М.Н. Мосейкина ФАШИЗМ И КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ (1920-1950-е гг.)

М.Н. Мосейкина ФАШИЗМ И КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ В РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ (1920-1950-е гг.)

История русской эмиграции в странах Латинской Америки является составной частью истории Русского зарубежья. После 1917 г., писал М.В. Вишняк, «с возникновением советской власти появилась вновь русская политическая эмиграция».[413] Вместе с нею в 1920-1930-е гг. на латиноамериканский континент были привнесены, с одной стороны, национальные идеи, русская символика, менталитет, с другой – дух политической борьбы и сопровождавшее ее деление по политическим взглядам и партийно-политической принадлежности.

Применительно к анализу иммиграционной ситуации в латиноамериканских странах следует учесть, что к началу XX В. там проживала значительная по численности славянская диаспора, главным образом трудовая эмиграция. Появление на континенте представителей Белого движения значительно расширило спектр политических интересов российских переселенцев: от коммунистических и анархо-синдикалистских до монархических, национал-патриотических и откровенно профашистских.

Уже в 1920-е гг. в Русском зарубежье обозначилось политическое размежевание по вопросам фашизма и войны. И кроме политических пристрастий, как справедливо отмечал В.В. Комин, определенное значение имела конкретная обстановка в той или иной стране эмигрантского рассеяния.[414] Страны Латинской Америки к тому времени стали объектами экономической экспансии Германии. Основная часть германских капиталовложений направлялась в сферу торговли, сельского хозяйства (германские фирмы располагали крупными сахарными, хлопковыми, кофейными, банановыми плантациями, например в Гватемале, Коста-Рике, Колумбии) и в отраслях добывающей промышленности, прежде всего Аргентины, Бразилии, Чили и Колумбии. Это согласовывалось с общей целью Германии удержать континент в качестве аграрно-сырьевого придатка. С начала 1930-х гг. наблюдалась заметная тенденция увеличения германских инвестиций в Латинской Америке. Примерно 3/4 общей суммы капиталовложений Германии в Латинской Америке приходилось на крупнейшие страны континента – Аргентину и Бразилию. При этом в Аргентине сосредоточилось более половины общей суммы германских капиталовложений. Это объяснялось факторами экономического, политического и военного характера (широкая взаимная торговля, крупные немецкие поселения, германское влияние в армии, прогитлеровская политика правящих кругов Аргентины и т. д.).[415] Созданные там многочисленные отделения германских гроссбанков стали важными опорными пунктами нацистов накануне Второй мировой войны.

Кроме того, в Латинской Америке нацистская Германия располагала обширной сетью средств массовой информации и пропаганды (газеты, информационные материалы посольств, радиопропаганда, кинопродукция, субсидирование местных профашистских газет и проч.). Активная борьба велась за умы подрастающего поколения через сеть немецких школ, церковь, подпавшую в ряде регионов, особенно в Бразилии, под влияние нацистов с густой сетью церковных организаций, религиозных школ, подчиненных немецкому ордену францисканцев. В начале 1930-х гг., еще до прихода Гитлера к власти, на континенте появились отделения Национал-социалистической рабочей партии Германии. В Аргентине, которая поддерживала отношения с Германией вплоть до 1944 г. и была основным координирующим центром нацистов в Латинской Америке, только в Буэнос-Айресе действовало 400 ячеек нацистов, в Бразилии – 87, в Чили – 75 местных групп, несколько десятков отделений – в Уругвае. В Центральной Америке (Эквадор, Мексика) влияние нацистов было слабее, чем в Южной, что связано с доминирующим влиянием США.[416] Своего рода «пятой колонной» нацистов в этих странах выступали зарубежные фашистские и полуфашистские организации, прежде всего «испанская фаланга», действовавшие в 17 странах континента, а также различные клубы и ассоциации итальянцев и японцев, общая численность которых на континенте достигала примерно 3 млн. человек (в основном в Аргентине).[417]

В 1930-1940-е гг. в Аргентине (при президентах X.Ф. Урибуру и X.Д. Пероне) и Бразилии (времени президента Ж. Варгаса) установились националистические военные режимы. Идеи национализма, сильной государственной власти, корпоративизма и антикоммунизма они заимствовали у итальянского фашизма и германского нацизма. Поэтому не случайно нацисты с приближением краха Третьего рейха рассматривали Латинскую Америку как самое надежное место хранения своего капитала и собственное убежище. Именно там нашли приют М. Бор-ман, И. Менгеле (главный врач концлагеря Освенцим), Франц П. Штангль (комендант концлагерей смерти в Треблинке), А. Эйхман (оберштурмбанфюрер СС) и др. По некоторым данным, там скрывалось до 16 тыс. военных преступников нацистов.[418]

Для русской эмиграции межвоенного периода был характерен широкий диапазон политических пристрастий и форм политической деятельности, хотя политика волновала лишь незначительную часть интеллигенции и бывшего офицерства. Это справедливо и для русской диаспоры в Латинской Америке, где политическая жизнь русской эмиграции была менее активна по сравнению с главными центрами русского рассеяния и действовали в основном филиалы и отделения основных политических организаций Русского зарубежья в Западной Европе и Азии.

