Глава четвертая. Кремлевские тайны
Глава четвертая. Кремлевские тайны
Во Владимирской тюрьме сидела Канель Надежда Вениаминовна, дочь главного врача кремлевской больницы Канель Александры Юлиановны. Одной из причин ареста Канель Надежды Вениаминовны и ее сестры Юлии Вениаминовны стала новость, которую рассказала им мать по возвращении 9 ноября 1932 года с работы: «Жена Сталина Надежда Аллилуева покончила с собой». Смерть Надежды Аллилуевой была загадочна и не похожа на самоубийство. Всю правду о смерти жены знал только сам Сталин. Так думала и главный врач кремлевской больницы Александра Юлиановна Канель. После нескольких часов после трагического происшествия два врача ЦК при кремлевской больнице, Абросов и Погосянц, предложили ей подписать протокол о том, что Аллилуева умерла от аппендицита. Канель от этого предложения наотрез отказалась. После этого этот протокол предложили подписать другим заслуженным врачам кремлевской больницы — Д.Д. Плетневу и Л.Г. Левину. Оба отказались. Впоследствии они будут арестованы и погибнут в тюрьме, а Александра Юлиановна вскоре внезапно умрет.
Серебрякова-Сокольникова Галина Иосифовна. 1970-е годы
В 1939 году сестры Канель были арестованы. Надежда работала на кафедре микробиологии в 1-м медицинском институте, а ее сестра в Институте эндокринологии у Шерешевского. Им было предъявлено обвинение, что их мать была шпионкой и агентом сразу трех разведок: французской Сюртэ, польской Дефензивы, английской Интеллинженс Сервис. В мае 1941 года Надежда Канель была приговорена Особым совещанием МГБ и получила пять лет тюрьмы за недонесение об антисоветской деятельности близких людей. Ее сестра Юлия погибла в тюрьме в 1941 году.
В июле 1949 года — снова арест, уже по делу Полины Жемчужиной — жены В.М. Молотова, которая знала многие кремлевские тайны. По этому делу была также арестована писательница Галина Серебрякова-Сокольникова; ее арестовали потому, что у Жемчужиной нашли книгу с автографом Серебряковой. В 1953 году дело Надежды Вениаминовны Канель было пересмотрено, и 17 августа она была освобождена из тюрьмы, а впоследствии реабилитирована.
В 1954 году Н.В. Канель выступала свидетелем по делу бывшего министра госбезопасности Абакумова B.C.
НОМЕРНЫЕ ЗАКЛЮЧЕННЫЕ
Великая Отечественная война внесла свои коррективы не только в жизнь страны, но и в быт тюремного населения. Владимирская тюрьма в 40-е годы называлась особой тюрьмой Министерства государственной безопасности. Общая численность ее заключенных составляла 1715 человек. После ввода советских войск в Латвию, Литву и Эстонию руководители правительств этих стран и члены их семей были депортированы в Советский Союз и расселены в российских городах. С началом Великой Отечественной войны все они были арестованы и впоследствии получили статус — номерной заключенный. Из инструкции о режиме и порядке содержания заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ: «На начальника тюрьмы, его дежурных помощников и надзирательский состав возлагается: сохранение в секрете самого факта содержания во Внутренней тюрьме номерных заключенных, сохранение в секрете их имен, фамилий, прошлого и происхождения.
Об именах номерных заключенных никто из надзорсостава не должен знать, за исключением начальника Внутренней тюрьмы.
Надзирательскому составу категорически запрещается вступать в какие бы то ни было разговоры. Какой-либо разговор о них в присутствии других надзирателей, служащих тюрьмы, а также сотрудников Управления МГБ — запрещается. При необходимых служебных разговорах надзирателям вместо имен произносить присвоенные заключенным номера или номер камеры».
За номерными заключенными закреплялись персональные камеры. Надзиратели следили за тем, чтобы не допускать какого-либо общения номерных заключенных с уборщиками и другим обслуживающим персоналом. Из воспоминаний ветерана УИС Краснова Н.А.: «…для скрытого наблюдения за заключенными в коридорах перед камерами лежали дорожки, по ним надзирательский состав передвигался бесшумно, на дверных глазках имелись резиновые флажки, при открытии они не издавали звука». Согласно инструкции о режиме и порядке содержания номерных заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ номерным заключенным разрешалось:
1. Отдых в постели и сон в любое время суток.
2. Занятие в камерах литературным и другим умственным трудом, для чего они могли получать бумагу, карандаши, чернила, ручки и необходимые официальные пособия. В этих же целях им разрешается иметь при себе личные библиотечки, рукописи.
3. Хранить при себе в камерах необходимые, лично принадлежащие им вещи и пользоваться ими для своих нужд.
4. Покупать через начальника тюрьмы, в установленные дни, продукты питания, предметы туалета и т. п. на свои средства.
5. Иметь в камерах радиорепродукторы тихой слышимости, географические карты, атласы, получать для чтения центральные газеты, журналы и газеты на своих языках, выписанные для них через секретариат УМГБ, а также научную, художественную и политическую литературу из библиотек города.
Литературу выдавать в камеры и возвращать в библиотеки по прочтении только после предварительного просмотра ее в секретариате УМГБ.
6. Иметь в течение дня две прогулки продолжительностью не менее одного часа каждая. На прогулки разрешалось выводить заключенных вместе с членами их семей.
7. Свидание заключенных и членов их семей разрешалось один раз в сутки, продолжительностью не более одного часа. Номерным заключенным запрещалось иметь при себе в камерах более 100 рублей, ценности, ножи, вилки и другие режущие и острые предметы. Такие вещи хранить на складе тюрьмы, а деньги и ценности в ФИНО».
Один раз в неделю к ним допускался врач, кроме случаев, требующих неотложной помощи. Номерные заключенные освобождались от стрижки головы под машинку. Три раза в месяц им полагалась баня. Горячая пища выдавалась два раза в день, чай — утром и вечером. Пища по возможности должна была быть разнообразной, особенно за счет свежих овощей.
