"С АРКАНОМ НА ДУШЕ"
"С АРКАНОМ НА ДУШЕ"
Эпизоды "Банкира", связанные с отцом и сыном Шапиро, живо напомнили мне не только беседу в Остии с бывшим житомирянином, но и обширную серию горестных излияний бежавших из сионистского "рая" бывших моих соотечественников. С еще большей отчетливостью понял я, как жестоко поплатились они за неблагодарность и предательство в отношении столько сделавшей для них Советской Родины.
Сразу же я представил себе, как разбогатевшие наследники шполянского лавочника Могильника, модернизировавшись в Израиле на ультрасовременный лад, сегодня столь же безжалостно волочат "в болоте лжи, жульничества" — только уже не в дореволюционном местечке, а в американизированном на дешевый лад Израиле! — выходцев из таких семей, какой была когда-то семья полюбившегося Александру Корнейчуку советского патриота Абрама Моисеевича Шапиро из Шполы. И, вероятно, какой-нибудь из многочисленных израильских раввинов (сейчас он не трясется в бричке, подобно своему давнему шполянскому коллеге, а лихо мчит в автомобиле модной марки) так же фарисейски утешает и наставляет на путь погони за деньгами эксплуатируемых сегодняшним израильским Могильником еврейских бедняков.
Уже не в Остии, а в Лондоне я услышал рассказ бывшего гражданина Белоруссии, приведенный мною в тексте пьесы "Пелена":
— Мою дочь, студентку, я просто-таки обманом заставил уехать со мной в Израиль. Сочинил байку, что скоро раскроется моя растрата государственных денег и я попаду в тюрьму. А в Израиле ко всем нашим болячкам и бедам прибавилась еще одна: кто-то донес, что моя дочка не вполне "чистая" еврейка. Ну, в раввинате тут же заложили в компьютер все ее биографические данные плюс показания "доброжелателей", и машина выдала не совсем положительный, с точки зрения верующих, ответ. Дочь получила повестку с вызовом в раввинат. А накануне мне по протекции устроили прием у одного чиновника министерства религии, не такого уж, правда, важного, но зато чем-то обязанного тем людям, которые попросили его выслушать меня. Беседа, как вы понимаете, оказалась для меня очень неприятной. Я разволновался и, не выдержав бездушных поучений чиновника, прямо спросил его: "Что, в Израиле все религиозные? Все убеждены, что в субботу не должны ходить автобусы? И всех волнуют чистые и нечистые?.." Он, конечно, оборвал меня…
— И что все-таки ответил вам?
— О, я хорошенько запомнил слова чиновника! С недовольной гримасой он сказал мне: "Вижу, к чему ты клонишь. Сам прекрасно знаю: неверующих — большинство. Хочешь спросить, почему же они должны подчиняться меньшинству? Могу объяснить: таковы наши традиции. Так было у евреев во все времена, так будет во веки веков. Могу дать тебе совет. Постарайся приобрести положение в обществе и стать одним из тех, кого меньше. И тоже сможешь приказывать и щедро платить". Понятно вам?
Да, вполне понятно, что циничные поучения чиновника израильского министерства религии перепевают на сионистский лад елейные наставления шполянского раввина сиротам из семьи Шапиро. Мне понятно, как изо дня в день приходится обманутым парням и девушкам ощущать на себе в Израиле гнет незыблемого и основополагающего для буржуазного общества правила "Вся сила в деньгах". Это заставляет переехавших в Израиль людей труда с первых же дней ловчить и изворачиваться, к кому-то подлаживаться, кого-то ублажать, в угоду сионистам сочинять душераздирающие небылицы о жизни на покинутой родине, поступаться принципами морали и строить планы накопления "черного капитала" денег, нажитых путем обмана и темных махинаций. Так порождается насущная необходимость воспитывать в детях двоедушие и двуличие, наставлять их: "Не рассказывай здесь никому, как дома ты каждое лето выезжал в лесной пионерский лагерь; в школе притворяйся, будто больше всего интересуешься богословием и историей сионизма; громко ругай арабов самыми последними словами — это поможет нам поскорей получить жилье".
Такая неприглядная картина жизни трудового люда Израиля, жизни "с арканом на душе" возникла в моем сознании совсем не произвольно. Просто мне, повторяю, вспомнились многочисленные беседы с бежавшими из "страны обетованной" бывшими гражданами социалистических стран и вынужденные признания израильской прессы.
Отрывок из "Банкира" приведен здесь совсем, поверьте, не для того, чтобы лишний раз показать, сколь интернационалистично по своей сути прекрасное творчество Александра Корнейчука. В этом и без того твердо убеждены все, кому знакома его драматургия и публицистика. Очевидна и неиссякаемость крупномасштабного духовного заряда пьес Александра Евдокимовича, их насыщенность неприкрашенной правдой жизни и, главное, их сегодняшняя неотъемлемая принадлежность к нашему идеологическому арсеналу.
Монолог Абрама Шапиро из правдивой пьесы Корнейчука напоминает, как, покидая советскую Родину ради сионистского "рая", люди еврейской национальности обретают в Израиле очень многое… из того, от чего их освободила Октябрьская революция. В поисках "второй родины" они попадают на чужбину. Вывод убийственный, но единственно верный!
Он дает точный ответ на вопрос, почему это вдруг в самые беспросветные дни прозябания на чужбине бывший мой соотечественник, вспомнил нравственный урок спектакля, увиденного сорок лет тому в детском возрасте. Оказывается, "бедняк подобен трупу" не только в заброшенном еврейском местечке деспотической царской России. Нет, и в конце XX века на земле подвластного сионизму государства многие иммигранты попадают в тиски бесправия, классового гнета и прочего, что было приметами жизни для "подобных трупу" людей в проклятой дооктябрьской черте оседлости.
И пламенное слово персонажей корнейчуковской пьесы (далеко не самой выдающейся в наследии замечательного драматурга) сегодня не только воспевает дружбу советских народов. Оно властно напоминает, в какую страшную, бездонную трясину неизменно попадают те, кто под ядовитым воздействием вражеской пропаганды и собственных шкурных, антипатриотических помыслов забывают все прекрасное, все нетленное, что дала им советская Родина. Эти люди обрекают себя на беспросветное существование.