XLV. Польско-литовские отношения при Сигизмунде Августе до Люблинского сейма

XLV. Польско-литовские отношения при Сигизмунде Августе до Люблинского сейма

Стремления польской шляхты к осуществлению унии Великого княжества с Короною Польскою и причины, их порождавшие. Противодействие литовской аристократии. Предварительные переговоры на сеймах 1551 и 1552 гг. и их неудача. Просьбы литовских станов, направленные против поляков на сеймах до Ливонской войны. Перемена в настроении литовцев в разгар Ливонской войны; конфедерация шляхты под Витебском с целью добиваться осуществления унии. Избрание на сейм 1563 г. делегации для заключения унии; данная ей инструкция. Переговоры литовских делегатов с поляками на Варшавском сейме в 1563–1564 гг.; крупные разногласия между ними. Продолжение переговоров на Бельском сейме в 1564 г. и в Парчове; тяготение шляхты к унии и противодействие магнатов. Просьбы шляхты о скорейшем окончании унии на сейме 1565–1566 гг.; особенное тяготение к унии подляшан и волынян. Дело унии на Берестейском сейме 1566 г.; усилия магнатов отстоять государственную индивидуальность Великого княжества. Постановления шляхты в военном стане в Лебедеве и на Городенском сейме 1568 г. о непременном созыве «спольного» сейма для заключения унии.

Когда усилилась опасность со стороны турок, польская шляхта настойчиво стала добиваться осуществления на деле давней унии Великого княжества Литовского с Короною Польскою. Еще на Петрковском сейме, происходившем в самом конце правления Сигизмунда Старого в декабре 1547 и январе 1548 г., шляхетские послы требовали от короля, чтобы он, согласно давней унии и соединению с Польшею земель Литовской, Мазовецкой, Прусской, Осветимской и Заторской, привлек к общим совещаниям об установлении совместной обороны рыцарство этих земель и созвал его на общий сейм в Парчов, Люблин или Варшаву. С этим же требованием обращалась шляхта и к новому королю Сигизмунду Августу на сеймах 1548 и 1550 гг. Помимо установления совместной обороны, поляков манили перспективы по части приобретения имений и получения урядов в Великом княжестве Литовском. В Короне шляхта уже давно испытывала земельную тесноту и недостаток доходных должностей и званий, вследствие чего все более и более обращалась к солдатскому ремеслу, пополняя собою в качестве «товарищей» наемные роты «жолнеров». Между тем в соседнем государстве, особенно в южных украинных его областях, расстилались огромные пространства лесной заросли и «дикого поля», ждавшие хозяев и насельников. В государстве этом чувствовался также и недостаток культурных работников на разных поприщах государственной, общественной и частной службы, и людям с опытом жизни и с познаниями была возможность легче устроиться здесь, сделать лучшую карьеру, чем в Польше. Тяга из Польши в Великое княжество шла уже давно, выражаясь в том, что отдельные лица разными путями, покупкою, браками и т. п. приобретали в Великом княжестве имения, поступали на службу к господарю, князьям и панам. Хотя литовцы и поставили барьер этому Drang nach Osten в виде статей земских привилеев и Статута, обязывавших господаря не раздавать замков, имений, урядов и достоинств чужестранцам, а только уроженцам Великого княжества, но наиболее ловкие перескакивали этот барьер и так или иначе становились и землевладельцами, и должностными лицами на Литве. Уния должна была снять совсем этот барьер, вследствие чего поляки страстно желали ее, а литовцы, особенно правящий класс, наоборот, всячески противились ей. Зная это настроение правящей Литвы, Сигизмунд Август отвечал сначала нерешительно на предъявленные ему с польской стороны требования и уклонился от созыва «спольного» сейма. Но когда осенью 1551 г. собрался в Вильно вальный литовский сейм, поляки отправили к королю послов уговаривать его, чтобы он согласно с данным обещанием приводил литовцев к унии с Польшею, от которой можно ожидать больших выгод и обороны обоим государствам. Сигизмунд Август через коронного подканцлера обратился к сейму с предложением унии на основании старых записей, как того требовали поляки. Но литовцы и слышать не хотели о такой унии и выразили надежду, что государь сохранит свое отчинное государство при той целости, достойности и вольностях, с какими принял его из рук отца, согласно с данною им присягою. Они соглашались только давать полякам помощь против неприятелей на основании «ухвалы» Берестейского сейма и категорически отказались съезжаться с поляками на общий сейм, так как со всеми вопросами они уже покончили на настоящем Виленском сейме. Король, однако, не принял этого заявления за окончательный отказ и на следующем неполном сейме 1552 г. (на этом сейме были поветовые хоружие, но не было послов шляхты) снова поднял вопрос об унии. Станы поблагодарили короля за заботливость о Великом княжестве, но заявили, что ввиду различия прав трудно Великому княжеству соединиться с Польшею, и потому дело это не может осуществиться. Что же касается обороны против нашествия турок, то они, литовцы, согласны помогать полякам всеми силами, согласны для постоянной обороны держать известное число войск или посылать полякам деньги на увеличение их наемных войск.

