МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ПОВЕРЖЕН

МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ ПОВЕРЖЕН

Став генеральным секретарем, вспоминает давний работник ЦК партии Наиль Биккенин, Юрий Андропов вызвал секретаря парткома аппарата ЦК и поинтересовался, с каких сумм работающие в Централь­ном комитете платят взносы? Ему было известно, что многие сотруд­ники ЦК зарабатывали неплохие деньги, публикуя статьи и книги, со­чиняя сценарии и внутренние рецензии, нанимаясь консультантами фильмов, художественных и документальных. Отказа они не знали, напротив, издатели и редакторы зазывали работников ЦК, их имена в списке авторов служили своего рода охранной грамотой.

Андропов хотел это запретить. Он также поинтересовался, кто из сотрудников ЦК состоит в дачном кооперативе? Работникам цен­трального аппарата запрещалось строить дачи. Партработников стали вызывать к начальству и ставить вопрос ребром: или уходи из аппа­рата, или отказывайся от дачи.

Появление Андропова во главе партии и государства обещало перемены. Нравились его немногословность и суровость. Произвели впечатление обещания навести порядок и покончить с коррупцией. Он начал с Министерства внутренних дел и министра Николая Анисимовича Щелокова.

Щелоков стал министром за полгода до того, как Андропов возглавил КГБ. Назначение Юрия Владимировича па Лубянку было для Брежнева рискованным ходом — он не так уж хорошо знал Андропова, скорее угадал, что это правильный выбор. В Щелокове Леонид Ильич не сомневался. Они были старыми знакомыми.

Николай Щелоков, как и Брежнев, родился в Екатеринославской губернии (позднее Луганская область). В 1929 году поступил в Дне­пропетровский металлургический институт, где учился и Брежнев. Когда Леонид Ильич оказался у власти, выпускники этого института пошли в гору. В декабре 1938 года Николая Щелокова избрали первым секретарем Красногвардейского райкома партии в городе Днепропетровске, через год — председателем Днепропетровского горисполкома. Будущий генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев был тогда секретарем Днепропетровского обкома.

Вновь они встретились сразу после войны. Щелоков служил от­ветственным секретарем партийной комиссии политуправления Прикар­патского военного округа, ведал приемом в партию и персональными делами. Начальником политуправления округа был генерал Брежнев. В августе 1946 года демобилизованный Щелоков начал работать на Украи­не. В 1951 году его перебросили в соседнюю Молдавию и назна­чили первым заместителем председателя Совета министров республики. В Кишиневе Николай Анисимович вновь трудился под руководством Лео­нида Ильича, который был первым секретарем республиканского ЦК в 1950—1952 годах.

Брежнев в Кишиневе не задержался. Сталин перевел его в Москву. А Николай Анисимович остался в Молдавии. Когда страну воз­главил Брежнев, Николай Анисимович получил первое за пятнадцать лет и принципиально важное повышение. В марте 1966 года Леонид Ильич перевел его с хозяйственной на партийную работу: сделал вто­рым секретарем ЦК компартии Молдавии. Но Щелоков пробыл на этой должности всего несколько месяцев. Брежнев забрал его в Москву, решив назначить союзным министром охраны общественного порядка.

Леонид Ильич окружал себя командой проверенных и преданных ему лично людей. Но решения в политбюро принимались только едино­гласно. А против назначения Щелокова министром решительно возража­ли Александр Николаевич Шелепин, член политбюро, секретарь ЦК, и его соратники. Однако Брежнев сумел настоять на своем. В сентябре 1966 года Николай Щелоков был назначен министром охраны обществен­ного порядка СССР. Он всегда помнил, что своей карьерой обязан Леониду Ильичу. После переименования министерства, 25 января 1968 года, Щелоков стал министром внутренних дел.

Щелоков принял органы внутренних дел в бедственном положе­нии — катастрофически не хватало профессионалов. Люди не шли в МВД: мешали низкие зарплаты и непрестижность службы.

«Я рассказал Николаю Анисимовичу, — вспоминал генерал мили­ции Олег Иванович Морозов, занимавшийся в министерстве кадрами, — в каких тяжких условиях живут молодые сотрудники. Зарплата не пре­вышает шестидесяти рублей в месяц. В общежитиях не хватает мест, некоторые милиционеры спят по очереди или на двухъярусных койках. Не в лучшем положении находятся и молодые офицеры».

Министерство внутренних дел — это настоящая империя. В нее входили четыре с половиной тысячи городских и районных отделов внутренних дел. Не так-то просто руководить такой махиной, заста­вить ее слушаться. Щелокову это удалось. Более того, в министер­стве Щелокова даже любили, а ветераны и по сей день говорят, что он был лучшим министром за всю историю ведомства. Николай Анисимо­вич никого не прижимал, давал людям волю. Зарплату увеличил и до­бился, чтобы за звание офицерам милиции платили столько же, сколь­ко и офицерам вооруженных сил.

«То, что не могли сделать его предшественники, сделал он, — вспоминал бывший начальник уголовного розыска страны профессор Игорь Иванович Карпец. — Могут сказать: что ж тут особенного, он же «выходил прямо на Брежнева». На это можно ответить: «выходили» на Брежнева многие, однако преимущественно для себя, Щелоков же, не забывая себя, много сделал для министерства».

Николай Анисимович был человеком доступным и открытым, под­держивал и продвигал профессионалов, тех, кто способен был предло­жить новые и неожиданные идеи. «Интеллигентный, обаятельный чело­век с великолепной военной выправкой, который сразу располагал к себе вниманием и обходительностью», — таким увидел его один из ми­лицейских генералов.

Щелоков был снисходителен к подчиненным. Среди его замести­телей был очень толковый человек, но злоупотреблявший алкоголем. Если во время заседания коллегии он сидел мрачнее тучи и вдруг просил у министра разрешения выйти, то все понимали, что замести­телю министра необходимо выпить. Генерал заходил в свой кабинет, доставал из сейфа бутылку коньяка, выпивал стакан и возвращался в зал коллегии в отличном настроении.