В 1920-1930-е гг. в армейской среде сильны были монархические настроения. Организации монархического толка, ставившие целью сохранить офицерские кадры Белой армии, поддерживать их военные знания для будущей борьбы с советской властью, были представлены отделением Русского общевоинского союза (РОВС) в Латинской Америке (глава – бывший полковник Генштаба А.В. Кушелевский) и местным отделением кавалерии и конной артиллерии РОВС, отделами Русского национального союза участников войны (РНСУВ). Часть офицеров участвовала в движениях младороссов (уполномоченный представитель в странах Латинской Америки – В. Рюминский), русского фашизма и других, мечтавших видеть Россию государством подобным Италии Муссолини либо гитлеровской Германии.

С зарождением русского фашизма его сторонники появились и в Латинской Америке. При этом русская эмиграция пережила там влияние и дальневосточного, и американского вариантов русского фашизма, причем в большей степени последнего в силу географической близости. Первые эмигрантские организации фашистского толка появились во второй половине 1920-х гг., вслед за организационным оформлением в 1925 г. фашистского движения в Харбине и созданием там Русской фашистской организации (РФО). Первую фашистскую группу образовали в Аргентине Г.Ф. Баширов (сын саратовского хлебного миллионера), который одновременно стал издателем и редактором газеты «Русь», и Воронцов-Вельяминов. Другую группу создал В.В. Шапкин – бывший министр Донского правительства и полковник Донской армии генерала П.Н. Краснова.

В конце 1926 – начале 1927 г. в Харбине кубанский казак П.С. Ковган создал с «целью свержения узурпаторов жидо-коммунистов, поработивших Россию и русский народ» и «восстановления полного народоправства и самоопределения народов» профашистскую партию Рабоче-крестьянская казачья оппозиция, или Русские фашисты.[419] Ее ячейки имелись в некоторых странах Латинской Америки, куда расселились казаки.

В 1930-е гг. многие правые из русского воинства симпатизировали Германии, с нею связывая надежду на освобождение России. К подобным убеждениям их толкала память о предательстве Антантой своей союзницы России и Белой армии. Сторонниками фашистской идеологии в Латинской Америке кроме русских офицеров выступила некоторая часть рабочих и бывших солдат Добровольческой армии, которым обещали землю в кубанских степях, когда нацисты Германии помогут освободить Россию от большевизма. В результате, после образования Русской фашисткой партии (РФП) К.В. Родзаевского в 1931 г. ее отделения появились в странах Латинской Америки с характерной для РФП структурой. Она включала ячейки (первичные организации численностью от 2 до 5 человек), которые объединялись в более крупные подразделения – «очаги», или отделы.[420]

В те годы в Сан-Пауло (Бразилия) выходили профашистские издания, в частности газета «Призыв» (редактор В.Н. Антипин), «Младоросское слово» (редактор Ю. Рюминский). В июле 1937 г. Родзаевский с чрезмерным оптимизмом писал:

«Харбинский „Наш путь“, парижский „Сигнал“ <…> нью-йоркская „Россия“, бразильский „Призыв“ – понимают друг друга с полуслова и не сговариваясь ведут одну и ту же генеральную линию, – это значит, что единый Национальный фронт живых сил эмиграции образовался сам собой, и осталось его оформить надлежащими организационными рамками».[421]

Создание в 1933 г. в США Всероссийской фашистской организации (ВФО) дало новый толчок формированию русского фашистского движения в Латинской Америке. Бразильский сектор ВФО объявил своим вождем ее лидера А.А. Вонсяцкого, сохраняя при этом в своей идеологии антисемитскую и антимасонскую риторику, более свойственную дальневосточной ветви русского фашизма. Начальником Бразильского сектора ВФО (насчитывал не более 100 членов) стал Н.Г. Дахов, начальником его штаба – полковник А.В. Кушелевский. Казачий отдел сектора возглавил генерал-майор И.Д. Павличенко. Бразильский сектор ВФО делился на группы. В Рио-де-Жанейро руководил группой полковник кн. Л.С. Святополк-Мирский. Активистами фашистского движения в Бразилии были также Е.М. Нагаец (войсковой старшина Собственного ее императорского величества конвоя, последний адъютант вдовствующей императрицы Марии Феодоровны), З.В. Яцевич (глава женской секции) и др. Как признавали активисты движения, началось все с появления у них первого номера газеты «Фашист» (вышел в августе 1933 г., тираж 2 тыс. экземпляров) – центрального органа ВФО.

