Глава седьмая «НАРОДЫ МОРЯ»

Глава седьмая

«НАРОДЫ МОРЯ»

Тогда, в старые времена, мировая история состояла, так сказать, из серии несвязанных эпизодов, происхождение и последствия которых были разнесены столь же широко, как и места действия, но с этого момента история становится органичным целым: дела в Италии и Африке связаны с делами в Азии и Греции, и все события имеют взаимосвязь и вносят вклад в общий итог.

Полибий, «Всеобщая история»

Так Полибий, историк конца II в. до н. э., посвятивший свои труды войнам Рима с Карфагеном, оценивал значение подъема Рима. На самом деле, чем больше мы узнаем о позднем бронзовом веке, тем лучше видим, что основы единства стран восточного Средиземноморья были заложены намного раньше, чем думал Полибий. Люди путешествовали по морю со времен неолита, заселяя острова и эксплуатируя их природные ресурсы настолько, насколько позволял технологический уровень. К концу бронзового века между этими областями были проложены сухопутные и морские маршруты, которые продолжали существовать тысячелетиями. Как считает большинство специалистов, в XIV–XIII вв. до н. э. микенские купцы селились на Кипре, в Угарите и могли проявлять свою активность и в других местах, например, в Тель-абу-Хаваме возле Хайфы, в Сарафенде в Южном Ливане, где найдено поразительное захоронение того периода. Связи между различными регионами Восточного Средиземноморья установились еще в среднем бронзовом веке, а в позднем бронзовом веке их судьбы, до определенной степени, связались воедино. И вполне вероятно, что крах централизованного правления во многих странах Эгейского мира и Анатолии мог быть вызван сходными обстоятельствами, а то и цепью общих причин.

Взглянем шире на общую обстановку во времена разрушения Трои и конца Микенской «империи».

ТОРГОВЫЕ ПУТИ И КОНТАКТЫ

Организованная торговля на Ближнем Востоке велась и до прихода греков в Эгейский мир и постепенно распространялась в западном направлении. В Канеше, в Анатолии, уже в 1800 г. до н. э. существовали ассирийские купеческие сообщества. Купцы жили в отдельном квартале, заключали между собой договоры, и их караванные пути тянулись к западному побережью. Возможно, «великий город Смирна», как его назвал англо-саксонский путешественник Зевульф, который около 1100 г. путешествовал по Эгейскому морю, — это и есть Ти-Смурна, упоминаемая в табличках, найденных в Канеше. Правители издавна контролировали коммерцию, получая дополнительные доходы и предметы роскоши. Из архивов линейного письма Б в Кноссе и Пилосе видно, что микенские цари XIII в. до н. э. осуществляли именно такой контроль. Они импортировали слоновую кость, тмин, кориандр и кипрскую медь, все это доставлялось морем. Существовали, возможно, и небольшие иностранные общины в микенском Кноссе — «египтян», «ликийцев», «пийямуну» и других народностей с анатолийскими названиями, упоминаемых в табличках. Такие же сообщества должны были существовать и в Милете, занимающем столь важное место в нашем повествовании.

Если, как я показал, государство Аххиява из хеттских табличек было частью материковой Греции, то можно добавить к нашей картине греческие корабли, плывущие в сирийскую Амурру с товарами, предназначенными для Ассирии, расположенной в долине Евфрата. На них — текстиль и медные сосуды в «аххиявском стиле». Они могут везти в Египет, где мало олив, оливковое масло. Греческие гончарные изделия были так популярны на Ближнем Востоке, что кое-кто подозревает: не считались ли они ценностью у снобов. Или это просто показатель опытности греков в коммерции? Может, находимые повсеместно стремянные кувшины — просто тогдашние бутылки из-под «Коки»?

В Грецию прибывали рабы из Малой Азии (и Африки?). В кносских табличках упоминаются семена сыти с Кипра, кунжут, тмин, золото и пурпурная краска из Сирии — все они известны по семитским названиям. Экономика того времени испытывала острую потребность в меди, приходившей с Кипра (от которого металл и получил свое название), и поэтому на протяжении всего бронзового века (а бронза — это сплав меди с оловом) Кипр имел огромное значение для Средиземноморья. Он играл роль перевалочного пункта между греками и Эгейским миром, с одной стороны, и Сирией, Угаритом и Ближним Востоком — с другой.

Среди обломков затонувшего корабля XIII в. до н. э., обнаруженного недавно у южного берега Турции, у мыса Гелидонья, было найдено до сотни медных слитков, каждый весом около 23 килограммов, — явно основной груз судна, направлявшегося в Эгейский регион с Кипра. Был найден и большой инструментальный ящик с кирками, лопатами, топорами, клинками, наковальней, двумя ступами, кувшинами для припасов, точильными камнями и так далее. А также вещи, возможно, принадлежавшие купцу: вертел, набор гирь, бронзовая проволока, лампа, тростниковая корзинка, бритва и зеркальце, египетские скарабеи и ближневосточная цилиндрическая печать. Удивительная возможность заглянуть в быт торговцев, бороздивших Эгейское море в позднем бронзовом веке!

Корабль, найденный у Карса на юго-западе Турции в 1982 г., перевозил около ста эгейских пифосов. Возможно, он держал курс на Восток с грузом зерна или масла. Такая торговля отмечается и в более ранние периоды бронзового века: древнейшие из найденных обломков кораблекрушений относятся к XVI в. до н. э. и были обнаружены в 1975 г. у Сейтан-Дереси вблизи Бодрума (Галикарнаса). Судно также было нагружено огромными пифосами, свидетельством того, что торговля процветала, по меньшей мере, 3000 лет, невзирая на подъемы и падения цивилизаций и вечную угрозу пиратства.