Вообще на первых сеймах в правление Сигизмунда Августа, как и на последних сеймах, собиравшихся при Сигизмунде Старом, литовские станы ревниво оберегали особность и самостоятельность Великого княжества от посягательств поляков. На сейме 1547 г. они ходатайствовали, чтобы господарь не раздавал чужеземцам урядов земских и дворных, а также замков, дворов, мест и волостей в держание, указывая на то, что такою раздачею всем им наносится обида, как будто бы между ними нет людей, «годных и верных и справных», а с другой стороны, и государство терпит немалый ущерб от того, что чужеземцы, разживаясь на урядах и державах, увозят с собою немало денег из страны. Развивая эту просьбу и далее, станы просили, чтобы господарь не поручал чужеземцам объезжать и «пописывать» свои замки, дворы и волости и усчитывать господарские доходы, так как от этого происходит затруднение и обременение старостам, державцам и их урядникам. Просьба эта направлена была против группы поляков – Войтеха Ясеньского, Юрия и Станислава Фальчевских, Станислава Коморовского, Станислава Райского и других, которые сделались близкими и доверенными людьми у Сигизмунда Августа, «пописывали» замки и дворы, получили богатые державы и т. д. Но так как они вместе с тем сделались землевладельцами, обывателями Великого княжества, приобрели индигенат, то господарь и отделался от просьбы станов заявлением, что ему неизвестны случаи раздачи чужестранцам урядов и держав; по поводу же ревизий замков и дворов заявил, что и впредь он будет посылать по дворам и волостям своим для выведанья и досмотренья своих «пожитков», кого ему будет угодно, кто только на это дело годится. Затем станы ходатайствовали, чтобы коронные урядники не отправляли своих должностей в Великом княжестве. Они указывали на то, что в прежнее время, когда господарь ехал из Короны в Великое княжество, коронные урядники сопровождали его до границы, а если и ехали дальше, то только в качестве гостей; господаря на границе встречали дворные урядники Великого княжества – маршалки, подскарбий, подчаший, крайчий, конюший, кухмистр, подстолий, подкоморий и др. – и вступали в отправление своих урядов; между тем теперь они носят только титулы, а действительную службу за них несут коронные урядники, пользуясь и их доходами. Господарь обещал держаться в этом отношении старины. О прекращении раздачи урядов и держав чужеземцам, посылки их на ревизии литовцы просили и на сейме 1551 г.; а так как чужеземцы получали уряды через индигенат, становясь предварительно землевладельцами Великого княжества, то станы вместе с тем просили господаря принять меры к тому, чтобы чужеземцы не «поседали» имений в Великом княжестве Литовском. Эта последняя просьба повторена была и на сейме 1554 г. с указанием на Волынь и Подляшье, где в особенности развивалось землевладение «чужеземцев». Господарь сначала отклонил было это представление на том основании, что его государства не замкнуты, и всякому вольно приехать и отъехать, купить и продать; если чужеземцы приобретают имения в Великом княжестве, в этом виноваты сами литовцы, продающие чужеземцам имения. Но на сейме 1554 г. господарь уступил настояниям «станов» и определил, что впредь чужеземцы не имеют права приобретать имения на вечность в Великом княжестве, а только в «заставу» (под залог), в пограничных же поветах и этим правом не будут пользоваться.

