Чрезвычайный комитет

Чрезвычайный комитет

Лишь одна из сионистских групп понимала, что спасение европейских евреев должно было стать ее первоочередной задачей. Небольшое число членов «Иргуна» отправилось в

США, чтобы собрать средства для организации нелегальной иммиграции этих несчастных, а когда вспыхнула война, они выступили с требованием о формировании еврейского легиона, что они считали ближайшей целью сионизма. В апреле

1941 г. они обратили внимание на ряд статей Бена Хехта,

одного из самых видных американских журналистов, в либеральной нью-йоркской ежедневной газете «ПМ», где он сетовал на молчание еврейских общественных, политических и литературных деятелей по поводу положения европейского еврейства. Иргуновцы уговорили Хехта помочь им учредить

Комитет за создание еврейской армии из евреев, не имеющих своего государства, и палестинских евреев. Хехт одобрил эту идею, посколько он смог понять, что члены «Иргуна» — бойцы, а это было именно то, чего он хотел — еврейской армии,

которая убивала бы немцев в отмщение за тех евреев, которых унижал и убивал Гитлер. До этого иргуновцы играли на еврейской политической сцене весьма незначительную роль,

но с Хехтом в своем комитете ревизионисты превращались чуть ли не в серьезную силу. Хехту были знакомы буквально все и каждый, в Голливуде и в издательском мире. Когда в крупнейших газетах появились их объявления, они стали выглядеть так, словно бы действительно составляли неотъемлемый элемент политической жизни военного времени.

Несмотря на то что иргуновцы не поняли всего значения первых сообщений о массовых убийствах евреев, заявление Уайза убедило их лидера, Питера Бергсона, в необходимости подтолкнуть американское правительство на какие-то действия, и прежде всего в защиту евреев. Они задумали поставить 9 марта 1943 г. в зале Мэдисон-сквер-гардэн театрализованное представление под названием «Они никогда не умрут». Ряд известнейших деятелей театра той поры — и среди многих других Курт Вейл, Билли Роуз и Эдвард Дж. Робинсон — начали готовить постановку. Это было уж слишком много для Уайза, который не хотел, чтобы его заслонили какие-то «фашистские проныры». Еврейское руководство внезапно объявило о назначенном им на 1 марта в Мэдисонсквер собственном массовом митинге. Комитет за создание еврейской армии попытался уладить дело, предложив отказаться от роли единственного организатора представления,

если бы в качестве его соорганизатора согласилось выступить само руководство общины, однако последнее отвергло это предложение29. В результате по поводу одной и той же еврейской трагедии состоялось два отдельных мероприятия с промежутком между ними всего в 9 дней. На обоих присутствовало очень много людей: театрализованное представление Хехта — Вейла было повторено дважды в тот же вечер.

Подлинное различие между обоими мероприятиями заключалось в том, что сторонников Уайза привела сюда в первую очередь их враждебность к иргуновцам и что они не выдвинули никаких реальных программ мобилизации усилий, тогда как Комитет за создание еврейской армии объехал со своим представлением крупнейшие города Америки. Взбешенный этим успехом Американский еврейский конгресс

Уайза приказал местным филиалам на всей территории страны попытаться сорвать, где только это возможно, представления, что им и удалось сделать в Питсберге, Балтиморе и Буффало30.

«Но чего же мы, в сущности говоря, достигли?» — спрашивал себя Курт Вейл. «Представление ничего не дало. Я знаю, что Бергсон называет его поворотным пунктом в еврейской истории, но оно не вышло за рамки сцены. Все, что мы сделали, — это заставили множество евреев заплакать, чего никак нельзя оценить как уникальное свершение»31.

