Наши ошибки в национальном вопросе и их значение

Наши ошибки в национальном вопросе и их значение

До сих пор еще очень и очень многие не отказались от той мысли, что, якобы, кокандская автономия является продуктом ошибок нашей партии в национальном вопросе, а по мнению других — результатом всех наших ошибок того времени вообще.

В качестве образца подобной трактовки данного вопроса можно привести отрывок из статьи некоего В. Дориомедова — «Кокандские события», помещенной в одном из мартовских номеров газеты «Знамя Свободы» (1918 год). В этой статье мы можем прочитать следующее:

«Власть Советов народных комиссаров и советов солдатских и рабочих депутатов оказалась совершенно бессильной, как защитить страну от внешних опасностей, так и водворить в ней хотя бы элементарный внутренний порядок, обеспечивающий гражданам возможность спокойной мирной работы.

Добрые намерения советов совершенно разбиваются о полное нежелание подчиняться им со стороны даже тех, кто их избрал.

Второй причиной является демагогическая и двуличная политика петроградского совета народных комиссаров, которые, с одной стороны, предлагают всем народам отделиться от России, говорят о полном самоопределении народов, а потом, когда зерно, посеянное ими же, взойдет, так устраивают кровавые бойни.

Надо только при этом вспомнить воззвание Ленина к мусульманам, распространенное в миллионах экземпляров. В этом воззвании он призывал мусульман к изгнанию европейцев из всех мусульманских стран. Воззвание это не должно быть забыто.[1]

Об автономии говорили усиленно везде в советах рабочих и солдатских депутатов, на съездах — все ее хвалили и в то же время все чувствовали, что во всех этих разговорах есть какая-то фальшь, что-то недоговоренное».

Так господин Дориомедов, бывший скобелевский городской голова, писал вскоре после ликвидации кокандской автономии. Но приблизительно такие же вещи, конечно, значительно более мягкие, можно услышать и в наши дни.

Чем объясняется распространенность этого совершенно ни на чем не обоснованного мнения. С одной стороны, это является продуктом прежней бешеной борьбы всех контрреволюционных сил, направленной против советской власти и особенно широко имевшей место в первые годы после Октябрьской революции. А, с другой стороны, такое мнение является результатом простой ограниченности политического кругозора нашего мещанства и обмещанившейся части интеллигенции. Просто люди не могут понять, что и от чего происходит.

Это обстоятельство заставляет нас подробно остановиться на наших ошибках того времени и на их последствиях. Но прежде, чем говорить об этих ошибках, необходимо хотя бы вкратце остановиться на той политической обстановке, в которой эти события развертывались.

Политическая обстановка Туркестана того времени складывалась из следующих моментов:

1. Незначительность рабочего класса и особые условия его существования до Октябрьской революции.

2. Слабость классовой дифференциации коренного населения страны.

3. Отрыв от центра пролетарской революции и окружение Туркестана кулацко-казачьей контрреволюцией.

4. Наличие недурно организованной контр-революции в самом Туркестане.

5. Молодость и, вследствие этого, недостаточная опытность коммунистической организации и советской власти Туркестана.

Более подробно останавливаться на этих моментах мы считаем излишним, ибо само перечисление их дает достаточно полную картину тогдашнего политического состояния Туркестана.

Теперь мы вернемся к нашим политическим ошибкам того времени.

Прежде всего, были ли в действительности в то время допущены нами какие-нибудь политические ошибки.

Да, были. И скрывать нам эти свои политические ошибки совершенно ненужно! Даже больше того, всякая попытка кого-нибудь из нас скрыть эти ошибки ничего кроме вреда для нашей партии и революции не принесет.

В чем же они заключались?

Наша главнейшая и наиболее серьезная ошибка заключалась в действительно неверной и даже трудно объяснимой политической линии в области национального вопроса.

Чтобы дать наиболее реальное представление об этой нашей ошибке, я приведу выдержку из отчета о заседаниях первого после Октябрьской революции (IV) в ноябре 1917 г. съезда советов тогда еще Туркестанского края, напечатанного в «Нашей Газете».

