Кем были патроны?
Кем были патроны?
Должностные лица в советском обществе были людьми, имеющими доступ к ресурсам, а следовательно, главным источником патронажа. Любой из них мог функционировать в качестве патрона, оказывающего благодеяния клиентам, и трудно поверить, что среди ответственных работников нашелся бы такой, кто никогда этого не делал. Если говорить об интеллигенции, то кто-то из политических лидеров покровительствовал ей больше, кто-то меньше, но, пожалуй, можно с уверенностью предположить, что все члены Политбюро и секретари обкомов по крайней мере от случая к случаю выступали в роли патронов тех или иных ее представителей. И не обязательно из любви к искусству и науке, а по принципу noblesse oblige — поскольку того требовали их положение и статус.
Благодаря существующей мемуарной литературе легко прийти к заключению, будто патронаж интеллигенции (как, собственно, и патронаж вообще) был прерогативой немногих особенно великодушных или культурных партийных деятелей; например, первого секретаря Ленинградского обкома С. М. Кирова, наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе, М. И. Калинина, долгое время занимавшего пост председателя ЦИК СССР, или вдовы Ленина Н. К. Крупской, работавшей заместителем наркома просвещения{394}. Однако это не так. Необходимо помнить, что в хрущевские и брежневские годы, когда появилось большинство мемуаров, посвященных «незабываемым встречам» с «друзьями науки» и «друзьями искусства» среди партийного руководства, значительное число былых лидеров — от оппозиционеров 1920-х гг. вроде Троцкого и Каменева до членов «антипартийной группы» 1950-х гг., включая Молотова и Маленкова, — оказались нежелательными персонами, чьи имена не следовало упоминать в печати.
Возможно, «хорошие» коммунисты Киров и Орджоникидзе (вместе с Бухариным, о заслугах которого на поприще патронажа свидетельствуют диссидентские и «самиздатские» источники) действительно отличались особенным великодушием в качестве покровителей интеллигенции, но и «плохие» коммунисты, такие, как Прокурор СССР А. Я. Вышинский или руководители НКВД — Н. И. Ежов, Г. Г. Ягода, Я. С. Агранов, тоже были активными патронами{395}. После рассекречивания советских архивов обнаружилось, что даже В. М. Молотов, возглавлявший в 1930-е гг. советское правительство, который практически не фигурирует в роли патрона в мемуарной литературе (в том числе и в собственных воспоминаниях, записанных Ф. И. Чуевым{396}), пользовался большой популярностью и проявлял отзывчивость как покровитель культуры. (Следующий раздел этой главы и основан главным образом на архиве Молотова как председателя Совнаркома.)
Сталин, разумеется, случай отдельный. Он занимал слишком высокое положение, чтобы вступать в 1930-1940-е гг. в обычные патронско-клиентские отношения, однако его можно рассматривать в качестве универсального и архетипичного патрона, как делает в своей фантазии писатель Михаил Булгаков (которому Сталин действительно помог):
«Мотоциклетка — дззз!!! И уже в Кремле! Миша входит в зал, а там сидят Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян, Ягода.
Миша останавливается в дверях, отвешивает поклон.
Сталин. Что это такое? Почему босой?
Булгаков (разводя горестно руками). Да что уж… нет у меня сапог…
Сталин. Что такое? Мой писатель без сапог? Что за безобразие! Ягода, снимай сапоги, дай ему!»{397}
Высокопоставленные чиновники культурных ведомств играли особую роль в покровительстве интеллигенции. А. В. Луначарский, возглавлявший Наркомпрос, славился своей добротой, правда, именно столь щедрая отзывчивость ограничивала его возможности помогать клиентам{398}. По воспоминаниям писателя Корнея Чуковского, уже в 1918 г. десятки клиентов, «жаждущих совета и помощи», ежедневно толпились перед дверями петроградской квартиры Луначарского: «Педагоги, рабочие, изобретатели, библиотекари, цирковые эксцентрики, футуристы, художники всех направлений и жанров (от передвижников до кубистов), философы, балерины, гипнотизеры, певцы, поэты Пролеткульта и просто поэты, артисты бывшей императорской сцены — все они длиннейшей вереницей шли к Анатолию Васильевичу на второй этаж по измызганной лестнице, в тесную комнату, которая в конце концов стала называться “приемной”»{399}.
В сфере культурного патронажа никто не мог сравниться по влиянию с Максимом Горьким. Его положение было экстраординарным, поскольку он не принадлежал ни к аппаратчикам, ведавшим вопросами культуры, ни к партийному руководству. Впервые он утвердился в этой своей роли во время Гражданской войны благодаря долгому близкому знакомству с Лениным и другими большевистскими лидерами. После возвращения Горького в Советский Союз в конце 1920-х гг. Сталин, по сути, назначил его на должность чрезвычайного и полномочного патрона; возможно, это и послужило одной из главных причин, побудивших его вернуться. Рассказ Чуковского о его «незабываемой роли» в качестве покровителя детской литературы («как упорно он помогал нам, детским писателям, бороться с леваками-педологами, сколько раз спасал он наши книги от тогдашнего Наркомпроса, от РАПП и пр.»{400}) — лишь один из сотен. В архиве Горького свыше 13 000 писем от советских писателей, львиная доля их содержит обращения к нему как к патрону (или потенциальному патрону), и его деятельность в этой области в первой половине 1930-х гг. вошла в легенды{401}.
Наконец, не стоит забывать другие ведомственные источники патронажа помимо бюрократии от культуры. Катерина Кларк отмечает, что в первые годы нэпа, когда бюджет Наркомпроса резко сократился, комсомол приобрел новое значение в качестве источника патронажа для петроградских интеллигентов{402}. ГПУ/НКВД и его руководители также патронировали некоторые важные культурные и образовательные начинания (коммуны Матвея Погребинского и Антона Макаренко для малолетних правонарушителей, писательскую экспедицию на строительство Беломорканала, результатом которой стала книга о Беломоре{403}, и т. д.). Для художников из АХРР (Ассоциации художников революционной России, созданной в середине 1920-х гг.) основными источниками патронажа служили профсоюзы и Красная армия. Следует отметить, что частное покровительство художникам могло осуществляться в самом традиционном смысле — в виде заказов на портреты патронов из мира политики. Военный деятель К. Е. Ворошилов — один из тех, чьи портреты писал клиент. Противники АХРР заявляли, что она «пролезла в привилегированные, делая портреты влиятельных лиц, которые взамен устраивали ассоциации выгодные заказы от возглавляемых ими организаций»{404}.