Фактически же поставленный Комитетом за создание еврейской армии спектакль утвердил его репутацию как силы, с которой следовало считаться. Тем не менее современные апологеты еврейского истэблишмента периода «холокоста», равно как и Бернгард Вассерштейн или Брандейс, все еще не устают твердить:

«Конгресс и большая часть широкой общественности были единодушны в своем категорическом отказе пойти на какие бы то ни было нарушения существующих ограничений в квотах… Нужно обладать богатым воображением, чтобы быть уверенным в том, что кампания еврейской „активности” могла бы как-то изменить эту жестокую реальность. Представляется более вероятным, что подобная кампания имела бы следствием скорее усиление антипатии к евреям… Еврейские лидеры слишком хорошо отдают себе в этом отчет; отсюда их общий скептицизм в отношении действенности проявленной „активности”»32.

Фактически ничто не говорит об усилении антисемитизма как результате деятельности Комитета. Скорее, наоборот:

она послужила толчком для активизации конгресса. Иргуновцы, и прежде всего Вейл, полагали, что если они вложат в дело спасения европейских евреев все свои силы и вою свою энергию, то им удастся заставить правительство что-то наконец предпринять. С начала весны 1943 г. и до конца этого года буквально вся спасательная работа в целом лежала на плечах одного только Комитета — который назывался сейчас «Чрезвычайный комитет по спасению еврейского народа Европы», — поскольку еврейский истэблишмент либо не делал ничего вообще, либо пытался саботировать его работу.

Практически опыт по мобилизации сил вскоре подсказал Комитету, что ему не следовало затрагивать палестинской проблемы. К 1943 г. в еврейских массах наметился быстрый рост симпатий к сионизму, но антисионистски настроенные элементы все еще пользовались у них серьезным влиянием;

к тому же неевреи не были ни в малейшей степени заинтересованы в том, чтобы породить какие-то трудности для своих британских союзников на Ближнем и Среднем Востоке, хотя многие простые американцы были убеждены, что их правительство должно было попытаться спасти евреев. Теперь Уайз и Гольдман выдвинули против Чрезвычайного комитета новое обвинение: он якобы предал священное дело

Палестины. Бергсон попробовал урезонить Уайза: «Если бы вы находились в горящем доме, то что бы вы предпочли, — чтобы собравшиеся на улице люди стали кричать: «Спасите их», или же чтобы они кричали: „Спасите их и поместите в

Уолдорф- Асторию”»? Все было напрасно, Уайз ни за что не хотел признать свою неправоту33.

Комитет мобилизовал 450 ортодоксальных раввинов для октябрьского марша к Белому дому, но Рузвельт не пожелал их принять: он спешил на торжественное открытие церемонии передачи четырех бомбардировщиков в дар югославской эмигрантской авиации; однако начатая кампания продолжалась. Бергсон подчеркивает: «Богатые евреи, истэблишмент, всегда выступали против нас. Деньги на наши объявления всегда присылали нам маленькие люди — евреи и неевреи»34. Чувствуя, что к этому времени широкие круги общественности были уже в достаточной мере настроены в пользу еврейского дела, его главные друзья — конгрессмены, сенатор Гай Джиллет и члены палаты представителей Уилл Роджерс-младший и Джозеф Болдуин, внесли в конгресс законопроект об учреждении комиссии по спасению европейских евреев. Они многозначительно сделали упор на том, что их предложение не имеет никакого отношения к сионизму. Состоявшиеся в сентябре слушания в сенате дали благоприятные результаты. Однако при слушаниях в комиссии палаты представителей по иностранным делам ее председатель демократ-еврей Сол Блум, член нью-йоркской организации демократической партии из Бруклина, обрушился с резкой критикой на Бергсона, и комиссия высказалась против внесенного на ее рассмотрение предложения. В довершение всего в Вашингтон явился раввин Стефан Уайз — самая престижная фигура в сионизме, — чтобы дать показания против законопроекта, поскольку в нем не упоминалось о Палестине.