Литовцы не оставляли без внимания и литературных посягательств на их государственные интересы со стороны поляков. На сейме 1559 г. они жаловались на «непристойные» польские хроники и просили господаря принять меры против их лживых показаний. Жалоба эта направлена была, главным образом, против хроники Мартина Кромера, напечатанной в Базеле в 1554 г. В этой хронике Кромер на основании актов, которые ему пришлось просматривать и приводить в порядок в Краковском архиве, изложил историю отношений между Польшею и Литвою в духе, благоприятном для польских притязаний, и потому хроника его получила быстрое и широкое распространение (в 1558 г. вышло уже второе ее издание). Хроника Кромера дала толчок, а отчасти и сам материал для исторических аргументов, с которыми выступали лидеры польской шляхты на Петрковском сейме 1558 г., требовавшие осуществления унии, заключенной при Ягайле, и обвинявшие литовцев в неверности, в неблагодарности и враждебности к полякам, от которых они получили так много добра, в присвоении Луцка, Ломаз, Полюбичей и других держав и т. д. Все это не могло остаться неизвестным литовцам, которые и выступили со своей стороны с протестом против «непристойных хроник».

Ливонская война заставила литовцев переменить свое отношение к унии с Короною Польскою. Против унии с Польшею стояла, главным образом, литовская аристократия, которая опасалась «ущипка» от нее не только достоинству Великого княжества, но и своим материальным интересам, своему политическому преобладанию, которым она пользовалась в Великом княжестве в качестве правящего класса. Что касается рядовой шляхты, то она до поры до времени в этом вопросе просто следовала за своей «старшею братьею», подчиняясь ее авторитету и давлению, но внутренне тяготея к формам польской государственности (домогательства выборного шляхетского суда и расширения власти сейма). Ливонская война, истощившая все материальные и моральные силы этой шляхты, давшая болезненно почувствовать результаты политического одиночества Литвы и отчуждения ее от Польши, заставила шляхту занять самостоятельное положение в вопросе об унии и выступить с инициативою ее осуществления. Собравшаяся в 1562 г. в военном лагере под Витебском шляхта составила своего рода конфедерацию с целью добиваться заключения унии с Польшею. Акт этой конфедерации, пересланный королю, гласил, что шляхта покорно просит о заключении унии с Польшею, дабы иметь возможность сообща сеймовать с поляками, сообща избирать государя ввиду бездетности нынешнего короля, пользоваться одинаковыми с ними правами и вольностями и сообща обороняться от врагов. Для заключения этой унии шляхта просит короля назначить общий польско-литовский сейм. «От этого намерения, – гласил акт, – шляхта согласилась не отказываться ни в каком случае, как бы ни старались отклонить ее от этого новым Статутом или какими-либо другими уступками». Каждый из участников настоящего договора обязывается не вдаваться ни в какие совещания, не определять серебщин и никаких других податков прежде, чем не будет исполнено общее желание касательно сейма и унии с поляками; ко всем отсутствующим, особенно жмудским панам, имеет быть послано приглашение присоединиться лично или заочно к настоящему уговору – а кто не присоединится или, присоединившись, отступит от него, тот будет считаться недругом своего отечества и исключается из сообщества шляхты; земянин или сын земянский, состоящий на службе у пана, не сочувствующего настоящему соглашению или отступившего от него, не может отговариваться этим, но должен самостоятельно и мужественно стать за общее дело; кто по этой причине подвергнется преследованию или обиде, за того должны стать все другие участники соглашения и всячески ему помогать. Как бы в ответ на этот акт Литовско-Русской шляхты, польская шляхта на Петрковском сейме 1562–1563 гг. постановила назначить на 11 ноября общий польско-литовский сейм в Варшаве для заключения унии. Ввиду такого оборота дел и магнаты литовские не сочли возможным прямо противиться унии. Поэтому на Виленском сейме 1563 г. решено было приступить к переговорам об унии. Но так как по случаю возобновления военных действий нельзя было ехать на «спольный» сейм всем станам, «сойму належачим», то избраны были делегаты от панов-рады «передней» и второй «лавицы», от княжат и панят, от маршалков, от «значнейшей шляхты», от шляхты земель Литовской, Жмудской, Волынской, Киевской, Полоцкой, Витебской, Подляшской, Новгородского повета и Мстиславского и от смоленских землевладельцев. Ввиду того, что с польской стороны в качестве участников предстоявшего сейма должны были выступить и мещане столичного города Кракова, посылавшие своих представителей на сеймы, и литовское правительство сочло нужным привлечь к известному участию в установлении унии представителей столичного места Вильно. Мещане должны были, подобно другим станам, избрать от себя делегатов на «спольный» польско-литовский сейм. Делегатам дана была особая инструкция, читанная перед всеми станами и получившая одобрение сейма.