Мы уже высказывали предположение, что такую коммерцию могли организовывать на «государственном» уровне в связи с экспортом строительного камня с Мани в Микены и Кносс, и действительно, в XIII в. до н. э. обнаруживается крупномасштабный экспорт зерна из Угарита в хеттское государство «ввиду голода там». Предположительно, такие сделки организовывались на правительственном уровне посредством дипломатии. Как следствие, могло появиться торговое эмбарго в договоре между Египтом и хеттами либо переписка между хеттами и Аххиявой. Аналогично представляется возможным предположить, что поток микенских гончарных изделий в Восточное Средиземноморье в XIV–XIII вв. до н. э. — с примечательным единообразием стиля — пошел из мастерских в Арголиде под прямым контролем царя Микен.

Доминирующее положение микенцев в эгейской торговле просматривается весьма отчетливо. Но после разрушения старой ассирийской торговой сети в Анатолии минойцы с Крита, видимо, первыми осознали выгоду организованной коммерции в Эгейском мире. Это было тем, что Фукидид назвал минойским господством на Кикладах. Археология подтвердила его правоту. Британские раскопки в Филакопи на Мелосе обнаружили там следы минойской «колонии», и еще одна колония была найдена на Кифере. Американцы раскопали на Кеосе, в Айя-Ирини, укрепленный город, имевший сильные связи с Критом в XVI в. до н. э. На Кикладах, на Аморгосе, Фере, Сифносе и Делосе обнаружены свидетельства минойских торговых связей, а на Делосе и Кеосе даже минойские технические приемы обработки текстиля. К XVI в. до н. э. критское влияние отчетливо просматривается на материковой микенской керамике и особенно заметно в уровне мастерства, с которым изготовлены такие микенские шедевры, как найденные в шахтовых гробницах кинжалы и кубки. На западе минойцы добрались до Южной Италии и Сицилии (где, по утверждению одного авторитетного древнего ученого, Минос умер во время одной из экспедиций), а на востоке основали поселения на Родосе, Косе, Самосе и даже на побережье Малой Азии и Иасосе и Милете. Последний обеспечивал минойским торговцам доступ в глубь Анатолии. Минойские купцы торговали с Сирией и Египтом, а минойские послы запечатлены в египетской настенной живописи: корабли из Кефтиу (с Крита) были, очевидно, обычным зрелищем в ближневосточных портах, а минойцы выполняли роль посредников в торговле на Западе. Тексты, найденные в Мари, городе на Евфрате, описывают критян как постоянных жителей Угарита, имевших собственных переводчиков и покупавших эламское олово при посредничестве правителя Угарита. Олово поставляли караваны, шедшие в Сирию из долины Евфрата. Обычно в караване было 29 ослов и 44 «бронзовых человека». Удивительно, но правители, желавшие контролировать столь важные потоки сырья, организовывали торговлю на совершенно современный манер: хетты, к примеру, держали в Угарите чиновников для ведения своих дел, а Угарит организовал в Хаттусе «дом документов», некое подобие банка.

В Угарите были найдены прекрасные камерные гробницы, из чего можно заключить, что минойские поселенцы были людьми богатыми и утонченными, чувствовавшими себя свободно в многонациональном, многоязычном городе. Микенцы начали вторгаться в этот мир еще до того, как свергли власть минойцев и оккупировали Кносс около 1420 г. до н. э. Примерно за столетие до этого посуда их собственного производства достигла Мелоса и Наксоса, небольшое количество дошло и до Кеоса и Делоса. За этими пределами минойская посуда еще доминировала. Но после разграбления Кносса микенская керамика обнаруживается по всем Кикладам. В Филакопи, в Иасосе, Милете и многих других местах микенские торговцы наступают на пятки критянам, а в минойских поселениях на таких островах, как Кос и Родос, греческие поселенцы, похоже, заняли место минойских, по крайней мере, в качестве правящей или коммерческой элиты. К XIII в. до н. э. (LH III В) микенская керамика расходится по всему Эгейскому миру и обнаруживается в больших количествах в Сирии, Палестине и Египте. Недавно ее нашли и в центральных областях хеттского государства.

Количество микенской керамики XIV–XIII вв. до н. э., найденной на Ближнем Востоке, позволяет говорить о том, что торговля имела важное значение для правителей Арголиды и их соседей. Более чем на 60 раскопках (в Сирии, Ливане и Палестине) обнаружены подобные материалы, примерно на четверти из них — в заметных количествах. Еще более 20 площадок известно в Египте, на юг они распространены до таких городов, как Луксор и Фивы; основные залежи керамики находятся в Тель-эль-Амарне, археолог Флиндерс Петри ориентировочно оценивал их количеством от 200–300 до 800 сосудов — первая цифра более вероятна. Что бы ни поставлялось в этих кувшинах, благовония или масло, очевидно, что мы имеем дело не с мелкими или разовыми сделками по Эгейскому миру и всему Восточному Средиземноморью, а с коммерцией, занимающей центральное место в экономике дворцов позднего бронзового века. Как можно догадаться по дотошным описаниям в архивах линейного письма Б, дворцы зависели от эффективности хозяйствования.

