3. Много шума из ничего

3. Много шума из ничего

Есть в рецензии примеры того, как сюжеты, не представляющие принципиального значения в данной работе, но являющиеся легкой мишенью для нападок и дающие богатую пищу для спекуляций, выносятся на первый план и превращаются в вопросы первостепенной важности.

Урожайная статистика. 28% своей рецензии А.О. посвятил главным образом доказательству того, что предлагаемая мною 10%-ная поправка в официальные данные сборов хлебов и картофеля не нужна, так как официальная статистика достоверна.

Вопрос о поправках в официальную урожайную статистику давно является дискуссионным. Все согласны: она занижала сборы хлебов, только степень этого оценивалась по-разному. По мнению специалистов XIX в., губернаторские отчеты XIX — начала XX в. преуменьшали сборы хлебов на 10–20% (главным образом из-за неточных сведений об урожайности). Поскольку для всего XIX в. использованы данные губернаторских отчетов, то я внес в них минимальную поправку, равную 10%.

Сведения за 1909–1913 гг. основаны на данных ЦСК. Предполагается, что они более надежны, чем сведения губернаторских отчетов. Вполне возможно. Но и ЦСК занижал сборы на величину, одними оцениваемую в 7–10%, другими — в 19%. Зарубежные исследователи вносят в данные ЦСК поправку в 7–10%{225}. О занижении урожайных сведений свидетельствует и транспортная статистика 1901–1913 гг.: в ряде случаев она зафиксировала вывоз из губерний хлеба, в 1,5–2,8 раза превосходивший весь его сбор. Причина — в сознательном занижении земледельцами урожайных сведений по причине страха увеличения налогов{226}. Нельзя забывать два момента: в 1875 г. правительство ввело поземельный налог, создавший у крестьян дополнительный стимул для занижения площади посевов, и земледельцы не умели быстро и правильно мерить землю.

К сожалению, нельзя установить точную меру искажения сбора хлебов из-за отсутствия надежного эталона для сравнения. Но можно получить приблизительное представление о степени искажения посевов, сравнив данные ЦСК и сельскохозяйственной переписи 1916 г. (табл. 9).

Таблица 9.

Посевная площадь в Европейской России по сведениям ЦСК и сельскохозяйственной переписи 1916 г. (данные ЦСК=100)[22]

Регион Рожь Пшеница Ячмень Овес Гречиха Картофель Северный 95,1 11,9 106,5 33,1 — 69,2 Северно-земледельческий 123,5 90,4 97,1 109,2 60,6 112,8 Петроградская губерния 134,5 16,6 76,2 103,0 24,9 83,1 Прибалтийский 94,6 72,6 98,7 80,9 60,8 102,3 Западный 106,0 92,7 78,1 92,5 83,3 114,1 Центрально-промышленный 127,8 105,7 95,8 118,3 110,1 111,9 Прикамский 109,9 82,2 98,4 109,5 77,0 85,6 Приуральский 110,4 99,8 108,6 89,4 106,2 611,9 Центрально-земледельческий 102,8 95,9 118,8 95,3 90,5 107,6 Юго-западный 101,9 105,6 110,8 111,0 80,7 74,1 Малороссийский 100,8 111,6 113,3 106,5 81,3 159,1 Новороссийско-Донской 89,2 104,4 99,5 110,9 66,0 138,2 Юго-восточный 102,8 92,3 88,3 100,9 97,3 112,5 Нижневолжский 82,4 71,4 66,8 21,0 81,1 39,3 Ставропольская губерния 82,0 87,2 89,3 99,1 17,4 89,4

Посевы по сведениям переписи и ЦСК различались по всем хлебам весьма существенно, иногда преуменьшая их в 8,4 раза (по пшенице в Северном регионе) или преувеличивая в 6,1 раза (по картофелю в Приуральском регионе). При таком разнобое нельзя уверенно полагаться на урожайную статистику — это мировая закономерность. При учете, неизмеримо более совершенном, чем 100–150 лет назад, точных данных также нет. Например, в США статистические данные, разрабатываемые двумя главными центрами сельскохозяйственной статистики, Бюро цензов и Министерством сельского хозяйства, в 1950-е гг. отличались друг от друга по уборочной площади основных культур от (+) 0,6 до (-) 26,4%, по производству — от (+) 6,0 до (-) 13,4%{227}. Что же говорить о России XIX — начала XX в.?!

