СТАРШИЙ ПО СОЦСТРАНАМ

СТАРШИЙ ПО СОЦСТРАНАМ

Сразу после смерти Сталина, 19 марта 1953 года, в аппарате ЦК образовали отдел по связям с зарубежными компартиями. Сотрудни­ки отдела следили за деятельностью иностранных компартий, принима­ли иностранные делегации, приезжавшие в Советский Союз, и помогали политэмигрантам, которых в нашей стране еще было немало.

С марта 1955 года отделом руководил кремлевский долгожи­тель, выпускник Института красной профессуры и бывший работник Коминтерна Борис Николаевич Пономарев. При Хрущеве он стал акаде­миком. Борис Николаевич поставил рекорд — заведовал отделом больше тридцати лет, пока Горбачев не отправил его на пенсию.

В начале 1957 года пономаревский отдел решили разделить, чтобы одно подразделение занималось капиталистическими и развиваю­щимися странами, другое — социалистическими. Вопрос обсуждался на заседании президиума ЦК 21 февраля 1957 года. Решили создать меж­дународный отдел ЦК, во главе которого оставили Бориса Пономарева, и отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями социали­стических стран. В газетах его полное название никогда не упомина­лось, писали коротко и внушительно — Отдел ЦК.

Задачи нового отдела сформулировали так: поддержание тесных контактов с братскими партиями, изучение экономических и социаль­но-политических процессов в соцстранах, разработка планов всесто­роннего сотрудничества, контроль за всеми советскими ведомствами и организациями «в их сношениях со странами народной демократии» и наблюдение за политической работой с приезжающими в Советский Союз гражданами этих стран.

Кандидатуру руководителя нового отдела подбирал кандидат в члены президиума ЦК КПСС Дмитрий Трофимович Шепилов, которого Хру­щев только что вернул из Министерства иностранных дел на пост се­кретаря ЦК. Шепилов предложил Николая Павловича Фирюбина, посла в Югославии. Фирюбин был сравнительно молодым дипломатом. Инженер по образованию, он рано попат на партийную работу и в годы войны был секретарем Московского горкома по промышленности. Он был снят с должности в конце 1949 года, когда Сталин устроил большую чистку столичной команды и вновь сделал хозяином Москвы Хрущева. Фирюбин работал в Мосгорисполкоме, а потом оказался на дипломатической ра­боте.

Шепилов не сомневался, что его кандидатура пройдет. На сме­ну Фирюбину в Министерстве иностранных дел уже готовили другого партийного работника — Евгения Ивановича Громова, который был се­кретарем райкома, потом руководил отделом в столичном горкоме. В 1948 году его взяли в аппарат ЦК, после смерти Сталина он руково­дил отделом партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам. Ев­гений Громов должен был стать следующим Послом в Югославии.

Но Хрущев возвращать Фирюбина на партийную работу не захо­тел. Секретариату ЦК поручили подобрать другую кандидатуру. Искали опять же среди дипломатов, имевших опыт партийной работы. Выбор оказался неширок. Через неделю, 26 февраля, министр иностранных дел Громыко рекомендовал на этот пост посла в Венгрии Андропова.

Возражений не последовало.

Весной 1957 года Андропов вернулся в Москву. А Евгении Гро­мов, соответственно, поехал не в Белград, а в Будапешт.

7 мая 1957 гада Андропов уже представил на рассмотрит; се­кретариата ЦК структуру и штаты нового отдела. Документ, как во­дится, вернули на доработку и в окончательном виде утвердили 20 мая.

Андропову полагалось два заместителя, помощник и дна ответ­ственных консультанта. В составе отдела создается секретариат, в который включили стенографистку, четырех машинисток и двух курье­ров. В отличие от других отделов ЦК здесь работали не инструкторы и не инспек-Горы, а референты и младшие референты (все со знанием иностранного языка).