Очевидно, что в силу изолированности государств Арголиды и Мессении из-за малости их собственных территорий они очень сильно зависели от внешних контактов в поставках сырья и предметов роскоши. Огромные потребности великих дворцов в пору расцвета обеспечивались заморской торговлей. При хрупкой экономике, чтобы сохранять общественный и политический строй, был нужен мир, который оставался относительно статичным. Государства нуждались в постоянных поставках бронзы, то есть меди с Кипра и олова для изготовления оружия. Они нуждались в постоянном притоке рабов из Малой Азии, Милета, Книда, Гиликарнаса (Зефира), с Хиоса и Лемноса для работы в поместьях, производства не только продуктов для внутреннего потребления, но и текстиля, масла и других товаров для экспорта. Еще одним источником рабов могли быть отсталые горные племена, обитавшие на окраине их мира в самой Греции. Нужны были постоянные набеги на заморские страны и соседние территории, чтобы захватывать не только рабов, но и сокровища и прочую добычу, для вознаграждения вооруженных сторонников, на чьих плечах держалась власть. Таким был образ жизни всех древних государств. Короче говоря, им была нужна стабильность в Эгейском мире и Восточном Средиземноморье, чтобы функционировали торговые маршруты, а рынки были доступны.

Действительно, XIV в. и большая часть XIII в. до н. э. — стабильный период материковой Греции, когда были накоплены огромные богатства и созданы великолепные архитектурные творения. Но это был и период строительства мощных фортификационных сооружений. Мир нуждался в защите.

РАСЦВЕТ И ПАДЕНИЕ МИКЕНСКОГО МИРА

Микены достигли статуса «столицы» в XIV в. до н. э. С этого времени они оставались главной силой в Греции и, возможно, были известны хеттам как царство Аххиява. Пик их территориального роста и архитектурного развития приходится на XIII в. до н. э. (LH III В). Но еще до окончания подпериода III В, то есть до 1200 г. до н. э., главные центры микенской культуры были преданы огню. Среди них Микены, Тиринф, Пилос, Фивы, Орхомен, Араке, Криса, Менелайон — фактически все династические центры, где располагались самые знаменитые дворцы греческих легенд. Этой участи из важнейших городов избежала только афинская цитадель. До последнего времени уничтожение городов было принято связывать с тем, что древние авторы называли «дорийским вторжением», а греческая традиция — «прибытием греков». Однако такая точка зрения не подкреплена археологическими находками, и сейчас считается, что дорийцы уже находились в Греции и были грекоговорящим народом (низшим классом?), пришедшим на смену своим хозяевам. Вопрос, что же случилось, остается одним из наиболее дискуссионных в истории Эгейского мира, а с трудностями в отыскании ответа сталкивались историки от Фукидида до Ибн-Хальдуна, Гиббона и Фернана Броделя. Что «случилось» около 1200 г. до н. э.? Одного ли времени все разрушения? Вызваны ли они одной причиной? Или многими? Это дело рук человека или природной катастрофы? Внешнее вторжение или междоусобные распри? Междинастические раздоры или классовая борьба? Крестьянское восстание против угнетателей? Даже беглый просмотр аргументов показывает, насколько сложна проблема, и читатель должен принять во внимание, что никаких удовлетворительных объяснений специалистами пока не предложено. Возможно, в данном случае нет одного всеобъемлющего решения.

Частично проблема состоит в нехватке данных: ни один главный микенский дворец, за исключением пилосского, не был раскопан с применением современных методов. Одни, такие как микенский и тиринфский, вскрывались Шлиманом, другие, как в Орхомене и Иолке, исследовались по частям, а данные о найденной в них керамике остаются неопубликованными. Но и Шлиман сознавал, что разрушения в Микенах и Тиринфе произошли одновременно и имели огромное значение не только для Арголиды, но и для всей Греции в целом. А наследники Шлимана в Тиринфе стараются показать свою значимость новыми поразительными ответами на эти вопросы.

Хотя, как и Микены, цитадель Тиринфа в конце XIII в. до н. э. была незначительно разрушена (возможно, вследствие слабого землетрясения), современные археологи, работающие на нетронутой «нижней цитадели» Тиринфа, полагают, что это связано с землетрясением исключительной силы и что оно же разрушило Микены (с чем согласны специалисты, ведущие там раскопки). В Тиринфе обрушились все крупные здания, а сохранившиеся перестроены под крохотные временные жилища. Лишь в XII в. до н. э. город был реорганизован и появилось хорошо спланированное поселение с кварталами и улицами, идущими с севера на юг. К удивлению археологов, в городе проживало намного больше людей, чем можно было бы ожидать, словно сюда стекались беженцы со стороны (в архитектурном плане ближайшей предложенной аналогией являются новые греческие колонии на Кипре). С 1190-х гг. до н. э. до приблизительно 1150 г. до н. э. город бурно рос. Затем численность населения начала уменьшаться (хотя не так резко, как это произойдет после 1100 г. до н. э.), выпуск гончарных изделий упал, украшения стали беднее. Ориентировочно население этой области сократилось вдвое. Несколько ранее сходная картина наблюдалась в Мессении и Лаконии (с конца XIII в. до н. э.). Видимо, поскольку Арголида была расположена у моря и имела хорошие торговые связи с Левантом и Италией, ее экономика оказалась живучее, чем у западного Пелопоннеса. Еще более века люди здесь жили прежним укладом и культурными традициями: обнаруживается четкая непрерывность, например, в расположении культовых помещений, которые оставались на том же месте до 1050 г. до н. э. Дорийцы здесь никакой роли не играли, археологически они вообще не присутствуют. Похоже, что разрушения не являются следствием войны. Данные из Тиринфа получены недавно и нуждаются в оценке. Однако они предполагают, что микенское общество, по крайней мере в его центре власти в Арголиде, претерпело весьма сложные изменения. Хотя и документальные, и археологические свидетельства, найденные в других местах, указывают на то, что «омерзительный грохот войны», как выражался Гесиод, мог сыграть роль в процессе упадка.

