Глава четвертая ГОМЕР: ПЕВЕЦ СКАЗАНИЙ

Глава четвертая

ГОМЕР: ПЕВЕЦ СКАЗАНИЙ

Как мог Гомер узнать об этих вещах?

Когда все это случилось, он был верблюдом в Бактрии!

Лукиан, «Сон»

Они [греки] запоздали с изучением алфавита, и урок оказался трудным… весьма противоречивый и спорный вопрос, пользовались ли буквами те, кто принимал участие в Троянской кампании?… Во всей греческой литературе не найдено не оспариваемых трудов более древних, чем поэзия Гомера. Он жил, однако, явно позже Троянской войны. Но даже и он, как говорят, не оставил свои поэмы записанными. Первоначально передаваемые по памяти разрозненные песни были объединены лишь позже. Этим обстоятельством и обусловлены многочисленные противоречивости этого труда.

ИОСИФ ФЛАВИЙ, «ПРОТИВ АПИОНА»

«Илиада» и «Одиссея», по общему убеждению, стоят у истоков европейской литературы. Это необычайный парадокс — уникальный в истории культуры, — что истоками являются непревзойденные шедевры, не «зачаточные» примитивные поделки, а великие поэмы огромной длины и сложности. Здесь же «выскочившие из головы Зевса в полном боевом снаряжении» образы героического века оказались столь яркими и сильными, что и по сей день читатели не в силах противостоять идее, что они в чем-то «правдивые». Считалось, что автором их был поэт, звавшийся Гомером. Никаких сведений о нем не дошло. Даже предполагалось, что Гомер не имя, а псевдоним (homeros — заложник). Также считалось, что он сочинял, не прибегая к письму, то есть был поэтом-сказителем.

Не так давно проводились исследования устной эпической поэзии в разных частях света: в Сербии, где она в ухудшенном виде сохранилась до сих пор; в Ирландии, где последний сказитель прозаического эпоса прожил достаточно долго, чтобы его речь в 1940 г. удалось записать; в Албании и Армении, где еще сохранились остатки бардовских традиций; в Заире, где до недавнего времени еще можно было увидеть действо во всей красе. Все эти образцы устной поэзии позволили понять, как часто чрезвычайно длинные и сложные произведения могли передаваться устно из поколения в поколение. Характерные черты таких сказаний — в особенности так называемые «формулы», или повторяющиеся фразы, — показывают, что поэмы Гомера — это, как и полагали Иосиф Флавий и другие древние авторы, типичные устные поэмы. Но как они слагались? Сразу ли или то было постепенное разрастание некоего поэтического предания?

Существовал ли Гомер? Когда впервые записаны его поэмы? И как соотносится текст, дошедший до нас, с той первой записью? Обнаруженные в XIX в. в Египте 600 папирусных фрагментов с текстами Гомера, по существу, не сдвинули «гомеровский вопрос» с места. «Илиада» «берет свое начало» в X в. н. э. в Константинополе: две лучших и самых ранних рукописи были созданы именно тогда (основные из 200 дошедших до нас рукописей Гомера датируются XIV–XV вв. н. э.).

На латинском Западе греческие труды в основном погибли в «темные века», но гомеровские поэмы изучались в Византии, невзирая на их языческие корни. В 860-е гг. византийскими учеными было подготовлено исправленное издание Гомера, а последующая работа привела к созданию знаменитой книги, известной как Venetus А — наиболее авторитетного издания «Илиады» (хранится в Венеции, в соборе Сан-Марко). Основная часть ранних и редких текстов не дожила до наших дней из-за войн: в этом смысле разграбление Константинополя в 1204 г. сопоставимо с гибелью в огне знаменитой Александрийской библиотеки в I в. до н. э. Перед окончательным падением Константинополя в 1453 г. большое количество рукописей из Византийской империи вывезли на Запад итальянские гуманисты. Позже источниками текстов служили уцелевшие греческие монастырские библиотеки. Сегодня в них практически не осталось классических текстов, но такое ограбление обеспечило выживание греческой литературы.

Поэмы Гомера привлекали к себе внимание еще в середине XIV в.: Петрарка брал уроки греческого для чтения рукописи великих творений Гомера, подаренной ему византийским послом. В 1360-е гг. итальянский ученый Плиато, друг Боккаччо, пытался перевести часть гомеровских сказаний на латынь.

Лишь с изобретением книгопечатания книги, вначале классические латинские, затем — греческие, стали относительно доступны. Произошло как бы повторное открытие Западом Греции. Первое печатное издание Гомера появилось во Флоренции в 1488 г. В Венеции типографией Альдов, основанной Альдом Мануцием специально для печатания греческих текстов, было выпущено в 1504 г. знаменитое печатное издание Гомера. К работе был привлечен грек, критский ученый Мусурус. Семь основных европейских изданий Гомера вышли в свет в XVI в. Сравнивая Гомера с произведениями классической греческой литературы, ученые пришли к заключению, что к его произведениям необходим иной подход, так как это запись устных преданий, и что независимо от возраста рукописей невозможно «собрать» и записать со слуха тексты, сочиненные столетия и столетия назад. Они опирались на свидетельство, встретившееся у Цицерона, что первая запись поэм Гомера относится приблизительно к 550 г. до н. э. и сделана при дворе афинского тирана Писистрата. Итальянский философ Джамбаттиста Вико утверждал, что «Илиада» и «Одиссея» — плод коллективного труда нескольких поколений поэтов-сказителей, лишь записанный при Писистрате. То есть Гомеров было много. Блестящая теория Вико предвосхищала многие современные исследования, но в то время большого влияния не оказала. Зато привлек внимание англо-ирландский путешественник Роберт Вуд, в своем «Эссе о подлинном гении и творениях Гомера» (1769) первым приведший доводы в пользу устного характера творчества Гомера. «Эссе…» было переведено на многие языки и способствовало появлению на свет книги Ф.А. Вольфа «Пролегомен» — величайшей из книг о Гомере. Он пользовался самой лучшей (опубликованной в 1788 г.) рукописью «Илиады», Venetus А, снабженной комментариями на полях, делавшимися начиная с III в. до н. э. Вольф был убежден, что Гомер создавал свои устные творения около 950 г. до н. э. и что затем его поэмы передавались на слух по памяти, пока, в VI в. до н. э., афинский тиран Писистрат не велел их записать. Однако Вольф готов был поверить и в реального Гомера — гениального поэта, который «начал плести паутину». Вольф писал в своем предисловии к «Илиаде»:

…протащил нить до определенной точки… Возможно, никогда мы не сможем указать — даже с какой-то долей вероятности — точные места, откуда начались новые нити в этом плетении: но, если я не ошибся, мы можем сказать, что Гомеру принадлежит основная часть песен, остальное доделали гомериды, следовавшие проложенным им линиям.

После Вольфа появилась тенденция «дезинтегрировать» текст Гомера на массу коротких устных поэм, привитых к древу примитивной «изначальной «Илиады» более поздними поэтами и редакторами. Однако кое-кто по-прежнему отстаивал идею «единого поэта»: Гете, например, написал небольшой трактат о единстве гомеровских поэм, сформулировав точку зрения, имеющую поддержку и в настоящее время. Вольф определил проблемы с ясностью и тактичностью, и было бы неверным полагать, что ответы на них уже получены.

За два века, прошедшие после написания трудов Вольфа, в науке произошли три важных события, имевших фундаментальное значение для «гомеровского вопроса». Первое: становление научной археологии — поиски «реального» бронзового века, мира Гомера. Она стала движущей силой шлимановской одержимости Гомером и Троей. И быстро принесла плоды, доказав, что Гомер на самом деле описывал артефакты бронзового века: в Микенах Шлиман вскоре сам увидел изображения шлемов из клыков вепря и «башенных» щитов, подержал в руках «среброгвоздные» мечи. Казалось, «реальная» связь продемонстрирована. Дворец в Тиринфе дал возможность увидеть картину царских покоев бронзового века, имевших отчетливое сходство с гомеровским мегароном. Археология, кроме того, навела на мысль, что поселения, упоминаемые Гомером как важные центры бронзового века, действительно были таковыми, даже если потом и потеряли свое значение. Решающим открытием было обнаружение Дёрпфельдом цитадели микенского периода на Гиссарлыке, поскольку оно впервые предполагало, что центральный сюжет «Илиады» действительно относится к реальному поселению бронзового века, к реальным событиям. На протяжении последнего столетия археология продолжала развивать данные представления, которые то воскрешали строки Гомера, то стремительно уходили в сторону. Но предположение о связи сохраняется, хотя справедливо выглядит и определенная степень скептицизма.

Второе событие: работы Милмана Парри и его последователя Альберта Лорда, доказавших устный характер сказаний, поддержав тем самым аргументы Иосифа Флавия и ученых, предшественников Вольфа. Некоторые из наиболее важных публикаций об особенностях этого вида искусства приведены в библиографии.

Третьим и самым недавним событием в изучении Гомера стало открытие того, что таблички с линейным письмом Б написаны на греческом языке, и, следовательно, существовала культурная и лингвистическая преемственность между бронзовым веком и гомеровской эпохой. Стало возможным изучать преемственность языка в деталях, в изменениях диалектов, увидеть, например, сколько слов греческого линейного письма Б появляется у Гомера, как часто Гомер описывает артефакты бронзового века микенскими словами, или где описание точно, несмотря на то что язык исчез. Но все еще не проведено, к примеру, исследование микенских греческих слов второстепенных текстов Гомера, выброшенных из главного повествования более поздними редакторами. Расшифровка линейного письма Б открыла перспективы, реализация которых еще впереди.

КОГДА БЫЛА СОЧИНЕНА «ИЛИАДА»?

Сегодня считается, что «Илиада» (и «Одиссея» тоже) не сочинялись устно, а складывались поэтом из устных преданий с использованием записи. В глазах многих появление письменности в Греции косвенно связано с гением Гомера. Даже выдвигалось предположение, что греческий алфавит был изобретен около 700 г. до н. э. именно для записи поэм Гомера. Против этого есть очевидные возражения. Во-первых, запись двух огромных поэм в преимущественно устной культуре противоречит всем нашим знаниям о подобных процессах в истории. Здесь нельзя проводить параллели с тем, как внедрение «коммуникационных технологий» влияет на креативное искусство, или с переходом от предграмотной к грамотной культуре, от рукописной к печатной, или (в недавнем прошлом) от печати к электронным системам. Трудно себе представить, что можно было взяться за гигантскую и дорогостоящую задачу записи (на папирусе или пергаменте?) столь длинных поэм, когда общество и, что важнее, аудитория поэта — были во всех отношениях неграмотными. Данная идея базировалась на мысли, что Гомер предвидел значение письменности. Однако язык и стиль поэм указывают на их изустное происхождение.