Деятельность Щелокова в МВД складывалась из двух этапов. На первом Николай Анисимович очень серьезно отнесся к новому делу. Он пытался устроить работу правоохранительных органов на современный лад и не отвергал с порога иностранный опыт, понимая, что у запад­ных стран есть чему поучиться. На втором этапе он только насла­ждался высокой должностью и занимался устройством своего быта, в чем весьма преуспел.

Щелоков пытался модернизировать доставшееся ему ведомство. Он прислушивался к профессионалам, способным предложить новые и прогрессивные идеи. Он хотел, чтобы в криминалистике учитывались последние достижения науки. При нем появилась новая спецтехника, так называемые «чемоданчики следователя», которые позволяли квали­фицированно проводить осмотр места преступления.

Он создал Штаб МВД, который потом сгоряча ликвидировал сме­нивший его на посту министра Виталий Федорчук. В штабе появился организационно-аналитический отдел, который занимался анализом преступности в стране и искал научно обоснованные пути борьбы с ней. В те годы Министерство внутренних дел состояло из главных управлений милиции, мест заключения, внутренних войск, пожарной охраны и следственного управления. Структура была неуправляемой. В конце 1968 года в министерстве началась большая реформа. На базе единого главного управления милиции создавались восемь самостоя­тельных управлений, в том числе главное управление уголовного ро­зыска.

Щелоков питал слабость к людям с научными степенями. Его любимцем и ближайшим сотрудником был начальник штаба генерал Сер­гей Крылов. Щелоков в нем души не чаял.

В 1969 году Николай Анисимович прилетел на Сахалин. Мини­стра повезли отдыхать в резиденцию, а сопровождавший его Крылов поехал в областное управление внутренних дел. Он вызвал стеногра­фистку и машинисток - почти сутки готовил выступление министра в обкоме, где собрали все руководство области.

«Доклад министра, — вспоминал заместитель начальника об­ластного управления внутренних дел полковник Глеб Георгиевский, — произвел на участников совещания большое впечатление, поскольку содержал грамотный, глубокий анализ экономики области и оператив­ной обстановки».

Крылов не только писал Щелокову доклады, но и пытался пере­вести работу министерства на современные рельсы.

— Тот, кто рекомендовал министру Крылова, — рассказывал генерал Владимир Статкус, бывший заместитель начальника следствен­ного управления МВД, — оказал Щелокову огромную услугу. Человек огромной энергии, Крылов умел пробивать свои идеи и собирать во­круг себя единомышленников.

Сергей Крылов привел в министерство молодых и талантливых людей, они генерировали идеи, которые министр с удовольствием под­держивал.

— Крылов хотел изменить милицию, — вспоминал обозреватель журнала «Милиция» Геннадий Попов. — Я думаю, министр и Крылов сов­пали в желании сделать милицию нормальной, доброй, интеллигент­ной...

Николай Анисимович заботился о развитии системы высших школ милиции, куда переманивали хороших преподавателей. В научно-иссле­довательском институте МВД приказал выписывать все полицейские журналы, которые выходят в мире, покупать иностранные книги и изу­чать работу полиции за рубежом, особенно оперативно-розыскную дея­тельность. Щелокову переводили книги о полиции в разных странах, и он их читал. Зарубежный опыт, правда, не всегда полезен. Скажем, милицию еще при прежнем министре вооружили резиновыми дубинками. Щелоков откровенно говорил, что палка легализовала в милиции би­тье.

В министерстве первыми заинтересовались полиграфом, детек­тором лжи. В 1968 году он прошел испытания на Петровке. Но п ЦК эксперименты с детектором лжи сочли опасными, посчитав прибор бур­жуазной выдумкой. Все прекратилось. Пионер этого дела кандидат биологических наук Валерий Алексеевич Варламов, создатель первого в нашей стране перьевого детектора лжи, был уволен из НИИ МВД. Впоследствии он смог успешно продолжить работу.

Щелокову объяснили пользу профилактики преступлений и смяг­чения наказаний. И теперь уже он сам объяснял партийным руководи­телям (хотя и безуспешно), что нельзя сурово наказывать за незна­чительные проступки — избыточная жестокость только плодит новых преступников. Министр создал управление профилактики, которое опе­кало прежде всего тех, кто вышел на свободу. Им помогали найти ра­боту, как-то устроиться в жизни. Николай Анисимович понимал, что осужденные — тоже люди. И в тюрьме они не навсегда. Отбыв наказа­ние, они выйдут на свободу и будут жить рядом с нами. Кому будет лучше, если они вернутся из мест заключения озлобленными и ненави­дящими всех и вся?

— Николай Анисимович, побывав в следственном изоляторе, был крайне удручен, — вспоминал генерал Василий Игнатов, бывший министр внутренних дел Чувашии. — Увидел параши, распорядился про­вести канализацию. Говорил: «Что же мы заключенных за скотов дер­жим?»

Места заключения были очень старыми. Новые не строили. Раз в программе партии сказано, что в Советском Союзе преступность скоро будет искоренена, зачем строить тюрьмы?

Щелоков пытался уговорить политбюро разрешить ему вступить в Интерпол, но не уговорил. Интерпол считался идеологически чуждой организацией.

Один из бывших подчиненных описал его в газетном интервью вполне сочувственно:

— Небольшого роста, приятной наружности, мягкий, спокой­ный, грамотный человек. Мне показалось, что он добрый... Может слушать людей, воспринимает чужое мнение... Николай Анисимович специалистов ценил и к юристам прислушивался.

Впрочем, как аппаратчик с большим стажем, Щелоков предпочи­тал держать аппарат министерства в напряжении, приговаривал: бей своих, чтобы чужие боялись. Но был отходчив и даже признавал свои ошибки.