СПИСОК НОМЕРНЫХ ЗАКЛЮЧЕННЫХ, СОДЕРЖАВШИХСЯ ВО ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЕ В ПЕРИОД С 1940 ГОДА ПО 1950 ГОД
№ 1. МЕРКИС АНТОН КАРЛОВИЧ — премьер-министр Литвы.
№ 2. МЕРКИС (МЕРКЕНЕ) МАРИЯ АНТОНОВНА — жена А. Меркиса.
№ 3. ОРДЖОНИКИДЗЕ КОНСТАНТИН КОНСТАНТИНОВИЧ — брат наркома Серго Орджоникидзе.
№ 4. МЕРКИС ГЕДЕМИН АНТОНОВИЧ — сын А. Меркиса.
№ 5. УРБШИС ЮОЗАС КАЗИМИРОВИЧ — министр иностранных дел Литвы.
№ 6. УРБШИС (УРБШЕНЕ) МАРИЯ ФРАНЦЕВНА — жена Ю. Урбшиса.
№ 7. МУНТЕРС ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ — министр иностранных дел Латвии.
№ 8. МУНТЕРС НАТАЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА — жена В. Мунтерса.
№ 9. БАЛОДИС ИВАН ПЕТРОВИЧ — заместитель президента и военный министр Латвии.
№ 10. БАЛОДИС ЭЛЬВИРА ЮЛЬЕВНА — жена И. Балодиса.
№ 11. ЛАЙДОНЕР ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ — генерал, командующий эстонской армией.
№ 12. ЛАЙДОНЕР МАРИЯ АНТОНОВНА — жена И. Лайдонера.
№ 15. АЛАДЖАНЯН ПЕТР СТЕПАНОВИЧ — священник, профессор философии, английский шпион.
№ 21. МОЛОЧНИКОВ НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ — член семьи Аллилуевых.
№ 22. АЛЛИЛУЕВА ЕВГЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА-жена брата Надежды Аллилуевой, жены Сталина.
№ 23. АЛЛИЛУЕВА АННА СЕРГЕЕВНА — сестра Н. Аллилуевой.
№ 24. КЛЕМЕНТ ТИБОР — венгерский шпион.
№ 25. ПАП ЛАСЛО — венгерский шпион.
№ 26. ШАНДЕЛЬ КАРЛ — венгерский шпион.
№ 27. МАЙНЕРС ВОЛЬФАНГ ИОГАНН — немец, журналист, обвинялся в шпионаже.
№ 28. ВАДИЛЬО МАРТИНАС ЭВЕЛИО — мексиканец, обвинялся в шпионаже.
№ 29. МЕНЬШАГИН БОРИС ГЕОРГИЕВИЧ — обер-бургомистр Смоленска в годы фашистской оккупации.
№ 30. СТУЛЬГИНСКАС АЛЕКСАНДР АС — второй президент Литвы.
№ 31. ШИЛИНГАС СТАСИС — министр юстиции, член Госсовета Литвы.
Как вспоминал Юозас Урбшис, министр иностранных дел Литвы, заключенный № 5, во время Сталинградской битвы его отвезли в Москву, там он находился в одиночке 10 дней. Через 10 дней его «предупредили»: «С этого дня никому своей фамилии не говори, будешь называться пятым номером».
Аллилуевы Анна Сергеевна и Евгения Александровна. 1932 г.
Многочисленные аресты проходили непосредственно 22 июня 1941 года. Обвинительное заключение «участие в шпионаже» — будет предъявлено позже, через 11 лет. Приговор каждому — по 25 лет тюремного заключения с учетом отбытого срока.
Из воспоминаний заключенного № 4, сына премьер-министра Литвы Гедемина Меркиса: «Во время войны делился своей пищей с надзирателем, который питался хуже, чем заключенный. Имея возможность через тюремный ларек продать часть своих вещей, по своей просьбе получил из личных вещей словарь «Larousse», правда, при этом была аккуратно вырезана статья «Азбука Морзе»».
Как и все номерные заключенные, Г. Меркис имел возможность много читать. В своем отчете начальник тюрьмы сообщает: «…Заключенный № 4, наверно, сошел с ума, так как читает книги по истории дипломатии вместо того, чтобы читать «Графа Монте-Кристо»». Впоследствии Гедемин Меркис стал известным экономистом.
Стульгинскас Апександрас заключенный № 30 Владимирской тюрьмы, второй президент Литвы. 1930-е годы
В числе номерных заключенных был Иохан (Иван) Лайдонер — генерал, командующий эстонской армией. С 1920-го по 1929 год он входил в состав трех Государственных собраний. Неоднократно принимал участие в работе Совета Союза национальностей и конференций по разоружению, в 1925 году был председателем Комиссии по разрешению турецко-иракского пограничного конфликта. Был председателем Олимпийского комитета Эстонии, почетным доктором Тартуского университета, почетным членом Академии наук, удостоен высших наград Англии, Латвии, Литвы, Эстонии, Франции, Швеции. 19 июля 1940 года Лайдонер вместе с женой был депортирован в Советский Союз, 26 июля 1941 года арестован в городе Пензе. Следствие длилось до 1942 года. Во Владимирской тюрьме он сошел с ума. Надзиратели вспоминали, что, лежа в кровати, он представлял, что плавает в ванной. 13 марта 1953 года заключенный № 11 генерал Лайдонер скончался.
