7. Судебная реформа
7. Судебная реформа
Во-вторых, судебная реформа должна была уравнять все сословия, потому что в суде дворянское происхождение и крестьянское не имели теперь никакого значения. Привилегии, которое имело дворянство, не платя налоги, в суде не имели никакого значения. Судебная реформа была проведена. Вводились новые судебные уставы. Суд, который родился во время этой реформы, стал целой эпохой в России. Ничего подобного Россия не знала.
Во-первых, судьи становились несменяемыми, им назначались такие оклады, что они могли не брать взяток. Во-вторых, вводился состязательный процесс, т. е. интересы сторон отстаивали адвокаты как в гражданских процессах, так в процессах уголовных. Губернская власть влиять на суды не могла, желание губернатора для судьи ничего не значило, назначался суд присяжных.
Присяжными могли стать настоящие обыватели, люди, которые обладают недвижимым имуществом, которые имеют репутацию порядочных людей, которые лично не знают тех, кто участвует в процессе. Присяжные должны были сидеть на процессе и слушать — больше ничего. Когда процесс заканчивался, судья предлагал им ответить на вопрос: виновно данное лицо или не виновно? И если виновно, то заслуживает ли снисхождения? Для того, чтобы решить этот вопрос, они удалялись в специальную совещательную комнату, где находились до тех пор, пока не приходили к какому-то мнению. Затем старшиной присяжных объявлялся вердикт, допустим: виновен. Тогда судья говорил, что вина подпадает под такую-то статью уголовного кодекса, если шел уголовный процесс, и карается соответствующими мерами заключения или ссылки, а если заслуживает снисхождения, то давали помилование.
Суд делался гласный (т. е. можно было публиковать репортажи из зала заседаний суда) и открытый — на заседания суда мог прийти любой. Это стало очень популярно, российское общество зачастило в суды. Некоторые процессы освещались в самых крупных газетах, заключались пари. Единственное, что категорически нельзя было делать, это предвосхищать решение суда. За это на газету или журнал накладывался большой штраф, а кроме того, можно было угодить и в тюрьму, хотя и ненадолго.
Легко можно сделать вывод, что многое теперь зависело от адвоката, от его умения интерпретировать поступки своего подзащитного, провести перекрестный допрос, поставить вопрос противной стороне. Наконец, колоссальную роль играло красноречие адвоката, поскольку и чисто эмоциональное воздействие на присяжных заседателей всегда имело место.
Приведу один исторический анекдот. Известный Анатолий Федорович Кони был одним из самых популярных прокуроров и обвинителей. У него был хороший знакомый и постоянный оппонент — знаменитый Плевако, один из крупнейших русских адвокатов. Как-то судили одного священника — пьяницу. Дело было в провинции. Когда Плевако спросили, сколько ему нужно времени на речь в защиту {87} обвиняемого, он сказал, что ему нужно 20 секунд. Это было невероятно. Но вот Плевако вышел и произнес всего несколько слов: «Господа, он отпускал вам ваши грехи всю вашу жизнь, неужели вы сейчас не отпустите его грех?»
Конечно, такие вещи происходили не часто, по фактически борьба обвинителя и защитника или борьба двух адвокатов в гражданском процессе требовала от адвокатов знания чисто специального — искусства речи, большой культуры, наконец, знания психологии. И не случайно с этого времени юридическое образование становится самым престижным в России. Естественно, если адвокат начинал выигрывать процессы один за другим, его приглашали все чаще, он получал колоссальные гонорары, поэтому сословие адвокатов стало очень престижным. С другой стороны, в это время возникла поговорка, что адвокат — это нанятая совесть, и такое действительно бывало. Если кто-то интересуется этой тематикой, читайте речи Плевако [17], а также двухтомные воспоминания Кони (один том — речи, а другой — мемуары «На жизненном пути») [18].
Высшей судебной инстанцией был Сенат. Многоступенчатой системы не было, кассацию можно было направлять только в одну вышестоящую инстанцию, причем, если доходило дело до кассации, то его не рассматривали заново, а проверяли соблюдение процессуальных норм. Если эти нормы не соблюдались, то назначался новый суд с новым судьей и новым составом присяжных заседателей (т. е. в высшей инстанции не судили). Наказания бывали разные, но в это время смертной казни у нас не было. Я имею в виду — за уголовные преступления. Что касается государственных преступлений, то они в судах не рассматривались.
Кроме того, существовала административная ссылка. Это был очень любопытный институт. Дело в том, что всех проблем суды решить не могли, и политическая борьба, которая началась в стране практически одновременно с этими реформами, а также активизация социалистических тенденций требовали иногда чрезвычайных мер. Тогда инициативу брала на себя государственная власть. Так, Чернышевский отправился в Сибирь административным путем, а не по суду. С точки зрения государства было естественно, что эти вопросы не решали суды. Суды были либеральны.
Административная ссылка помогала решить те проблемы, которые суд сразу решить не мог. Она была способом сохранения какого-то равновесия.
У этих реформ было очень много сторонников и столько же противников. Пожалуй, никогда реформы так яростно не критиковали, как это было в конце XIX века. Так, В. О. Ключевский высказывался на этот счет чрезвычайно резко: хорошо, когда реформы проводит Петр I, но беда, когда за них принимается Александр II. Я думаю, что он был не прав. Не все было идеально, не все получилось так, как хотелось, да и возможно ли было все продумать? Но то, что было тогда сделано, вызывает, на мой взгляд, глубокое уважение. В такой сложный исторический момент, как проведение реформ, критика бывает слишком пристрастна.
Александр II был великий реформатор, но он не был реформатором по призванию. Осознав, что реформы необходимы, он взял на себя труд и смелость их начать и продолжать, хотя всего завершить не смог. Это потребовало от него колоссального личного труда, личной энергии — можно сказать даже, что эти реформы сократили его жизнь.
Реформы вызвали к жизни такое явление, как народовольчество. В чем-то оно было неизбежно, но его нельзя было предусмотреть, ничего подобного в России никогда раньше не было. У нас были гвардейские заговоры, но они носили совершенно другой характер — это были заговоры монархистов. Социалистические учения, которые стали у нас постепенно распространяться благодаря Герцену, — это было нечто новое, и понадобилось немало времени, чтобы власти могли в этом разобраться.