Аппарат андроповского отдела делился на семь секторов:

сектор Польши и Чехословакии — девять сотрудников;

сектор Германской Демократической Республики — четыре со­трудника;

сектор Румынии и Венгрии — восемь сотрудников;

сектор Болгарии, Албании и Югославии — десять сотрудников;

сектор Китая — шесть сотрудников;

сектор Северного Вьетнама, Северной Кореи и Монголии — семь сотрудников;

сектор приема и обслуживания зарубежных партийных н обще­ственных организаций (этот сектор занимался не только приемом и отправкой делегаций, но и учебой иностранцев).

Кроме того, создавалась редакция материалов о положении в социалистических странах из четырех человек.

Из пономаревского отдела Андропову передали сектор европей­ских стран народной демократии и сектор восточных стран народной демократии. Остальных работников приглашали со стороны — из Мини­стерства иностранных дел, академических институтов и научных жур­налов. Поэтому Андропов получил редкую возможность набрать молодых людей, не прошедших школу партийного аппарата, то есть со свежими, неиспорченными мозгами. Обычно в аппарат ЦК принимали только со стажем освобожденной партийной работы, то есть бывших секретарей райкомов-горкомов-обкомов. Использовать их на аналитической работе в сфере мировой политики было трудновато.

При Хрущеве, а потом еще больше при Брежневе стали высоко цениться умелые составители речей и докладов. Доверить эту работу партийным чиновникам никак было нельзя, искали людей с талантами, с эрудицией, с хорошим пером. И Андропов понимал, что может выде­литься, располагая таким сильным штатом. Когда ему поручали работу над документом, он мог порадовать Хрущева, а потом и Брежнева. Речи в его аппарате писались действительно замечательные, но, к сожалению, на реальной жизни они мало отражались. Речи становились все лучше и лучше, а дела шли все хуже и хуже...

Борис Пономарев в октябре 1963 года первым добился создания в международном отделе группы консультантов. В нее Пономарев под­бирал широко образованных и умеющих писать людей, которые готовили не только все от-дельские бумаги, но и сочиняли ему речи и тексты выступлений. Андропов оценил идею старшего коллеги и захотел того же. 25 декабря он отправил в секретариат ЦК КПСС записку с прось­бой разрешить ему образовать подотдел информации и включить в него работающих в отделе девять ответственных консультантов, которые готовят «наиболее ответственные документы но общим вопросам разви­тия мировой социалистической системы и укреплении ее единства, а также пропагандистские материалы».

Просьба Андропова возражений не вызвала. 2 января 1964 года секретариат ЦК согласился с его предложением. Подотдел информации возглавил молодой и амбициозный политолог Федор Михайлович Бурлац­кий, который со мрсменем станет профессором, главным редактором «Литературной газеты», народным депутатом СССР.

Так Юрий Владимирович обзавелся собственным мозговым цен­тром, который использовал на сто процентов. В группе консультантов работали очень толковые люди — из них несколько человек стали по­том академиками. Например, Георгий Аркадьевич Арбатов, который пришел в отдел в мае 1964 года из журнала «Проблемы мира и социа­лизма», в дальнейшем создал и возглавил Институт США и Канады. Олег Тимофеевич Богомолов, специалист по экономике стран Восточной Европы, стал директором Института экономики мировой социалистической системы.

В декабре 1963 года из журнала «Коммунист» консультантом в отдел взяли Александра Евгеньевича Бовина, блистательного журнали­ста и оригинально мыслящего политика. В своем кругу Бовин язви­тельно сформулировал роль отдела — «Отдел по навязыванию советско­го опыта строительства социализма».

Георгий Хосроевич Шахназаров, будущий помощник Горбачева и член-корреспондент Академии наук, поступил к Андропову в январе 1964 года. Его первые впечатления от работы в партийном аппарате: «Мыслящие, небесталанные и лаже незаурядные люди со временем утра­чивали свое «я». Послушными исполнительными винтиками системы ста­новились не только референты, инструкторы и другие «нижние чины», но и секретари ЦК, члены политбюро...»

В отделе работали видный китаист Лев Петрович Делюсин, ставший впоследствии профессором, Федор Федорович Петренко, еще один бывший сотрудник «Коммуниста», специалист по партийному строительству.