Эта инструкция составлена была несомненно под влиянием и руководством панов радных. Не имея возможности противиться унии, которой требовала шляхта, паны постарались настоять на своем в той «науке», которая давалась литовским делегатам для заключения унии. Инструкция насквозь проникнута была стремлением отстоять, насколько возможно, целостность, особность и самобытность Великого княжества Литовского. Первым условием ставилось, что впредь у Польши и Литвы будет один общий государь, избираемый общими голосами из царствующей династии. Избрание его должно происходить на границах обоих государств, после чего должна совершаться его коронация в Кракове в присутствии всех польских станов и литовских послов, а вскоре затем – торжественное возведение на великое княжение в Вильно в присутствии всех станов и поветов Великого княжества и польских послов. Перед коронацией в Кракове избранный государь должен подтверждать права и вольности обывателей Польской Короны, а перед возведением на великое княжение – обывателей Великого княжества и приносить установленную присягу. В том случае, если теперешний государь или его преемники будут иметь несколько сыновей, один из них может быть назначен правителем Великого княжества без нарушения унии, по взаимному согласию поляков и литовцев. Поляки и литовцы обязываются никогда не покидать своего общего государя и друг друга во всех затруднениях и превратностях, помогать друг другу против козней и нападений всех врагов, не начинать распрей и войн с соседями без взаимного совета и согласия, исключая внезапных и непредвиденных случаев, не заключать ни с кем новых договоров и не нарушать старых, не посылать послов без совета и согласия друг с другом. Должны быть определены точно, сообразно с силами и средствами каждого государства и с требованиями данной войны, размеры той военной помощи, которую они должны оказывать друг другу как посполитым рушением, так и наемными войсками или деньгами. Литовцы выразили свое согласие и на общие сеймы с поляками, но с тем условием, чтобы эти сеймы созывались только для решения важных вопросов, касающихся обоих государств; в менее важных случаях, не касающихся или мало касающихся другого государства, должны собираться по-старому местные сеймы, на которые другое государство может присылать своих уполномоченных. На общих польско-литовских сеймах ни в коем случае не должны решаться дела, касающиеся того или другого государства в отдельности. В каждом государстве самостоятельно набирается сенат, замещаются должности, отправляются суды, издаются и исправляются законы; в каждом своя собственная верховная власть (merum et mixtum imperium). Делегатам поручалось при заключении унии охранять честь и достоинство Великого княжества, чтобы литовцы нигде и ни в чем не были ниже поляков, чтобы в войске, сеймах, торжественных собраниях и церемониях занимали одинаковые с поляками и подобающие их достоинству места. «Для большого скрепления заключаемой унии» литовцы соглашались на отмену законов, коими воспрещалось полякам приобретать имения на вечность в Великом княжестве, не вводить впредь никаких новых пошлин, чеканить монету одинакового веса и достоинства, не допускать никакого обмана, произвола, никаких стеснений и притеснений в торговых сношениях, соблюдать старинные границы между обоими государствами и давать скорое и справедливое удовлетворение в пограничных обидах и столкновениях. Для большего уравнения Великого княжества с Короною литовцы предлагали сравнять в правах мещан Великого княжества с польскими, в частности, дозволить мещанам виленским посылать на общие сеймы двух представителей, подобно краковским, для подачи голосов в вопросах, касающихся их мест. Во внимание к издержкам, понесенным Великим княжеством на Ливонию, литовцы требовали, чтобы доходы с этой страны всегда вносились в скарб Великого княжества, но соглашались на то, чтобы герцог курляндский считался вассалом Польши и Литвы и получал инвеституру от обоих государств.