«Одно его качество оставалось неизменным, — вспоминал про­фессор Карпец. — Как бы его отношения с тем или иным человеком ни портились, он не позволял себе расправиться с ним, он всегда нахо­дил какую-то возможность, грубо говоря, не добивать человека до конца, прощая подчас немалые прегрешения. Чем это объяснить? Может быть, тем, что он сам был не безгрешен? Может быть. Но, вероятно, и тем, что он в общем-то был по характеру не злобный человек».

Щелоков несколько поднял престиж милицейской службы, кото­рая была совсем неуважаемой. После его назначения Дни советской милиции стали пышно отмечаться в Кремлевском дворце съездов, где устраивался лучший в году концерт.

Щелоков требовал, чтобы милиционер выглядел прилично. Не хотел, чтобы ему было стыдно за своих подчиненных.

— Началось с того, — рассказывал генерал Статкус, — что он поехал в один из райотделов и попросил построить личный состав. Когда увидел своих подчиненных, то сказал: не знаю, как на против­ника, а на меня это войско наводит ужас.

Милицейская форма была синего цвета. Заместитель Щелокова генерал-полковник Борис Тихонович Шумилов, смеясь, вспоминал, как на параде Ворошилов стал задавать ему вопросы об авиации. И Шуми­лову пришлось объяснять:

— Я, товарищ маршал, не летчик, а заместитель министра внутренних дел по милиции.

Щелоков ввел новую форму, и какое-то время милиция выгляде­ла красиво. Щелоков подписал приказ «О культурном и вежливом об­ращении с гражданами». О полной его реализации мечтать не приходи­лось, но важно, что министр считал нужным напомнить своим подчи­ненным, как они должны разговаривать с людьми.

В сентябре 1967 года в актовом зале Министерства внутренних дел по просьбе Щелокова устроили встречу с художниками. В зале по­садили столичных милиционеров.

Щелоков упрекнул художников:

— Посмотрите в зал, где сидят рядовые милиционеры, и найдите хоть одного, который был бы похож на те уродливые образы в милицейской форме, изображенные на ваших полотнах. С какой целью вы, мастера кисти, издеваетесь над образом тех, кто защищает обще­ство, лично вас, от всякого рода уголовников и проходимцев?

Но министр не только отчитывал. Он умел дружить с интелли­генцией, особенно с теми, кто писал книги и снимал фильмы о мили­ции, поддерживал их, награждал грамотами, охотничьими ружьями, спецталонами, которые избавляли владельцев автомобилей от общения с сотрудниками ГАИ. Художники наперебой просили его позировать. Тонко чувствующий конъюнктуру Илья Глазунов написал портрет жены министра Светланы Владимировны. И Юлиан Семенов, и Виль Липатов, и братья Вайнеры, и супруги Лавровы много сделали для милиции. Один только популярнейший сериал «Следствие ведут знатоки» чего стоит!

В Московском государственном академическом камерном музы­кальном театре, созданном народным артистом СССР Борисом Алексан­дровичем Покровским, репетировали оперу молодого Шостаковича «Нос», которая многие годы была под запретом. Во время репетиций театр, разместившийся в бывшем кинотеатре «Сокол» на Ленинградском проспекте, был опечатан пожарными.

«В предписании о закрытии театра было приведено множество причин, по которым театр вообще нельзя было открывать, — вспоминал режиссер Григорий Спектор (см.: Вечерняя Москва. 2002. 21 января). — Мы бросились спасать театр. Куда мы только не писали, куда толь­ко не обращались — все было бесполезно.

И тогда Борис Александрович позвонил Шостаковичу. Шостако­вич позвонил в приемную Щелокова, всесильного министра внутренних дел, и попросил принять его. На следующее же утро Дмитрий Дмитрие­вич надел свой спецпиджак, пудовый от тяжести золотых лауреатских медалей и орденов самого высшего достоинства...

— Что у вас случилось, Дмитрий Дмитриевич? — Министр был не чужд культуры и дорожил репутацией мецената.

— От вас зависит судьба советской оперы! — с пафосом отве­тил Шостакович и, волнуясь, рассказал ему о Камерном музыкальном театре и поведал о кознях пожарных деятелей.

— Соедините меня с начальником пожарной охраны Москвы, — приказал Щелоков и взял трубку. — Слушай, разберись со своей ча­стью на Соколе. Меня приглашают на премьеру, а на театре — печать. Завтра доложишь...

Щелоков повернулся к Шостаковичу:

— Не волнуйтесь, Дмитрий Дмитриевич, во всем разберемся, все будет в порядке.

На следующее утро мне позвонил сторож и сказал, что и театр приехали какие-то начальники... Почти одновременно приехал и наш директор, и группа из восьмидесяти офицеров начала осмотр. Центром всеобщего внимания был некий полковник.

— Ну, рассказывайте, — обратился он к знакомым нам офицерам с Сокола.

— Вот, товарищ полковник, эта дверь в зрительном зале ведет в жилой дом. Если будет задымление, все пойдет на верхние этажи.

— Заложить кирпичами, — приказал полковник. — Еще что?

— Вот только один выход из зала, так нельзя. Полковник подошел к противоположной стене, постучал:

— Что здесь?

— Гримуборные, — ответили мы.

— Пробить проход! — приказал полковник. — Еще что?

— Нет противопожарных датчиков!

— Поставить!

— Нет автономного освещения!

— Провести!» Театр был открыт.

Правда, была и оборотная сторона слишком тесных взаимоотно­шений с Министерством внутренних дел. Существовал закрытый приказ, запрещавший любую критику милиции, и цензура строго следила за его исполнением. Даже в детективной литературе героя м-мили пионерам не позволялось ни ухаживать за чужой женой, ни пить. Дурное поведение позволялось только милиционерам, работавшим в органах до появления Николая Анисимовича Щелокова.