«По открытии заседания от фракции большевиков (и максималистов) прочитывается следующая декларация:

«Признавая существующую центральную власть и формы ее организации, объединенная фракция большевиков и максималистов считает высшим краевым органом Краевой Совет Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов, который отныне именуется советом народных комиссаров Туркестанского края, вместе с тем фракция, поддерживая намеченную схему организации краевой власти, оглашенную ее представителем в первом заседании съезда, считает необходимым разъяснить, что ею отнюдь не устраняются от участия в активной работе широкие слои населения, так как каждый из народных комиссаров, стоящий во главе той или иной отрасли жизни края, будет иметь руководящее значение каждый в своей сфере деятельности, проводниками же в жизнь выставляемых всем советом народных комиссаров принципов явятся те съезды представителей с мест, не исключая и мусульман, которые будут периодически созываться тем или иным народным комиссаром, по вопросам той или иной сферы хозяйственной и государственной жизни края, а также и те организации, которые созданы в настоящее время на местах.

Таким образом, ни местное туземное население, ни местные интеллигентные силы не устраняются от активной работы по улучшению быта и жизни края, а наоборот, привлекаются к этой работе.

Включение в настоящее время мусульман в органы высшей краевой революционной власти является неприемлемым как в виду полной неопределенности отношения туземного населения к власти ССР и КД, так и в виду того, что среди туземного населения нет пролетарских классовых организаций, представительство которых в органы высшей краевой власти фракция приветствовала бы.

Включение в органы высшей краевой власти представительства оборонческих групп фракция считает недопустимым, т. к. они активно боролись, отстаивая власть временного правительства, изменившего революционной демократии.

При такой организации власти края, как представляет себе фракция, каждый народный комиссар является ответственным перед всем советом народных комиссаров, а совет — перед съездом ССР и КД, созываемым каждые два месяца советом народных комиссаров.»

Мы выписали всю декларацию нашей фракции, чтобы показать, что в ней нет ни единого слова по поводу того, что в то время наиболее интересовало положительно все слои коренного населения страны, это — по вопросу об автономии Туркестана.

Агитация за автономию Туркестана среди местного населения началась еще со времени Февральской революции и, кстати сказать, находила широкий отклик среди городской мелкой буржуазии и дехканства.

Упорство, о которым сначала кадетский, а затем меньшевистский состав Туркестанского комитета противился проведению автономии даже в самомалейшей степени, еще более обостряло этот вопрос.

Нашей партийной организации нужно было немедленно после того, как мы захватили власть, объявить и провести на деле эту автономию Туркестана под гегемонией пролетариата. Таким решением вопроса мы безусловно завоевали бы симпатии и поддержку не только рабочих, ремесленников и дехканства, но и других слоев мелкой буржуазии и в том числе интеллигенции.

Вместо этого, сами того не замечая, мы дали возможность своим противникам обвинить нас в продолжении старой политики царского правительства.

Более того, заверяя всех в том, что «ни местное туземное население, ни местные интеллигентные силы не устраняются от активной работы по улучшению быта и жизни края, а наоборот, привлекаются к этой работе», а в то же время говорилось, что «включение мусульман в органы высшей краевой революционной власти является неприемлемым».

По форме такая постановка вопроса, будучи сама по себе безусловно неверной, небольшевистской приводила к тому, что на Съезде Советов решали, что в областях и уездах коренное население нужно привлечь к управлению страной, но пустить представителей местного населения в центральные краевые органы не решались. Не доверяя коренному населению страны, не считаясь ни с местным населением, ни с его своеобразными условиями, «тащили» его к социализму.

В декларациях допускали, что в областях в уездах к управлению страной можно допустить и представителей местного населения. Но те, кто сидел в областях и уездах, свою работу областного или уездного масштаба тоже считали «великим, историческим делом», на которое способны только русские рабочие, русские большевики, но доверить которую представителям коренного населения совершенно, мол, невозможно.

В конце концов, мы доходили до того, что коренному населению мы представляли только кишлак и самое высшее — волость.

Конечно, были случаи правильного подхода к разрешению национального вопроса даже в этот, самый тяжелый для нас период, но общая тенденция была именно та, о которой выше уже говорилось.