Очаги Бразильского отдела ВФО возникли также в Аргентине и Уругвае. Первой русской фашисткой в Аргентине и начальницей 1-го женского очага в Буэнос-Айресе стала М.В. Нацевич, начальницей 1-го женского очага ВФО в Уругвае являлась М.В. Лорету Эбмен. Очаг Бразильского отдела ВФО в Уругвае возглавил В.И. Лучинский. В 45-й очаг Бразильского сектора отдела ВФО, кроме Нацевич, вошли С.А. Антонов, С.М. Столбов, А.И. Огиевский, Р. Гернгросс.[422]

Хотя связь с вождем очень быстро прервалась, Н.Т. Дахов с соратниками прилагали максимум усилий для развития русского фашистского движения в Южной Америке. 1 апреля 1934 г. в г. Сан-Пауло состоялось первое публичное заседание (в некоторых материалах именуемое съездом) Бразильского сектора Всероссийского фашистской организации, участниками которого стали преимущественно бывшие русские военные (в городе их проживало около тысячи, а всего в Бразилии, по некоторым данным, до 2 тыс. человек). «Дружественную» Национал-социалистическую рабочую партию Германии на съезде представлял Петерс. Поскольку Вонсяцкий избрал символом своей организации свастику (в отличие от нацистской не черная на красном, а белая на синем), съезд установил своим решением соответствующую форму русских фашистов в Бразилии (зеленые рубахи с отложным воротом и черным галстуком, на левом рукаве выше локтя – черная свастика на желтом фоне, а выше обшлага – нашивка, соответствующая должности; черные брюки навыпуск, кожаный пояс, ботинки).

Съезд принял и образец фашистского знамени из бело-сине-красного шелка в виде русского национального флага, в верхней правой стороне у древка вышит шелком и золотом двуглавый орел с трехцветной свастикой на груди, на оборотной стороне знамени вышит восьмиконечный православный крест.[423]

Игумен Михей (Ордынцев), настоятель православных церквей Сан-Пауло, благословил местных русских фашистов крестом с частицей Древа Святого животворящего креста «на победоносную битву с поработителями России». Тогда же он вручил этот древний крест Н.Т. Дахову для передачи Вонсяцкому с пожеланием «донести этот Св. Крест до Москвы».

В опубликованных материалах Бразильского сектора ВФО подробно рассказана история появления в Бразилии частицы Святого животворящего креста.[424] Некогда ее передал Папа Римский одному из австрийских императоров. В 1762 г. Венский кардинал в виде благословения передал частицу Св. креста в семью венгерского магната гр. Лейтрума. При императоре Николае I семья гр. Аейтрума породнилась с семьей князей Паскевичей-Эриванских. Гр. Ольга Лейтрум, встретив во Франции о. Михея, тогда еще иеромонаха, в знак особого расположения и уважения к его церковной деятельности просила принять в дар эту великую святыню. В 1931 г. о. Михей прибыл в Сан-Пауло, и частица Древа Святого животворящего креста оказалась в Бразилии. Именно этот необычный крест, полученный для передачи Вонсяцкому как благословение вождю на борьбу с коммунистами, решили изобразить на знамени Бразильского сектора ФВО.

Тогда в позиции Зарубежной Церкви, как пишет М. Назаров, не могли не отразиться распространенные надежды на антикоммунистическую политику фашистской коалиции.[425] Вонсяцкого и его «дело» благословили глава Русской Православной Церкви за границей митрополит Антоний (Храповицкий), а затем управляющий приходами РПЦЗ в Южной Америке протоиерей Константин Изразцов. Русский фашизм протоиерей К.Г. Изразцов определял как патриотическое движение, вознося хвалу «вождю и всем его сподвижникам», и выразил надежду, «что фашизм объединит русских людей в изгнании и совершит великое дело освобождения Родины от коммунистического интернационала».[426]

После нападения гитлеровской Германии на СССР иерархи Русской Православной Церкви в Южной Америке приветствовали начало войны. Они отказались служить молебен о победе советского оружия, связывая с Германией надежду на «крестовый поход» против коммунизма и освобождение России. Это вызвало критику и открытое осуждение в некоторых латиноамериканских изданиях; со стороны эмигрантов раздавались угрозы в адрес церковнослужителей, обвинения в измене родине и сочувствии фашизму.