При таком развитии событий самым ранним временем записи был бы примерно 650 г. до н. э., когда в Греции уже получила развитие письменность. Но устные эпические предания процветали еще в V в. до н. э., поэтому устное «сочинение» «Илиады» и «Одиссеи» даже в VI в. до н. э. нельзя считать невозможным.

Существовало предание, что поэмы были собраны в Афинах в правление Писистрата и тогда им была придана их окончательная форма. Реальная история текстов могла быть примерно такой.

Когда-то, давным-давно, жил знаменитый поэт-сказитель по имени Гомер. Он пришел из ионических греческих колоний, может быть, из Хиоса или Смирны. По какой-то причине, может, потому что он был лучшим, его стали рассматривать как олицетворение устной эпической поэзии, и самые знаменитые группы певцов считали себя его наследниками. Это были так называемые гомериды, «сыны Гомера», с острова Хиос. Во времена Гомера (вероятно, в VIII в. до н. э.) сказание о Трое часто рассказывалось при эгейских дворах, потому что мы находим властителей, называвших себя именами героев — Гектора на Хиосе, Агамемнона из Кимы. Возможно, их дворы располагались там, где Гомера приглашали участвовать в праздниках ионийских городов, особенно в Панионионе на мысе Микале. Последующие поколения относились к большей части старинной эпической поэзии как к его творениям и заботливо старались сохранить слова, «как их пел Гомер». В эпоху экспансии Афин в VI в. до н. э. тиран с политическими амбициями пожелал превратить местный праздник, посвященный богине Афине, в празднество с более «национальным» уклоном. На акрополе был выстроен великолепный храм Афины (предшественник дошедшего до нас Парфенона), стали поощряться общественные праздники с декламацией эпических и исторических поэм, прославляющих Афинское государство, добивавшееся ведущей роли в Греции. Правитель Афин не жалел денег лучшим гомеридам, которые диктовали Гомера дворцовому писцу настолько верно, полно и красиво, насколько возможно.

«Илиада», лежащая в основе текста, который мы знаем, могла быть записана со слов певца именно тогда. Но даже если отвергнуть такой сценарий, мы должны ориентироваться на период после 650 г. до н. э.

Запись древних песен обычно стимулируется внешними обстоятельствами и часто приходится на период, когда начинает широко распространяться письменность. Очевидна аналогия со сбором и записью старинного устного народного эпоса франкских и германских племен Карлом Великим, последовавшими за его реформами письменности в VIII в. Сегодня, в начале XXI в., когда в индустриальных странах традиции устного творчества практически умерли, мы сами пытаемся сделать нечто похожее. Гомер в те времена, как мы можем догадываться, был записан «собирателем», хотя и посмертно.

Мы начали с предположения Иосифа Флавия, что поэмы созданы, когда письменности в Греции еще не было. Как уже упоминалось, когда начались современные исследования Гомера, Роберт Вуд и Ф.А. Вольф согласились, что Гомер не умел писать, а Вольф пришел к заключению, что гомеровский оригинал безвозвратно утерян. Устно-формульная теория Милмана Парри и его школы, проводившая параллели с югославскими бардами, была во многих отношениях возвратом к точке зрения Вольфа. Недавно мы вынуждены были соединить «устную» теорию с предположением о том, что именно уникальность Гомера позволила увидеть, что его великое творение можно сохранить с помощью письма, другими словами, он творил в переломный момент развития культуры, когда письменность лишь зарождалась. Таким образом, теория создания литературы «великим человеком» обрела своих адвокатов. Сегодня наша интерпретация представляет собой синтез всех этих теорий: поэмы, возможно, «составили» лишь в VI или VII в.

до н. э. — специально для записи, но поэмы, бережно сохранявшие древние слои текста, передавались через устные поэтические предания Ионии. Мы можем сказать, что, ввиду устной природы этих поэм, имеются тексты, довольно близкие к «оригиналу», то есть поэмы записаны в 650–550 гг. до н. э. Какое отношение они имели к Гомеру, если он вообще существовал, не так легко будет доказать, но похоже, что гомериды в VI в. до н. э. могли довольно точно пересказать истории, составленные в VIII в. до н. э. Подобно всем сказителям, они что-то опускали, вносили свое, исходя из ситуации и личности покровителя. В изменении текста сыграли свою роль и последующие редакторы. Периодом наибольших вмешательств оказался III в. до н. э., когда александрийская школа критиков пыталась создать окончательный текст. В начале Шестой песни, к примеру, слова «между рекой Скамандр и stomalimne» были заменены Аристархом: «между брегов Симоиса и пышноструистого Ксанфа», ибо такова была топография Троады его дней. Некоторые отрывки были признаны негодными просто за их «дурной тон». Многие слова опускались, потому что были теперь непонятны.

СУЩЕСТВОВАЛА ЛИ МИКЕНСКАЯ ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ?

На чьих поэтических традициях сформировался Гомер? Существовал ли в микенские времена устный эпос, унаследованный гомеровским эпосом? Звучала ли песнь о Трое в микенских цитаделях, прежде чем рухнул их мир? Таблички с линейным письмом Б, конечно, являются антитезой поэзии в бюрократическом исполнении. Но в то время, несомненно, были певцы или сказители, потому что на одной из пилосских фресок изображен музыкант или бард, играющий на лире, а обломки лиры были найдены в купольной гробнице в Мениди. Вполне вероятно, что существовала подлинная эпическая поэзия, прославлявшая деяния микенских правителей, и она дошла к нам не только через Гомера. Так сейчас считают многие ученые, ведь темы, подобные темам «Илиады» и других греческих мифов, встречаются в поэзии многих, современных бронзовому веку, народов. Например, в Угарите, большом торговом городе Северной Сирии, существовал эпос Krt, повествующий о похищении царской жены и осаде города.