Сильное интеллектуальное окружение невольно приподнимало и самого Андропова, создавало ему ореол свободомыслящего и либераль­ного политика. Люди, которые с ним тогда работали, вспоминали, что он создал им атмосферу духовной свободы, иногда вел с ними разго­воры па недопустимые в здании ЦК темы. Многие из них идеа-пиируют Юрия Владимировича. Академик Георгий Арбатов рассказывал, как они собирались в кабинете Андропова, снимали пиджаки, Юрий Владимиро­вич брал ручку, и начиналось коллективное творчество. Интересно было, писал Арбатов, приобщиться к политике через такого незауряд­ного и умного посредника, как Андропов...

«С Андроповым было интересно работать, — вспоминал Алек­сандр Бовин. — Он умел и любил думать. Любил фехтовать аргумента­ми. Его не смущали неожиданные, нетрафаретные ходы мысли».

В нем была какая-то притягательная сила, вспоминал главный редактор «Правды» Виктор Григорьевич Афанасьев. Ему запомнились строгий, цепкий, изучающий и завораживающий взгляд темных глаз со светлыми искорками, шикарные волосы.

«Он уже тогда носил очки, но это не мешало разглядеть его большие, лучистые голубые глаза, которые проницательно и твердо смотрели на собеседника, — вспоминал Федор Бурлацкий. — Вся его большая и массивная фигура с первого взгляда внушала доверие и симпатию. Он как-то сразу расположил меня к себе, еще до того, как произнес первые слова».

Юрий Владимирович, конечно, сильно отличался от коллег по секретариату ЦК — жестких и малограмотных партийных секретарей, которые привыкли брать нахрапистостью и глоткой. Андропову, по мнению Арбатова, общение со своими консультантами помогало попол­нять знания, притом не только академические. Это общение было и источником информации о повседневной жизни, неортодоксальных оце­нок и мнений. Он терпеливо слушал даже то, что не могло ему понра­виться, наставлял своих подчиненных:

— В этой комнате разговор на чистоту, абсолютно открытый, никто своих мнений не скрывает. Другое дело — когда выходишь за дверь, тогда уже веди себя по общепринятым правилам!

Но часто не комментировал услышанное, чтобы не высказывать своего мнения. Когда речь шла о щекотливых материях, никак не реа­гировал, молчал, это выдавало в нем опытного чиновника.

Первым заместителем Андропова в мае 1957 года назначили Ивана Тихоновича Виноградова, который был заместителем Пономарева в едином отделе ЦК по связям с иностранными компартиями. Через полтора года, в декабре 1959 года, Андропов отправил его в журнал «Проблемы Мира и социализма». В конце 1962 года первым замести­телем стал Лев Николаевич Толкунов. Его взяли в отдел в 1957 году из «Правды», где Лев Николаевич работал в отделе соцстран. Начинал он консультантом, летом 1960-го стал заместителем заведующего, а еще через два года вырос до первого зама.

«Общее впечатление, — писал о нем Бовин, — неизменная до­брожелательность, интеллигентность, отсутствие всякой иерархиче­ской спеси, так распространенной в аппарате. С чем-то он соглашал­ся, с чем-то нет, однако всегда был открыт для аргументов, для но­вых, иногда неожиданных поворотов мысли».

В октябре 1965 года Льва Толкунова назначили главным редак­тором «Известий». Многие газетчики считают его лучшим редактором «Известий» за всю их историю.

В отделе его сменил Константин Викторович Русаков, который со временем станет помощником Брежнева и секретарем ЦК КПСС. Он был человеком иного типа, чем Голхунов, Русаков — по специальности инженер, строил мясокомбинаты, работал в министерстве рыбной про-мышмленности, даже занимал кресло министра, но недолго. Он три года был советником посольства в Польше, после чего его направили в андроповский отдел заведовать сек-гиром. В 1962 году Русакова сделали послом в Монголии. В октябре 1964 года его вернули в Моск­ву и сделали заместителем Андропова.

Заместителем Андропова, ведавшим китайскими делами, полтора года был уже упоминавшийся в этой книге Николай Николаевич Меся­цев, после свержения Хрущева поставленный руководить радио и теле­видением.

