Под властью завоевателей

Под властью завоевателей

Наступил 2316 год до н. э., год, открывший, как считают историки, эпоху господства в Шумере аккадской династии.

Упадок Шумера, утрата объединённым под властью Лугальзагеси государством независимости обусловлены множеством причин. На северных границах Шумера образовалось могущественное семитское царство — Аккад. Семитские племена северной части Южного Междуречья давно беспокоили Шумер своими набегами. Есть много доказательств того, что проникновение семитских народов, в том числе аккадцев, имело место уже в глубокой древности. Одним из признаков их влияния следует считать, например, семитские имена правителей Киша, которые встречаются уже в эпоху первой династии. Так, если Ку–Баба носила шумерское имя, то её сын, не упомянутый в «Царском списке», но известный по другим источникам, имел семитское имя — Пузур–Суэн. Цари четвёртой династии Киша, как и последние правители Акшака, имели исключительно семитские имена, что говорит о несомненном и весьма раннем проникновении аккадцев в глубь Шумера.

Наивысшей степени это проникновение достигло в XXIV в., когда при дворе Ур–Забабы, царя Киша, побеждённого царём Лугальзагеси, жил некий аккадец Саргон, который позднее будет именоваться Саргоном Великим. Этот человек был ловким, дальновидным и проницательным политиком. Для него не были секретом ни слабость двора в Кише, ни сепаратистские устремления отдельных династий. Он переждал то время, когда Лугальзагеси одерживал победы, и, возможно, видел дальше, чем завоеватель из Уммы. Саргон понимал, что объединение Шумера неизбежно окажется кратковременным, недолговечным и непременно обернётся против Лугальзагеси. И он не ошибся в своих расчётах. Улучив подходящий момент, Саргон во главе своих соплеменников, лишь ожидавших его сигнала, двинул на Шумер свои войска и

победил Урук, сокрушил его стены; в битве с жителями Урука одержал победу. Лугальзагеси, царя Урука, взял в плен в этой битве, отправил его в клетке для собак к вратам Энлиля.

Саргон, происхождение которого неизвестно (легенда гласит, будто он был найден в «камышовом ковчеге» — любопытное совпадение с преданием о Моисее), построил город Аккад и сделал его своей столицей. Отсюда и название народа. Саргон был выдающимся политиком и военачальником. Ему удалось успешно осуществить планы Лугальзагеси. Созданное им объединённое государство просуществовало почти два столетия. Он не только овладел Шумером, но и вышел далеко за пределы Месопотамии. Империя Саргона и его потомков — сыновей Римуша и Маништусу и внука Нарам–Суэна — простиралась до Сирии, Ливана и даже Кипра на западе, гор Тавра на севере, Загра и Элама на Востоке. Блестящие победы Саргона были возможны благодаря прекрасно организованной армии. Централизованное государство с гибким административным аппаратом облегчало успешное проведение завоевательной политики. Люди, смеявшиеся над запертым в клетке Лугальзагеси, с изумлением замечали, что победитель осуществляет планы свергнутого им царя.

Политическое поражение Шумера не повлекло за собой тех последствий, которые нередко в подобных ситуациях наблюдались в истории: шумерская цивилизация и культура, достигшие необычайно высокого уровня развития, не были разрушены в результате иноземного вторжения. Напротив, аккадцы переняли многие культурные достижения шумеров (в частности, письменность) и, в свою очередь, внесли большой вклад в дальнейшее развитие месопотамской цивилизации. Существенную роль, по–видимому, сыграло осознание шумерами своей культурно–религиозной общности, которое помогло им противостоять ассимиляции, сохранить своеобразие традиции и даже передать завоевателям свою культуру.

Эпоха расцвета аккадской династии, представители которой, начиная с сына Саргона Аккадского, именуют себя богами и носят символы богов, продолжалась около двух столетий и закончилась со смертью Шаркалишарри, сына Нарам–Суэна. Дальше наступает междуцарствие, когда очередной царь, едва придя к власти, тут же уступает трон другому.

Кто был царём, а кто не был царём?

Был Игги царём?

Был Нанум царём?

Был Ими царём?

Был Элулу[меш] царём?