Юрий Михайлович Чурбанов, зять Брежнева, который стал у Ще­локова первым замом, писал о министре:

«Щелоков — человек самостоятельного мышления, очень энер­гичный, с хорошей политической смекалкой... Он колоссально много работал, особенно в первые годы, когда он действительно глубоко изучал корни преступности... По его настоянию увеличили денежные выплаты сотрудникам МВД, он заботился о своих людях на местах. На­чальники управлений внутренних дел знали, что министр защитит от мелких неприятностей.

Щелоков предлагал весь следственный аппарат из прокуратуры передать в МВД. Хотел иметь свое следствие, а обосновывал тем, что прокуратура не может одновременно и вести следствие, и надзирать за ним».

Состояние преступности в стране было тайной за семью печа­тями. Преступность росла на семь процентов в год. В 1956 году было совершено примерно 714 тысяч преступлений, в 1985-м — 2085 тысяч, то есть преступность выросла почти в три раза. Но эти цифры скры­вались; их назвал только Вадим Викторович Бакатин, когда в пере­строечные времена возглавил МВД.

При Щелокове, как и до него, министерство должно было докладывать о неуклонном снижении преступности и увеличении рас­крываемости. Это заставляло милицию скрывать преступления, считать некоторые категории преступлений «малозначительными», то есть недостойными регистрации. Но это исправление статистики осуще­ствлялось на союзном уровне, организованно, под руководством само­го министра. Самодеятельность считалась недопустимой. Если в Моск­ве снижали цифры, характеризующие уровень преступности, чтобы не позорить столицу — «образцовый коммунистический город», то Щелоков возмущался и устраивал городским начальникам разнос.

Наученный своими помощниками, министр говорил, что преступ­ность — явление социальное, зависящее от ситуации в обществе, и милиция способна раскрывать Преступления, но не в состоянии сни­зить уровень преступности. Поэтому нелепо наказывать милицию за рост преступности. Это неминуемо ведет к вранью, что Щелоков пони­мал.

В августе 197S года Яков Петрович Рябов, новый секретарь ЦК КПСС, курировавший отдел административных органов, пригласил к себе Щелокова и провел с ним трехчасовой разговор о ситуации с преступностью в стране.

К удивлению Рябова, Щелоков не возражал против критических замечаний и обещал исправить положение.

Прощаясь, благодарил Якова Петровича за принципиальный разго­вор и ценные замечания:

— Двенадцать лет работаю министром и вот в первый раз меня заслушали у секретаря ЦК.

Рябов был доволен. Но заведующий отделом административных органов Николай Савинкин рассказал потом Рябову, что Щелоков прямо от Рябова поднялся на пятый этаж и получил аудиенцию у Леонида Ильича. Министр был вне себя и жаловался:

— Что это такое, Леонид Ильич? Почему меня вызывает Рябов, воспитывает, рассказывает, как мне надо работать?

Яков Рябов недолго проработал секретарем ЦК.

Личные отношения с генеральным секретарем создавали Николаю Анисимовичу особое положение в стране. Щелоков любил в нужный мо­мент сослаться на Брежнева: нот я был у Леонида Ильича, мы этот вопрос уже обсудили... Впрочем, Юрий Чурбанов пишет, что на его памяти Щелоков только пару раз был на даче у генерального секрета­ря. Щелоков и не принадлежал к числу личных друзей Брежнева (та­ких, как, скажем, первый заместитель председателя КГБ Георгий Ци­нев), которых принимали дома или на даче. Но Щелоков был преданным соратником, которого Брежнев ценил.

На XXIII съезде партии — первом в брежневскую эпоху — Щело­ков, второй секретарь молдавского ЦК, стал кандидатом в члены ЦК КПСС, в 1968 году на пленуме его — уже как союзного министра — ввели в состав ЦК.

Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, который несколько лет был министром внутренних дел Грузии, став руководителем республи­канской компартии, побывал на совещании в союзном министерстве и сказал несколько цветистых слов:

— Мне выпала большая честь работать под руководством одно­го из талантливых государственных деятелей, каким является Николай Анисимович Щелоков. Его глубокие познания, его творческая энергия, мудрость являются образцом для многих из нас. Знайте, дорогой Ни­колай Анисимович, что в Грузии вы самый уважаемый и дорогой теть, и ковер у трапа самолета всегда будет выстлан в нашу честь...

Наступил момент, когда вся советская элита практически перестала работать и занялась устройством своей жизни.

— За что все начальники любили Брежнева? При нем можно было наслаждаться жизнью и не работать, — объяснял мне один из вы­сокопоставленных сотрудников аппарата ЦК. — Неохота на работу ехать, позвонишь руководителю секретариата: меня сегодня не будет — и отдыхай, Брежнев никогда за это не наказывал.

В 1976 году Щелоков стал генералом армии (Юрий Чурбанов уверяет, что министр не постеснялся сам попросить об этом Брежне­ва, потому что в том же году погоны генерала армии получил предсе­датель КГБ Андропов), в 1980 году — Героем Социалистического Тру­да. У него было четыре ордена Ленина, орден Октябрьской Революции, орден Богдана Хмельницкого II степени, орден Отечественной войны I степени, орден Трудового Красного Знамени. При этом он позаботился о том, чтобы его наградили и медалью «За отвагу на пожаре».

Щелоков был очень тщеславным человеком.

Известна такая история.

Был арестован сотрудник Высшей аттестационной комиссии, ко­торая присуждает научные звания, получивший взятку в виде золотых часов от человека, который мечтал стать кандидатом наук. Он напи­сал диссертацию, которую защитил в ташкентском сельскохозяйствен­ном институте. Но в ВАКе ее провалили, вот он и дал взятку, но неудачно. Кандидатом наук он так и не стал, потому что взяточника арестовали. И вдруг этим рядовым делом заинтересовался сам ми­нистр.