Что эта наша тогдашняя политика в национальном вопросе, политика, проводимая не всей партией в целом, а только ее наиболее слабой, туркестанской организацией, была не верна, это ясно для каждого, кто мало-мальски вдумывался в этот вопрос.

Почему же наша тогдашняя туркестанская партийная организация не учла этих моментов и заняла в данном вопросе совершенно не верную идущую в разрез с нашей партийной программой позицию? Чтобы разобраться в этом вопросе, нужно вспомнить тот факт, что во-первых, рабочий класс в Туркестане был весьма малочислен, а во-вторых, и это самое главное, русский сектор рабочего класса в Туркестане, игравший без сомнения руководящую роль в революции Туркестана, до революции пользовался в известной степени, привилегированным положением. На предприятиях русские рабочие занимали за малым исключением преимущественно места квалифицированных и потому высокооплачиваемых рабочих.

Так националистический дурман, который весьма усиленно распространяли и культивировали царское правительство и русская буржуазия, в известной мере оказывал соответствующее влияние и на рабочих, которые постепенно привыкали смотреть на своего собрата — рабочего узбека, туркмена или киргиза до некоторой степени свысока.

Вот основная причина того, что наша туркестанская партийная организация не смогла правильно, по-большевистски разрешить стоявшие перед ней задачи в области национального вопроса.

Мы остановились на наших ошибках того времени не для того, чтобы искать виновных и не для того, чтобы оправдывать эти ошибки, а для того, чтобы их выявить и более или менее точно выяснить, каковы же были последствия этих ошибок, и правильно ли то положение, что кокандская автономия является результатом наших ошибок.

Выше мы уже видели, что действительная причина Кокандской автономии заключается в том, что, как туркестанская национальная, так и русская буржуазия не могли примириться с властью пролетариата, с утерей своих капиталов и связанного с ним господствующего положения. Как национальной, так и русской буржуазии нужно было вернуть свое прежнее господствующее положение в государстве, свои капиталы, а для этого нужно было в какой-то форме, под каким-то лозунгом бороться с молодой советской властью.

Неважны, в конце концов, лозунги, под которыми происходила эта борьба, неважны формы, в которые она вылилась, а важно ее содержание, важен ее смысл, а содержание этого выступления заключалось именно в контр-революции, именно в попытке свергнуть еще молодую советскую власть и снова установить власть капитала.

Не автономия Туркестана, а именно свержение советской власти, именно контр-революция являлась содержанием этого выступления. «Автономия Туркестана» являлась только наиболее выигрышным для тогдашних условий лозунгом, за которым вместе с буржуазией могли бы пойти более широкие массы: ремесленники и дехканство.

Таким образом, в вопросе о кокандской автономии наши ошибки имеют значение лишь постольку, поскольку объединенная контр-революция Туркестана использовала эти наша ошибки и чрезвычайно выигрышный для нее лозунг «Автономия Туркестана» со всеми вытекающими отсюда последствиями: с одной стороны, территориальный размах этого движения, а с другой — расстановка классовых сил в процессе возникшей борьбы и, следовательно, затяжка этого процесса во времени.

В этом и только в этом можно винить нашу партийную организацию, и в этих ошибках мы должны признаться. Туркестанская объединенная национальная и российская буржуазия в значительной мере была бы обезоружена, лозунг «Автономии Туркестана» она использовать уже не могла бы и в результате она вынуждена была бы вступить с нами в борьбу под более откровенными в смысле контр-революционности лозунгами, приблизительно такими же лозунгами, с какими вступала с нами в борьбу русская буржуазия в Центральной России.

А раз лозунги были бы иные, раз контр-революция в этих лозунгах выступала бы более отчетливо, более ярко, то всякому легче было бы разобраться в них и, следовательно, расстановка классовых сил в этой борьбе была бы в значительной степени иная, со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде территориального размаха и размеров этой борьбы. Как территориальный размах, так и размеры той борьбы, которую мы называем кокандской автономией, были бы до некоторой степени уже и меньше и, следовательно, бороться нам с этой контр-революцией было бы в значительной степени легче. Вот каково действительное значение наших ошибок.