Эти четверо были царями и царствовали три года…

рассказывает «Царский список».

Аккадская династия сходит со сцены, но память об аккадцах остаётся, она хранится в титулатуре шумерских правителей, в произведениях искусства — архитектурных сооружениях, скульптуре, литературных памятниках, созданных в годы правления династии Саргона и свидетельствующих о бурном расцвете культуры этого народа, сопровождавшемся столь же бурной политической жизнью.

Итак, царство Аккада и Шумера распалось. Теперь резко вспыхивают противоречия между севером, который скорее можно назвать семитским, чем семитизированным, и шумерским югом. Во всё время господства династии Саргона, несомненно, имела место если не борьба за независимость, то, во всяком случае, враждебность и антипатия к завоевателям. Мы, правда, не располагаем документами, свидетельствующими о попытках борьбы с аккадским владычеством, о вооружённых выступлениях против захватчиков, но на основании некоторых шумерских текстов можно составить представление о чувствах побеждённых к победителям. К числу таких текстов относится давно известное учёным поэтическое произведение под названием «Плач о разрушении Аккада». Благодаря исследованиям последних лет, а также открытию в известной коллекции Гильпрехта в музее Йенского университета им. Фридриха Шиллера отсутствовавших ранее фрагментов оказалось, что это произведение, причислявшееся к распространённому в шумерской литературе жанру плачей, скорбных песен, по существу, является историческим документом, возникшим, несомненно, в эпоху «кутийской ночи». Известные до 1955 г. фрагменты этого произведения рассказывали о разорении и опустошении захваченной врагами столицы династии Саргона Аккадского. После того как Крамер предварительно изучил часть табличек с этим текстом из упомянутой коллекции Гильпрехта, стало ясно, что автор «Плача о разрушении Аккада» пытался в поэтической форме дать анализ исторических событий и их причин. По мнению шумерского поэта, источником несчастий, обрушившихся на Аккад, был гнев богов, недовольных поведением аккадцев.

Когда Энлиль, рассерженный, словно небесный бык, предал смерти жителей Киша и, словно разъярённый бык, сокрушил дома Урука, обратив их во прах, передал Энлиль Саргону, царю Аккада, власть и царство в странах от нижних до верхних [от южных до северных].

Так начинается повествование о гибели столицы Саргона. Автор рассказывает о великолепии и величии, мощи и процветании, которыми город обязан богине Инанне (аккадской Иштар). Это она построила здесь свой дом, благодаря ей горожане не испытывали недостатка ни в чём — во всех домах были серебро и золото, медь и драгоценные камни. Всем было хорошо — и старикам и детям. У каждого было вдоволь пищи, воды и всевозможных напитков. Во время весёлых народных празднеств отовсюду доносились пение и музыка. На аккадских базарах резвились обезьяны, теснились слоны, лошади, ослы и другие животные из далёких стран. У причалов стояли гружёные корабли. Жители веселились и радовались. Царь Нарам–Суэн ещё больше прославил и возвысил город. Он построил великолепные храмы, воздвиг неприступные стены, но городские ворота держал открытыми.

Ворота были подобны Тигру, впадающему в море, широко распахнула Инанна их уста, в Шумер корабли отовсюду привозили всевозможные сокровища. (Следует обратить внимание на политическую и географическую неточность, которую позволил себе поэт–историк желавший выразить свои чувства: Аккад был расположен за пределами Шумера. — Авт.). Марту, кочевники с гор, которые не знают, что такое хлеб, приводили тучный скот и овец; люди из Мелуххи, жители чёрной страны привозили изделия разных стран; эламиты и субары несли дары совсем как вьючные ослы. Приходили сюда все правители, вожди и военачальники, каждый месяц и на праздник Нового года приносили щедрые дары.

После этого достаточно объективного и полного описания города и могущества его правителей тон повествования резко меняется. Инанна больше не принимает даров, в её храме Ульмаш поселился страх. Богиня

ушла из города, покинула его, подобно девушке, которая оставила свою комнату; священная Инанна покинула свой храм в Аккаде; словно воин с поднятым оружием, она кинулась на город в яростной борьбе, обнажила его грудь перед врагом […], не прошло пяти, не прошло десяти дней, и Аккад был разрушен и покинут.

