Политика в отношениях с национальноконфессиональными меньшинствами

Политика в отношениях с национальноконфессиональными меньшинствами

Население Новороссийского края, как и Бессарабии, по выражению современника М.С. Воронцова А.А. Скальковского, было «разноплеменно и разноязычно»[470]. В национальном составе его можно выделить следующие более или менее значительные группы: славяноязычную, представленную русскими и украинцами; славяноязычную, представленную переселенцами с Балкан — сербами и болгарами; молдавскую (главным образом в Бессарабии); тюркоязычную, представленную крымскими татарами, ногайцами, гагаузами (Бендерский и Измаильский уезды); греческую, представленную приазовскими греками — переселенцами с Балкан; еврейскую, расселенную дисперсно; цыганскую, сосредоточенную преимущественно в Бессарабии; германоязычную, представленную переселенцами-немцами (Причерноморье, Крым).

Характерной чертой национальной политики Императорской России являлся конфессиональный подход. В соответствии с ним и велась статистика (см. таблицу № 1), и определялась политика по отношению к лицам разного вероисповедания.

Что касается православного населения, то принципиальной разницы в подходе к русским или, например, молдаванам, грекам, сербам, болгарам, гагаузам не было. Небольшие по численности группы католиков (поляки в Бессарабии, итальянцы в причерноморских портовых городах) и протестантов (немецкие колонисты) не рождали особых проблем. Наиболее сложным вопросом для Новороссийского генерал-губернатора были взаимоотношения с мусульманским населением Крыма.

Народонаселение новороссийского края и бессарабской области согласно вероисповеданию. Данные на 1884 г.

* Католики, армяне Григорианского закона, протестанты, менониты, сепаристы, пиетисты.

Исходя из вышеизложенного и наличия выявленных источников рассмотрим политику М.С. Воронцова по отношению к национально-конфессиональным меньшинствам применительно к крымским татарам, бессарабским цыганам и евреям. Вопрос о колонистах Новороссийского края — переселенцах из Германии и Балкан — в данном параграфе не фигурирует, так как этот вопрос не национально-конфессиональной, а переселенческой политики[471].

М.С. Воронцову на протяжении всей его государственной и военной деятельности приходилось постоянно решать проблемы межнациональных отношений. Это во многом объяснялось политическими, экономическими и культурными особенностями исторического развития подведомственных ему территорий, будь то Новороссийский край, Бессарабская область или Кавказ. Первый опыт урегулирования межнационального вопроса М.С. Воронцов приобрел в 21 год, когда в 1804 г. был послан князем П.Д. Цициановым на переговоры с Имеретинским царем.

Командование оккупационным корпусом во Франции с 1815-го по 1818 г., как уже отмечалось, стало прекрасной школой административной деятельности для М.С. Воронцова. В Мобеже им была разработана целая система урегулирования отношений между французским населением и русским корпусом.

Но в мирной обстановке, в родном государстве М.С. Воронцов не мог строить отношения с населением, руководствуясь законами военного времени. В то же время именно от межнациональных отношений зависело, насколько успешным будет практическое осуществление задуманных М.С. Воронцовым планов в том или ином регионе.

Пожалуй, больше всего внимания М.С. Воронцов должен был уделять решению национальной проблемы в Крыму, что, естественно, и рассматривается в первую очередь.

В конце XVIII столетия Россия получила широкий выход к южным морям и возможность освоения и хозяйственного развития новых земель. Российская Академия наук сразу же организовала несколько экспедиций в Крым, задачей которых было исследование природных богатств и климатических условий нового края, возможность его освоения. Первоначальное заселение края шло медленно: мешали бездорожье, пустынность Южного берега Крыма, непривычный климат и, главное, враждебное отношение местного населения. Последнее отметил еще австрийский император Иосиф II: «Что ни делает Императрица для здешнего населения и какие льготы она им ни предоставляет, нет ни одного, особенно из стариков, кто бы не рад был уйти из-под новой власти»[472].

Хотелось бы отметить, что благодаря стараниям отца М.С. Воронцова на Крымский полуостров не были отправлены английские ссыльные каторжане и вывезенные из британских колоний негры.