— Меня вызвал министр, — вспоминает Владимир Статкус, слу­живший в следственном управлении. — Я доложил обстоятельства дела. И он сразу начинает на меня кричать. Вы знаете, что такое ВАК? Освободите человека!

Статкус возразил министру:

— У нас все доказательства его вины, да и он сам во всем сознался.

Щелоков переспросил:

— Сам признался? Тогда пусть сидит.

Один из руководителей следственного управления долго не мог понять, почему министра взволновала судьба старшего инспектора Всесоюзной аттестационной комиссии. Потом Статкуса просветили. Ще­локов пришел в МВД кандидатом наук. Министр захотел стать докто­ром; была подготовлена докторская диссертация на молдавском мате­риале. Но защита прошла трудно. На ученом совете было много голо­сов против, В ВАК пошли письма с протестами. Николай Анисимович решил, что, если он хорошо отнесется к ВАК, его диссертацию обяза­тельно утвердят. В ВАКе не подкачали. В 1978 году министр стал доктором экономических наук.

Его все меньше интересовало дело. Симптомом равнодушия к работе стало устранение из министерства Сергея Михайловича Крыло­ва, который занимал должность начальника Штаба МВД. Почему Щелоков переменился к Крылову? Это началось, когда заместителем министра стал Юрий Михайлович Чурбанов, женившийся на дочери Брежнева. Кры­лов имел огромное влияние на министра. А Чурбанов сам хотел влиять на Щелокова. За ним стоял тесть, а за Крыловым ничего, кроме его ума. Чурбанов был недоволен самостоятельностью Крылова: «У него свет в окошке был один только министр, ни Чурбанов, ни другие за­местители министра для него не существовали».

Юрий Михайлович стал выдавливать Крылова, опираясь на кон­сервативную часть министерства, недовольную новациями Крылова. Вы­яснилось, что любовь начальства не вечна. Тем более что в мини­стерстве Крылова не любили, называли выскочкой, были недовольны, что он обрел на министра слишком сильное влияние.

Сергей Михайлович Крылов был необычным человеком, С ним было трудно, но интересно. Молодым подчиненным хотелось с ним ра­ботать. Генералы его не терпели. На фоне яркого, фонтанирующего идеями Крылова остальные руководители в МВД казались серыми чинов­никами. Он нажил себе много недоброжелателей.

Крылов, например, хотел ликвидировать восьмое главное управление — органы внутренних дел на режимных объектах. Он подго­товил соответствующий приказ. Но начальник восьмого главка гене­рал-лейтенант Георгий Михайлович Юлов полтора часа на повышенных тонах выяснял отношения с Крыловым, сказал ему в глаза, что он злоупотребляет своим положением и дезинформирует министра. Генерал Юлов обратился за помощью к руководству влиятельной военно-промыш­ленной комиссии при Совете министров и добился своего. Крылов не только вынужден был отступить, но и нажил себе новых врагов.

Щелоков потерял к нему интерес. Новшества в работе его больше не интересовали, и Сергея Крылова перевели в академию МВД. Он и там решил поставить дело по-новому, изменил учебный план, приглашал выступить перед слушателями интересных людей. С генера­лом Крыловым дружил Владимир Высоцкий, обращался к нему за помо­щью.

В аппарате решили добить Крылова.

Чурбанов написал Щелокову записку с предложением провести инспекцию академии. Министр попросил воздержаться. Чурбанов сказал Николаю Анисимовичу:

— Если вы не дадите санкцию на проверку академии, я доложу в отдел административных органов, и пусть нас рассудят.

Щелоков сдался. В комиссию вошли начальники всех управле­ний. А накопали всего ничего: два цветных телевизора, использован­ные не по назначению. Крылов пытался прорваться к Щелокову. Ми­нистр его не принял, сдал своего лучшего помощника, не пожелал его защитить. Крылов хотел напоследок сходить в отпуск. Ему не разре­шили. В управлении кадров министерства по-хамски отобрали уже куп­ленные билеты. Сергей Михайлович был потрясен низостью своих кол­лег. Генерал оказался очень ранимым и чувствительным человеком.

Произошло это в апреле 1978 года, В академии шло торже­ственное собрание, посвященное ленинской годовщине. Он хотел вы­ступить, попрощаться. Но сидевшие в президиуме генералы испуга­лись, что он скажет нечто непозволительное. А если бы он выгово­рился, может быть, все обошлось... Но получилось иначе. Генерал Крылов прошел к себе в кабинет и застрелился.

Это было первое самоубийство в Министерстве внутренних дел. Тогда Щелокову, конечно, и в голову не приходило, что в этой це­почке смертельных выстрелов очень скоро очередь дойдет и до него.

Тогдашний заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Карен Брутенц описывает любопытный эпизод. Когда он на даче в Ново-Огареве работал над подготовкой документов к очередному съез­ду партии, ему понадобилось поехать в Москву. Он вызвал служебный автомобиль из гаража управления делами ЦК КПСС. На Рублевском шос­се появившаяся сзади иностранная машина серебристого цвета потре­бовала уступить дорогу. Цековский шофер отнесся к иномарке прене­брежительно — «частник»!

Но серебристое авто все-таки обогнало цековскую «Волгу». За рулем сидела, как вспоминает Брутенц, обильно накрашенная дама. Она погрозила им кулаком и умчалась вперед. У поворота на Архан­гельское она остановилась у поста ГАИ и что-то сказала милицейским офицерам. Они тут же тормознули машину ответственного работника аппарата ЦК, что само по себе было делом небывалым. Капитан мили­ции подозвал к себе водителя, записал его фамилию, стал выговари­вать.