Уайзовский бюллетень «Конгресс уикли» напечатал статью, Дде с гордостью сообщалось о том, как «д-р Уайз использовал слушания для того, чтобы перевести дискуссии из области обсуждения абстрактных планов на более высокую ступень обсуждения самых неотложных практических мероприятий по организации спасательной работы, и прежде всего вопроса об открытии доступа в Палестину». Но это было еще далеко не все: автор статьи обвинял Чрезвычайный комитет в «полнейшем пренебрежении ко всем существующим еврейским организациям и к их многолетним усилиям по решению проблемы спасения при посредстве специально для этого созданных правительственных учреждений и совместно с последними»35. На протяжении многих лет пресса и политические деятели США говорили об Уайзе как о главном лидере американского еврейства. Сейчас же какой-то Бен Хехт и группа ненавистных всем ревизионистов пытались объяснить Рузвельту, как именно следовало спасать евреев.

Выступление Блума против законопроекта не могло остановить потока требований о создании комиссии по спасению европейских еврее®. Прежде чем Чрезвычайный комитет смог представить какой-то свой новый план, министр финансов

США Генри Моргентау-младший вручил Рузвельту доклад о сговоре группы чиновников госдепартамента замалчивать всякую информацию о массовых убийствах евреев в Европе.

Выяснилось, что бывший американский посол в Италии, довоенный поклонник Муссолини Брекинридж Лонг, на которого госдепартамент возложил обязанность заниматься проблемами беженцев в период «холокоста», изменил текст одного важнейшего документа с тем, чтобы помешать разоблачению этих преступлений. На слушаниях в конгрессе Лонг выступил как главный свидетель со стороны американской администрации с возражениями против предложения относительно создания комиссии по спасению, и теперь Моргентау предстояло предостеречь президента, что ситуация лепко «могла бы оказаться взрывной и вызвать весьма неприятный скандал»36. Рузвельт понял, что потерпел поражение, и 22 января 1944 г. объявил об учреждении Управления по делам военных беженцев.

Историографы «холокоста» много спарят о том, кому принадлежит заслуга в создании этого управления. Те, кто солидаризируется с сионистским истэблишментом, умаляют значение проведенной Чрезвычайным комитетом работы и утверждают, будто новое управление было целиком делом рук

Моргентау. Так, в частности, Бернард Вассерштайн настаивает на том, что «активность», проявленная в вопросе спасения евреев, не принесла и не могла принести благоприятных для них результатов. Управление явилось плодом вмешательства Моргентау и ничем более: «Протесты Моргентау дали кое-какие результаты… Вот пример того, что оказалось возможным достичь в результате энергичной закулисной деятельности еврейских лидеров»37. Однако Наум Голыдман признал, что Джон Пель, подготовивший доклад Моргентау и ставший начальником Управления по делам военных беженцев, «придерживался мнения, что именно бергсоновсжий

Чрезвычайный комитет по спасению еврейского народа Европы стимулировал внесение резолюции Джиллета — Роджерса, которая в свою очередь привела к созданию Управления по делам военных беженцев»38. И все же Гольчман и Уайз не прекращали кампании против Бергсона. 19 мая 1944 г.

Голыдман посетил госдепартамент и, судя по хранящемуся там меморандуму, «намекнул на тот факт, что Бергсон и его коллеги находились в США на основании временных гостевых виз…». Он добавил, что «не может понять, почему правительство либо не выслало Бергсона из страны, либо не призвало его на военную службу». Автор того же меморандума отмечает: Уайз «зашел настолько далеко, что информировал г-на Пеля, что считал Бергсона таким же злейшим врагом евреев, как и Гитлера, поскольку его деятельность могла привести только к усилению антисемитизма»39.

Управление, как показали события, очень мало чем помогло евреям. В своей книге «В то время как погибло 6 миллионов» Артур Морзе писал, что управление спасло лишь собственными усилиями 50 тыс. румынских евреев, а косвенным путем, благодаря нажиму Красного Креста, нейтралов, духовенства и подпольных сил, еще несколько сот тысяч человек40. Более поздние подсчеты снижают эту цифру до примерно 100 тыс.41. Управление никогда не представляло собой сколько-нибудь влиятельной организации. Штат его сотрудников никогда не превышал 30 человек, и оно не могло обойти госдепартамент в своих сношениях с нейтралами и потерпевшими крах нацистскими сателлитами. Оно было не в состоянии гарантировать, что спасшиеся евреи получат приют в Америке, хотя у многих из них там имелись родственники. Шмуль Мерлин, ведавший в Чрезвычайном комитете вопросами информации, объяснил, почему управление оказалось таким относительно слабым:

«Нам стало ясно, что мы потерпели поражение, когда еврейские организации предложили дать деньги на содержание управления. Совершенно естественно, что мы ожидали от администрации выдвижения серьезной программы его работы. Это означало, что правительство должно было ассигновать необходимые для его содержания средства точно таким образом, каким оно это делает в отношении всего действительно ему нужного. Вместо того еврейский истэблишмент избавил Рузвельта и конгресс от этой заботы. Он взял на себя оплату всех основных расходов управления и обещал собрать около 4 млрд. долл. на первое его обзаведение; еще 15 млн. долл. он внес на оплату расходов управления по делам военных беженцев за все время его существования. Эта сумма была так ничтожна, что сотрудники управления постоянно посмеивались и говорили: „Подождите только, пока евреи выложат какие-то настоящие деньги”»42.

«Джойнт» выделил 15 млн. долл. из тех 20 млн., которые управление фактически истратило. Другие еврейские группы добавили сюда еще 1,3 млн. долл. Если бы у управления было больше денег, оно могло бы и сделать гораздо больше. Если бы еврейский истэблишмент объединился с иргунов -

цами для дальнейшей кампании субсидирования правительственных расходов, то весьма вероятно, что управление не испытывало бы нужды в средствах. До создания управления правительство отклоняло все требования относительно подобной комиссии на том основании, что другие учреждения делали все возможное. Появление же на свет управления означало, что правительство официально взяло на себя обязательство по спасению; однако еврейский истэблишмент упорствовал в своей непримиримой враждебности по отношению к иргуновским активистам и продолжал требовать депортации Бергсона вместо того, чтобы объединиться с Чрезвычайным комитетом.

В 1946 г. ревизионисты вернулись в ВСО, и в конце концов враждебность к ним несколько уменьшилась, но Бергсон, Мерлин, Бен-Ами и другие ветераны комитета никогда не могли слушать публичные выступления деятелей истэблишмента, господствовавших в Израиле вплоть до 1977 г., без того, чтобы не вспомнить об их былом обструкционизме. В

недавние годы этим ветеранам ревизионистского движения удалось с помощью тех секретных ранее документов, которые стали их достоянием в соответствии с законом о свободе информации, доказать вероломную закулисную игру Уайза,

Гольдмана и иже с ними; в результате этого спор относительно противоречивших друг другу усилий сторон по спасению евреев Европы так до сих пор по-настоящему и не улегся. Так, например, Васеерштайн утверждает, что молчание лидеров является «мифом»:

«Возникновение этой легенды отнюдь не случайно.

Напротив, это — обвинение, которое было впервые высказано во время и непосредственно после войны конкретной группой: ревизионистскими сионистами и их отпрысками… Это был их боевой лозунг, которым они пользовались в своих усилиях вовлечь еврейскую молодежь «о вводящую в заблуждение и морально нечистоплотную кампанию обличительных речей и террора»41.

Фактически первое объяснение причин того, что истэблишмент ничего не делал, исходило от троцкистской газеты

«Милитант», которая 12 декабря 1942 г. писала:

КАПО правде говоря, такие организации, как

«Джойнт» и Еврейский конгресс, а также Еврейский рабочий комитет, не решались заявить о себе, поскольку боялись породить здесь волну антисемитизма. Они слишком дрожали за собственные шкуры, чтобы бороться за жизнь миллионов людей за границей»44.

Несомненно, что бывшие лидеры Чрезвычайного комитета пытались разоблачить своих старых врагов, но, с тех пор как вспыхнула война, они стали критически относиться также и к собственным усилиям и охотно признавали, что начали действовать слишком поздно. До заявления Уайза в ноябре

1942 г. они не понимали важности сообщений о массовых убийствах евреев. Однако более широкая критика по адресу комитета связана с их первоначальным требованием о