Гедемин Меркис заключенный № 4. Сын премьер-министра Литвы. 1940-е годы
Очевидец тех давних событий, знакомая жены генерала, Марии Антоновны Лайдонер, Лилия Ивановна Полюшкина вспоминает: «Мария Антоновна закончила Петербургскую консерваторию по классу фортепьяно, жила в г. Меленки и в 1954 году преподавала музыку в клубе имени Первого мая, где я с ней познакомилась. Я у нее занималась музыкой. Ко всем окружающим она обращалась только на «Вы», но это было не признаком уважения, а так подчеркивалась дистанция. Внешне она очень походила на актрису Ермолову — высокая, статная, с гордо посаженной головой. Седая прическа уложена буклями. О себе мало что рассказывала. Был один сын, но у родителей с ним произошла размолвка, и он очень рано погиб. Из всех вещей и богатства остались только фотографии: ей каким-то образом удалось их сохранить, она мне их показывала в доме-интернате тайком на веранде. Это были фото в их доме, в больших залах, на фотографиях было запечатлено все высшее общество Эстонии того времени. Они с мужем всегда в центре. Много фотографий, где она в Париже или в зоопарке с тигренком. В 1955 году я поступила в Ленинградскую лесотехническую академию, и Мария Антоновна часто писала мне. Где-то в 1957 году я встретила ее в Меленках, она была очень оживлена, говорила, что только что приехала из Таллина. Останавливалась у своей горничной, которая сохранила некоторую одежду. Она мне говорила: «А в нашем доме сейчас Дворец пионеров». Потом она уехала в Таллин, и больше с ней мы уже не встречались. В этом доме-интернате находилось много знаменитых людей. Какая-то знаменитая балерина. Жена профессора с сыном. Я тогда была мала и многим не интересовалась. Многие умирали. Их хоронили по ночам, без гробов, просто завернутых в мешковину. Отвозили на кладбище на телеге, запряженной лошадью. Телега гремела по булыжной мостовой, а утром в дальнем углу кладбища появлялись новые холмики без табличек и имен».
БРАТ НАРКОМА
Орджоникидзе Константин Константинович, 1896 года рождения, младший брат наркома Серго Орджоникидзе, заключенный № 3. После смерти Серго Орджоникидзе по указанию Берия в мае 1941 года он был арестован. В течение трех лет велось следствие. Впоследствии его осудили Особым совещанием при НКВД СССР на срок пять лет тюремного заключения. Находясь в тюрьме, сидел в одиночной камере. Из материалов арестованного Константина Орджоникидзе: «Совершенно секретно. Справка на заключенного Владимирской тюрьмы МГБ СССР Орджоникидзе Константина Константиновича, 1896 года рождения, уроженец села Горежка Грузинской ССР, по национальности грузин, до ареста — инспектор-методист Главного управления гидрометереологической службы при СНК СССР. Арестован 5 мая 1941 года. Осужден 26 августа 1944 года Особым совещанием при НКВД СССР, на 5 лет тюремного заключения. 30 ноября 1946 года решением Особого совещания при МГБ СССР срок наказания продлен до 10 лет тюремного заключения». Из письма начальника Тюремного управления МВД СССР полковника внутренней службы М. Кузнецова заместителю министра внутренних дел Союза ССР генерал-полковнику Серову И.А.: «Во Владимирской тюрьме МВД СССР содержится заключенный Орджоникидзе Константин Константинович, осужденный Особым совещанием за незаконное хранение оружия и как социально опасный элемент, срок наказания которому оканчивается 5 мая 1956 года. По составу совершенного преступления заключенный Орджоникидзе подпадает под действие ст. 4 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года «Об амнистии», и срок наказания ему надлежит сократить наполовину. В связи с сокращением срока наказания наполовину, оставшийся срок наказания отбыт и он подлежит освобождению из-под стражи. Докладывая об изложенном, прошу Ваших указаний. 7 апреля 1953 года». Виза заместителя министра была лаконична — «т. Кузнецову. Если отбыл, то пусть едет. И. Серов». Из воспоминаний ветерана уголовно-исполнительной системы и трудового фронта Петровой А.И.: «Заключенный № 3 вел себя очень тихо и скромно. Однажды он мне сказал очень тихо: «Берия — это враг народа»».
Уже после смерти И.В. Сталина постепенно всем номерным заключенным стали возвращать фамилии. «Секретно. Содержащихся во Владимирской тюрьме МВД СССР заключенных: 1) Клемент Тибор, 2) Пап Ласло Януш Ене, 3) Шандель Карл Карлович, 4) Майнере Вольфанг Иоганн, 5) Вадильо Мартинас Эвелио, 6) Дладжани Пьетро Стефаний, он же Аладжанян Петр Степанович — из числа номерных заключенных исключите и впредь числите их под настоящими фамилиями. Одновременно упомянутых выше заключенных разрешается содержать в общих камерах вместе с другими заключенными, осужденными к длительным срокам заключения, причем необходимо установить такой порядок, чтобы об их содержании во Владимирской тюрьме знало как можно меньше других заключенных, т. е. без особой необходимости не переводить их из камеры в камеру». В 1954 году большинство личных дел номерных заключенных будут пересмотрены. Сроки заключения в тюрьмах будут считать отбытыми, после чего их выпустят на свободу. После освобождения из тюрьмы бывшие номерные заключенные остались во Владимирском крае.
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ И ЛИЧНАЯ МЕСТЬ СТАЛИНА
В послевоенный период Советским правительством проводится жесткая карательная линия в отношении тех, кто был недоволен политикой Сталина. Любые разговоры, связанные с личной жизнью, окружением Сталина, могли стать поводом для уголовного преследования. Знакомство с иностранцами, а тем более какие-либо связи с ними могли расцениваться как шпионаж. Союзы, объединения и даже кружки по интересам трактовались спецслужбами как участие в антисоветских группах. Слежка, доносы, прослушивание разговоров, аресты становятся привычным делом. Заметными номерными сидельцами были заключенные № 22 и 23, члены семьи Сталина — Анна Сергеевна Аллилуева и Евгения Александровна Аллилуева. Одной из причин ареста Анны Сергеевны и Евгении Александровны Аллилуевых явилась так называемая утечка информации о личной жизни Сталина. Министру государственной безопасности Абакумову B.C. было поручено перекрыть все каналы распространения и разглашения информации о вожде. 9 июля 1947 года принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, составляющих государственную тайну». По стечению обстоятельств одной из жертв этого Указа стал впоследствии и Абакумов. В 1946 году Анна Аллилуева опубликовала книгу «Воспоминания», в которой упоминала события 1917 года. Отец Анны и Надежды Аллилуевых, Сергей Яковлевич Аллилуев, был известным большевиком, революционером, дружил с Лениным и Сталиным, впоследствии стал тестем, отдав свою дочь Надежду за Сталина. В книге А.С. Аллилуева лестно отзывалась о «Сталине-революционере» и идеализировала его роль в революции. Сталин разрешил публикацию, Анну Сергеевну пригласили вступить в Союз писателей, но в 1947 году все изменилось. Книга подверглась резкой критике со страниц газеты «Правда», была изъята из библиотек и из продажи. Прослушивание разговоров в квартире Анны Сергеевны выявило совсем другое мнение о Сталине. Она винила его в расстреле своего мужа и разделяла убеждение в том, что Сталин в годы репрессий 30-х годов истреблял ленинскую гвардию — старых большевиков. Такие же разговоры были зафиксированы и в доме Евгении Александровны Аллилуевой, жены П.С. Аллилуева, брата Надежды и Анны.