Середина XIII в. до н. э., эпоха Агамемнона, была эпохой милитаризма. Археология не оставляет сомнений на этот счет. В Микенах и Тиринфе возводят могучие укрепления и предпринимают сложнейшие инженерные меры, чтобы при осаде гарантировать водоснабжение с помощью туннелей, пробитых в скалах под крепостными стенами. В Афинах, где остатки мощной микенской крепостной стены до сих пор сохранились у входа в Акрополь, раскопана глубоко зарытая цистерна, использовавшаяся всего несколько десятилетий в районе 1200 г. до н. э. В других местах материковой Греции были построены огромные изолированные сооружения. Такие укрепления могли служить лишь как внешние оборонительные постройки, а на береговой линии или на мысах они являлись передовой линией обороны при угрозе с моря. В Араксе, на северо-западной оконечности Пелопоннеса, сохранились огромные стены на крутом утесе, с которого открывается чудесный вид на море в сторону запада. Может быть, это и есть «Мирзин приграничный» из гомеровского списка кораблей, пошедших на Трою. На диком и пустынном мысе полуострова Мани (юг Пелопоннеса) стояла еще одна циклопическая крепость, вознесенная на 15-метровый утес, пристанище морских птиц, позднее смененная франкским замком Майна. Возможно, это была передовая линия обороны Лаконии, гомеровская «стадам голубиным любезная Месса». На северо-востоке Пелопоннеса, на Коринфском перешейке, было начато строительство стены, которая, возможно, должна была перегородить весь перешеек для защиты от нападения с севера. Впечатление такое, что на Пелопоннесе непрерывно ожидали нападений с моря. Египетские тексты (примерно с 1300 г. до н. э.) указывают на то, что морские разбойники причиняли много беспокойства и бед Восточному Средиземноморью. Подтверждение такого рода толкованию мы видим в табличках, найденных в Пилосе, из текста которых некоторые ученые делают выводы о приготовлениях к атаке с моря. Эти драматичные документы позволяют нам заглянуть в мир огромного дворца в канун его гибели.

Последние таблички из Пилоса, например, рассказывают о гребцах, которых собирают из пяти мест, чтобы идти к Плеврону на берегу. Во втором, неполном списке перечислены 443 гребца — команды по меньшей мере 15 судов. Другой список, почти микенский перечень кораблей, — 700 человек, составляющих оборонительный отряд. С учетом пропусков в табличке можно полагать, что всего было перечислено около тысячи человек, чего хватило бы, чтобы укомплектовать 30 кораблей. Если принять численность постоянной армии как 2000 человек или около того, то получается, что выставлены силы, сравнимые с 90 кораблями, отправленными Нестором к Трое, согласно «Илиаде». Непохоже, чтобы в то время Пилос имел какие-либо укрепления: царь жил в роскошном дворце над заливом, уверенный в военной мощи. Однако теперь мы видим, что на длинной береговой линии Пелопоннеса была организована дозорная служба. Одна из наиболее важных табличек озаглавлена: «Так часовые охраняют берега». Она читается, как инструкция английской гражданской обороны в годы Второй мировой войны.

Отряд Малея в Овитоно… пятьдесят человек из Овитона пойдут в Ойхалию… отряд из Недватаса… двадцать человек из Кипариссии, в Арувоте, десять кипариссцев в Айталевес… отряд из Троса в Ро-о-ва: издольщик Ка-да-си-е, исполняющий феодальную службу… сто десять человек из Ойхалии в А-ра-ту-ва.

Что случилось после — загадка. Сразу после того, как были написаны таблички, дворец был уничтожен сильнейшим пожаром. Человеческих останков не найдено, вероятно, за дворец не сражались. Если катастрофа была делом рук человека, можно предположить, что царские сокровища разграбили, а женщин и детей увели в рабство. Судьба Трои стала судьбой Пилоса. Случилось это в начале года, так как нет следов стрижки овец или сбора винограда; несчастье, возможно, произошло в «месяц мореходов», пловистио (март), когда возобновилась навигация. Последнее, что смог царь Пилоса, — приказал совершить жертвоприношение, возможно, человеческое: «Исполните обряды в храме Зевса и принесите дары: Зевсу — одну золотую чашу, одного мужчину; Гере — одну золотую чашу, одну женщину». Табличка осталась недописанной, текст нацарапан неразборчиво и в спешке… Больше никогда в Пилосе не жили ни мужчины, ни женщины.

Трагический рассказ, если мы прочитали его правильно. Но все же нет уверенности, что документы говорят об исключительной ситуации, обороне на последнем рубеже, или даже о том, что катастрофа была рукотворной. И была ли судьба Пилоса судьбой остального микенского мира? Как видим, в это время уничтожены многие города, некоторые — Пилос, Менелайон, Криса, Зигуриес, Мидея и Эвтрез — никогда не были восстановлены, другие — Микены, Тиринф и Араке — возродились и дожили до новых разрушений в XII в. до н. э. Какие-то города вообще избежали разрушения, например Афины и, как ни странно, Асина на побережье вблизи Тиринфа. Как нам интерпретировать такие факты? Историки отходят от точки зрения, что на всю материковую Грецию, наводненную захватчиками, обрушилась одна катастрофа, теперь считается, что к упадку привел целый спектр местных условий и многочисленных причин. Кое-где угасание длилось более столетия и даже перемежалось подъемами в экономике и численности населения, как в Тиринфе. И все-таки существовал один внешний фактор, который мог привести к постепенному ухудшению материковой экономики к концу XIII в. до н. э. Фактор, который мог поколебать благополучный и стабильный мир материковых правителей и потребовать тех самых военных приготовлений, что мы наблюдали по всей Южной Греции. Таким фактором явились захватчики, в которых часто видели предвестников насильственного конца Эгейского бронзового века. Это были «народы моря».