Но как оценить составляющую творчества Гомера, связанную с бронзовым веком? Во-первых, у него есть описания реальных микенских объектов. Гомеровские «башнеподобные» щиты в полный рост, которые обычно ассоциируются с Аяксом и изображены на фресках Феры, к XIII в. до н. э. уже устарели. На фресках XIII в. до н. э. из Микен, Тиринфа и Кносса можно увидеть щиты в форме восьмерки. «Среброгвоздные мечи» известны по находкам XVI и XV вв. Так же и поножи, о которых пишет Гомер, упоминая «ахеян красивопоножных», находили в могилах только бронзового века, но не последующего железного. Шлем с клыками вепря, может быть, самую знаменитую часть вооружения (он подробно описан в «Илиаде»), находили на большом числе изображений, а весь целиком он был отыскан в Кноссе. Гомер даже отмечает, что клыки торчали попеременными рядами. Кубок Нестора, украшенный голубицами («Илиада») и с двумя ручками[8], напоминает кубок, найденный Шлиманом в шахтовой гробнице IV в Микенах. Инкрустацию по металлу, описанную в сцене изготовления щита Ахилла, находим на кинжалах из шахтовых гробниц (на которых изображены и «башенные» щиты). Добавим почти повсеместное упоминание Гомером, что бронза — металл для мечей и инструментов, и вы получите впечатляющую подборку фактов, заставляющую предположить, что здесь сохранены описания давно минувшего (хотя наши знания о наступавших «темных веках» слишком скудны, чтобы с уверенностью утверждать, что какие-то из этих артефактов не использовались после крушения Микенской державы). Единственным надежным способом показать, что гомеровские предания уходят корнями в героическую поэзию микенской эпохи, была бы демонстрация специфических микенских поэтических выражений, использованных Гомером. К сожалению, это трудно сделать. Язык Гомера представляет собой смесь многих диалектов, относящихся к разным периодам, преимущественно ионических (отражая происхождение из региона Смирны самого Гомера и его последователей, хиосских гомеридов?). Но он также содержит большое число слов из более древнего аркадо-кипрского диалекта, на котором говорили в отдельных областях Аркадии и Кипра, и восходящего к микенской эпохе. К сожалению, во всех сочинениях Гомера только одно выражение выглядит несомненно микенским, а именно: phasganon arguroelon, «среброгвоздный меч», с вариантом: ksiphos arguroelon. Phasganon и ksiphos («меч») — это микенские слова, как и arguros («серебро») и, возможно, alos («гвоздь»). Такие мечи не так давно были найдены, они датируются периодом между микенской эпохой и приблизительно 700 г. до н. э., из чего можно предположить, что эпитет относится к мечам бронзового века. Но столь скудный урожай заставляет полагать, что прямые вербальные наследования, дошедшие к ионийским певцам, большая редкость.

Есть моменты, в которых Гомер полностью расходится с тем, что мы знаем о бронзовом веке. Очевидно, что он понятия не имел о сложном бюрократическом мире дворцов с их бухгалтерией и нормированием, с их дотошным учетом всего добра до последней овцы. Этот мир не вошел в его поэмы. Вместо него дан «героический» идеализированный. Интересным отзвуком этого является представление Гомера об использовании колесниц. В бронзовом веке они действительно применялись в бою — по крайней мере, хеттами и египтянами. Таблички с линейным письмом Б и хеттские таблички позволяют предполагать, что и греки применяли их в военных целях. В «Илиаде», однако, колесницы используются только как транспортное средство, за небольшим исключением, когда того требовало положение дел: как в случае приказов Нестора пилосским войскам — поставить колесницы и кавалерию впереди, пехоту сзади. «Кто ж в колеснице своей на другую придет колесницу, пику вперед уставь… Так поступая, и древние стены, и грады громили» («Илиада», IV, 306). Так что поэтические предания лишь смутно помнили подлинные детали военного искусства «героев», и очевидно, что очень мало микенских поэтических сведений о жизни на войне и во дворцах попало в более поздние эпические предания.

Следовательно, маловероятно предположение, что это эпическое предание сформировалось вокруг уже существовавшего микенского эпического сказания о Трое — даже если повесть о Трое была темой для поэтов бронзового века. Созидательная часть догомеровского эпического предания начала работать именно в «темные века», последовавшие за крушением микенской культуры.

Многие современные исследования Гомера подтвердили: именно народные певцы «темных веков» создавали свои ностальгические повести о великих днях микенского прошлого, и мы можем отметить аналогичное развитие эпических традиций у многих культур — кельтской, германской и африканских.

Такие выводы могут огорчить тех, кто хотел бы видеть в поэмах Гомера точное отражение микенского мира. Однако они не отвергают представление о том, что основная история об осаде Трое и даже некоторые действующие лица все же восходят к бронзовому веку. Но как обстоят дела с реальной историей?