В конце 1785 г. С.Р. Воронцов получил от А.А. Безбородко поручение навести справки в Английском министерстве о возможном переселении в Россию осужденных на каторгу и к высылке из Англии преступников, которыми русское правительство решило заселить «пустопорожния свои земли»[473]. В августе 1786 г. С.Р. Воронцов узнал от некоего ирландца Дилона, что тот уполномочен от имени принца де Линя набирать в Англии ссыльных каторжан и вывезенных из британских колоний негров для заселения ими определенных земель в Крыму, пожалованных принцу. С.Р. Воронцов немедленно направил послания к Безбородко и вице-канцлеру Остерману с резкой критикой данного проекта. В частности, в письме к Остерману он возмущался: «По всей Европе узнают, какими уродами селится Таврическое царство, где между тем надо будет с трудом охранять старых поселян от сих разбойников, кои, не зная никакого ремесла, ни же хлебопашества, должны будут по привычке и необходимости питаться старым своим ремеслом, то есть, воровством и мошенничеством»[474].

Энергичные представления С.Р. Воронцова имели успех — план заселения свободных российских территорий, в частности Крыма, английскими каторжниками не был приведен в действие.

В укреплении военного и экономического могущества Юга России Крыму отводилась особая роль. Переселение на Южный берег Крыма по инициативе князя Г.А. Потемкина так называемых «архипелагских греков», формирование из них Балаклавского батальона усиливало военно-политическое положение России на Крымском полуострове. Эти православные жители островов Эгейского моря, неизменно поддерживающие Россию в ее борьбе против турецкого владычества, отличались неустрашимостью и стойкостью, приобретенными на Родине в борьбе с турками. В благодарность за верную службу Российской короне Екатерина II щедро одарила их землями на Южнобережье, предоставила им всевозможные льготы, убежденная в том, что только они смогут охранять берега Крыма в условиях гористой местности, переполненной враждебно настроенными мусульманами.

Татарское население на Крымском полуострове со времени вступления в подданство России управлялось российскими законодательными документами, изданными в разное время, часто противоречивыми, несогласованными между собой.

8 сентября 1823 г. Государственной канцелярией был составлен «Проект положения для татар-поселян Таврической губернии». Проект состоял из нескольких частей, в первой части трактовалось о правах татарского населения в целом.

Татарское население признавалось лично свободным и приравнивалось к казенным поселянам, проект гарантировал им личную неприкосновенность, при этом наказание могло быть произведено только по судебному решению или приговору сельского общества. Татарское население наделялось правом собственности и никаких повинностей платить помещикам не было обязано. Все повинности татарского населения по отношению к помещикам определялись взаимными соглашениями, споры разрешались на основании общих законов о контрактах или третейским судом «Общественные повинности, от которых татары не освобождаются, исполняются независимо от повинностей помещикам»[475]. На помещичьих землях, где жили татары, сельскую полицию возглавлял помещик; муллы и сельские старосты следили за тишиной и порядком, получая соответствующие распоряжения от помещиков. Утвердив право собственности на зелллю за татарскими обществами, отдельными лицами и семьями, проект признал необходимым разграничить права исконных владельцев, пришедших после завоевания Крыма. Комиссия для разбора земельных споров признавала неотъемлемой собственностью татар те зеллли, которые находились внутри помещичьих владений. Отношения татарских селений с владельцами земель других сословий — купцами, мещанами, разночинцами — должны были быть соблюдаемы на тех же условиях, как и для татар казенного ведомства, поселенных на землях помещиков; вакуфные земли[476] должны были оставаться неприкосновенной собственностью мечетей и состоять в распоряжении магометанского духовенства.

М.С. Воронцов довольно критически проанализировал «„Проект положения“ Государственной канцелярии. Изучая юридические предпосылки предложенных видов земельной собственности, М.С. Воронцов пришел к выводу, что нельзя утверждать, что „татары“ имели право располагать по произволу землями, принадлежавшими каждому из них в отдельную собственность»[477].

М.С. Воронцов считал, что более целесообразно предоставить татарину полную свободу в распоряжении движимой собственностью, поставив их в зависимость от специально составленных правил.

Продажа общественных земель, по мнению М.С. Воронцова, не должна быть запрещена, но при этом он критиковал правило о продаже собственности поселянам непременно того селения, в округе которого находился участок. Это ограничение, ввиду большой стоимости земельных участков на Южном берегу Крыма, «преградит путь к поселению в лучшей части Крыма таким людям, которые одни могут привести страну сию в цветущее состояние и без которых оно никогда не выйдет из настоящего грубого положения своего»[478].

В вопросе о повинностях поселян М.С. Воронцов не разделял точки зрения проекта. При старых правилах помещик не мог согнать с земли поселян, но, если будут изданы новые проекты, считал М.С. Воронцов, он получит такую возможность и «дабы по оному правительство не увидело вдруг толпы скитающихся без земли подданных своих и не подвергло их притеснениям жестоких людей», то необходимо разрешить по крайней мере двухгодичный срок для вступления предложенных правил и лишь затем разрешить татарам переселяться, объявив об этом за год татарам и земской полиции, таким образом, «всякий поселянин; видящий себя принужденным переменить место жительства, будет иметь возможность заготовить новое жилище и, не теряя жатвы, засеянного им хлеба на старой земле, сделав новый засев близ своего дома»[479].