Евгения Александровна (Земляницина) Аллилуева после смерти мужа П.С. Аллилуева вышла замуж за Н.В. Молочникова, тем самым потеряв близость к Сталину. Пятикомнатная квартира, где она жила, в связи с жилищным кризисом подверглась «уплотнению». Две комнаты районный жилотдел отобрал и вселил в них семью генерал-майора Угера Г.А. В квартиру А.С. Аллилуевой вселили заместителя министра металлургии Коробова. С понижением своего статуса они потеряли и кремлевские продовольственные пайки и стали отовариваться, как и все граждане, по карточкам. О недовольстве в разговорах жителей этих квартир Абакумов докладывал Сталину.
В декабре 1947 года арестовали Евгению Аллилуеву и ее мужа, обвинив ее в антисоветской деятельности и в том, что она якобы отравила своего первого мужа П.С. Аллилуева, а второго мужа, Молочникова, обвинили в измене Родине. В 1948 году по такому же обвинению была арестована Анна Аллилуева. Особым совещанием МГБ СССР им были присвоены следующие номера:
№ 21 — Молочников Николай Владимирович;
№ 22 — Аллилуева Евгения Александровна;
№ 23 — Аллилуева Анна Сергеевна.
За измену Родине Молочников заочно был приговорен к 25 годам тюремного заключения, а обе Аллилуевы — к 10 годам тюремного заключения каждая. Из справки по делу заключенного № 22: «(Вместо фамилии прочерк) Евгения Александровна, 1898 года рождения, уроженка города Новгорода, русская, из семьи священника, бывший член ВКП(б) с 1918-го по 1919 год, выбыла из партии механически за неуплату членских взносов, домохозяйка. Прибыла во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР 10 декабря 1947 года, откуда переведена 11 декабря 1947 года в Лефортовскую тюрьму. Числилась за специальной частью по особо важным делам МГБ СССР. Арестована 10 декабря 1947 года. Осуждена Особым совещанием МГБ СССР 29 мая 1948 года к тюремному заключению на 10 лет, считая срок с 10 декабря 1947 года. Лично принадлежащее имущество конфисковать. Находится во Владимирской тюрьме МГБ. 19 октября 1950 года».
Во Владимирской тюрьме представителей кремлевской элиты разместили в одиночные камеры. Опыт размещения семей в особой тюрьме МГБ был отлажен. Из инструкции о режиме и порядке содержания номерных заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ по Ивановской области:
«Совершенно секретно. Номерные заключенные должны содержаться в специально выделенных для них камерах на 3-м этаже, а именно: № 4 в камере 60, № 5 в камере 61, № 3 в камере 62, № 8 в камере 65, № 9 в камере 67, № 10 в камере 71, № 11 в камере 73, № 13 в камере 76, № 6 в камере 74, № 7 в камере 72, № 16 в камере 68, № 17 в камере 66. Перемещение заключенных в другие камеры производится только с личного указания начальника Управления МГБ. При выводе на прогулки и в уборную должна строго соблюдаться изоляция от других семей и не допускаться встреча между ними.
Примечание: Семьи размещены следующим образом:
1-я семья занимает камеры №№ 60, 61, 62;
2-я семья занимает камеры №№ 65 и 67;
3-я семья занимает камеры №№ 71 и 73;
4-я семья занимает камеры №№ 74 и 72;
5-я семья занимает камеры №№ 66 и 68».
А.С. Аллилуева в сентябре 1953 года находилась уже в Бутырской тюрьме. Здоровье ее было подорвано, душевные и нравственные страдания сделали свое дело. Из письма заместителя начальника Тюремного управления МВД СССР полковника А. Клейменова к начальнику Бутырской тюрьмы МВД СССР полковнику Шокину, начальнику Казанской тюремной психиатрической больницы МВД СССР подполковнику Сайфутдинову, министру внутренних дел Татарской АССР генерал-майору Семенову П.П.: «Совершенно секретно. Содержащуюся в Бутырской тюрьме МВД СССР заключенную № 23, осужденную Особым Совещанием при МГБ СССР к 10 годам тюремного заключения, направьте для лечения в Казанскую тюремную психиатрическую больницу МВД СССР. Отправку произведите особым конвоем. Для сопровождения заключенной в пути командируйте медицинского работника. Тов. Сайфутдинову принять заключенную № 23 в больницу, поместив ее в палату с однородным больным, и обеспечить надлежащую изоляцию. Личное дело заключенной хранить лично, обязательно в сейфе или в железном шкафу. О прибытии заключенной сообщить в Тюремное управление». (ГАРФ, фонд 9413, опись 1, дело № 51, лист 137.)
В одиночных камерах содержались родственники, друзья и знакомые — те, кто как-то был знаком и пересекался с номерными заключенными.
21 февраля 1948 года Абакумов доложил Сталину: «Совершенно секретно. Представляю протокол допроса арестованного американского шпиона Зайцева В.В., бывшего сотрудника для поручений посольства США в Москве. Зайцев показал, что, являясь агентом американской разведки, был связан с Аллилуевой Кирой и полученные от нее сведения передавал разведчику Харди, являющемуся начальником административного отдела посольства США». (Кира Павловна Аллилуева — дочь Е.А. Аллилуевой от первого брака, актриса Академического Малого театра. — Прим. авт.) «Протокол допроса арестованного Зайцева Виталия Васильевича от 21 февраля 1948 года. Зайцев В.В., 1910 года рождения, уроженец гор. Москвы, русский, гражданин СССР, беспартийный, из семьи крупного торговца, с высшим образованием, в 1940 году окончил Московский юридический институт. До ареста — сотрудник для поручений посольства США в Москве.
ВОПРОС: Кто ваши родители?