«НАРОДЫ МОРЯ»: КЕМ ОНИ БЫЛИ?

Современный термин «народы моря» взят напрямую из названия, которое древние египтяне использовали, говоря о племени, совершившем на них два крупных нападения приблизительно в 1210 и 1180 гг. до н. э. Вообще же, «народы моря» встречаются в египетских источниках значительно раньше, но эти два хорошо известных упоминания относятся к наиболее значительным. Примерно в 1210 г. до н. э. фараон Меренпта поведал о победе в западной пустыне над ливийцами, которые привели с собой в качестве союзников «народ Шердена, народ Шеклеша, народ Акайваша из чужих земель Моря… Акайваша — иноземцы с моря». Акайваша — не единственный «народ моря». Были и другие народы, рассматривавшиеся таким же образом. В списке северных врагов Рамзеса III (около 1180 г. до н. э.) вождь шерденов назван «Шердена с моря», перечислены «вождь тьекериу-врагов», «Турша с моря» и «вождь пулисати (филистимлян) врагов». В надписи, увековечивающей победы Рамзеса III над ливийцами на западе и нубийцами на юге, упоминаются «чужие земли, острова, с которых приплыли против его земель», и среди них филистимляне и «Турша из середины моря». (Когда писались все эти тексты, филистимляне еще не осели на своих библейских землях, они входили в состав племен, мигрировавших с севера, с островов; по библейским преданиям, их родиной был Кафтор, то есть Крит.) Наконец, в папирусе Харриса читаем слова Рамзеса III: «Я низверг всех, кто преступил границы Египта, придя со своих земель. Я сразил данунов с их островов, тьеккеру и филистимляне… шердены и вешеши с моря обратились в ничто».

Кем бы ни были эти таинственные агрессоры, египтяне были с ними знакомы. Где-то около 1290 г. до н. э. Рамзес II уже вынужден был сражаться в Дельте с морскими разбойниками, включая шерденов, «которые пришли на военных кораблях из середины моря». Это, видимо, было важное сражение: Дельта «теперь пребывает в безопасности, обретя покой», — утверждает источник 1278 г. до н. э., теперь, когда царь «уничтожил воинов Великого Зеленого Моря». И действительно, после этого сражения было взято так много пленных, что Рамзес смог выставить вспомогательные части из шерденов в битве с хеттами при Кадеше в 1274 г. до н. э.

Вполне вероятно, что морские разбойники представляли собой растущую угрозу Восточному Средиземноморью еще за столетие до решающих набегов. Откуда они явились и кем они были? Это вопросы дискуссионные, но общая картина достаточно ясна: если какая-то часть «народов моря» и была мигрантами, то многие были обычными пиратами. Народ лукка, который жил на анатолийском берегу напротив Родоса, совершал пиратские рейды на Кипр, на Финикию, на Северную Африку. Термин «море», или «Великое Зеленое», обозначает Восточное Средиземноморье в целом. Такие народы, как акайваша, филистимляне, шердены и лукка, не имели изначальной связи с Сирией, Палестиной или Египтом: они находились за пределами этого мира, за морями на северо-западе. Похоже, что «острова», с которых они пришли, расположены в Эгейском море, и в этой связи была выдвинута пленительная гипотеза: а вдруг египетские акайваша — это гомеровские ахейцы (пусть и совершавшие обрезание, как рассказывают египтяне, хотя исторические греки такой обычай не практиковали)? Могут ли скрываться гомеровские троянцы, тевкры за названием тьекериу? Или тирсены (лидийцы из западной Анатолии, которые затем якобы перебрались в Италию) за «турша из Моря»? Короче, не были ли «народы моря» мигрирующими народами, которые прошли через Эгейский мир с севера в Египет и поспособствовали крушению мира микенских дворцов? Или это были просто микенские греки — бездомные мигранты, банды разбойников и кондотьеров, сорвавшиеся с места, когда экономические, социальные или какие-то другие явления разрушили хрупкую стабильность их общества? На такие размышления наводит похожесть военного снаряжения и шлемов греков, скажем, на микенской вазе, и оружия «народов моря», изображенных на египетских рельефах и изразцах. Примечательно, что, когда филистимляне (пулисати), потерпев поражение, были расселены египтянами в полосе Газы, их керамика и оружие оказались сходными с эгейским. Кроме того, библейские предания связывают филистимлян с Кафтором (Критом) и Эгеидой. Для других народов, упомянутых как «северные агрессоры», несмотря на привлекательное сходство имен, мы не имеет возможности провести надежную идентификацию. Некоторые совершенно загадочны и, вероятно, такими и останутся. Но судьбу шерденов и шеклешей, как и филистимлян, можно проследить дальше: этимология названий связывает их с Сардинией и Сицилией. Не исключено, что кто-то мигрировал в западном направлении после потрясений начала XII в. до н. э. На это указывают и греческие предания, и археологические данные. Мы не должны, однако, считать, что это были огромные миграции народов вроде «великого переселения народов» после падения Рима.