ПЕРЕЧЕНЬ КОРАБЛЕЙ

Как нам продемонстрировал Шлиман, города микенской Греции, упоминаемые Гомером в качестве основных в истории Троянской войны, действительно были таковыми. Главная и самая могучая цитадель — Микены. Тиринф, Пилос и Орхомен имели почти такой же ранг. Таблички линейного письма Б подтверждают гомеровские названия: Пилос, Кносс, Амнис, Фест, Кидония — это только несколько из самых известных. Судя по египетской надписи XIV в. до н. э., Микены и тогда носили имя Микены. Во второй Песне «Илиады» есть примечательный список 164 городов, пославших войска в Трою, так называемый перечень кораблей:

В Аргосе живших мужей,

населявших Тиринф крепкостенный,

Град Гермиону, Азину,

морские пристанища оба,

Грады Трезену, Эйон, Эпидавр,

виноградом обильный,

Живших в Масете, в Эгине,

ахейских юношей храбрых,

Сих предводителем был Диомед,

знаменитый воитель…

«Илиада», II, 559 (пер. Г. Гнедича)

Перечень первоначально создавался независимо от «Илиады». Общепринято считать, что он старше «Илиады», хотя его язык и не отличается от остальной поэмы. На его самостоятельность указывают не только расхождения между ним и собственно «Илиадой», но и его размещение внутри поэмы, поскольку предназначался он для описания сбора греческих войск в начале войны. Бесплодные споры о том, на каком этапе он получил свое место в «Илиаде», велись долгое время. Тем не менее многие критики видят в нем воплощение микенских преданий в более чистой форме, чем в «Илиаде» в целом. Кое-кто даже считает его реальным списком боевого состава греческих войск, разграбивших историческую Трою. Такая теория действительно получила определенное подтверждение в большом числе пилосских табличек. Покойный Денис Пейдж в одном из исследований смело заключил, что перечень не только большей частью пришел из микенского периода, но и был подлинным боевым приказом, и его связь с заморским походом «должна быть исторически достоверной». Он считал, что перечень был сохранен независимо от поэтического предания, которое достигает своей кульминации в «Илиаде», и был встроен на поздней стадии, поскольку сильно отличается от «Илиады» по сути дела. Наконец, Пейдж полагал, что список людей и городов «не слишком изменился», хотя числа могли быть придуманы позднее. К этому потрясающему и столь привлекательному заключению, что мы обладаем аутентичным списком состава греческой армии, двинувшейся на Трою, следует относиться с осторожностью. Даже если он пришел из бронзового века, то разве «должен быть» боевым приказом?

Почему древние сообщества создавали такие списки? Что представляет собой перечень?

ЧТО ЖЕ В СПИСКЕ?

Хотя мы вполне можем скептически отнестись к тому, что перечень восходит к письменным перечням на табличках с линейным письмом Б, тем не менее перечни такого типа снова и снова обнаруживаются на табличках: списки имен, продуктов, военного снаряжения и воинских частей (ученые заявляли даже о находке аутентичного микенского «перечня кораблей» на пилосских табличках). Линейное письмо Б не было достаточно гибким инструментом для передачи греческого языка. Это была стилизованная и чисто силлабическая система письма, употребляемая в основном в административных записях, но не в сложной историко-литературной композиции. Те же принципы можно видеть в развитии месопотамской клинописи: три четверти всех дошедших до нас надписей (около 150 тыс.), по сути, — списки. Даже угаритские таблички (XIV–XIII вв. до н. э.), хотя и содержат литературные тексты, в основном (две трети из 500) тоже списки — людей, географических названий. И египетские тексты — учебники для писцов, где вся структура космоса расчленена на огромные списки для заучивания, включают список 96 городов Египта, выражения для описания людей, имена чужеземных жителей и названия мест. Школьники времен XVIII династии также были обязаны перечислять имена и типичную продукцию стран, использовать «как можно больше иностранных слов и имен». Такие списки, если бы содержали описательные эпитеты, могли бы стать аналогами гомеровских перечней, подобно папирусу XIII в. до н. э., где мы читаем: «Ты был в земле хеттов? Ты знаешь, как выглядит Хедем? Ты шагал по дороге к Мегеру, окруженной кипарисами… Библос, Бейрут, Сидон… Незен у реки, Тир с портом, где рыбы больше, чем песка». Египетские послы XIV в. до н. э. с фонетической точностью записывали названия сирийских, ближневосточных и эгейских городов, включая Амнис, Кносс и Микены. (Такая практика, кстати, не завершилась в бронзовом веке: герой Дороти Сайерс лорд Питер Уимси мог «выдать с изрядной точностью страницу, или около того, гомеровского перечня кораблей», когда хотел продекламировать что-нибудь торжественное и впечатляющее, а согласно «Тайме» от 12 ноября 1964 г., один пожилой чиновник повторял его вслух по памяти в качестве лекарства от бессонницы!)

Подобные списки рассматривались антропологами как характерная черта общества в период перехода от неграмотности к грамотности (гомеровская эпоха) либо когда грамотность является лишь ограниченным и несовершенным средством общения весьма малого числа людей (как в случае позднемикенской бюрократии). Египетские и другие аналогии позволяют предположить, что списки, подобные перечню, скорее всего предназначались для изучения, как «интересные листы», чем для того, чтобы, начав свою жизнь на глиняных табличках, перейти в устное предание (если такое мыслимо вообще).

Факты таковы, что мы слишком мало знаем о природе и распространении грамотности в Микенском государстве — и, соответственно, ничего не знаем о поэтических произведениях, которые декламировали микенские певцы в царских покоях, — чтобы выдвигать предположения о том, как и почему первоначально появился на свет перечень. Кроме того, нужно быть осторожными с тенденциозностью по части общества, сочиняющего предания: просто потому, что принадлежность к одной эпохе не обязательно означает «одинаковость». Держа это в уме, давайте взглянем, что рассказывает нам перечень.