Поначалу работа на Старой площади складывалась удачно. По­кровитель Андропова Отто Вильгельмович Куусинен па июньском плену­ме ЦК 1957 года был избран секретарем и членом президиума ЦК. Он очень благоволил Андропо-»у, помог ему укрепиться в аппарате. Та­кое покровитель-пио имело огромное значение для новичка. В прези­диуме ЦК Андропова воспринимали как младшего напарника К у усине­на.

Отто Вильгельмовича держали подальше от практиче кой рабо­ты. Он стал живой реликвией, как Ворошилов. Хрущев старался про­двигать молодых людей, пожилых соратников не жаловал. Но если над Ворошиловым Хрущев издевался, то неамбициозного и полезного Кууси­нена ценил. Старый коминтерновец олицетворял историю международно­го коммунистического движения. Куусинену поручили написать учебник по основам марксизма-ленинизма,

— Он — новатор, настоящий новатор! — расхваливал своего шефа Федору Бурлацкому помощник Куусинена. — Он не оставляет камня на камне от наших заскорузлых и застоявшихся, как вонючая лужа на палубе, представлений.

Это было время осторожного пересмотра некоторых марксист­ских догм. Иногда эти теоретические споры не имели никакого значе­ния, иногда помогали жизни меняться в лучшую сторону. Напри­мер, пробивала себе дорогу идея, что на смену диктатуре пролетариа­та приходит общенародное государство. Принятие этой идеи на вооружение теоретически означало, что внутри страны врагов нет и репрессии против них не нужны...

По словам академика Георгия Арбатова, Куусинен «был человек со свежей памятью, открытым для нового умом, тогда очень непривыч­ными для нас гибкостью мысли, готовностью к смелому поиску. Ну а кроме того, он умел думать. Честно скажу, я впервые познакомился с человеком, о котором можно было без натяжек сказать: это человек, который все время думает».

Арбатов обратил внимание на то, что Куусинен избегал разго­воров о прошлом. Видимо, были страницы, о которых ему хотелось за­быть.

Хозяйство Андропову достаюсь беспокойное.

Отношения с Югославией складывались очень сложно, а от дружбы с Албанией и особенно с Китаем ничего не осталось, и нельзя сказать, что Андропову удалось что-то исправить. Впрочем, тон в таких ключевых вопросах задавал сам Никита Сергеевич Хрущев. А он скорее был готов пойти на компромисс с Соединенными Штатами, чем с братским Китаем.

К 40-летию Октября в Москве провели международное совещание коммунистических и рабочих партий. Совещание стало боевым крещени­ем Андропова в роли завотделом. Приехала большая китайская делега­ция — Мао Цзэдун, Лю Шаоци, Чжоу Эпьлай, Дэн Сяопин, Кан Шен. Мао творил о том, что не надо бояться ни атомной бомбы, ни ракетного оружия. Социалистические страны все равно победят.

Тогда еще Хрущев и Мао беседовали вполне дружески. Ки­тайский лидер крайне удивился, когда советская делегация сама предложила снять положение о том, что КПСС — ведущая сила мирового коммунистического движения. Если вы не хотите, то мы возьмем эту роль на себя, ска-кит Мао.

Когда в Китае начались политико-экономические эксперименты, Хрущев не знал, как на них реагировать. Потом он забеспокоился, потому что некоторые социалистические страны стали восхвалять и копировать опыт китайских товарищей. Никита Сергеевич был возму­щен, когда один из руководителей Болгарии Вылко Червенков, съездив в Китай, высоко оценил политику «большого скачка». Это уже была недоработка по линии андропов-ского отдела. Юрий Владимирович по­лучил задание сплотить все соцстраны против Китая. Удалось угово­рить всех, кроме Албании.

Когда отношения с Китаем разладились, в Пекин отправилась албанская делегация. Это было еще до ссоры с Албанией. Но китайцы делегацию уже обрабатывали. На обратном пути к Андропову пришла член политбюро Албанской партии труда Лири Белишова и рассказала, что китайцы вели с ними антисоветские разговоры.