Безымянный поэт–историк объясняет, отчего по его мнению, цветущая столица могущественного государства оказалась поверженной в прах. Нарам–Суэн, не вняв словам Энлиля, позволил своим воинам ворваться в Экур, храм Энлиля в Ниппуре. Медными топорами они разрушили храм, надругались над святыней, ограбили храмовые кладовые, захватили сокровища Ниппура и отвезли их в Аккад. Это рассердило Энлиля. Когда осквернили его любимый дом, он сделался подобен «яростному наводнению». Он обратил взор к горам и привёл оттуда кутиев. Автор уподобляет их саранче, от которой нет спасения. Всю землю покрыла саранча, так что

посол не мог совершать своё путешествие, моряк не мог плыть на своём корабле […], разбойники таились у дорог, ворота страны превратились в развалины.

Поскольку всякое передвижение по суше и воде стало невозможно и путешественники и купцы не могли ездить из города в город, на Шумер обрушилась новая беда — голод.

Обширные поля и луга не родили хлеба; в рыбных прудах перевелась рыба; орошённые сады перестали давать мёд и вино.

Так выглядит страна под властью варваров, страна, на которую обрушились невзгоды, голод и всякие напасти. Но боги не забыли о своих преданных детях — шумерах, они не остались равнодушны к страданиям своего народа. Восемь главнейших богов принимают решение заступиться за шумеров перед Энлилем и отвратить его гнев от их страны. Вознеся молитвы к Энлилю, они сообщают ему, что город, виновный в разрушении Ниппура, сам будет разрушен. Обратив свои лица к Аккаду, они проклинают его:

О ты, город, который посмел напасть на Экур, который глумился над Энлилем,

Ты, Аккад, который посмел напасть на Экур, который глумился над Энлилем,

Да обратятся твои улицы в прах,

Да превратятся твои глиняные кирпичи в грязь,

Да будут они прокляты богом Энки,

Да вернутся твои деревья в леса,

Да будут они прокляты Нинильдой.

Твои смертоносные топоры — да несут они смерть твоим женщинам,

Твои убойные бараны — да пойдут на убой твои дети,

Твои несчастливцы — да утопят они своих детей…

О Аккад, да обратится твой дворец, с радостным сердцем построенный, в развалины;

Там, где отправлялись твои обряды и молитвы,

Пусть лис–охотник сметает хвостом могильные холмы развалин.

Да зарастут твои каналы, подобно тропинкам, на которых растёт только сорная трава;

Да зарастут твои дороги, и пусть на них растёт одна лишь «трава плача».

И пусть на твоих каналах и пристанях

Не появится ни один человек,

испугавший дикого козла, насекомых, змей и скорпионов.

А твои луга, на которых росли полезные растения,

Пусть родят один лишь «тростник слёз».

О Аккад, да течёт вместо пресной воды горькая;

Сказавший: «Я буду жить в этом городе» — не найдёт места для жизни;

Сказавший: «Я буду лежать в Аккаде» — не найдёт места для отдыха.

Ненависть звучит в этих словах, ненависть к завоевателям, подавлявшаяся на протяжении почти двух столетий унижений и притеснений; она звучит в каждом слове проклятий, которые посылают Аккаду боги. Нет, это не боги, это шумеры проклинают Аккад — символ могущества народа–победителя, который сам оказался побеждённым иноземными захватчиками. Аккад обречён на гибель не потому, что его люди совершили святотатство, осквернили храм Энлиля. Его преступление в том, что была нанесена обида верным почитателям шумерских богов. Теперь боги отомстили. Об этом говорится в последних строках «Плача», составленных в тех же выражениях, что и проклятия богов, с той лишь разницей, что всё, к чему призывали боги, свершилось. Сбылась мечта шумеров о падении Аккада. И хотя те, кто пришёл после аккадцев, обрушившись на давних врагов Шумера, словно бич божий, ещё страшнее, радость по поводу крушения Аккада переполняет сердца.