Многие моменты позволяют предположить, что в нашем перечне отражена жизнь микенской Греции. Самое важное — в нем упомянуты несколько городов, их местоположение; можно определенно говорить об их населенности в микенскую эпоху, даже если они были необитаемыми в VIII в. до н. э., когда, как считается, перечень принял свою нынешнюю форму. Примеры: Эвтрез из Беотии был покинут около 1200 г. до н. э. и не заселялся в течение последующих 600 лет, Криса, чудное место над ущельем ниже Дельф, Пилос и Дорион (Мальфи в Сулимской долине) в Мессении, Гирия (Драмеси) в Беотии. Именно в Гирии была обнаружена стела с изображением корабля, которую Блеген посчитал монументом в честь заморского похода, подобного троянскому. Все это позволяет предположить, что перечень относится, по крайней мере, к микенским преданиям XII в. до н. э. Существенно: нет ни одного из перечисленных в перечне поселений, которое не было бы обитаемым в микенские времена. Из восьмидесяти или девяноста мест, установленных до настоящего времени, три четверти демонстрируют признаки микенского присутствия. Более того, во всех городах, где велись раскопки, выявлено микенское присутствие, и примерно в трети из них не удалось обнаружить свидетельств последующего заселения в железном веке. Можно сказать, что эти факты доказывают микенское происхождение, по крайней мере, части перечня (хотя, конечно, это вовсе не означает, что он имел отношение к Троянской войне). Единственным аргументом «против» явилось бы то, что какие-то города из перечня в ту пору не существовали, а это, как мы видели, не так. Рассмотрим поподробнее один пример.

«БУРНАЯ ЭНИСПА»

Трудно найти эти места сегодня, и вам не стало бы легче, если бы и нашли, потому что там никто не живет.

Страбон, «География»

Я выбрал его, чтобы проиллюстрировать важную вещь: сами греки в классические времена не могли определить местонахождение многих поселений из перечня. Гомер мог знать о Микенах и Тиринфе по развалинам и народным сказаниям. И мог ли он знать о других многочисленных поселениях, которые в исторические времена искали и там и сям, пока с досадой не сдавались: «не можем нигде найти», «не существует», «исчез»? Откуда Гомер вообще знал о них? А их названия? А то, что в Мессе много голубей, а в Эниспе сильные ветра? Как он получил сведения о поселениях, которые, как мы видели, были покинуты в конце микенской эпохи и никогда не заселялись вновь?

По общему мнению «перечневедов», самой безнадежной для современной идентификации была троица ничем не прославившихся городков в Аркадии: «Рипа, Стратия и бурная Эниспа». Даже Лазенби и Хоуп Симпсон, старослужащие отряда бойцов за Гомера, без боя признали поражение, не зная, куда им рулить в их легендарном помятом «Моррисе» — в западную или центральную Аркадию!

Однако греческий археолог К.Т. Сириопулос, следуя неопубликованным приметам, обнаруженным в 1939 г. при прокладке дороги, обнаружил доисторическое поселение в северо-западной Аркадии вблизи Димитры в Гортинии. В поселении шла интенсивная жизнь со времен неолита до XII в. до н. э., когда оно опустело навеки. Расположено поселение на скалистом холме на южном склоне горы Афродизион (туда можно добраться с шоссе Триполис-Олимпия), и возвышается над одним из перекатов у реки Ладон, чья лесистая долина с отвесными стенами — одно из красивейших и самых нетронутых мест Пелопоннеса. В западной части поселения остатки крепостных стен, возможно, XIII в. до н. э. Керамика — «провинциальная», какую здесь и можно было ожидать. Павсаний пишет: «Кое-кто считает, что Эниспа, Стратия и Рипа были когда-то обитаемыми островами на Ладоне… всякий, кто в это верит, должен сознавать, что это — глупость: на Ладоне никогда не было островов размером больше лодки паромщика!» Но если слово, означающее «остров» (nesos), перевести (а это возможно) как участок земли между рекой и ее притоком, то Димитру действительно можно назвать «островом на Ладоне». Если принять такое объяснение, то соседняя Стратия тоже может быть «островом на Ладоне», местом, названным «Стратос» историком II в. до н. э. Полибием и, возможно, находившимся (по его свидетельству) в местечке Ставри в трех часах ходьбы от Димитры вдоль Ладона на юго-запад. Что касается «бурной» Эниспы, то ее название едва ли могло быть более подходящим: там, где расположена Димитра, дуют сильные ветры, насквозь пронизывающие долину Ладона. Нынешний зерновой ток, стоящий на доисторическом поселении и использующий постоянно дующий ветер, чтобы веять зерно, подтверждает это.

Если информаторы Павсания правы, то третье утерянное поселение, Рипа, должно располагаться у слияния Ладона с одним из его притоков. В самом деле, вниз по течению, в полутора часах ходьбы от Стратии, на еще одном «острове на Ладоне», есть местечко под названием Агиос Георгиос, где, как утверждают, имеются захоронения позднемикенского периода.

Получается, что гомеровский перечень правдоподобно описывает три основных поселения в гористой местности на северо-западе Аркадии, и они занимают в нем места точно в соответствии с последовательностью и направлением перечисления всех городов Аркадии.

Обобщенным итогом открытий современной археологии является то, что, при всех странностях перечня, с учетом более поздних добавлений, его первоисточником был подлинный список бронзового века. Гомер рассказывает, что были голубиные стаи в Мессе и Фисбе, ветер в Эниспе, берег в Гелосе (и лошади и ветер в Трое, в ту же копилку), потому что так и было. Как еще мог оказаться в списке Эвтрез, опустошенный приблизительно с 1200 г. до н. э.?