Не надеясь на быстрый рост фашистского движения, направленного «на борьбу за освобождение Родины от III Коммунистического Интернационала», глава Бразильского сектора ВФО Н.Т. Дахов мог рассчитывать главным образом на пропаганду фашистских идей через «Русскую газету» (редактором и издателем которой являлся) и журнал «Вестник». Газета имела страницы-вкладыши: «Русский воин» (издание местного отделения кавалерии и конной артиллерии РОВС, в котором большинство симпатизировало фашистской идеологии); «Союз младороссов в Южной Америке» (сходная ориентация); «Борьба за церковь» (страница Православного русского прихода Святителя Николая).

Русские фашисты отмечали, что их программа не является «простой копией» программ итальянских фашистов и германских национал-социалистов, «преломляясь в весьма сильной степени сквозь призму русской историчности и российской национальной самобытности, с особым упором на глубокую религиозность».[427] «Русская газета» рассматривала церковь как фундамент русской национальной жизни за границей. Вот почему в ней регулярно публиковались протоколы общих собраний прихожан Свято-Никольской церкви, содержащие, в частности, статистические бюллетени о крещениях, причащениях, браках, погребениях и т. д.; данные о пожертвованиях, включая так называемые инвалидные суммы, собираемые русской эмиграцией через бразильского уполномоченного Зарубежного Союза русских инвалидов в Южной Америке. Освещалась важная роль в помощи соотечественникам Российского общества Красного Креста (старая организация). Отчеты о его деятельности также помещала «Русская газета». РОКК предоставлял неимущим и нуждающимся бесплатные обеды, лекарства, ночлег, устройство в госпиталь на лечение, бесплатный медицинский осмотр, помогал при похоронах, сообщал о смерти на родину, ходатайствовал об освобождении из тюрем, разыскивал пропавших, выдавал возвратные и безвозвратные ссуды и пожертвования, помогая адаптироваться в чужой стране.[428]

Активизация деятельности по распространению фашистских идей в странах Латинской Америки предполагала также устройство постоянного штаба, читален, выпуск необходимой литературы по русскому фашизму. Появилась специальная должность начальника отдела политической пропаганды штаба Бразильского сектора ВФО, им стал авангардист В.Г. Томашинский, один из основателей русского фашизма в Бразилии. На первое место в фашистской пропаганде выдвигалось распространение печатных изданий (газет, журналов, политических брошюр, листовок, приказов ЦИК и проч.) среди русских эмигрантов и в СССР.

В идеологии и пропаганде сторонников русского фашизма в Бразилии присутствовали антисемитизм и антимасонство. Полковник В.Н. Антипин в докладе «Фашизм и иудомасонство» на Первом съезде русских фашистов заявил:

«Евреи правят всем миром за спиной стоящих у власти правительств Европы и Америки, кроме Германии и Италии <…> Всемирное масонство, прикрываемое лицемерной задачей нравственного усовершенствования своих членов на началах всеобщего братства и равенства – осуществляет в действительности задачу всемирного владычества иудеев на развитых христиан мира».[429]

На втором заседании съезда Антипин в своем втором докладе «Государственная власть в ТРИЭССЕРИИ», развивая эту тему, отметил: в СССР «диктатура существует, но не Сталина, и не пролетариата, а евреев»; «Внешним символом их власти является пятиконечная звезда на шлемах красноармейцев. Она есть жидо-масонская кабалистическая эмблема – „Всемирного еврейского владычества Из этого следовал вывод, что в России – «еврейское рабство под флагом коммунизма». В борьбе с этой властью расчет делался на единство РОВС, казачества, младороссов и фашистов, создание ими Директории, к которой примкнут все зарубежные организации.[430]

Специальным приказом по Бразильскому сектору начальникам ячеек вменялось в обязанность разъяснять рядовым членам ВФО, что «фашизм есть религиозное, национальное и трудовое движение», и что «путем создания национальных корпораций, куда входят все союзы рабочих и работодателей, фашистский строй уничтожит в общественной жизни разжигаемую коммунизмом вражду между трудом и капиталом». Признавалось, что «пример единения немцев достоин подражания», превозносились лозунги: порядок, иерархия, дисциплина.[431] Штаб Бразильского сектора ВФО издал специальную «Памятку русского фашиста» как руководство к действию. Специальный пункт «Памятки» посвящен роли родителей, которые должны привлекать в движение своих несовершеннолетних детей, а также роли женщины в воспитании «высоконравственных детей, святого духа патриотизма». Особое поле деятельности открывалось в этой связи в приютах, воспитательных домах, учебных заведениях и т. д.