ОТВЕТ: До революции мой отец — Зайцев Василий Иванович — имел в Москве на Кузнецком Мосту торговое предприятие и мастерскую по изготовлению шляп с применением наемной рабочей силы.
ВОПРОС: А после революции?
ОТВЕТ: После революции мои родители продолжали заниматься торговлей, пока в 1925 году их торговое предприятие не было конфисковано. Впоследствии они были лишены избирательных прав и в 1931 году арестованы.
ВОПРОС: За что?
ОТВЕТ: За спекуляцию золотом. После того как их торговля была ликвидирована, они занялись скупкой и перепродажей на черном рынке валюты и золотых изделий.
ВОПРОС: Но ведь вы тоже арестовывались, почему вы говорите только о родителях?
ОТВЕТ: В том же, 1931 году, вскоре после ареста родителей, за спекуляцию золотом был арестован и я. Однако в тюрьме я просидел недолго, и, когда все имевшееся у меня золото было изъято, меня освободили.
ВОПРОС: Чем вы занялись после этого?
ОТВЕТ: Я поступил на службу в качестве шофера к австрийскому послу в Москве. Это было летом 1931 года.
ВОПРОС: Почему вы не захотели работать в каком-либо советском учреждении?
ОТВЕТ: Я считал, что у иностранцев буду лучше материально обеспечен.
ВОПРОС: Не только материальная заинтересованность, но и ваше враждебное отношение к советской власти сыграло в этом роль?
ОТВЕТ: Признаю, что, являясь выходцем из социально чуждой среды и будучи враждебно настроенным против советской власти, я не хотел работать в советских учреждениях и поэтому поступил на службу к иностранцам.
ВОПРОС: При чьей помощи?
ОТВЕТ: Мне помог в этом шофер польского посольства в Москве Брабец Эдуард, вместе с которым я раньше учился в средней школе. Сначала он устроил меня, как я уже показал, в качестве шофера к австрийскому послу в Москве барону Па<…>y, а после того, как в конце 1931 года из австрийского посольства были уволены все советские граждане, Брабец оказал мне содействие в поступлении на службу к американцам.
ВОПРОС: К кому конкретно?
ОТВЕТ: К американскому корреспонденту в Москве Фоссу Кендалу, у которого я проработал шофером до конца 1932 года. Затем Фосс за продажу контрабандных товаров был выдворен за пределы Советского Союза, и я перешел работать к американскому корреспонденту газеты «Чикаго Дейли Ньюс» Стоннеману. В июле 1935 года, покидая Советский Союз, Стоннеман устроил меня на службу в американское посольство в Москве.
ВОПРОС: В качестве кого?
ОТВЕТ: Несколько месяцев я продолжал работать шофером, а потом был назначен на должность зам. начальника административно-хозяйственного отдела посольства.
ВОПРОС: За какие заслуги вас жаловали так американцы?
ОТВЕТ: Такое повышение в должности я получил потому, что честно служил американцам и добросовестно выполнял все их поручения.
ВОПРОС: Преступные поручения?
ОТВЕТ: Преступных заданий от американцев я не получал. Единственное, что я делал незаконного, — это перепродавал, по просьбе американцев, различные носильные вещи, специально привозимые ими для этой цели из Америки. Кроме того, по поручению американцев я скупал в Москве дорогостоящие уникальные вещи и ценности, которые затем вывозились ими за границу.
ВОПРОС: Кто давал вам такие поручения?
ОТВЕТ: Многие сотрудники американского посольства, в том числе и сам посол Смит, давали мне эти поручения, но чаще всего я их получал от начальника административно-хозяйственного отдела посольства — Харди Николаса.
ВОПРОС: С которым, как показала ваша жена Зайцева М.А., вы творили и другие преступные дела.
Вы признаете это?
ОТВЕТ: Да. Сблизившись с Харди на почве совместных спекулятивных махинаций, я часто приглашал его к себе на квартиру. Бывая у меня, Харди обычно заводил антисоветские разговоры о материальном положении населения в Советском Союзе, всячески восхваляя при этом Америку. Я, в силу своих враждебных взглядов, поддерживал эти разговоры и, стараясь угодить Харди, высказывал ему разные измышления о советской действительности, выдавая это за достоверные факты.
ВОПРОС: Не антисоветские разговоры с Харди, а ваша шпионская работа на американцев интересует следствие. Вот об этом вы и рассказывайте.
ОТВЕТ: Признаю, что американцы иногда прибегали к моим услугам и некоторую информацию от меня действительно получали.
ВОПРОС: Информацию шпионского характера?
ОТВЕТ: Да.
ВОПРОС: Когда вы были привлечены американцами к шпионской работе?
ОТВЕТ: Начало моей преступной связи с американцами относится к 1934 году. Работая в то время у американского корреспондента Стоннемана, я часто разъезжал с ним по городам Советского Союза и помогал ему в сборе шпионских сведений. Стоннемана особенно интересовали промышленные центры и города, имеющие оборонное значение. Достаточно сказать, что за один только 1934 год мы побывали в таких городах, как Севастополь, Киев, Ростов, Сталинград, Саратов и Астрахань, где посещали фабрики, заводы и другие предприятия. Кроме того, Стоннеман и я объехали ряд станиц на Кубани, знакомясь с жизнью и бытом колхозной деревни. Возвращаясь в Москву после каждой поездки, Стоннеман направлял в Америку статьи, в которых, извращая действительность, охаивал все советское. Опускаясь до самой низкопробной клеветы, Стоннеман не останавливался перед прямой фальсификацией фактов, стараясь вопреки действительности показать, что в СССР царит якобы голод, нищета и бесправие. Летом 1935 года, как я уже показал, Стоннеман выехал из Советского Союза.
ВОПРОС: А вас передал на связь другому американскому разведчику?