Занижение российской статистикой сведений о сборе хлебов резонно подвести под понятие теневой экономики — не учитываемые официальной статистикой производство, потребление, обмен и распределение материальных благ. Как утверждают специалисты, теневая экономика в том или ином виде присутствует во всех странах и сопутствует человечеству на протяжении веков. Во второй половине 1990-х гг. в развитых странах теневая экономика была эквивалентна в среднем 12% валового внутреннего продукта (ВВП), в странах с переходной экономикой — 23%, а в развивающихся — 39% ВВП. Теневой сектор в России оценивается в 1990–1991 гг. в 10–11%, в 1993 г. — 27% ВВП, в 1996 г. — 46%, в 2003 г. — 20–25%{228}. Урожайная статистика в XIX — начале XX в. занижала сбор хлебов в стране примерно настолько, насколько теневая экономика в современной России занижает ВВП.

Таким образом, коррекция урожайных сведений требуется, но в российском варианте достаточно 5–6%-ной поправки, чтобы полностью исчез дефицит хлеба. В 1801–1913 гг. в пяти 10-летиях собранного хлеба хватало для удовлетворения всех потребностей населения без поправочного коэффициента, в десяти — дефицит составлял 6% и лишь в 1820-е гг. — 9% (табл. 10).

Таблица 10

Оценка потребления хлеба и картофеля населением в 50 губерниях Европейской России в 1801-1913 гг.

Годы Норма хлеба и фуража на человека, кг Индекс удовлетворения хлебом и фуражом без поправки Индекс удовлетворения хлебом и фуражом с 6%-поправкой 1800-е 305 110 116 1810-е 305 111 117 1820-е 305 91 97 1830-е 305 95 101 1840-е 305 109 115 1850-е 305 99 105 1860-е 305 95 101 1870-е 305 94 100 1880-е 305 94 100 1890-е 305 113 119 1909-1913 305 128 134

Следовательно, следует оспаривать не 10%-, а 5–6%-ную поправку. Но это бесперспективно: официальная статистика урожаи занижала, а численность населения в пореформенное время завышала (главным образом вследствие двойного счета мигрантов) на 5–10%{229}. Уже только из-за этого сборы хлебов на душу населения являются дополнительно преуменьшенными на 5–10%.

Ввиду недостатка сведений по всей империи хлебный баланс рассчитывался по 50 губерниям Европейской России, при этом хлебный экспорт учитывался из всей империи (из-за невозможности определить, из каких губерний экспортировался хлеб). Между тем плодородные губернии, не входившие в число 50, — Кубанская, Ставропольская, Терская, Черноморская, Енисейская, Тобольская и Томская, обладали большими хлебными излишками, поступавшими на экспорт и в губернии с дефицитом хлеба. В 1894–1895 гг. только Кубанская, Ставропольская и Терская губернии давали около 9% всего экспортируемого из России хлеба, а в 1909–1913 гг. — 12%{230}.

Итак, возражения против поправок в сборы хлебов нельзя признать сколько-нибудь резонными.

Как лошади едва не съели русский народ. По утверждению рецензента, «самым слабым звеном» в моих расчетах хлебного баланса является заниженная фуражная норма для лошадей и необоснованная хлебная норма для людей (АО, с. 124, 128).

Нормы потребления хлеба и фуража рассчитаны на основе сведений кадастровых комиссий МГИ 1850-х гг., установивших категории работников, долю их в населении и нормы потребления ими хлеба{231},[23] и фуража{232}. В среднем в год на душу мужского пола — 258 кг, женского — 216 кг, для обоих полов — 237 кг в год; на одну лошадь — 2,5 четверти овса или около 50 кг на душу населения (табл. 11).

Таблица 11.

Категории работников в деревне и нормы потребления ими хлеба в 1850-е гг.

Категория едоков Пол едоков Возраст едоков Доля в населении, % Норма хлеба, кг Неработники м 0–13 38 143 ж 0–11 32 143 Полуработники м 14–17 8 285 ж 12–15 9 214 Работники м 18–59 47 356 ж 16–49 45 285 Полуработники м 60–64 3 285 ж 50–54 4 214 Неработники м 65+ 4 143 ж 55+ 10 143 Итого м — 100 258 ж — 100 216

Эти нормы мало изменились в пореформенное время. Министерство государственных имуществ и ЦСК до 1892 г. за норму на едока принимали 12,12 пуд. (199 кг) зерна и картофеля в переводе на зерно, с 1892 г. — 13 пуд (213 кг){233}. Известный экономист А.А. Кауфман оценивал реальное личное потребление хлеба на питание в начале XX в. в России в 12 пуд. на едока, в Германии — 14,2, во Франции — 12,3, в Англии — 9,4, в США — 7,2 пуд.{234}

В книге в табл. VI.8{235} приведен расчет потребного хлеба и фуража в год на едока — 287 кг (237 кг + 50 кг). А 18 кг — это дополнительное зерно, предназначенное для корма птицы и другой живности в крестьянском дворе, а также для ежегодного внесения в хлебные запасные магазины в размере полпуда на душу населения{236}. Сказанное в равной мере относится и к расчетам хлебного баланса для пореформенного времени в табл. VI. 12{237}. К сожалению, примечание, объясняющее расчеты в таблицах, при подготовке рукописи к печати было случайно удалено, а подлежащие (название соответствующих боковиков таблицы) в табл. VI.8 и VI. 12 остались без изменения.