Эффективность пропагандистской работы определялась количеством материалов, направленных в разные страны Южной Америки, за границу, в СССР, где по замыслу идеологов предполагалось создать ядро фашистского движения. Маньчжурия в этих планах рассматривалась как плацдарм для работы на границе с Россией, а японская армия – как военная сила, способная оказать в будущем помощь русским фашистам превратить «СССР в Россию».[432] При этом руководство явно преувеличивало степень активности своей организации и желаемое нередко выдавало за действительное. Утверждалось, что за два года (1933-1934) в СССР отправлено 50 тыс. экземпляров «Русской газеты», главными читателями которой были «комсомольские клубы, колхозы, совхозы, моряки, железнодорожные и портовые рабочие».[433] Призывы Бразильского сектора ВФО «К русской эмиграции в Южной Америке», «К русской молодежи Зарубежья и „подъяремной России“», «К соотечественникам» и проч., отправлявшиеся в СССР, по данным активистов движения, также издавались большим форматом, тиражом в несколько тысяч экземпляров, что должно было свидетельствовать о постоянном расширении этого направления деятельности русских фашистов в Латинской Америке.

Однако, несмотря на предпринятые усилия, сторонники русского фашизма так и не сумели достичь в среде русской эмиграции массовой поддержки своих идей. Нападение гитлеровской Германии на СССР еще более усилило раскол внутри эмиграции.

Значительная часть представителей Русского зарубежья в странах Латинской Америки заняла в годы войны патриотическую позицию. Появились «Комитет помощи стране Советов при Украинско-белорусском культурно-просветительном обществе», «Русский комитет помощи жертвам войны» в Сан-Пауло и др. Последний отправил в 1944 г. в фонд помощи СССР 96,8 тыс. крузейро и 21 контейнер с одеждой. В 1942 г. в Великобританию из Бразилии выехало 580 человек добровольцев из числа российских иммигрантов.[434] Известна антифашистская деятельность Украинско-демократического комитета помощи Советскому Союзу и Женской еврейской комиссии помощи союзникам в Аргентине, Русского комитета «За Родину» в Уругвае, Межславянского комитета в Чили и др.

Благодаря информации от дипломатических и консульских представительств по каналам ВОКСа, Совинформбюро, от корреспондентов ТАСС об эмигрантских организациях антифашистской ориентации, на которые СССР мог рассчитывать в своей информационно-пропагандистской работе, сюда направлялись печатные издания Всеславянского комитета – журнал «Славяне», Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) – газеты «Эйникайт» («Единство») и «Биробиджанер Штерн», и другие материалы. В 1943 г. делегация ЕАК (С.М. Михоэлс и И.С. Фефер) посетила США и Мексику. Установившаяся переписка, отсутствие языкового барьера способствовали тому, что направляемая из СССР литература, включая периодические издания антифашистских комитетов, находила читателей в русской, украинской, белорусской, польской, еврейской диаспорах Латинской Америки, которые посылали в СССР материальную помощь.[435] Именно эта просоветски настроенная часть эмиграции в послевоенный период составила основу добровольных репатриантов в СССР.

Вместе с тем после окончания войны в Латинскую Америку хлынула новая волна антикоммунистической эмиграции. По словам ее участника, протоиерея Димитрия Константинова, ей была свойственна «последовательная непримиримость к большевизму».[436] В 1947-1948 гг. обстановка в Латинской Америке менялась в пользу правых сил, что связано с поворотом в мире к «холодной войне». Антикоммунистические и антисоветские настроения, опасения советской и коммунистической угрозы охватили значительную часть латиноамериканцев. Действовавшие в зонах оккупации союзников в Европе специальные комиссии Аргентины, Бразилии и Венесуэлы отбирали для въезда в свои страны рабочую силу, отсеивая нежелательных эмигрантов. Преимущество получали не имевшие связи с советским режимом, включая белоэмигрантов, а также андерсовцы, власовцы и прочие коллаборационисты. В результате на континент прибыли белоэмигранты из Европы, главным образом Югославии, бывшие советские граждане, бежавшие из СССР с отступающими гитлеровскими частями, власовцы и реже советские военные, боявшиеся наказания на родине за пребывание в плену.