ОТВЕТ: О дальнейшей моей связи с американской разведкой Стоннеман никаких указаний мне не давал, но спустя некоторое время, после его отъезда из Советского Союза, меня вызвал к себе второй секретарь американского посольства в Москве Уорд Ангус и, намекнув на мои отношения со Стоннеманом, предложил мне почаще заходить к нему. При этом Уорд заявил, что его интересует также информация, которую в свое время собирал Стоннеман, и что он надеется получать ее от меня. Я заверил Уорда, что он всегда может рассчитывать на мою помощь. В последующем, посещая Уорда, я передавал ему сведения о материальном положении населения города Москвы, используя при этом разные клеветнические слухи, распространяемые антисоветским элементом. Аналогичную информацию я передавал и Харди, с которым был связан после отъезда Уорда в конце 1939 года во Владивосток, куда Уорд был назначен на пост генерального консула. По заданию Харди я, кроме того, следил за поведением советских граждан, работающих в американском посольстве, и выявлял их настроения. Этими данными Харди интересовался потому, что наряду с разведывательной деятельностью, которую он проводил на территории Советского Союза, Харди занимался контрразведывательной работой внутри посольства.
ВОПРОС: Это все, что вы делали по заданиям американской разведки?
ОТВЕТ: Больше никаких сведений я американцам не передавал. Это объясняется тем, что возможности для сбора шпионских данных у меня были ограничены.
ВОПРОС: Неправда. Следствие располагает материалами о том, что вы усиленно интересовались сведениями о жизни и деятельности руководителей партии и Советского правительства. Кто давал вам такое задание?
ОТВЕТ: Таких заданий я ни от кого не получал и сбором сведений о руководителях ВКП (б) и Советского правительства не занимался.
ВОПРОС: В таком случае скажите, с Аллилуевой Кирой вы были знакомы?
ОТВЕТ: Да, был.
ВОПРОС: С какого времени?
ОТВЕТ: С 1939 года.
ВОПРОС: Как вы познакомились с Аллилуевой?
ОТВЕТ: С Кирой Аллилуевой меня познакомила моя жена — Зайцева Марьяна, являвшаяся подругой ее детства. После этого я часто встречался с Аллилуевой К., однако никаких преступных целей этим не преследовал.
ВОПРОС: Лжете. Встречаясь с Аллилуевой К., вы, как это установлено следствием, выведывали у нее шпионские данные о руководителях Советского правительства и передавали эти данные американской разведке. Рассказывайте, как было дело.
ОТВЕТ: Этого я признать не могу. Поддерживая с Аллилуевой К. многолетнюю дружбу, я тем не менее никогда не интересовался у нее сведениями о жизни руководителей партии и правительства.
ВОПРОС: Тогда будем изобличать вас.
(Вводится арестованная Аллилуева К.П.)
ВОПРОС (Зайцеву): Вы знаете, с кем вам дается очная ставка?
ОТВЕТ: Да, знаю. Очная ставка мне дается с Аллилуевой Кирой Павловной.
ВОПРОС (Аллилуевой): А вы знаете сидящего перед вами человека?
ОТВЕТ: Это Зайцев Виталий Васильевич, с которым я знакома с 1939 года, после того как он женился на моей подруге детства Фрадкиной Марьяне.
ВОПРОС (Аллилуевой): Какие у вас были отношения с Зайцевым?
ОТВЕТ: Отношения с Зайцевым у меня были хорошие, я бы сказала, дружеские. Мы часто встречались друг с другом и вместе проводили время.
ВОПРОС (Зайцеву): Правильно показывает Аллилуева о характере ваших отношений?
ОТВЕТ: Кира показала все правильно.
ВОПРОС (Зайцеву): Может быть, сейчас, не дожидаясь изобличения, вы станете рассказывать правду?
ОТВЕТ: От следствия я ничего не скрываю. Встречаясь с Кирой Аллилуевой, я беседовал с ней обычно на бытовые темы и никаких намерений использовать в преступных целях знакомство с ней не имел.
ВОПРОС (Аллилуевой): Так ли было, как показывает Зайцев?
ОТВЕТ: Зайцев говорит неправду. Знакомство со мной он использовал именно в преступных целях. ВОПРОС (Зайцеву): Вы это признаете?
ОТВЕТ: Нет, не признаю.
ВОПРОС (Аллилуевой): Покажите, в чем заключалась ваша преступная связь с Зайцевым.
ОТВЕТ: Как я уже показала на следствии, подтверждаю это и сейчас, Зайцев, прикидываясь другом и пользуясь моим расположением к нему, выведывал у меня лично сам, а также через свою жену Зайцеву Марьяну сведения о руководителях партии и Советского правительства. При встречах со мной в 1945–1947 годах. Зайцев особенно интересовался такими сведениями, которые касаются жизни и деятельности Сталина. При этом он назойливо расспрашивал меня о том, какие театры и как часто посещает Сталин, где еще бывает Сталин, где находится дача Сталина и его семьи.
ВОПРОС (Аллилуевой): И вы рассказывали об этом Зайцеву?
ОТВЕТ: Я была откровенна с Зайцевым и в беседах с ним рассказывала некоторые подробности о жизни Сталина и его семьи. В частности, я сообщила Зайцеву, что Сталин проживает на даче в Зубалово и что на эту дачу с 1937 года водила жену Зайцева — Марьяну. Особенно много я рассказывала Зайцеву о семье Аллилуевых, своих отношениях со Светланой и ее браке с Морозовым. Касаясь Морозова, я сообщила Зайцеву, что он еврей, проживает вместе со Светланой в Доме Правительства и часто бывает у нас. После того как брак между Светланой и Морозовым был расторгнут, Зайцев интересовался у меня причинами этой размолвки. В этой связи я рассказала Зайцеву, что виной всему якобы является Сталин, который, как я говорила, не захотел принять в свою семью еврея.
ВОПРОС (Зайцеву): Что вы теперь скажете?
ОТВЕТ: Аллилуева показывает правду. При встречах с ней я действительно проявлял интерес ко всему, что касается Сталина и его семьи. Я также расспрашивал Аллилуеву К., что ей известно о личной жизни других руководителей партии и правительства, однако с моей стороны это было простое обывательское любопытство.
ЗАЯВЛЕНИЕ Аллилуевой: Зайцев лжет. Выведывая данные о руководителях ВКП(б) и Советского правительства, Зайцев не скрывал от меня преступного умысла в этом и в 1945 году прямо заявил мне, что получаемую от меня информацию о Сталине и его семье он передает американцам.