В принципе М.С. Воронцов ничего не имел против передачи заведования земской полицией помещикам, но в Крыму, где значительная часть помещиков были татарские мурзы, самовластно управлявшие жившими на этих землях татарами и большею частью притеснявшие их, безусловное и непременное заведование помещиками и сельскою полициею «будет источником многих злоупотреблений, тем более что закон магометанский запрещает татарам жаловаться христианину на единоверцев своих»[480].

На основании этих соображений М.С. Воронцов для защиты интересов поселян предлагал дополнить проект новым пунктом, что заведование земской полицией предоставляется помещикам или поверенным их не иначе как с ежегодным утверждением их губернатором по представлении уездных предводителей дворянства, «равно как и самим помещикам, утвержденным в звании наблюдателей порядка». Им М.С. Воронцов проектирует дать наименование сельских судей «с правом входить в разбирательство ссор и распрей подчиненных им селян и прекращать оныя миролюбивыми сделками». При этом предлагается в «шалостях и маловажных винах требовать от сельского общества определения виновным наказания по положению о сельской расправе». И лишь в случаях серьезных проступков представлять об этом земской полиции; «пользование такой властью не есть служба и потому сельский судья не обязан безотлучно находиться в своем жилище, ни же просить у кого бы то ни было позволения на отлучку»[481].

Наконец, М.С. Воронцов настаивал на необходимости перевода «Проекта положения» на татарский язык. М.С. Воронцов возражал и против мнения министра финансов, считавшего, что «для удержания татарского бродяжничества не следует им переселяться с земель казенных на владельческие без важных на то причин и без разрешения министра финансов»[482].

М.С. Воронцов считал, что осуществление предложения министра финансов «нарушит вольность крымских татар, которые к земле никогда привязаны не были» и которые с «древнейших времен имели и имеют право переселяться с одного места на другое»[483]. Помимо принципиального несогласия, М.С. Воронцов полагал, что это предложение неприемлемо потому, что слишком много переписки и времени потребуется для того, чтобы министр, занятый «множеством важнейших государственных дел, давал разрешение на просьбу каждого татарина, желающего поселиться с казенной земли на помещичью»[484].

М.С. Воронцов делает важное заявление, что причина, по которой поселянин переселяется, должна определяться не правительством, но нуждою его. «Сам он находит, что ему на таком-то месте выгоднее жить, нежели на другом, то несправедливо будет удерживать его против желания»[485].

Для предотвращения «бродяжничества» М.С. Воронцов предлагал объявить татарам, что каждый, намеревающийся переселиться, заявляет об этом земской полиции за год для подготовки земли.

М.С. Воронцов объяснял, что ни в коем случае не желает изгнания или принужденного переселения татарского населения, но что правительство должно принимать меры для приезда в Крым людей «промышленных и трудолюбивых» и не мешать им в приобретении земли у татар.

Одержимый идеей освоения Крыма, М.С. Воронцов подает личный пример и начинает скупать лучшие участки земли.

В мемуарах М.С. Воронцова за 1825 г. указано, что приобретение садов Алупки было первым примером продажи татарским населением части их владений, а именно — садов между деревней и морем. В этом деле своими советами М.С. Воронцову помог главный татарский муфтий Крыма, который имел влияние на людей[486]. Не обошлось без посредничества хорошо ладившего с местным населением командира греческого сторожевого батальона Феодосия Ревелиоти. За возможность занять прибрежный район М.С. Воронцов пообещал татарскому населению построить мечеть, закладка которой состоялась сразу же после приобретения земли: строительство православного храма началось чуть позднее.

Необходимо отметить, что, глубоко просвещенный и всесторонне образованный человек, М.С. Воронцов в Новороссии, Бессарабской области, а затем на Кавказе демонстрировал глубокое уважение к духовным, культурным традициям местного населения, стремился к установлению самых дружеских отношений с представителями различных религиозных конфессий.

М.С. Воронцов понимал, что поддержка религиозных деятелей была лучшей гарантией в деле налаживания дружественных отношений с представителями различных национальностей края, в котором при М.С. Воронцове «все церкви, христианские и нехристианские, свободно в нем существуют и находят в правительстве всегдашнее покровительство»[487].

Одним из главных принципов, которым руководствовался М.С. Воронцов в вопросе национальных взаимоотношений, была его уверенность, что он должен делать все от него зависящее, чтобы граждане края могли своим мирным трудом способствовать развитию региона.