В тот момент председатель Совета министров Албании Мехмет Шеху лежал в Москве в больнице. Андропов поехал к нему и поделился информацией, полученной от Бе-лишовой. Шеху встал с больничной койки и уехал на родину. Там вместе с Энвером Ходжей они начали охоту на тех, кто продолжал открыто придерживаться промосковской линии. Лири Белишову, которая была так откровенна с Андроповым, вывели из политбюро, исключили из партии и арестовали.

Хрущев не хотел рвать с Энвером Ходжей, потому что Албания занимала стратегически важное положение на Средиземном море. Единственная из всех стран она получала не льготные кредиты, а все даром. Албанская армия просто состояла на содержании Советского Союза. Не только оружие, но и обмундирование и питание — все шло из советского бюджета. В обмен было решено разместить в албанских портах двенадцать подлодок, которые могли действовать в Средизем­ном море. Имелось в виду, что со временем лодки перейдут Албании и на них появятся албанские экипажи.

Когда Хрущев решил помириться с Югославией, ему пришлось преодолевать сопротивление не только товарищей по президиуму ЦК, но и других соцстран. В конце концов он всех переубедил. Кроме ру­ководителей Албании. Хрущев вспоминал, как албанские вожди доказы­вали ему: «Югославы — безнадежные люди, они не коммунисты. Все это высказывалось со злобным присвистом. Особенно возмущался Энвер Хо­джа. У него резкий характер, и, когда он говорит о том, что ему не нравится, у него лицо просто передергивается и он чуть ли не скре­жещет зубами».

В 1959 году Хрущев с делегацией ездил в Албанию: «Мы хотели помочь перестроить албанское хозяйство на современном уровне, сде­лать из Албании как бы жемчужину, которая притягивала бы к ней му­сульманский мир, особенно Ближний Восток и Африку, притягивала бы к коммунизму. Вот, собственно, хаковы были наши намерения и какую политику мы там проводили».

Ничего из этого не получилось.

На совещании коммунистических к рабочих партий в Москве в ноябре 1960 года Энвер Ходжа произнес уже антисоветскую речь. И руководитель компартии Испании Долорес Ибаррури ответила ему очень резко:

— Это выступление напоминает мне пса, который кусает руку человека, кормящего его хлебом.

Хрущев распорядился отозвать из Китая всех советских сту­дентов, над которыми издевались, не давали нормально заниматься. Соответственно попросили вернуться на родину китайских студентов, которые распространяли в Советском Союзе маоистскую литературу. На конечной железнодорожной станции перед Монголией китайские студен­ты устроили демонстрацию.

«Даже неприлично говорить о том, что они проделывали, — вспоминал Никита Сергеевич, — снимали штаны и гадили на перроне и в вокзале. Не знаю даже, как назвать такую демонстрацию. Это про­сто свинство!»

И тот момент заканчивалось обучение китайских ядер-тиков искусству создания атомного оружия, и уже была Готова изготовлен­ная специально для Кита» модель ядерного взрывного устройства не­большой мощности. Министр среднего машиностроения доложил, что все готово к отправке. В последний момент на заседании президиума ЦК решили не снабжать Китай ядерным оружием. В Пекине это сочли враж­дебным актом,

Андропову было непросто с непредсказуемым Хрущевым, который подготовленным речам предпочитал импро-иизацию и не стеснялся в выражениях.

В октябре 1961 года на съезде румынской компартии в Бухаре­сте китайская делегация стала критиковать Хрущева за десталиниза­цию. Никита Сергеевич попросил румын устроить закрытую встречу всех иностранных делегаций, прибывших на съезд. Между Хрущевым и китайцами возникла перепалка, В какой-то момент выведенный из себя Хрущев вспомнил о мумии Сталина, которая еще находилась рядом с Лениным в Мавзолее, и сказал:

— Если он вам так нужен, забирайте! Китайцы промолчали.

5 ноября 1962 года на президиуме ЦК Хрущев держал большую речь. Заговорил среди прочего о том, что надо следить за появлени­ем новой техники за границей, вовремя ее приобретать и быстро осваивать.