Шумеры ослаблены и политически недальновидны. Многовековые раздоры между городами–государствами, оказавшимися под властью аккадской династии в одинаковом положении, утихли лишь на время. Попытки объединить Шумер, если они и предпринимались после смерти последнего из преемников Саргона, ни к чему не привели. Цари четвёртой династии Урука были лишь местными правителями. А ведь именно теперь особенно необходимо было объединиться, потому что ужасы аккадского владычества — ничто по сравнению с нависшей над всей Месопотамией угрозой со стороны дикого горного племени кутиев. С восточных гор в долину Двуречья хлынули орды варваров. С этими племенами шумеры сталкивались уже не раз. А теперь кутий, народ, по мнению ряда учёных, скорее всего кавказского происхождения, которых не так давно громил Шаркалишарри, дождались своего часа. Разваливающаяся держава потомков Саргона была для них столь же лакомой, сколь и лёгкой добычей, тем более что отдельные шумерские князьки, по–видимому, готовы были сговориться с кем угодно, лишь бы освободиться от господства Аккада. Даже «дракон с гор», как они его называли, казался им подходящим союзником.

Кутии не знали милосердия, для них не было ничего святого. Они жгли и разрушали города, предавали огню храмы, оскверняли алтари и статуи богов. Кощунственные поступки Нарам–Суэна бледнеют перед их святотатством. Никто до них не совершал ничего подобного: в те времена победители относились с почтением к богам побеждённого народа. Не было предела жестокости «дракона с гор». Никто — ни старая женщина, ни малое дитя — не чувствовал себя в безопасности. Ярость кутиев обрушилась в первую очередь на семитский север. От гордой, прекрасной и богатой столицы Саргона Аккада не осталось ничего. (Мы уже знаем об этом из приведённой выше скорбной песни о том, как был проклят и уничтожен Аккад.) Ограбив город, варвары буквально сровняли его с землёй, так что до сих пор не удаётся найти его следов. В пламени гибнет Ур вместе с великолепным храмом бога Нанны; разрушен Урук. Его правитель, если он рассчитывал при помощи кутиев освободиться от господства Аккада, жестоко просчитался. Правда, в некоторых шумерских городах кутии повели себя менее жестоко. То ли они насытились разрушениями и решили сохранить отдельные города, чтобы те могли впоследствии приносить им богатую дань, то ли их смягчили смирение и повиновение властей и горожан, но часть городов они пощадили. К числу уцелевших городов принадлежит Лагаш.

Почти сто лет хозяйничали в Шумере кутии. На троне за это время (91 год и 40 дней, если верить «Царскому списку») сменился 21 царь с «варварскими» именами. Можно только удивляться шумерской культуре, выдержавшей и это, второе, во много раз более тяжёлое, чем первое, испытание. Поистине мощь и величие культуры проверяются в тяжёлые периоды истории, в такие, когда гибель самих основ культуры побеждённого народа кажется неизбежной.

Господство кутиев в Месопотамии закончилось, по–видимому, их полным изгнанием. (Учёные предполагают, что все эти спустившиеся с гор племена на протяжении ста лет почти не растворялись среди местного населения — как семитского, так и шумерского.) И тогда, в конце III тысячелетия, наступил последний и кратковременный — всего одно столетие! — период самостоятельного развития Шумера — шумерский Ренессанс, богатый великолепными достижениями во всех областях жизни.

Среди историков, пытающихся разгадать сложнейший ребус — историю Шумера, есть скептики, по мнению которых тексты, рассказывающие о хаосе, жестокостях и разрушениях периода владычества кутиев, родились под влиянием «шумерской национальной пропаганды», которая велась уже после обретения независимости. Немецкий учёный Шмидтке и другие исследователи полагают, что отдельные города, по крайней мере в южной части Двуречья, и под властью кутиев сохраняли некоторую самостоятельность, имели своё правительство, вели торговлю с другими государствами и т. д. Разумеется, часть обвинений в адрес кутиев можно считать преувеличенной; правда и то, что ряд шумерских городов процветали (мы ещё будем об этом говорить), хотя это стало возможно лишь в последние годы господства кутиев, когда завоеватели уже почувствовали, что теряют почву под ногами, а покорённая страна начала оправляться после тяжёлых ударов.