В отношении татарского населения М.С. Воронцов считал необходимым «поддерживать к утверждению в крымских татарах расположения вести мирную жизнь и заниматься сельским хозяйством»[488]. Данное заявление генерал-губернатора было вызвано его несогласием с мнением правительства о целесообразности привлечения татар к военной службе.

Комитет министров считал, что татарское население необходимо «обложить рекрутской повинностью по примеру прочих казенных крестьян»[489]. Император Николай Павлович, разделяя эту точку зрения, решил в 1829 г. «спросить гр. Воронцова: не считает ли он лучшим формировать из них конные полки наподобие тех, кои существовали во время войны 1812 г. на казачьем основании»[490]. М.С. Воронцов ответил, что «сформирование казачьих полков из крымских татар, не привыкших к европейской военной службе, а по давности нахождения в подданстве России гораздо более получивших навык к жизни мирной, сопряжена с весьма большими затруднениями и неудобствами»[491].

Издержки, связанные с формированием этих полков, по мнению М.С. Воронцова, настолько велики, что не будут покрыты исходящей из них пользой. При этом М.С. Воронцов в очередной раз повторял, что лучше способствовать развитию сельского хозяйства среди татарского населения, чтобы «как можно более имел Крым людей для занятия хлебопашеством и скотоводством»[492].

Что касается распространения рекрутской повинности на татар, то М.С. Воронцов считал, что те проявят покорность, но при этом генерал-губернатор опасался, что они не поймут цели, и может начаться процесс подрыва к властям доверия татарского населения, которым следует «оставить их домашний быт в беспечной простоте, нежели водворять в них воинственный дух»[493].

Как тонкий политик, М.С. Воронцов предлагал «косвенные» приемы: рекрутские наборы на татар не называть рекрутским набором, а формированием полков; составлять посемейные списки, расположить очередь набора в соответствии с большинством членов семейств, «что сблизит их (татар) к настоящему рекрутству»[494].

Таким образом, М.С. Воронцов не выступал против привлечения татарского населения к военной службе, но, хорошо зная нравы и традиции местного населения, он опасался, что любой неподготовленный проект, затрагивающий старинные обычаи, экономические интересы лиц любой национальности, может вызвать непоправимые последствия для развития региона. Насколько дальновидными оказались опасения М.С. Воронцова, свидетельствует тот факт, что после издания закона, обязывающего татарское население отбывать воинскую повинность, от которой раньше они были освобождены, начались волнения, причем крымские татары стали стремиться к выселению за пределы России.

Сын М.С. Воронцова, генерал-адъютант С.М. Воронцов в 1874 г. получил приказ Императора Александра II изучить проблему и составить предложения, какими ненасильственными способами можно удержать необходимое для края население.

С.М. Воронцов после посещения Симферопольского, Феодосийского и Евпаторийского уездов Таврической губернии приходит к выводу, что действительно причиной отъезда татар из Крыма является новый закон о воинской повинности. С.М. Воронцов, ссылаясь на свои знания характера, привычек татарского населения, выражает уверенность, что «в настоящем случае важны те способы, какими будет вводиться между татарами новая повинность. Чем гуманнее и применительно к их нравам и обычаям будут эти способы, тем прочнее и скорее привьется к татарам любовь к военной службе»[495].

Кроме того, С.М. Воронцов предлагал рассмотреть жалобы татар по поводу присвоения казной принадлежащих им земель и домов; степным татарам выделить на казенных землях наделы, если не даром, тогда за умеренную плату, с рассрочкой платежей на продолжительное время. Если же нет достаточного количества земли для полевых наделов, то выделить земли для их «усадебной оседлости»[496].

Ряд предложений С.М. Воронцова, направленных на дальнейшее закрепление татарского населения в Крыму, являются прямым продолжением политики его отца — М.С. Воронцова — в Крыму. Так, С.М. Воронцов настаивает на необходимости проложить шоссейные дороги между горными поселениями возле Судака и Алушты, Феодосии и Карасубазара. Строительство этих дорог началось еще при М.С. Воронцове и было остановлено после его отъезда из региона. Другое предложение С.М. Воронцова касалось завершения процесса спорных дел о лесных дачах, которые были отобраны казной от южнобережных татар в 1838 г. и против чего активно выступил М.С. Воронцов[497]. Другие предложения С.М. Воронцова касались разрешения выдачи татарам паспортов для путешествия в Мекку.

В решении проблем, связанных с национальным вопросом, М.С. Воронцова, глубоко просвещенного человека, беспокоил прежде всего нравственный аспект. Но в то же время, как прагматичный политик, и эту проблему он пытался решить с точки зрения практической целесообразности, руководствуясь заботой о развитии региона в целом.