Заместитель заведующего отделом ЦК КПСС не выдержал и за­ступился за своего водителя. Капитан признался, что не может не дать ход жалобе, потому что она исходит от жены министра внутрен­них дел СССР. Вернувшись в Ново-Огарево, Брутенц пересказал колле­гам поразившую его историю. Помощник Брежнева по международным де­лам Андрей Михайлович Александров-Агентов, живой и импульсивный, мгновенно вскипел:

— Это супруга Щелокова. Безобразие, она всеми способами компрометирует Николая Анисимовича!

Сидевший рядом секретарь ЦК Михаил Васильевич Зимянин бла­горазумно промолчал. Высказываться на сей счет считалось неразум­ным, Брежнев сам наслаждался жизнью и не возражал, чтобы другие следовали его примеру.

Высокопоставленные чиновники стали ездить за границу, посы­лали туда своих детей работать, с видимым удовольствием приобща­лись к материальным достижениям современной цивилизации, старались обзавестись ее благами. В Подмосковье строились роскош­ные по тем временам дачи, на улицах Москвы появились новенькие иномарки. Чиновная знать охотилась за модной живописью и антиква­риатом.

Профессор Карпец вспоминает, как Щелоков привел на прием к Брежневу коллегию МВД. Хозяйственное управление министерства при­обрело охотничье ружье с инкрустацией — подарок генеральному. Брежнев с трудом вышел из-за стола, протянул руку Щелокову, расце­ловался с Чурбановым, спросил:

— Ну, как дела? С чем пришли? Рассказывайте. Щелоков доло­жил:

— Леонид Ильич, мы хотели бы вам доложить, как у нас орга­низована работа, как обстоит дело с преступностью и как мы вам благодарны за ваше внимание, за то, что вы нашли время принять нас! Но сначала мы хотели бы преподнести вам сувенир.

Щелоков положил на стол деревянный чехол, в котором на бар­хатной подкладке лежало ружье. У Брежнева, по словам Карпеца, за­блестели глаза. Он сказал:

— Давай!

Все остальное время он рассматривал ружье. Щелоков загово­рил было о работе министерства, но генеральный секретарь уже устал. Самое интересное для него уже было позади. Слушал он невни­мательно и ни о чем не спросил.

Брежнев смертельно не любил скандалов и снисходительно от­носился к мелким грешкам своих подчиненных. Тогдашний начальник московского управления КГБ Виктор Алидин вспоминает, что по одному из крупных дел о коррупции проходил министр рыбного хозяйства Александр Акимович Ишков, кандидат в члены ЦК, депутат Верховного Совета СССР. Алидин доложил Андропову — по материалам следствия выходит, что рыбный министр набрал взяток на двадцать три тысячи рублей. Андропов, подумав, сказал:

— Хорошо, я доложу Леониду Ильичу, но знаю, что для него это будет тяжелым известием.

Через некоторое время Андропов позвонил Алидину и сказал, что материалы на Ишкова доложил генеральному секретарю;

— Но Брежнев считает, что поскольку министр — кандидат в члены ЦК, то до съезда вопрос о нем решаться не будет. Неудобно получится. Словом, Леонид Ильич посоветовал мне его вызвать и по­говорить.

Вскоре Андропов вновь соединился с Алидиным. Министр Ишков признал, что действительно брал деньги, но считал их подарками. Александр Акимович просил считать его действия ошибкой и заявил о готовности всю сумму шести в доход государства, что и сделал.

— Мало он внес, Юрий Владимирович, — сказал Алидин. — След­ствием установлено, что за ним еще взяток на сумму в двадцать де­вять тысяч рублей.

Ишкова вновь вызвали в КГБ. Не возражая, он внес и эту сум­му.

Александр Акимович Ишков после недолгой комсомольской рабо­ты в Ставрополе в двадцатых годах всю жизнь работал в рыбной про­мышленности. Наркомом его сделал Сталин еще в 1940 году. Название должностей менялось, потому что бесконечно менялась структура про­мышленности, но сфера его деятельности оставалась неизменной. Брежнев в 1965 году создал для Ишкова Министерство рыбного хозяй­ства, и он проработал на этой должности четырнадцать лет. В февра­ле 1979 года его отправили на пенсию. Он оставался кандидатом в члены ЦК и депутатом и был с почетом похоронен на Новодевичьем кладбище...

Министр Щелоков жил на двухэтажной госдаче в Гор-ках-10 с автономной котельной и сауной. Ему полагались повар и прислуга. Но ходили слухи, что он возводит себе какой-то дворец, причем с помо­щью бесплатной рабочей силы — солдат внутренних войск.

В семидесятых годах будущий министр внутренних дел Виктор Павлович Баранников (ему суждено будет стать последним хозяином союзного МВД) возглавлял городской отдел внутренних дел в подмо­сковном городе Калининграде (теперь Королев). Отсюда его забрали в центральный аппарат МВД. Злые языки говорили, что это было возна­граждением за личную помощь Щелокову: его дача находилась в Кали­нинградском районе, и Баранников заботился об отдыхе министра...

Когда при Горбачеве посадили на скамью подсудимых Чурбанова и нескольких руководителей МВД Узбекистана, бывший министр вну­тренних дел республики Хайдар Яхдяев рассказывал, как Щелоков по­просил посылать ему в Москву посылки с фруктами и овощами. Пожела­ние министра исправно выполнялось. Дары узбекской природы (а также некоторое количество спиртного в подарочном исполнении) доставля­лись в аэропорт начальнику милиции. Тот все это отправлял в Москву и звонил в приемную министра. Дежурный посылал в аэропорт машину за посылками, которые везли домой к Щелокову. В зале суда Яхьяев от своих показаний против Щелокова отказался...

Вполне вероятно, часть материалов в деле Щелокова должна восприниматься с сомнением: было приказано утопить бывшего мини­стра, и следователи рьяно исполняли задачу. Тем не менее...