Легко видеть по этой инструкции, что руководящие классы литовского общества желали установить такую унию, которая совмещалась бы с сохранением государственной индивидуальности Великого княжества. Между тем у поляков уже давным-давно сложился совершенно иной идеал унии. Этим идеалом была инкорпорация, «втеление» Великого княжества в Корону, осуществление того, что уже было установлено при Ягайле и Витовте и подтверждено было с некоторыми исправлениями при короле Александре. При Сигизмунде Августе, с конца 40-х гг. XVI в., осуществления заветной унии с особенною настойчивостью стала добиваться партия так называемых экзекуционистов, не пропускавшая почти ни одного сейма без того, чтобы не поднять вопроса об унии. Эта партия хлопотала об увеличении военных сил и финансовых средств Королевства Польского и в этих целях настаивала, между прочим, и на том, чтобы уния с Литвою, заключенная еще при Ягайле, была приведена в исполнение. Как бы на подкрепление экзекуционистам в 50-х гг. XVI в. выступил со своей описью документов, хранившихся в Краковском архиве, и со своей хроникою, писанною отчасти на основании этих документов, каноник Краковский и Вармийский Мартин Кромер. Кромер дал полякам возможность выступить на Варшавском сейме 1563–1564 гг. во всеоружии исторических документов, подтверждавших давнишнюю инкорпорацию Великого княжества в Корону Польскую. Особенную услугу полякам оказал договор об унии, заключенной в 1501 г., на который они и стали ссылаться в доказательство исторической и юридической правоты своих требований. В конце концов эти требования свелись к следующим положениям: сеймы должны быть общие для Польши и Литвы; отдельных сеймов для того и другого государства не должно быть; элекция общего государя Польши и Литвы должна быть вольная, не стесненная никакими династическими правами, и король должен гарантировать это со своей стороны особым письменным актом; общий государь Польши и Литвы должен короноваться только в Кракове, причем зараз, в одном акте, подтверждать права и вольности как поляков, так и литовцев; особое возведение его на великое княжение не должно иметь места. Шляхетские послы шли еще дальше и требовали, чтобы в Литве вообще не было отдельных от Польши урядов, чтобы была одна печать, одна канцелярия, одна булава (гетманская), одна «ласка» (маршальский жезл) и один скарб. Короче сказать, поляки требовали как раз уничтожения государственной индивидуальности Великого княжества, на сохранении которой настаивали литовцы. Литовцы сделали только две существенные уступки: согласились на вольную элекцию ввиду того, что король отказался от своих наследственных прав на Великое княжество, и на то, чтобы не было отдельного возведения общего государя на великое княжение, но настаивали, однако, чтобы имело место торжественное заседание государя «на маестате» с поднятием меча в присутствии всех станов Великого княжества. Во всем остальном они крепко держались данной им инструкции и требовали как отдельных сеймов для Великого княжества, так и отдельных урядов, не признавали и соединения обоих государств в одну «речь посполитую». При таких крупных разногласиях естественно, что и вопрос об унии не мог быть решен на Варшавском сейме 1563–1564 гг. Чтобы покончить дело, король пророгировал Варшавский сейм в Парчове на 24 июля 1564 г., а литовцам назначил предварительный сейм в Бельске для нового обсуждения унии.

