до 1213 г., когда Лев сдался, возвратив тамплиерам их добро и испросив отпущение грехов.[331] Впоследствии он потерял всякое доверие Святого престола, позволив своему внуку напасть на Антиохию, которую Рулен предал огню и мечу.[332] Тамплиеры остались к этому равнодушны. Они снова были хозяевами Гастена, Бонеля, Дарбезака, Скалы Гийома и Скалы Рюссоля с прочими землями стоимостью в пятьдесят тысяч золотых византийских монет и ловко выбрались из бурных последствий войны с Арменией.