Хозяйственное управление МВД по приказу министра принимало различные материальные ценности, «находившиеся в личной собствен­ности, с оплатой их владельцам стоимости этих вещей». Таким об­разом семья Щелокова отдавала старые и ненужные вещи, а получала за них звонкой монетой. Это зафиксировано в материалах дела: «Вещи, сдаваемые родственниками Щелокова, находились длительное время в использовании и утратили первоначальную стоимость».

Называют такую цифру — шестьдесят тысяч рублей было израс­ходовано из бюджета МВД на ремонт и содержание девяти квартир, в которых обитали родственники Щелокова. Сын министра Игорь, заведо­вавший международным отделом ЦК комсомола, жил в служебной кварти­ре, которую должны были использовать только в оперативных целях.

Пятьдесят тысяч министерство заплатило за двухсерийный фильм о министре. Ему в больших количествах привозили цветы, а расходы списывались на возложение цветов к Мавзолею Ленина и Моги­ле Неизвестного Солдата у кремлевской стены, В первый раз это сде­лали, когда покупали венок на похороны тестя Щелокова. Начальник ХОЗУ МВД генерал Виктор Калинин, как говорится в материалах уго­ловного дела, «из побуждений угодничества перед Щелоковым, злоупо­требляя служебным положением, совершил хищение из кассы 965 ру­блей»,

Николай Анисимович заботился о родственниках.

Накануне московской Олимпиады немецкая компания «Мерседес-Бенц» презентовала МВД три новеньких автомобиля — «для обеспечения безопасности движения в связи с проведением летних Олимпийских игр 1980 года». Немцы надеялись, что, убедившись в высоком качестве их продукции, министр Щелоков сделает им большой заказ и оснастит «мерседесами» всю советскую милицию.

Щелоков поступил иначе. Он получил разрешение в правитель­стве и один «мерседес» оформил на себя, второй па дочь. Третья ма­шина досталась его сыну Игорю. Жене Щелоков подарил БМВ, который тоже достался ему бесплатно.

Щелоков позаботился и о своем тесте. Владимир Матвеевич По­пов жил в станице Марьянской, занимался пчеловодством. Став мини­стром, писала газета «Труд», Щелоков приказал начальнику УВД Крас­нодарского крайисполкома подыскать Попову жилье и работу. Попов продал дом и пасеку в родной станице за сорок тысяч рублей и переехал в Краснодар. В 1967 году Попов, которому было за шестьде­сят (в этом возрасте в органах внутренних дел уже отправляют на пенсию), был принят на службу в краевое УВД, получил звание майора и должность начальника хозяйственного отдела.

На имя тестя приобрели прекрасную и дорогую дачу в подмо­сковном Болшеве. Дачу приобрели у эстрадного певца Эмиля Яковлеви­ча Горовца, который всего за два года до этого купил се у одного генерала. Горовец исполнял тогда весь основной советский реперту­ар, начиная с «Я шагаю по Москве», зарабатывал очень много, поэто­му смог заплатить генералу столько, сколько тот требовал. Задавать вопрос, откуда такие деньги у министра внутренних дел, наивно.

Эмиль Горовец добивался выезда в Израиль. Его не выпускали. Вопрос решился в 1974 году, когда министра заинтересовала его дача. Разрешение на выезд давал отдел низ и регистрации Министер­ства внутренних дел,

— Если бы Щелоков не купил мою дачу, — рассказывал Горовец, оказавшись за границей, — я бы не уехал. Как только Щелоков купил мою дачу, меня тут же выпустили. Приезжал его сын Игорь на «мерсе­десе». После покупки Щелоков позвонил мне домой, сказал, что доку­менты оформлены...

Помимо этого Попов занимался у себя дома подсобным промыс­лом — покрывал хромом металлические кровати. После его смерти жена Щелокова Светлана Владимиров-па велела местным сыщикам обшарить отцово жилье — у него должны были храниться большие деньги или ювелирные изделия. Сотрудники милиции искали три дня, пока не об­наружили сотенные ассигнации в трубках раскладушки.

Когда Щелокова сняли с поста министра и было возбуждено уголовное дело, следователи писали:

«Щелокову переданы антикварные ценности на сумму 248,8 ты­сячи рублей, являющиеся вещественными доказательствами по уголов­ному делу валютчика Акопяна М.С.

Первоначально уникальные шкафчики из наборного дерева, кар­тины, кресла, большая часть изделий из фарфора и серебра были по­ставлены на госдачу. № 8 в Серебряном Бору.

Некоторые антикварные ценности: скульптурная фигура «Беге­мот» из нефрита с золотыми стопами (ориентировочная стоимость 15 тысяч рублей), стакан из камня — нефрит, печатка в виде пасхально­го яйца, фарфоровая группа «Бегство Наполеона из России» и девять различных предметов из серебра — на общую сумму 42 тысячи рублей — были переданы непосредственно Щелокову и хранились у него в комнате отдыха при служебном кабинете.

В ноябре 1979 года по распоряжению Щелокова Н.А. все ука­занные ценности с дачи и из комнаты отдыха перевезены на служебную квартиру на улице Герцена. В дальнейшем многие предметы, как имею­щие высокую художественную ценность, переданы в музей Кремля, Останкинский дворец-музей и другие музеи».

Об этих ценностях министр узнал от начальника главного управления по борьбе с хищениями социалистической собственности и приказал своему хозяйственнику генералу Калинину доставить ему конфискованные ценности.

А оформили это самым простым образом.

Щелоков написал письмо министру финансов и получил разреше­ние оставить эти ценности в музее МВД как «представляющие профес­сиональный интерес», хотя по закону их полагалось обратить в доход государства.

В 1971 году Щелоков был в Армении. Ему понравилась картина Мартироса Сарьяна «Полевые цветы». МВД Армении купило эту картину за десять тысяч рублей и вручило ее Щелокову. Картину повесили на даче министра. А журнал «Советская милиция» написал, будто бы Са­рьян подарил картину министерству и она хранится в Центральном му­зее МВД.