Это подтверждается, в частности, сведениями, которые содержатся в записке «О правах и преимуществах всех состояний жителей Бессарабии»[498], составленной на имя министра внутренних дел генерал-губернатором М.С. Воронцовым после того, как от Государственного совета поступило распоряжение Бессарабскому областному совету рассмотреть ряд вопросов, касающихся прав граждан различных сословий, проживающих на территории области. Областной совет, выполнив возложенную на него задачу, передал свое заключение на рассмотрение генерал-губернатора, который, в свою очередь, высказал свою точку зрения по указанным вопросам, соглашаясь или отвергая мнение совета.

Большая часть документа посвящена предложениям М.С. Воронцова по улучшению состояния цыган Бессарабской области.

Следует отметить особое внимание как местных властей, так и правительства в Петербурге к положению этого народа. Прежде всего, М.С. Воронцова волнует положение цыган, принадлежащих владельцам: «Этот беднейший класс жителей Бессарабской области, впрочем довольно значительный, требует особенного внимания правительства, по жалкой своей участи»[499].

Выполняя распоряжения Императора, Государственный совет постановил вменить в обязанность руководству Бессарабской области заняться улучшением состояния помещичьих цыган области.

М.С. Воронцов соглашается с мнением Областного совета, что необходимо обложить помещичьих цыган умеренной податью и заставить владельцев иметь в домах лишь необходимое число цыган в качестве прислуги, поселив последних на своих землях, что может способствовать пресечению бродяжничества и кочующей жизни этих людей.

Но М.С. Воронцов выступал против продажи цыган бояринашам и мазылам, полагая, что данное обстоятельство еще более усложнит положение цыган. Генерал-губернатор с возмущением приводит опись о продаже нескольких цыганских семейств. «Из этой описи видно, что цыгане, несмотря на возраст, оцениваются по 25 рублей, по 15, 10 рублей и даже по 4 рубля за душу. Такое унижение этих людей превосходит всякое вероятие и по чувствам человечества требует мер к отвращению оного»[500].

М.С. Воронцов предлагает следующие меры: рассмотреть внимательно документы, согласно которым помещик и другие лица в Бессарабии владеют цыганами; права на владение цыганами, согласно законным документам, признать лишь за дворянами. Притом бояринашам, мазылам, рупташам, имеющим документы на владение цыганами, оставить последних в их собственности, но лишить при этом права обретения новых, а имеющихся продавать лишь дворянам. Цыган, право владения которыми не будет подтверждено документами, обратить в казенное ведомство и поселить на казенных пустопорожних землях. Продажу, уступку цыган, оставленных при домах помещиков и поселенных на помещичьих землях, и взыскание с них казенных податей осуществлять на основе общих российских законов.

Что касается определения Бессарабского областного совета об обложении имений, принадлежавших иностранным помещикам, заграничным монастырям, купцам и разночинцам, всеми теми сборами, которые вносит бессарабское дворянство, то Воронцов был согласен с этим решением, как и с мнением совета о правилах проверки достоверности документов для привилегированного сословия. Следовательно, выступая связующим звеном, генерал-губернатор являлся для местных властей представителем высшей политической власти в регионе.

Такие же подходы применял Воронцов при решении вопросов, связанных с правами еврейского населения. Воронцов считал, что не следует лишать евреев права жить в уже давно освоенных ими местах. По мнению Воронцова, неблаговидные поступки евреев объясняются их бедностью, а иногда предлагаемые радикальные меры еще более усугубят их положение. Воронцов предлагает сохранить за евреями прежнее право строительства частных домов, а что касается школ и синагог, то они должны быть расположены не ближе 100 саженей от православного храма, а если на другой улице, то на расстоянии 50 саженей. Как особо подчеркивали мемуаристы, Воронцов часто удовлетворял просьбы евреев. И не случайно в Новороссийский край и в Одессу устремились евреи почти со всей Восточной Европы. Хотя Хаджибей был посещаем ими еще до присоединения к России. Постепенно еврейские купцы вытеснили иностранцев и заняли в среде этого сословия первое место.

Пожалуй, ни один город в многонациональном государстве, каким была Россия, не мог похвастаться таким обилием «племен, рас и народов». И история Одессы является красноречивым примером того, как совместная мирная деятельность разных народов способствовала процветанию города и целого региона Российской Империи. При всем этом М.С. Воронцов оставался надежным защитником национальных и культурных интересов России. Его политика была реалистична и вытекала из трезвого понимания вещей.