После войны при выявлении перемещенных лиц советская сторона установила, например, что в Бразилии большинство дипийцев составляли украинцы и белорусы; многие из выявленных на 1951 г. являлись военными преступниками: служащие гестапо (18 человек), немецкой полиции (41) и дивизии СС «Галичина» (10), участники 1-й Русской национальной армии (на тот момент члены Суворовского союза – 73), бандеровцы и участники УПА (61), андерсовцы (44), власовцы (33), воевавшие в немецкой армии (19), старосты и бургомистры (5), а также бывшие военнопленные (29), насильно угнанные (29 человек) и др.[437]

Значительную часть массовой волны послевоенной эмиграции в страны Латинской Америки, США, Канаду, Австралию составили казаки, участники военных формирований Германии, Японии, Италии и других стран, воевавших на фронтах Второй мировой войны. Они развернули работу по воссозданию своих союзов и объединений, чья деятельность также была направлена на борьбу с большевизмом.[438] В Чили, Аргентину, Парагвай переселились после войны полковник Кучук Улагай и его соратники, включая казаков – бывших участников Русского отряда, воевавшего в 1920-е гг. на стороне албанского короля Ахмета Бей Зогу I, а в годы Второй мировой войны – в рядах Итальянской дивизии и в частях Русской освободительной армии (РОА).[439] Среди переселенцев из Европы в Аргентину еще в 1944 г. был казачий общественный деятель, историк, археолог В.А. Харламов (ранее член Учредительного совета при Русском заграничном историческом архиве в Праге, редактор журнала «Казачий путь», представитель казачьей Исторической комиссии, издавшей трехтомную «Донскую летопись»). В Буэнос-Айресе Харламов организовал Казачий союз и Антикоммунистический центр.

Многие старожилы российского происхождения в Латинской Америке восприняли новых переселенцев как фашистов. О послевоенной эмиграции протоиерей Д.В. Константинов писал:

«Встреченная особым взрывом ненависти со стороны многочисленной просоветской части многотысячной старороссийской эмиграции, она одновременно весьма холодно была принята и первой белой российской эмиграцией, за малым исключением относившейся к ней далеко не лояльно. Отчужденность, непонимание, подозрения, проявившиеся со стороны белой русской колонии в Буэнос-Айресе, сохранились в продолжение ряда лет и стали сглаживаться лишь к концу пятидесятых годов».[440]

Непримиримость нередко перерастала в состояние гражданской войны и между двумя антикоммунистическими эмиграциями. С прибытием на новое место жительство представители второй волны создавали свои институциональные образования, в их числе отделения Союза власовцев, представительства НТС и др. В своих воспоминаниях В.М. Байдалаков привел списки генеральных представительств НТС в Аргентине (Д.С. Богданович, Ю.А. Герцог, А.Г. Денисенко, И.И. Иванилов, В.А. Книрша, И.А. Пророков, А.Л. Швец) и Венесуэле (А.В. Батян, 3. А. Белик, А.А. Кундауров, В.Н. Третьяков).[441] В составе второй волны эмиграции в Аргентине оказался, как уже отмечалось, протоиерей Д.В. Константинов, который в годы войны входил в окружение А.А. Власова, сотрудничал с НТС, в период пребывания в Аргентине издавал и редактировал в 1949-1960 гг. газету «Новое Слово». В своих мемуарах Константинов, всячески преувеличивая историческую роль второй эмиграции, столь же высоко оценил собственный вклад в дело борьбы с большевиками, в частности рассматривал «Новое Слово» не только как «печатный орган второй русской эмиграции в Аргентине», но и центральный орган НТС в Южной Америке. Он также считал, что с началом его службы настоятелем кафедрального собора в Буэнос-Айресе «духовные ценности Освободительного движения получили новый импульс для своей духовной деятельности в эмиграции».[442] Однако переход в 1960 г. протоиерея Д.В. Константинова (вслед за протоиереем К.Г. Изразцовым) из РПЦЗ в юрисдикцию Северо-Американской митрополии, вызвал раскол среди участников власовского движения, который обернулся реальной борьбой за власть, совпавшей с юрисдикционной борьбой внутри зарубежной РПЦ.