Египетские надписи дают нам совершенно точные цифры потерь «народов моря» в битве с Меренптой: убито по меньшей мере 6300 ливийцев, 1213 акайваша, 742 турша и 222 шеклеша. Прочие цифры утеряны. Более 9500 человек (включая женщин) взяты в плен. Стало быть, нападение около 1210 г. до н. э. совершили в основном ливийские войска, пополненные отрядами воинов «народов моря». Всего сражалось около 20 000 человек, из которых примерно четверть составляли «люди моря». Имели «народы моря» организованные поселения в Ливии или они действовали из Эгейского региона? Мы не знаем. Примерно поколением позже Рамзес III столкнулся с нападениями сходного масштаба: более 12 000 человек было убито в ливийском сражении в пятый год его царствования, еще 2000 убито и 2000 взято в плен шестью годами позже. Для нападения «народов моря» в восьмом году (около 1180 г. до н. э.) у нас нет цифр, но вполне правдоподобно предположить, что это была армия в 10 000 человек, к которой нужно добавить женщин, детей и нестроевых (передвигавшихся на бычьих упряжках). По тому времени это были огромные армии. Хеттская армия при Кадеше, со всеми союзниками, насчитывала 35 000 человек, но отдельные монархии не могли обладать столь внушительной военной силой. Даже крупные микенские царства, такие как Пилос или Тиринф, при ориентировочной численности населения более 60 000 человек, снаряжали для наступательных кампаний армии, самое большее, в 2000–3000 бойцов.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Рассказ об этом последнем нападении запечатлен на чудесном рельефе в Великом храме Рамзеса III в египетском Меди нет-Абу:

…чужие страны приготовили заговор на своих островах. Внезапно земли пришли в движение, рассеянные войной. Ни одна страна не могла устоять перед их оружием. Хатти, Коде [т. е., Киццуватна, государство в районе Тарса в Южной Турции], Каркемиш, Арцава и Алашия — они были погублены. Лагерь был поставлен в одном месте в Аморе [Амурру — Сирия, предположительно — прибрежная равнина]. Они разорили его народ, а земля его стала такой, словно на ней никогда ничего не существовало. Они двигались на Египет, пока огонь готовился для них… В их союз входили народы пулисет [филистимляне], тьекер, шекелеш, дениен и вешеш, единые земли. Они протянули руки к землям до самого края Земли, их сердца уверены в себе: «Наши планы сбудутся»… Я [Рамзес] организовал мою границу в Джахи [между Египтом и Палестиной]… Я велел устью реки [Нила] приготовиться стать твердой стеной с военными кораблями, транспортами и купцами, с полными командами от кормы до носа и храбрыми бойцами… (Выделение мое.)[11]

Последовали два сражения — одно на суше, другое на море. Агрессоры, вероятно, проникли до самой египетской границы, но, возможно, были захвачены врасплох, поскольку рельефные сцены в Мединет-Абу изображают беспорядочную рукопашную схватку с бычьими упряжками с женщинами и детьми посреди сражающихся. Не обремененные подобным образом египтяне смогли воспользоваться конями и колесницами для наступления, поддержанного наемниками, включающими шерденские отряды. На суше захватчики были полностью разбиты. Развязка наступила после жестокой морской битвы в Дельте с флотом «народов моря». Здесь он был загнан в ловушку и уничтожен.

Что же до тех, кто пришел морем, то сплошное пламя встало перед ними в устье реки, а частокол копий окружил их на берегу Их вытаскивали на берег, окружали и швыряли наземь, хватали, опрокидывали и убивали на берегу их корабли свалились в кучу а их груз…

Были взяты в плен многие народности, каждая схематически отображена на рельефе своим отличительным, специфическим оружием, и среди пленников были «вожди всех стран», которые были казнены: «Как птицы в сетке… их вожди были уведены и убиты». Рядовых пленников расселили в стратегических пунктах на границе, используя примерно так же, как римляне во времена поздней Империи использовали германских федератов. «Я поселил их в крепостях, связав моим именем, — говорит Рамзес. — Они исчислялись сотнями тысяч. Я брал с них плату за одежду и зерно из прибрежных домов и амбаров каждый год». Среди них были филистимляне, которые в XII в. до н. э. появились на «пути Ханаана», линии египетских фортов, идущей вдоль сектора Газы. Найдены их захоронения, демонстрирующие странную смесь похоронных обычаев: антропоидные гробы в египетском стиле, керамика, похожая на микенскую XII в. до н. э., воинское снаряжение, напоминающее амуницию воинов на микенской вазе. Их древние традиции остались, если они действительно происходили из Эгейского мира, как утверждает Библия: на филистимлянине Голиафе, сражающемся с юным Давидом, хорошо узнаваемое микенское военное снаряжение! Развязку великого похода 1180 г. до н. э. можно реконструировать с достаточной определенностью. Но что ему предшествовало? Откуда явился союз «народов моря» и почему он пришел в движение? Действительно ли он составлял единое целое? Вопросы, на которые у специалистов все еще нет ответов.

Археологические данные, возможно, позволяют нам подтвердить общую картину периода нестабильности и насильственного разрушения. Но Рамзес называет Хатти, Коде, Каркемиш, Арцаву и Алашию «погубленными» «народами моря». Можно ли в это верить? Могло ли случиться, что все эти страны были уничтожены нападением 1180 г. до н. э.? Дата, конечно, хорошо согласуется со временем разрушения хеттской столицы в Богазкее, дворца в Мерсине в Киликии (Коде), Тарса в Киликии и Каркемиша. В частности, этому есть драматическое подтверждение в последних глиняных табличках, написанных в великом городе Угарите в Северной Сирии:

Царю Алашии [Кипр], моему отцу я говорю. Соответственно, говорит царь Угарита, твой сын. Пришли корабли врагов, некоторые мои города сожжены, и они делают злые вещи в нашей стране. Мой отец явно не знает, что все мои войска развернуты на хеттской территории, а все мои корабли удалились от ликийского берега. Они [пока] не вернулись, поэтому страна отдана на милость врага. Пусть мой отец поймет это! И что семь вражеских кораблей появились у побережья и делают ужасные вещи. Сейчас, если есть еще неприятельские корабли на подходе и какого типа, пожалуйста, сообщи мне — я должен знать об этом!