Однако когда мы обращаемся к политическому устройству государств, описываемых Гомером, то наталкиваемся на серьезные трудности при попытке совместить перечень с тем, что знаем о Греции XIII в. до н. э. Реально можно опираться только на информацию из дворцовых архивов. Таблички с линейным письмом Б при сравнении с гомеровским перечнем дают подробные сведения о двух микенских государствах — Кноссе и Пилосе. С Кноссом, как мы видели, возникают проблемы. Если принять пересмотренную датировку табличек, то архивы относятся ориентировочно к 1200 г. до н. э., то есть примерно к тому же времени, к какому должен относиться перечень. Однако из семи упоминаемых Гомером критских городов в табличках названы только три (Кносс, Ликтос и Фест), хотя таблички и сходятся с Гомером в том, что царство Идоменея ограничивалось центральной областью, а многие места, названные в табличках, еще ждут объяснения (еще один город из перечня, Милат, дал важный археологический материал позднего бронзового века). С Пилосом еще больше трудностей, потому что, хотя и Гомер, и таблички называют в Мессении девять городов (совпадение, интересное само по себе), лишь Пилос и Кипариссия присутствуют в обоих списках. Но остающиеся семь названий главных пилосских городов на табличках нельзя согласовать с Гомером, и главный авторитет по линейному письму Б сейчас считает, что Гомер «почти бесполезен» при попытках реконструкции географии микенской Греции. Впрочем, похоже, что Гомер говорит в своем перечне о реальных местах, и, хотя расхождения с табличками смущают, стоит задаться вопросом: а не отражает ли политическое деление в перечне (в некоторых случаях довольно причудливое) реальную ситуацию, которая существовала когда-то, но в другое время? Например, не могло ли гомеровское описание пилосского царства отражать положение после крушения Пилоса? Могли даже существовать отдельные дорийские второстепенные династии, которые объявляли себя наследниками Нестора, подобно тому, как это делали кельты на закате римского владычества в Британии. В любом случае, беглецы из Пилоса, эмигрировавшие в Афины, сохраняли память о «песчаном Пилосе». И в других местах в XII в. до н. э. еще оставались опознаваемые признаки микенской культуры, так же как в Микенах, Тиринфе и Афинах. В Лаконии также еще сохранилось некое подобие микенской жизни: гомеровский список городов Лаконии действительно очень хорошо совпадает с археологическими данными.

Перечень полон странных политических делений. Он игнорирует «Илиаду», наделяя главных героев, Ахилла и Одиссея, незначительными царствами. Он отправляет Аякса в крохотный Саламин, делит равнину Аргоса между Агамемноном (то есть Микенами), правящим только севером равнины и областью Истма, и Диомедом из Тиринфа, контролирующим южную часть, Аргос и Асину. Вопреки логике, большинство специалистов считали, что такие деления столь неправдоподобны, что должны отражать реальную ситуацию, которая когда-то сложилась в Греции. Но попытки подладить их под XIII в. до н. э. натолкнулись на трудности. Тем не менее наличие самих городов — сильный аргумент в пользу того, что какие-то из упоминаемых в нем политических делений могли тогда существовать, так как в своей основе перечень пришел из бронзового века. Разгадка может заключаться в том, что очищенный от позднейших вставок перечень на самом деле восходит к XII–XI вв. до н. э., периоду, последовавшему после заката микенской цивилизации, хотя некоторые ее очаги кое-где еще сохранялись. Для Микен и Тиринфа перечень необъясним как документ XIII в. до н. э. (LH III В), когда Микены были центром Арголиды с сетью расходящихся оттуда дорог, но он правдоподобен, если соотнести его с ситуацией после 1200 г. до. н. э., когда росло могущество и население Тиринфа. Факты, известные об Орхомене, предполагают то же самое. Сюда же относится объяснение внимания, уделяемого в перечне беотийцам — доминирующим, но не играющим особой роли в сказании: действительно, во времена Фукидида существовало предание, что они вернулись в Беотию лишь через 60 лет после Троянской войны. Выходит, перечень содержит признаки упадка микенской культуры и его происхождение должно датироваться (концом?) XII в. до н. э.? То, что он ссылается на города, уничтоженные около 1200 г. до н. э., не является аргументом против такого утверждения: устные традиции микенского мира были, предположительно, достаточно сильны на протяжении последующих трех-четырех поколений, чтобы сохранились их названия и даже отличительные эпитеты. Мы можем подозревать, что перечень был составлен в годы упадка позднемикенской культуры в назидание мелким династиям, правившим в измельчавших Микенах. То, что он имел какое-то отношение к Троянской войне, недоказуемо. Даже если он родился в микенском мире, это не гарантирует, что перечень не является просто списком «интересных мест», связанных с войной, составленным при «создании традиций» того сорта, какие часто возникают вслед ушедшему золотому веку: аудитории из несостоявшихся героев — самые жадные до таких выдумок. Если это так, то перечень, рисующий Грецию, объединившуюся в последнем, великом, заморском походе, — лишь воспоминание о «добрых старых временах», когда Ахейя была великой и имела сильных и славных правителей — «вождей народа» и «царей многих островов», знавших, что нужно делать.