ВОПРОС (Зайцеву): После этого вы, конечно, не будете настаивать на том, что собирали эти сведения ради простого любопытства?
ОТВЕТ: Я убедился, что бессмысленно что-либо скрывать от следствия, и теперь буду рассказывать все как было. Признаю, что свое знакомство и дружеские отношения с Кирой я использовал для того, чтобы влезть в семью Аллилуевых и получать через нее сведения о Сталине и других руководителях партии и правительства.
ВОПРОС: По заданию кого вы действовали?
ОТВЕТ: По заданию американской разведки и лично Харди. В одной из бесед с Харди, состоявшейся между нами в 1945 году, я поделился с ним, что имею знакомство с семьей Киры Аллилуевой, и подробно рассказал ему, как произошло это знакомство и что из себя представляет ее семья. Харди очень заинтересовался моим знакомством с семьей Аллилуевой К. и спросил меня, какие возможности я имею для того, чтобы через эту семью получать некоторую информацию о руководителях Советского правительства. Харди подчеркнул, что американцев особо интересуют сведения о Сталине и его семье, поскольку в советской прессе никогда ничего не пишется о том, как живут и где проводят свободное от работы время руководители Советского правительства. Я ответил Харди, что отношения с Кирой Аллилуевой у меня достаточно близкие и она не станет скрывать от меня то, что ей самой известно по этому поводу. Ухватившись за это, Харди предложил мне еще больше сблизиться с Аллилуевой К., влезть в ее семью и под видом безвредного любопытства расспрашивать ее обо всем, что она знает о Сталине, его семье и о других руководителях Советского правительства.
ВОПРОС (Зайцеву): Так вы и поступали?
ОТВЕТ: Да. Выполняя задание американской разведки, я выведывал у Киры все, что можно было получить от нее о Сталине и его семье, и передавал эти сведения Харди. Узнав от Аллилуевой К. место расположения дачи Сталина в Зубалово, я немедленно сообщил об этом Харди и по его настоянию летом 1945 года выезжал с ним в район Зубалово, где показывал ему эту дачу. Какие еще сведения, касающиеся Сталина, были переданы мною Харди, я сейчас уже не помню.
ВОПРОС (Аллилуевой): Напомните Зайцеву, раз память ему почему-то изменяет.
ОТВЕТ: Осенью 1947 года, в период нашего совместного пребывания на курорте в Ессентуках, Зайцев расспрашивал меня об отношении Сталина к Аллилуевой А.С. Тогда же Зайцев проявлял усиленный интерес к книге Аллилуевой А.С. «Воспоминания» и просил меня рассказать ему- не по указанию ли Сталина был скомпрометирован ее автор. На это я заявила Зайцеву, что Федосеев написал такую резкую рецензию, конечно, не без согласия Сталина. В ответ на мое заявление Зайцев сообщил мне, что критику книги Аллилуевой А.С. американцы расценивают как «скандал в благородном семействе» и фамилию Аллилуевых считают поруганной.
ВОПРОС (Зайцеву): Имел место такой факт?
ОТВЕТ: Имел. Когда в газете была опубликовала рецензия Федосеева на книгу Аллилуевой А.С. «Воспоминания», то в американском посольстве в Москве весьма заинтересовались этим, а жена атташе Баренса — Ксения Баренс, работающая библиотекарем посольства, во всеуслышание заявила, что факт опубликования рецензии Федосеева есть не что иное, как «скандал в благородном семействе». В этой связи и произошел у меня разговор с Кирой Аллилуевой, о котором она сейчас показала. Содержание этого разговора я по возвращении в Москву передал Харди.
(Арестованная Аллилуева К. уводится.)
ВОПРОС: Кого еще, кроме Аллилуевой К., вы использовали в шпионских целях?
ОТВЕТ: Помимо Киры, некоторые сведения, касающиеся главным образом настроений населения, я получал от своей жены Зайцевой Марьяны и ее матери Фрадкиной Татьяны Александровны. В частности, я расспрашивал Марьяну и ее мать о том, как реагирует население на решение правительства о проведении денежной реформы и отмене карточной системы. Разные провокационные и панические слухи, которые распространялись антисоветским элементом через Марьяну и ее мать Фрадкину и доходили до меня, я также передавал Харди. Вот, собственно, и все, что относится к моей преступной связи с Харди.
ВОПРОС: А сговор с американцами о вашем бегстве в Америку, в чем призналась на следствии ваша жена, разве не имеет отношения к преступной связи с Харди?
ОТВЕТ: Признаю, намерение бежать в Америку у меня действительно было. Понимая, что моя шпионская деятельность рано или поздно будет вскрыта и мне не избежать тюрьмы, я в 1947 году поделился этим с Харди, и он предложил мне бежать вместе с женой в Америку. Обсуждая возможность нашего побега в Америку, Харди говорил, что при удобном случае он сможет перевезти нас через советско-польскую границу в специально оборудованном багажнике дипломатической автомашины под американским флагом. Я согласился с этим вариантом нашего побега, однако Харди почему-то оттягивал его осуществление, и дело кончилось тем, что я и моя жена были арестованы. Протокол с моих слов записан правильно, мною прочитан».
Многие из перечисленных в протоколе допроса впоследствии будут арестованы. По делу Аллилуевых во Владимирской тюрьме находились:
ЗАЙЦЕВА (ФРАДКИНА) МАРЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА, 1922 года рождения, уроженка города Москвы, художница, одна из близких подруг Киры Аллилуевой, арестована 21 декабря 1947 года по обвинению в шпионаже. На тюремной карточке сделана особая отметка: «Шпионка Америки». Прибыла во Владимирскую тюрьму 30 июня 1948 года. Осуждена Особым совещанием при МГБ СССР 29 мая 1948 года на 25 лет тюремного заключения. 23 ноября 1954 года из-под стражи освобождена на основании Постановления Прокуратуры СССР, МВД СССР и Комитета ГБ при Совете министров от 15 ноября 1954 года. Постановление от 29 мая 1948 года отменено, и дело в уголовном порядке прекращено. (Тюремная карточка Зайцевой М.А.)