Письмо еще обжигали в печи, когда Угарит был сожжен. Возможно, атакой с моря, хотя археологи приписывают окончательное уничтожение города землетрясению. Разрушения на Кипре, случившиеся в то же время, могли быть связаны с теми же проблемами, которые заставили флот Угарита отправиться на запад.

Эти последние таблички из Угарита указывают на еще один важный фактор: в тот критический момент царь Угарита срочно отправляет зерно из Мукиша в Уру в Киликии (Южная Турция), чтобы «облегчить тамошний голод». Если это было нечто большее, чем местные трудности, то можно предположить, что климатические и экономические условия в Эгеиде и Анатолии способствовали миграции в южном направлении. Это, в свою очередь, позволило бы, например, дать объяснение археологическим свидетельствам массового снижения численности населения в Мессении. Такого рода объяснениями занимались климатологи и получили интересные результаты. Изучение изменений климата по кольцам роста деревьев и осаждениям пыльцы, флуктуаций фаз роста европейских торфяных болот и уровня воды в озерах позволили специалистам предположить, что около 1200 г. до н. э. в Европе и Эгейском регионе произошел климатический кризис, который мог способствовать перемещению людей с Венгерской равнины во Фракию, а оттуда в Эгейский регион. Депопуляция в Мессении (и центральной Анатолии?) могла тогда быть связана с такой миграцией и, как с дополнительной причиной, с засухой. Стоит вспомнить рассказ Геродота о том, как после Троянской войны Крит был настолько опустошен чумой, что стал фактически необитаемым. Все это сложные вопросы, которые, хотя и имеют большое значение для нашего исследования, не могут быть рассмотрены в рамках настоящей книги, и читателю рекомендуется обратиться к книгам и статьям, указанным в библиографии. Но такой анализ показывает, насколько неверные выводы могут оказаться следствием использования традиционных методов исторического расследования при поиске ответа на вопросы, которые оказались связанными с весьма долгосрочными проблемами упадка.

Итак, свидетельства, полученные из разных мест, включая угаритские указания на голод, позволяют предположить, что не все было ладно в Эгейском мире и в Малой Азии в конце XIII в. до н. э. И это не позволяет нам сказать, что «народы моря» ответственны за падение Хеттской империи, с учетом того, что те, кого египтяне называли «народами моря», были лишь составной частью в крупных перемещениях народов и общего распада в Восточном Средиземноморье. Однако, несмотря на то что большое число крупных хеттских городов, таких как Богазкей и Масат-Уюк, действительно пали около 1180 г. до н. э., современные исследователи Богазкея склоняются к тому, что пожар, уничтоживший их, связан скорее с внутренними потрясениями, чем с нападением внешних врагов. Допустив небольшую вольность, мы можем проследить путь «народов моря» через Амурру-Сирию, которую, как говорит Рамзес, они опустошили. В то время был разграблен Тель-Сукас на сирийском побережье, а также Хамат, Каркемиш, Асана, Сидон и Тель-абу-Хавам, большой город вблизи Хайфы. В нескольких случаях разрушение привязано к керамике, которую ученые обозначают LH III С 1, датируя ее приблизительно 1180 г. до н. э. Таким образом, разрушение этих городов совпадает по времени с великим сухопутно-морским нападением. На Кипре катастрофа, обрушившаяся на Китион, при которой сгорел Энкоми, также указывает на «народы моря». Достаточно любопытно, что оба эти города были восстановлены греками. При всех тесных контактах с Кипром настоящая иммиграция греков на Кипре начинается только во времена «народов моря».

Находились ли среди «людей моря» эгейские воины? Это представляется вполне вероятным, но те события покрыты мраком неизвестности. Соответствуют ли они истории тех материковых государств, которая уже в подробностях нам известна? Например, с депопуляцией в Мессении после падения Пилоса? Или с ростом численности населения Арголиды вокруг Тиринфа в то же время? И имеют ли египетские тексты какое-либо отношение к более поздним греческим легендам о переселениях в Анатолию, на Сицилию и в Южную Италию после Троянской войны. Легендам, в которых обнаруживаются любопытные аналогии с нашими откровенно неоднозначными лингвистическими доказательствами миграции «народов моря» в эти же районы? Могут ли в рассказе о набеге воинов Одиссея на дельту Нила содержаться смутные воспоминания об ужасной катастрофе, постигшей акайваша и остальных?

Дней через пять мы достигли прекрасных течений Египта.

Там, на Египте-реке, с кораблями двухвостыми стал я.

Прочим спутникам верным моим приказал я на берег

Вытащить все корабли и самим возле них оставаться,

А соглядатаев выслал вперед, на дозорные вышки.

Те же в надменности духа, отваге своей отдаваясь,

Ринулись с вышек вперед, прекрасные нивы египтян

Опустошили, с собой увели их супруг и младенцев,

Их же самих перебили. До города крики достигли.

Крики эти услышав, египтяне вдруг появились

С ранней зарею. Заполнилось поле сверканием меди,

Пешими, конными…

Многих из нас умертвили они заостренною медью,

Многих живьем увели,

чтоб трудились на них подневольно.

«Одиссея», XIV, 258 (пер. В. Вересаева)

Какими бы привлекательными и правдоподобными ни были эти рассуждения, пока они не больше чем рассуждения. Но есть одно важное событие, связь которого с атакой «народов моря» в 1180 г. до н. э. мы еще не исследовали — могло ли и падение Трои оказаться делом рук «народов моря»?