«Справочная книжка русского сельского хозяина на 1883 г.» определила дневную норму овса для одной лошади в 8,8 фунта (3,6 кг), Временное правительство в 1917 г. — в 8 фунтов (3,3 кг), а Красная армия в 1921 г. — в 10 фунтов (4,1 кг). Рецензент полагает: именно эти нормы и нужно принять за эталон. В таком случае в год следовало расходовать соответственно 1314 кг (3,6 х 365), 1205 кг (3,3 х 365) или 1497 кг (4,1 х 365) на лошадь, т.е. в 4,7–5,9 раза больше, чем фактически шло на питание населения в начале XX в. — 254 кг{238}. Могло ли сельское хозяйство страны удовлетворить такую потребность?

Безусловно нет. В 1881–1890 гг. в 50 губерниях Европейской России в среднем в год собиралось 12,9 млн. т озимых и 14,7 млн. т яровых, всего 27,6 млн. т. Лошадей насчитывалось в 1880 г. 16,5 млн. и в 1890 г. — 18,0 млн{239}. Им на фураж по норме 1887 г. в 1314 кг требовалось 21,7 млн. т и 23,6 млн. т соответственно. Следовательно, лошади должны съесть 79–85% всего произведенного в стране зерна!!! А если взять нормы фуража Красной армии, то на фураж лошадей ушло бы 90% собранного зерна в 1880 г. и 97% в 1890 г. Вся Россия должна была бы вымереть. Лошади «съели» бы людей!

Откуда же такие высокие фуражные нормы? Это нормы для хороших кавалерийских или взрослых рабочих лошадей в дни больших физических нагрузок. Между тем в крестьянском хозяйстве лошади отличались выносливостью и скромностью в своих потребностях; их кормили овсом только в страдную для лошадей пору, да и тогда по нормам ниже идеальных. Кроме того, 20% всех лошадей приходилось на молодняк, кормившийся по другим нормам{240}.

По мнению А.О., не следовало включать овес в расчет продовольственного баланса (А.О., с. 124). С этим нельзя согласиться. Сведения о повсеместном и значительном употреблении овса в пищу крестьянами приведены в 9-й главе монографии{241}. Кроме того, когда хочется кушать, то и овес — прекрасная еда. Величина потребления овса изменялась по губерниям и зависела от структуры посевов, но всюду блюда из овса составляли обычную крестьянскую пищу.

Бюджетные исследования крестьянских хозяйств. Рецензент утверждает: по сведениям Н.Н. Кореневской, в пореформенное время земства обследовали около 10 тыс. крестьянских хозяйств: 6682 до 1901 г. и 3140 в 1901–1914 гг., а я использовал сведения только о 1717 (А.О., с. 134).

На самом деле, Кореневская упоминает 11 555 бюджетов, из них 7270 для периода до 1901 г., 4026 — для 1901–1914 гг. и 259 — для 1914–1917 гг.{242} По ее словам, далеко не все они содержали сведения о доходах и расходах крестьянских хозяйств; «многие материалы или вовсе не обрабатывались, или обрабатывались неправильно вследствие неправильных теоретических позиций»{243}. Ее поддерживает А.В. Чаянов: «в целом довоенная бюджетная практика ограничивалась только собиранием и элементарной обработкой бюджетных данных»{244}. Для правильной оценки соотношения доходов и расходов в крестьянском хозяйстве следовало отобрать адекватный задаче материал. Это сделала Комиссия 1901 г., результатами работы которой я и воспользовался. Она выявила 2822 бюджета по Европейской России, содержащих необходимые данные, но из них можно было воспользоваться лишь 1788 (из них 1717 относились к земледельцам), так как остальные имели дефекты (неполнота, умозрительный или выводной характер приводимых данных и др.){245}.

Относительно периода 1901–1914 гг. следует сказать: обработка 3045 бюджетов требует большого специального исследования, а это не входило в мою задачу. Впрочем, в тех случаях, когда необходимые данные имеются, они показывают: дефицита бюджета не наблюдалось. Например, обследование 243 крестьянских хозяйств Вологодской губернии в 1910 г. показало: крестьянам всех имущественных групп удавалось сводить расходы с доходами без дефицита{246}.