В середине 1947 г. из Европы в Аргентину прибыла группа военных во главе с генералом Б.А. Смысловским (псевдонимы – фон Регенау, Артур Хольмстон). Этот в прошлом царский офицер окончил 1-й Московский кадетский корпус, где был однокашником М.Н. Тухачевского, затем Михайловское артиллерийское училище. Первую мировую войну закончил в чине штабс-капитана. После революции жил в Варшаве, стал секретарем польского отдела РОВС. Во Вторую мировую войну в чине полковника Вермахта организовывал воинские части из русских, живших в Германии, и военнопленных советских солдат. Созданную им в 1944 г. 1-ю Русскую национальную армию (РНА), так и не посланную Гитлером на Восточный фронт, использовали для карательных экспедиций против партизан. За «отличную службу» германское командование произвело его в генералы.[443] После капитуляции Германии Хольмстон-Смысловский сумел вывести свои части из-под удара советских войск. Ко 2 мая 1945 г. сохранившиеся кадры двух полков 1-й РНА ушли в княжество Лихтенштейн, прося политическое убежище. После сдачи союзным войскам Хольмстон-Смысловский обратился к президенту Аргентины генералу Хуану Перону с просьбой разрешить прибыть для переговоров о переброске остатков своих войск в Южную Америку. Перон удовлетворил просьбу.[444]

После переговоров с властями Аргентины с 9 августа 1947 по 2 февраля 1948 г. около 100 бывших чинов 1-й РНА перебрались в Буэнос-Айрес. Спустя некоторое время на основе личного состава 1-й РНА было основано Российское военно-национальное освободительное движение имени генералиссимуса А.В. Суворова (Суворовский союз) во главе с Хольмстоном-Смысловским (начальник главного штаба – полковник Г. 3. Трошин).[445] Движение представляло собой военно – политическую организацию монархической направленности, ставившую целью создание Российской национальной освободительной армии (РНОА), которая с армиями других стран должна освободить Россию «от темных сил Интернационала и коммунистов». Сторонники Смысловского на заседаниях своей организации часто обсуждали тактику и стратегию армии, которую они создадут в будущей войне против СССР. При этом они по-прежнему дистанцировались от власовцев, отказавшись еще в войну войти в состав РОА. В подобных трениях старых русских офицеров с недавними советскими военнослужащими сыграли роль различия в воспитании и, конечно, в мировоззрении.

Печатным органом движения являлась газета (которая сначала, как писал В. Бенуа, имела военно-исторический, а затем откровенно фашистский характер),[446] а с января 1957 г. – журнал «Суворовец» (вышло 7 номеров), а после его закрытия – журнал «Сигнал» (№ 1 вышел в августе 1957 г.). К 1957 г. отделения и представительства Суворовского союза действовали в Бразилии (А.С. Рубанов) и Парагвае (есаул Д.А. Персианов), а также в США, Австралии, Марокко, Сенегале, Израиле, Иране и других странах.[447]

Организатором еще одного политического движения – Российского народно-монархического (штабс-капитанского) движения и издателем газеты «Наша страна» в Аргентине стал после Второй мировой войны Иван Солоневич, автор книг «Россия в концлагере», «Народная монархия», «Белая империя» и др.

К концу 1940-х гг. в Южную Америку (в основном Аргентину) перебрались члены Союза чинов Русского корпуса, образованного 1 ноября 1945 г. в лагере Келлерберг в Австрии, куда был выведен из Югославии Русский корпус. Управление его находилось в Нью-Йорке, а отделы в виде Союзов и Обществ Святого благоверного великого князя Александра Невского, помимо Аргентины, располагались также в Бразилии, Парагвае, Венесуэле.[448]

Бывший лейтенант Русского корпуса Вл. В. Бодиско (сын белого офицера) после войны защитил в Венесуэле докторскую диссертацию по скотоводству, за научные заслуги в области молочного и сельского хозяйства награжден высшим орденом Венесуэлы «Андерс Белло» I класса с лентой.[449] Другой представитель русской эмиграции второй волны, служивший в Русском корпусе, а в конце войны в штабе армии генерала А.А. Власова, – Ан. А. Бертельс-Меньшой (участник Белого движения) после войны стал в Бразилии профессором биологического факультета Католического университета. За активную антикоммунистическую деятельность в 1977 г. его удостоили звания «Почетного солдата полка Тьюти».[450]

Наряду с Аргентиной и Бразилией центром сосредоточения антикоммунистической эмиграции второй волны стала Венесуэла. Основная часть созданных там организаций имела антикоммунистический характер (например, 10 из 14 объединений Каракаса). Но поскольку ядро русской колонии в Венесуэле создавалось заново, то столь сильного раскола по политическим мотивам, который пережила русская эмиграция в других странах Латинской Америки, здесь не наблюдалось. Прибывшая «старая эмиграция» восстанавливала довоенное Объединение императорской Армии и Флота, Союз инвалидов и ветеранов Первой и Второй мировых войн, Общество чинов русского Охранного корпуса, Общества взаимопомощи белых русских. Вскоре в стране начало возрождаться движение разведчиков (основано в 1909 г.), хотя Венесуэла больше известна как один из центров русского кадетского движения. В те годы туда прибыли бывшие воспитанники кадетских корпусов (Первого русского кадетского, Донского, Крымского кадетских корпусов и др.), которые после 1945 г. оказались востребованы в индустриализирующихся странах Южной Америки, поскольку среди них оказались квалифицированные чертежники, топографы, знатоки иностранных языков. Были и представители старой дворянской династии –

С.А. и Н.А. Хитрово (потомки А.В. Суворова).