Министр собирал картины, его жена предпочитала антиквариат. 26 ноября 1980 года у Щелокова был юбилей — семьдесят лет. Респуб­ликанских министров предупредили, что лучший подарок министру — хорошая картина. Руководитель одного из отделов ЦК КПСС рассказы­вал мне, что видел своими глазами, как в тот день в приемной мини­стра стояла очередь генералов с картинами в руках.

Накануне юбилея Юрий Чурбанов спросил у министра:

— Члены коллегии интересуются, что вам подарить к семиде­сятилетию?

— А что вы можете? — деловито спросил Щелоков. Чурбанов сказал, что они намерены скинуться и купить

ему подарок.

— Не надо сбрасываться, — отмахнулся Щелоков, — Калинин сам все организует.

Генерал-майор Виктор Калинин был начальником хозяйственного управления министерства. Он действительно все «организовал»: нашел в Гохране золотые швейцарские часы с цепью, часы передали на Мо­сковский экспериментальный ювелирный завод для реставрации и вы­ставили для продажи в магазине «Самоцветы». То есть на прилавок они даже не попали — генерал Калинин купил их от имени министер­ства. Часы стоили четыре тысячи рублей.

В десять утра члены коллегии пришли к министру, вручили ему эти золотые часы. После поздравления всех обнесли шампанским. Позднее выяснилось, что приобретались часы как подарок МВД СССР генеральному секретарю ЦК компартии Чехословакии, президенту рес­публики Густаву Гусаку, который их так и не увидел. В 1986 году бывший генерал Калинин — за хищение государственных средств в осо­бо крупных размерах — был приговорен к двенадцати годам лишения свободы. Отсидел девять лет...

Щелоков потом утверждал, что именной гравировки на часах не было, и он их передарил другому человеку, но называть его имя счи­тает неудобным. Говорят, что в многотомном деле, заведенном на Ще­локова, будто бы есть фотография, на которой министр вручает эти часы Брежневу...

Когда началось «дело Щелокова» и стали писать о том, как министр с большой выгодой для себя использовал служебное положе­ние, то узнали и о спецмагазине, в котором продавались импортные товары, которые хозяйственники министерства получали через внешнеторговые объединения «Разно­экспорт» и «Центросоюз»: магнитофоны, телевизоры, обувь, одежда. Товары в « Разноэкспорте» отбирала семья Щелокова, после этого об­разцы поступали в магазин, и там оформлялась покупка.

Писали, что формально магазин предназначался для оператив­ного состава. Фактически им пользовалась только семья министра — жена, дочь Ирина, невестка Нонна... Туда же ходил Юрий Чурбанов, если ему что-то требовалось. В реальности спецмагазинов для членов коллегии МВД было несколько. Когда вокруг имени Щелокова начался скандал, то закрыли только магазин, которым пользовался сам ми­нистр. Остальные спецмагазины остались. Один бывший заместитель министра внутренних дел говорил мне, что ассортимент товаров в ма­газине МВД был лучше, чем в знаменитой двухсотой секции ГУМа, где закупали импортные товары представители высшей номенклатуры. А продукты руководители министерства заказывали прямо по телефону — причем этим занимались не сами генералы, отягощенные служебными делами, а их жены.

В аппарате МВД заботились о своем руководстве и после Щело­кова. От такого наследства генералам отказываться не хотелось. С утра ко всем заместителям министра приходил врач: мерил давление, слушал сердце. Через день им делали массаж — прямо в кабинете. Две массажистки по очереди приводили их в рабочее состояние. В МВД платили хорошие деньги — в сравнении с партийным аппаратом. Ска­жем, первый заместитель заведующего отделом ЦК получал 650 рублей, а став заместителем министра внутренних дел — 1350, то есть вдвое больше. В МВД платили за звание, за выслугу лет и так далее.

Помимо зарплаты и надбавок заместителю министра полагалось еще двадцать восемь рублей «пайковых», то есть деньги на питание как военнослужащим. Поразительным образом покупательная способ­ность этих двадцати восьми рублей была такова, что позволяла заме­стителю министра ежедневно бесплатно обедать в столовой для на­чальства, а его секретарю получать в спецбуфете чай, кофе, печенье и сигареты, чтобы ублажать своего шефа и его гостей.

Николай Анисимович Щелоков мог бы благополучно перейти на пенсию или числиться консультантом МВД и нянчить внуков, если бы не Андропов. Юрий Владимирович ненавидел Щелокова. Соратники пред­седателя КГБ уверяют, что министра внутренних дел Андропов в своем кругу именовал «жуликом» и «проходимцем».

В чем причина ненависти Андропова к Щелокову? В желании по­карать коррупцию, которая расцвела при Щелокове? Или это было со­перничество двух силовых ведомств?

Генерал Виктор Иваненко, который в те годы работал в инспекторском управлении КГБ, считает так:

— С Щелоковым у Андропова шла борьба за власть, за влияние, за доступ к телу генерального секретаря. Это чувствовалось. Но было и ощущение, что надо взрывать это застойное время. Нужны были кричащие примеры сращивания с преступным миром, коррупции. Насту­пил момент, когда спросили: у кого что есть? Выяснилось, что на Щелокова есть материал,

— А в КГБ и раньше говорили, что за Щелоковым что-то тянет­ся?

— Слухи были. Милиция занималась черновой, грязной работой. В белых перчатках там не поработаешь. Я часто работал в совместных оперативно-следственных группах и с уважением к ним относился. Вместе с тем их соприкосновение с уголовной средой, с грязью под­рывало иммунитет самих органов. К началу восьмидесятых появилась статистика, которая свидетельствовала о том, что в органах не­благополучно...

— Андропов хотел избавиться от человека, который мог влиять на Брежнева, — считал бывший член политбюро Александр Яковлев. — Власть вся была коррумпирована, почему он выбрал себе только один объект, достойный борьбы? Почему других не посмел тронуть?