— Мы закупаем за границей много техники, к которой v гра­чей интерес, и она лежит без употребления, — негодо-ВйЛ первый се­кретарь ЦК и председатель Совета министров. — А самое главное — надо подумать над тем, не стоит ли нам создать такой партийный аппарат, который бы занимался этими вопросами и помогал Новикову.

Владимир Николаевич Новиков только что был назначен предсе­дателем правительственной комиссии, которая занималась Советом экономической взаимопомощи (СЭВ) и внешнеэкомическим сотрудниче­ством.

— Мне рассказывал Андропов, — продолжал Хрущев, — что ча­сто звонят к нему и просят обменяться мнениями. Андропов в этом деле не понимает ни уха ни рыла, это не его область. Сейчас у нас развиваются экономические связи между социалистическими странами, и они будут еще глубже развиваться. А кто будет этим заниматься? Здесь должен быть новый человек, так как Андропов не сможет воз­главить это дело, ему будет трудно, это не его область.

Едва ли Юрию Владимировичу приятно было это слышать, но он покорно проглотил недипломатичную речь хозяина. Хрущев считал, что Андропов в экономических делах не разбирается, и не стеснялся в выражениях. Пожелание руководителя партии было быстро реализовано. Постановлением президиума ЦК 20 декабря 1962 года образовали новый отдел ЦК по экономическому сотрудничеству с социалистическими странами.

Отдел был маленький — всего шестнадцать человек. Его даже не стали делить на сектора. Вместо этого ввели четыре должности ответственных консультантов — по общим экономическим вопросам; по вопросам металлургической, топливной промышленности и машинострое­ния; по вопросам сельского хозяйства, легкой и пищевой промышлен­ности; по вопросам строительства и транспорта.

Каждому в помощь дали одного-двух референтов — вот и весь аппарат отдела, если не считать технический персонал. Заведовал отделом все время его существования Борис Пантелеймович Мирошни­ченко, в феврале 1963 года ему подыскали заместителя — Константина Михайловича Баранова.

Через новый отдел проходили документы Совета экономической взаимопомощи, Международного банка экономического сотрудничества стран — членов СЭВ, справки советских министерств и ведомств о со­трудничестве с партнерами из соцстран и записи бесед советских ди­пломатов в этих странах, касающиеся внешнеторговых вопросов.

Андропову появление конкурента было крайне неприятно. Но он старался отличиться по идеологической линии. Труды не пропали да­ром. 23 ноября 1962 года Хрущев сделал секретарями ЦК еще одну группу своих выдвиженцев — четырех руководителей важнейших отделов аппарата партии. Повышение получил и Андропов. Юрия Владимировича стали чаще приглашать на президиумы ЦК. Хрущев привлекал его к по­лемике с китайцами, считая его «идеологом». Со временем включил его в состав Идеологнчсской комиссии ЦК. В декабре 1963 года Ан­дропов выступил на пленуме ЦК, который проходил в Кремлевском дворце съездов, рассказывая о советско-китайских отношениях.

Его ценили как оратора.

— С Андроповым я познакомился сразу, как только он иернул­ся из Венгрии и стал заведовать отделом, который ишшался социали­стическими странами, — вспоминал работавший в московском партийном аппарате Николай Григорьевич Егорычев. — Я его пригласил выступить перед пропагандистами. Есть на Ново-Рязанской клуб шоферов, где собралось человек шестьсот районных пропагандистов. Он блестяще выступил — без бумажки. Мы после этого обедали в этом шоферском клубе. Нас щами угощали, очень вкусными.

Егорычев вновь пригласил Андропова.

— Да ты меня замучил, Николай.

— Ты сам виноват, — нашелся Егорычев. — Хорошо выступаешь, люди просят...

В доверительных беседах Андропов говорил о многообразии развития коммунистического движения в мире, повторял, что нельзя всех стричь под одну гребенку:

— Как можно говорить о социализме в Африке и в Европе и добиваться, чтобы было одинаково? Это невозможно. Есть националь­ные особенности, разный уровень развития.