На Бельском сейме 1564 г., по донесению бывших на нем польских делегатов, рыцарство литовское охотно согласилось на ту унию, которую предлагали поляки, и желало иметь общие сеймы и общую раду с поляками. Но литовские «потентаты» сильно этому противились и отклоняли предложения поляков. В конце концов «потентаты» одержали верх, и те «артикулы», с которыми отправились в Парчов для переговоров с поляками литовские делегаты, оказались для поляков «несносными». В Парчове повторилось в общих чертах то же самое, что происходило и в Бельске. «Потентаты» долго спорили с поляками и не соглашались на их требования. Послы от рыцарства просили не обращать внимания на упорство магнатов и договариваться об унии с ними на условии общих сеймов и общей рады, подавая надежды на то, что остальные спорные пункты будут потом легко разрешены на общем совете. Однако поляки не сочли возможным пренебречь протестом магнатов, хорошо зная, какую они представляют силу в Великом княжестве. Решено было, что король созовет «спольный» польско-литовский сейм с участием не делегатов, а всех литовских станов, «сойму належачих». Таким путем поляки надеялись скорее довести до конца начатое дело унии.

Как уже выше было сказано, на Виленском сейме 1565–1566 гг. Литовско-Русская шляхта получила удовлетворение по всем своим главным домогательствам. Ей даны были выборные суды, поветовые сеймики, новое военное устройство по польскому образцу; введен был в действие и новый Статут. Но все уступки нисколько не охладили Литовско-Русскую шляхту к делу унии. На том же Виленском сейме 1565–1566 гг. от лица всех станов подана была просьба господарю, чтобы назначен был, наконец, «спольный сейм» с Короною Польскою, обещанный на Парчовском сейме 1564 г. О том же, в частности, просили и подляшане, и волыняне. Подляшане указывали на великие «утиски, гвалты, мордерства» и захваты земель, которые они терпят с польской стороны, и просили короля, чтобы он выслал своих комиссаров для учинения справедливости, а для умиротворения их с поляками на будущее время привел их к унии с ними; «в противном случае, – говорили они, – Подляшье станет скоро украйною». Волыняне также ходатайствовали одновременно о защите их от обид со стороны поляков и о скорейшем созвании обещанного «спольного сейма» с Короною Польскою. Ассоциация этих двух просьб в их списке вскрывает и те чисто местные побуждения, которые заставляли обывателей Волынской земли, как и подляшан, жаждать унии с Польшею. Очевидно, они желали выйти из своего положения пограничных с Польшею землевладельцев, которое не давало им возможности получать легко и скоро удовлетворение по обидам и правонарушениям со стороны соседей – поляков. Они уже давно и часто жаловались на это на сеймах, собиравшихся при Сигизмунде I и Сигизмунде Августе. Судебно-разграничительные комиссии, выезжавшие на границу с польской и литовской стороны, сначала временные, а затем постоянные (с 1554 г.), очевидно, мало удовлетворяли волынян и подляшан, и они стали видеть выход из своего положения в тесной унии с Польшею, при которой они из пограничных жителей могли бы стать внутренними и искать себе удовлетворения перед обыкновенными судами и на основании обычных законов, а не перед смешанными международными комиссиями, действовавшими по усмотрению «водле Бога и справедливости». Король обещал созвать «спольный» сейм «водле потребы и часу».