Собственные структуры создали бывшие коллаборационисты: Объединение власовцев, представительство НТС и др. Они постепенно включились в политическую борьбу. Сформировалась значительная колония бывших чинов РОА. Среди них был Ф.М. Аегостаев, выпускник Государственного центрального института физической культуры им. И.В. Сталина, затем преподаватель физкультуры в Высшей партийной школе при ЦК ВКП(б), начальник отдела кадров Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта при СНК СССР. В плену он стал заместителем начальника штаба РОА, в 1951 г. переехал из Мюнхена в Каракас, где был активистом Венесуэльского отдела Союза борьбы за освобождение народов России (СБОНР) и Союза воинов освободительного движения (СВОД). Последний имел в Венесуэле собственный печатный орган – «Вестник связи власовцев». Кроме политической деятельности Легостаев работал по своей профессии, в 1952 г. основал Институт физических методов лечения и Школу лечебного массажа, за это отмечен венесуэльским орденом «За трудовые заслуги» I степени.

В 1952 г. Венесуэла порвала дипломатические отношения с СССР, и жившим там русским пришлось словом и делом доказывать свой антикоммунизм. В июле 1953 г. состоялась первая официальная встреча власовцев в Венесуэле. По ее результатам в октябре 1953 г. создан Отдел Союза воинов освободительного движения (СВОД) с собственным печатным органом («Вестник Отдела Союза Воинов Освободительного движения в Венесуэле»). Из-за отсутствия средств печатали его на пишущей машинке, а не в типографии. Созданный на базе Отдела СВОД фонд помощи, переводил средства в Центральную кассу власовского Фонда помощи. Однако и это движение не избежало политического соперничества. Отделу СВОД в Венесуэле противостоял «Штаб Отдела кадров РОА», претендент на политическое лидерство.

В начале 1950-х гг. среди участников антикоммунистического движения, состоявшего главным образом из бывших коллаборационистов, дискутировалась идея (поданная военно-политическими кругами США) о формировании Интернациональной антикоммунистической армии. По этому поводу «Вестник Отдела СВОД в Венесуэле» писал:

«Большевизм в СССР является источником коммунизма во всем мире и только уничтожение большой коммунистической системы в СССР будет означать разгром коммунизма во всех других странах мира».[451]

В этой связи ставилась задача «сохранить свои кадры: политиков, пропагандистов, офицеров, т. е. весь костяк Освободительного движения до той поры, когда контратака свободолюбивого мира будет направлена непосредственно на главную опору и главную силу – коммунистический большевизм в СССР».

«Если эта интернациональная армия (в числе которой предполагались и русские подразделения. – М.М.), будет формироваться по типу французских легионов и использоваться на подавление восстаний и путчей (хотя бы и коммунистических) где-то в Новой Зеландии или на о. Куба, то пропагандировать за вступление русских антибольшевиков в такую армию не стоит, <…> потому что основное гнездо коммунизма находится на нашей Родине, и только разгромив его можно надеяться на уничтожение коммунизма в остальных странах. В такую армию, как показал опыт Власовского Движения и опыт формирования Русского Охранного Корпуса в Югославии „и старый генерал запишется простым солдатом“».

Однако делался вывод, что все же «никакие интернациональные армии без поддержки российского народа не смогут одолеть коммунистической диктатуры».[452]

Таким образом, объявив себя национал-патриотами, борцами за Великую Россию, русские фашисты и их последователи коллаборационисты пытались стать новой, «третьей силой», способной влиять на ход событий в СССР, и, объединясь в изгнании, завершить освобождение родины от коммунизма. Однако, лишенное национальной почвы, это движение в странах континента, как и в Русском зарубежье в целом, не могло получить и не получило широкой поддержки. Член штаба Бразильского сектора ВФС полковник В.Н. Антипин признал, что «даже всемирное быстрое развитие фашистского движения не убедило эмиграцию в жизненной потребности примкнуть к этому движению всей полуторамиллионной эмигрантской массой».[453]

Действительно, национал-патриотическая пропаганда и антисемитизм не способствовали их популярности в русской диаспоре, хотя само существование русского фашизма предопределило политический раскол эмиграции в странах Латинской Америки в годы Второй мировой войны и затем явилось одной из причин противостояния в ее рядах.