Действительно ли певцы, воспевавшие имена и деяния героев, принимавших участие в Троянской войне, знали о ее реальных лидерах и армиях или выдумали великий список городов микенской Греции? Выдумывали ли они героев со стандартными именами? Аякса, чей «башенный» щит выдает в нем героя более раннего эпоса? Или Ахилла с матерью — морской царицей и магическими атрибутами? Кроме того, если это действительно микенская эпическая поэма, то сказание о Трое не будет первым песенным описанием осады. Мы видим осаду, изображенную на «осадном ритоне» (вазе) XVI в. до н. э., найденном Шлиманом. Штурм города был запечатлен и на стенной росписи мегарона в Микенах. История похода на Фивы уже была предметом сказаний и песен и могла стать основой поэмы о Троянской войне. И возникает вопрос: а есть ли в сказании о Трое что-либо, позволяющее предположить, что в дошедшей до нас поэме точно воспроизведены детали и эпизоды событий бронзового века?

ИСТОРИЯ ГОМЕРА

Я исхожу из того, что некоторые центральные факты в истории Гомера верны, если мы принимаем правдоподобие сказания о Трое хотя бы в основных моментах. И если мы не можем доказать, что город под названием Троя был разграблен греками, то, по крайней мере, можем показать, что в прочих существенных деталях гомеровское предание говорит правду. К примеру, хеттские и египетские находки подсказывают, что Гомер не ошибался в именах людей: ахейцев и данайцев — в случае греков, и дарданцев — в случае троянцев.

Но называлась ли Троя действительно Троей?

Как мы уже видели, на Гиссарлыке не было найдено ничего, что указывало бы на название этого места в бронзовом веке. Если там и существовал дипломатический архив на табличках, то он был давно уничтожен. В надписях на линейном письме Б есть слово Toroja — троянская женщина, но твердой уверенности в этом нет. В одном хеттском документе приблизительно 1420 г. до н. э. появляется западно-анатолийское государство Вилуса (или Вилусия) вместе с поселением под названием Таруиса, которое (такое дразнящее!) лишь единственный раз упоминается в хеттских архивах. Если бы мы могли дать этому названию альтернативную форму — Таруйя, то получили бы сходные формы гомеровским Трое и Вилиосу. Однако современный уровень изученности хеттской географии не позволяет заходить далеко в развитии этой привлекательной гипотезы. Во всяком случае, можно сказать, что с ростом наших знаний о географии позднего бронзового века не появилось доказательств, что Гомер ошибался, а некоторые данные поддерживают его историю. Отправимся на Гиссарлык в надежде получить ответ на вопрос: стал ли Гиссарлык-Троя центром этой истории только в позднем бронзовом веке или он всегда был главной точкой греческого эпоса о Трое?

«СВЯЩЕННЫЙ ИЛИОН»: ГОМЕР О ТОПОГРАФИИ ТРОИ

Как давно Троя фигурирует в этой истории? Другим словами, всегда ли это была история о городе, стоявшем вблизи Дарданелл, в регионе, с тех пор называемом Троадой? Необходимо задать этот вопрос, потому что часто заявлялось, что певцы вводили троянский пейзаж в более старые сюжеты, например, в поэму о разграблении микенцами Фив или о нападении ахейцев на Египет, как это описано в «Одиссее». До известной степени не имеет значения, какую дату мы приписываем поэме, было ли сказание сочинено в Ионии в 730 г. до н. э. или записано со слов хиосских певцов около 550 г. до н. э. Какую бы дату мы ни выбрали, нас интересует период существования колонии эолийских греков, основанной на Гиссарлыке в VIII в. до н. э. Мы видели в сказании о локридских девушках свидетельства того, что это место еще до 70 г. до н. э. было связано с преданием о походе греков на Трою. Даже если предположить, как делают многие, что певец, названный Гомером, действительно посетил эолийскую колонию в Илионе вскоре после ее основания (примерно 750 г. до н. э.), нужно будет объяснить, почему неприметный маленький Илион оказался в центре греческого национального эпоса. Те, кто категорически отрицает историчность Троянской войны, не находят ответа на этот вопрос. Чего мы не знаем точно, так это были ли еще видимы на Гиссарлыке около 730 г. до н. э. остатки строений бронзового века (Трои VI–VII). Но если эпическое предание, которое восходит к концу бронзового века, повествует о штурме реальной цитадели того времени, почему бы следам этого события не сохраниться в описании Гомера?

Как мы видели, первые путешественники, посетившие Троаду, были убеждены, что поэт рассказывал то, что видел сам. Действительно, с вершины Гиссарлыка виден остров Самотраки. «Так указывал Гомер, и так оно и есть», — сказал Александр Кинглейк. Никто не оспаривал общую географию края — острова, Дарданеллы, гора Ида и так далее, но прочие аспекты гомеровской топографии вызывали (и вызывают до сих пор) полемику. Например, двойной источник горячей и холодной воды под западной стеной — возможно, самый точный из топографических ориентиров, упоминаемых Гомером, — разве не был найден и ошибочно не привел такого проницательного исследователя, как Лешевалье, к источнику «Сорок глаз» в Бунарбаши. Шлиман действительно нашел в 200 ярдах от западной стены на Гиссарлыке следы источника, который давным-давно был закупорен землетрясением, хотя вполне возможно, что поэт соединил источник из Бунарбаши с гиссарлыкским для поэтического эффекта. Конечно, дело не в «точности» Гомера как топографа, а в могучем воздействии его поэзии! При виде любых доказательств слишком сильны ожидания того, что все эти эпитеты и подробности совпадут с тем, что есть на земле, но возможно ли, чтобы, как следы бронзового века сохранились в каких-то местах поэмы, так и что-то сохранилось в самой Трое?!