ТРОЯ VIIa — ОСАДА ТРОИ ТЕРЯЕТСЯ ОПЯТЬ

Читатель помнит, мы остановились в вопросе о разграблении Трои на заключении Карла Блегена, что город, названный им Троя VIIa, город лачуг и суповых кухонь, и был гомеровской Троей, уничтоженной огнем и мечом. Мы сделали свои оговорки по поводу такой интерпретации, но на время с ним согласились. Но теперь мы больше не можем откладывать установление даты разрушения Трои VIIa, единственного слоя позднего бронзового века на Гиссарлыке, который выглядит так, словно город пал перед наступавшей армией. Прав ли Блеген? Здесь мы не можем обойтись без кое-каких технических подробностей, и, надеюсь, читатели это стерпят. Слой расцвета Трои VI (фазы d-g) содержит кусочки импортированной микенской керамики класса, известного под обозначением LH III А. В слое последней фазы, городе высоких башен (Vlh), по мнению Блегена, содержались керамики и LH III А, и III В. Но последние исследования дают основания полагать, что в Трое VI нет керамики III В, а, следовательно, гибель города должна была произойти около 1300 г. до н. э. или лет на 10–20 позднее. Поэтому Троя Vlh была городом, известным микенцам на пике могущества «мира дворцов» в материковой Греции XIV в. и начала XIII в. до н. э., и микенский импорт это подтверждает. Троя лачуг и суповых кухонь, Троя VIIa — продолжение того же поселения — начинается где-то с 1300–1275 гг. до н. э. В ней почти не обнаруживается микенской керамики того периода — только один странный черепок, подавляющее большинство — это троянская имитация микенского стиля. Но как долго существовала Троя VIIa?

Блеген утверждал, что «ни единого кусочка» керамики LH III С не было найдено в Трое VIIa (когда он это писал, началом подпериода III С считались 1230–1200 гг., теперь оно смещено на 1190–1185 гг. или позже). Сейчас ясно, что несколько кусочков LH III С были найдены в Трое VIIa, а это позволяет предположить, что она была разрушена около 1180 г. до н. э. Такой вывод подтверждается появлением еще одного типа керамики, так называемого «амбарного класса», в следующей фазе Трои — VIIb I. Эта фаза могла лишь едва начаться до того, как керамика «амбарного класса» широко распространилась по Греции, то есть в 1170–1160 гг. Получается, что Троя VIIa, которую Блеген считал гомеровской, существовала намного позднее Троянской войны, если та велась с экспедиционными войсками во времена микенских дворцов. Соответственно, если Блеген был прав в оценке продолжительности существования поселения VIIa, то падение Трои VI случилось бы невероятно поздно, скажем, между 1250 и 1200 г. до н. э. Итак, Блеген проявил излишнюю смелость в датировке разграбления Трои VIIa 1240 г. до н. э., не говоря уж о 1270 г. до н. э. Это становится очевидным, если мы пойдем по времени назад от момента разграбления Трои VIIa. Блеген определяет продолжительность ее существования в пределах полувека или «даже одного поколения» (ясно, ему неохота была сказать: десяти лет!). Если Троя VIIa пала около 1180 г. до н. э., то падение Трои Vlh должно датироваться примерно 1200 г. до н. э.

Однако была ли жизнь Трои VIIa такой короткой? Непохоже. Ранняя оценка Блегена «в пределах столетия» более близка к истине. В двух домах были два настила полов, а в одном — три. Не перекладки (которые еще встречаются в деревнях Анатолии), а слои до метра в глубину, собиравшиеся на протяжении длительного времени. Это отбрасывает Трою VIIa далеко в XIII в. до н. э., но оставляет достаточный промежуток для появления керамики III С — 40–50 лет кажутся правдоподобной нижней оценкой. Получается, что Блеген укоротил жизнь Трои VIIa, ее лачуги и кувшины с припасами появились не из-за одного события, они были атрибутами жизни на протяжении длительного времени, а не краткосрочной, экстренной мерой. Они представляют собой архитектурный облик всей фазы поселения, и любопытно, что это не было замечено критиками того времени. Действительно, археология Трои VIIa хорошо соответствует неспокойному периоду 1210–1180 гг., периоду вторжений «народов моря», потрясений на «островах Великого Зеленого», описанных в египетских текстах, когда города Восточного Средиземноморья были весьма уязвимы, поскольку центральная власть повсюду ослабела. Если мы желаем привязать жестокое разграбление, открытое Блегеном, к одному частному событию (а я бы подчеркнул, что нет необходимости так делать), было бы неправильно игнорировать рейд «народов моря» в 1180 г. до н. э., погубивший города в западной Анатолии, как раз в районе Трои. Тогда нападавшие опустошили Арцаву и Хеттское государство прежде, чем повернули на юг. Трою VIIa, как и другие города Анатолии и Сирии, могли уничтожить «народы моря», кем бы они ни были.

Как видим, увлеченный желанием не «отстать» от Гомера, Блеген отвел жизни Трои VIIa всего 30 лет — 1270–1240 гг. до н. э. Троя VIIa пала около 1180 г. до н. э., уже после того, как на материке были разрушены великие дворцы. Становится ясно, что Троя VIIa не могла быть гомеровской Троей — ей могла быть Троя Vlh. Но если Троя Vlh погибла от землетрясения, как быть с Троянской войной? Неужели мечте Шлимана не суждено сбыться? Но я не считаю, что эти последние открытия, связанные с датировкой падения Трои VIIa, однозначно исключают ее присутствие в модели Троянской войны.

ЕЩЕ ОДНА ТРОЯНСКАЯ ВОЙНА? «НАРОДЫ НА ОСТРОВАХ ПРИШЛИ В ДВИЖЕНИЕ»