ФРАДКИНА ТАТЬЯНА АЛЕКСАНДРОВНА, 1905 года рождения, уроженка города Саратова, мать Зайцевой (Фрадкиной) М.А., художница. Арестована 21 декабря 1947 года. Взята под стражу постановлением, утвержденным генерал-полковником Абакумовым 7 января 1948 года и санкционированным заместителем Генерального прокурора СССР генерал-лейтенантом юстиции Вавиловым 8 января 1948 года. Осуждена по статьям УК РФ 19-58-8, 58–10, ч. 2, 58–11 «Измена Родине» Особым совещанием при МГБ СССР на 10 лет тюремного заключения. Ранее Татьяна Александровна была судима в 1937 году, как член семьи арестованного Особым совещанием, и знала, что такое исправительно-трудовой лагерь. Прибыв 20 июня 1948 года из Лефортовской тюрьмы, Фрадкина Т.А. сразу же поступила в тюремную больницу. Врачи констатировали явные признаки психического расстройства. В медицинской карточке было записано: «Часто плачет, испытывает страх, заявляет, что она «подопытное животное» и что на нее действуют электротоками и собираются убить. В результате чего боялась ходить на прогулку и в баню, говорила, что ее преследуют голоса извне. Кушала неохотно и прятала пищу куда только могла». 31 июля 1948 года врачами тюрьмы было сделано заключение, что она имеет психическое расстройство и нуждается в психической экспертизе. Через некоторое время из Москвы прибыл психиатр-консультант, кандидат медицинских наук, майор медицинской службы Торубаров, который вместе с врачами сделал заключение, что Фрадкина имеет затяжную психогенную реакцию и дистрофию в связи с одиночным содержанием и нуждается в изменении тюремного заключения. Несмотря на уговоры администрации и врачей, Татьяна Александровна отказывалась от пищи, и ее кормили искусственно до марта 1949 года. Потом ей стало лучше, ела самостоятельно, рисовала и читала. Ходила на прогулку и принимала лекарства. В феврале 1950 года состояние Фрадкиной становится угнетенным, часто плачет и говорит врачам, что жить больше не хочет. Неоднократно ей выписывались такие продукты питания, как масло, сахар, молоко, яйца, кофе, какао, кисель, но от всего она категорически отказывалась, приходилось ее кормить через зонд. 7 января 1951 года Татьяна Александровна Фрадкина скончалась во Владимирской тюрьме.
Александров Владимир Александрович, 1896 года рождения, уроженец города Москвы, художник, заведующий художественной мастерской при Министерстве иностранных дел СССР, по национальности немец. Арестован Главным управлением МГБ СССР 18 февраля 1948 года. Характер преступления: измена Родине. Осужден Особым совещанием при МГБ СССР 30 июля 1949 года на 20 лет тюремного заключения с конфискацией имущества. Прибыл во Владимирскую тюрьму 5 сентября 1949 года. Освобожден 9 июня 1955 года. Пометка в тюремной карточке Александрова В.А.:
«Тюремный срок был снижен до 10 лет, и в соответствии с Указом «Об амнистии» из-под стражи освободить. Не считать судимым по данному делу».
Узник одиночной камеры Владимирской тюрьмы УГЕР ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ, 1905 года рождения, уроженец города Киева, инженер-радист, заместитель председателя авиатехнического комитета ВВС МВС СССР, генерал-майор, арестован 28 декабря 1947 года. Национальность — еврей. Характер преступления: измена Родине. Прибыл во Владимирскую тюрьму 22 июня 1948 года. Сосед по квартире Е.А. Аллилуевой и Молочникова Н.В. Возможно, их разговоры о вожде и легли в основу обвинения. Осужден Особым Совещанием при МГБ СССР 29 мая 1948 года на 15 лет тюремного заключения. Начало срока 28 декабря 1947 года, конец — 28 декабря 1962 года.
Биография Георгия Угера насыщенна и удивительна. В 1921 году он вступает в ряды Красной армии. В 1924 году успешно заканчивает военно-электротехническую школу, после чего направлен в Ленинградскую школу связи. В 1929 году публикует, как молодой ученый, первые научные статьи по радиотехнике. Поступает в Ленинградский электротехнический институт. В 1929 году зачислен в Военно-воздушную академию. Учась параллельно в двух вузах, в кратчайшие сроки получает дипломы: военного инженера авиационной службы и гражданского радиоинженера. В 1932 году ведет исследовательскую работу в Государственном научно-исследовательском институте ГК (НИИ ВВС), в результате кропотливой работы создает первый в авиации радиополукомпас для оснащения самолетов. В 1938 году Г. А. Утер возглавляет отдел навигации, а после штурманский отдел ГК (НИИ ВВС). В годы Великой Отечественной войны Утер был назначен в Совет по быстрейшему оснащению новейшей техникой всех видов Вооруженных сил. После войны Георгий Александрович вошел в комиссию, которая была утверждена Постановлением ГКО № 9475 от 8 июля 1945 года, по изучению германской ракетной техники и «Оружия возмездия». В 50-е годы он проводит успешно ряд исследовательских научных работ по радиотехнике и радиолокации. Находясь в тюрьме, не переставал заниматься любимым делом — радиоконструированием. Когда он выходил на прогулку, возле камеры выставлялся часовой, никто, кроме начальника тюрьмы, не мог зайти в камеру. В камере Утер делал чертежи радиостанций, которые потом по секретной почте уходили в Москву. На основании Определения Военной коллегии Верховного суда СССР № 44-01181/54 от 10 февраля 1954 года Георгий Александрович 19 февраля 1954 года был освобожден и выбыл к месту жительства в город Москву. (Тюремная карточка Угера.)
Шатуновская Лидия Александровна, 1906 года рождения, национальность — еврейка, арестована 27 декабря 1947 года, театровед. Осуждена Особым совещанием при МГБ СССР на 20 лет тюремного заключения по статьям УК РФ 58-1а, 58–10, ч. II, 58–11. Освобождена 27 мая 1954 года с прекращением дела по Определению Военной коллегии Верховного суда. В 1982 году Лидия Шатуновская опубликует в США книгу «Жизнь в Кремле», основанную на личных наблюдениях и разговорах, что велись у Аллилуевых.