«Спольный сейм» назначен был королем в Люблине. Судя по выяснившемуся ходу переговоров, благополучное окончание дела унии должно было повести к прекращению созыва отдельного вального сейма Великого княжества. Между тем такой сейм, согласно прежнему обещанию господаря, должен был собраться для окончательной «поправы Статута». Вследствие этого и для того, чтобы дать возможность литовцам предварительно сговориться между собою насчет предстоящей унии и покончить со своими чисто домашними делами, король созвал литовский сейм в Берестье на 28 апреля.

Литовские «потентаты» воспользовались этим сеймом для того, чтобы сделать новое усилие для спасения своего положения и государственной самостоятельности Великого княжества. Под их влиянием сейм принял «по-праву» Статута касательно чужеземцев в том смысле, что выслужившиеся чужеземцы могут получать от господаря имения во временное и даже вечное владение, но только непременно на вальном сейме, «за радою и позволеньем всех» панов-рады и «за позволеньем» всех станов земских, «сойму Литовскому вальному належачих»; что же касается урядов и достоинств, то они оставлены были только Литве, Руси и Жмуди, «с продков своих» уроженцам Великого княжества; кто же из иноземцев выпросит себе что-нибудь подобное, тот лишается не только уряда, но и имения и всей маетности. Не находя более возможности противостоять унии, литовские паны выработали и добились утверждения сеймом таких условий унии, которые предполагали сохранение для Литвы отдельной администрации и суда, особых законов и установлений. С этими условиями литовцы отправили на Люблинский сейм послов только для осведомления поляков, но не для переговоров об унии, а сами не поехали на этот сейм, отговариваясь «небеспечными слухами», которые доходят до них с неприятельской стороны. Так и на этот раз не состоялся «спольный сейм», на котором поляки рассчитывали провести унию. Осуществлению польских желаний помешали, несомненно, не одни только «небеспечные слухи», но и упорство литовских магнатов, которые и слышать не хотели о такой унии, какую желали поляки. До нас дошли некоторые отголоски речей, которые они произносили на Берестейском сейме 1566 г. Оказывается, что они по-прежнему домогались для Великого княжества особых сеймов, особого сената, церемонии возведения на великое княжение и т. д. Разоренные войною витебские землевладельцы обратились к господарю с просьбою о заключении унии с Польшею. Король мог только им ответить, что на этот раз относительно унии не могло состояться никакого постановления, и это дело отложено до будущего сейма, о котором они получат своевременно уведомление; пусть только выбирают послами на этот сейм людей, умеющих «в том з учстивостью и пожитком земским поступовати».

Но проволакивать дело унии до бесконечности при всем том оказалось уже невозможным. Доведенные до крайнего изнурения войною литовские станы на совещании в военном стане в Лебедеве зимою 1567 г. в ответ на приглашение поляков приступить, наконец, к унии, сделали постановление о непременном созыве «спольного» польско-литовского сейма в будущем 1568 г.

Это постановление они повторили и на Городенском сейме, собиравшемся весною 1568 г. Король обещал исполнить эту просьбу станов и своевременно разослать сеймовые листы. Так подошел знаменитый Люблинский сейм, на котором осуществлена была, наконец, подготавливавшаяся всем ходом внутренней и внешней истории Литовско-Русского государства уния его с Польшею.

Из обстоятельств, предшествующих ближайшим образом заключению Люблинской унии, видно, что большинству Литовско-Русской шляхты стало уже не под силу сносить последствия одиночества Великого княжества в борьбе с могущественным и упорным неприятелем, и оно жаждало унии как единственного выхода из своего тяжелого положения, единственного средства к облегчению себе несносных «беремен» войны. Вместе с тем в союзе с польскою шляхтою на «спольном» сейме шляхта надеялась получить большее значение, чем на своем литовском сейме, переполненном многочисленною и могущественною аристократией. Отсюда само собою вытекало ее сочувствие и содействие парламентарной унии Великого княжества с Короною Польскою.

Литература

Те же труды, что и на с. 299, и кроме того: Грушевський М. С. Історія України – Руси. Київ; Львів, 1907. Т. 4; Kutszeba S. Unia Polski z Litw?. Krakо?w, 1911.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.