Не следует, однако, думать, будто бюджетная статистика дает нам идеальные данные. По мнению А.В. Чаянова и другого крупного эксперта С.А. Первушина, даже бюджеты, полученные экспедиционным путем, могут показать лишь «тенденции»{247}, а в случае недоверия крестьян к исследователям — дать совершенно недостоверную картину{248}. Как показано в моей книге и еще более полно М.А. Давыдовым, в пореформенное время крестьянство не испытывало доверия к статистикам, что, между прочим, являлось также и причиной занижения урожайных данных{249}.

Смешалось ли налоговое бремя на зажиточные слои горожан? По утверждению А.О., Миронов «ничем не аргументирует очень важное утверждение» о перераспределении в пореформенное время налогового бремени с крестьян на городские слои (А.О., с. 133). На самом деле необходимые доказательства приведены. По расчету, сделанному в Министерстве финансов в 1859 г., «высшие классы», или неподатные сословия, обеспечивали поступление в казну 17% доходов (главным образом за счет косвенных налогов), а «низшие классы», или податные сословия — 76%; 7% государственных доходов приносили монетная, горная и другие регалии и государственное имущество. В 1887 г. эти источники доходов соотносились как 38:55:7. Из общей суммы собственно налогов на высшие классы в 1859 г. приходилось 18%, на низшие — 82%, а в 1887 г. соответственно — 41% и 59%. Другими словами, тяжесть налогов для высших классов увеличилась почти в 2,3 раза. В книге есть ссылка на специальную работу М.К. Шацилло, убедительно доказывающую: в результате налоговой политики С.Ю. Витте податное бремя в значительной степени переместилось с крестьянства на относительно зажиточные городские слои{250}. Тяжесть косвенных налогов ложилась преимущественно на город: «Спички, нефть, табак, сахар и даже водка потреблялись в большей степени в городе. Например, питейный доход с сельского населения в 1901 г. дал в государственный бюджет лишь 30,2% общего питейного дохода этого года, в 1912 г. -26,9%{251}.

По моим расчетам, на душу населения в 1912 гг. с крестьян взималось налогов и платежей примерно в 10,9 раза меньше, чем с горожан, — 6,17 руб. против 66,93 руб. Привожу полностью этот расчет (табл. 12).

Таблица 12.

Налоги и сборы с крестьян и горожан в 50 губерниях Европейской России в 1912 г.{252}

Налоги и сборы Все население Крестьяне Горожане Соотношение платежей горожан и крестьян % руб. на д.н. % руб. на д.н. % руб. на д.н. Прямые 100 1,31 86,8 1,33 13,2 7,28 5,5 в т.ч. казенные 100 0,12 86,8 0,12 13,2 2,88 24,7 в т.ч. земские и мирские 100 1,22 86,8 1,22 13,2 4,40 3,6 Обложение водки 100 5,16 86,8 2,27 13,2 22,91 10,1 Косвенные 100 2,02 86,8 0,97 13,2 8,47 8,7 Таможенные 100 2,05 86,8 0,97 13,2 8,66 8,9 Пошлины 100 1,25 86,8 0,24 13,2 7,41 30,5 Промысловый 100 1,02 86,8 0,38 13,2 4,93 12,9 Всего 100 12,80 86,8 6,17 13,2 66,93 10,9 Вненадельная аренда 100 2,35 86,8 3,53 — — — Итого 100 15,15 86,8 9,70 13,2 66,93 6,9

В табл. 12 приведены налоги и сборы по отдельным статьям на душу крестьянского населения, по данным известного экономиста А.Л. Вайнштейна, а на душу всего населения — по моему расчету по официальным сведениям, используя методику Вайнштейна. Опираясь на них, я определил платежи городского населения на душу населения и бремя налогов для крестьян и горожан. Сравнительно с горожанами, крестьяне платили прямых налогов (с учетом вненадельной аренды) в 5,5 раза меньше, косвенных (вместе с алкоголем) — в 9,7 раза меньше, по всем налогам и платежам, имевших налоговый характер, — в 10,9 раза меньше. В отечественной историографии принято арендные платежи с крестьян относить к числу налогов, что, вообще говоря, неверно. Но даже если отнести аренду к налогам, все равно крестьяне на душу населения платили налогов в 6,9 раз меньше, чем горожане.

Отсюда нельзя делать вывод будто тяжесть налогов у крестьян меньше, чем у горожан. Для ответа на вопрос, чье налоговое бремя тяжелее, необходимо знать платежеспособность тех и других, а также и остаток средств после уплаты налогов. Скорее всего, для состоятельных горожан налоги являлись менее обременительными, так как их доходы в абсолютном значении были намного выше, чем у крестьян. Этот вопрос требует специального изучения. Однако благодаря смещению податного бремени с крестьян на зажиточные слои горожан и повышению значения косвенного обложения, на покрытие прямых налогов в пореформенный период крестьяне стали расходовать меньше, а на поддержание биостатуса — больше{253}.