IV

IV

Чем более было собираемо сведений о верованиях и обрядах хлыстов, тем более было находимо в них до того резких противоречий, что нельзя было не прийти к убеждению, что ересь людей божьих с течением времени распалась на многие разнообразные толки. Иначе и быть не могло в секте фанатической, где все зависит от повеления людей, пользующихся безусловной покорностью приверженцев и находящихся в восторженном состоянии, весьма недалеком от сумасшествия. Если квакерское учение, систематически изложенное и содержимое людьми более или менее образованными, распалось на секты, как же было не распасться нашей доморощенной хлыстовщине, содержимой преимущественно безграмотными мужиками и не имеющей не только систематического изложения, но даже ничего почти писанного? Пророк людей божьих Василий Радаев (лично мне известный), после родоначальника скопцов Кондратья Селиванова, был едва ли не первым и не единственным хлыстовским писателем.

Никакой раскольничий толк не узнается с такими затруднениями, как ересь людей божьих и происшедшие из нее скопческая и лазаревщинская. Содержащие которое-либо из этих учений, вступая в ересь, дают страшные клятвы никогда никому не открывать ее таинств и скорее тело свое отдать на раздробление, чем постороннему человеку сообщить что-либо из слышанного или виденного в «корабле», собирающемся где-нибудь в глухом, уединенном месте, в час полуночный. Притом не всякий сектатор и допускается на все таинственные собрания, не всякому известно все относящееся до обрядов и верований его общины. Долго испытывают новобранца, пока наконец, уверившись, не начнут мало-помалу раскрывать пред ним таинственную завесу, под которой старшины общества тщательно стараются скрыть внутреннее устройство своего «корабля».

Представляю обозрение хлыстовской ереси без различия сект. Обозрение мое не стройно, в нем встретятся, может быть, и противоречия, но, представляя, что стало мне известно, не смею дозволить себе для большей стройности изложения или ради избежания противоречий, что-либо переиначивать.

Говоря о тайных сектах, надо указать источники, на которых основываются представляемые публике сведения. Письменные источники перечислены в предисловии к этой статье, но мне приводилось изучать хлыстовскую и скопческую ереси не по одним бумагам. Я имел случай познакомиться с сектаторами лицом к лицу и притом в двояком положении: и в качестве лица официального и частным человеком, приобретшим до некоторой степени доверие некоторых из людей божьих. Первый раз я узнал хлыстов в 1850 году. Тогда были открыты они в селах Мотовилове и Волчихе, Арзамасского уезда. Я был тогда в Арзамасе, ревизуя городское хозяйство Нижегородской губернии по поручению министра внутренних дел. Желая поближе ознакомиться с хлыстами, испросил я у тогдашнего губернатора, князя М. А. Урусова, дозволение находиться при допросах, производимых в особой следственной комиссии. Тут я имел возможность познакомиться с сочинениями таинственно воскресшего Василия Радаева, с его письмами к священнику села Мотовилова Минервину, имел случай говорить с самим Радаевым, тридцатипятилетним, красивой наружности крестьянином, выдававшим себя за вместилище святого духа, а также и с другими хлыстами. Радаев был в то время до того самообольщен, что писал к священнику Минервину: «Не можешь ты понимать премудрости св. духа, во мне находящегося, так призови меня к себе, давай беседовати сутки, мало — двое, трое». Глядя на Радаева, и покорные воле его ученики говорили не скрываясь. Но острог, это училище правоведения для простонародья, где на первых же порах объяснят туда попавшемуся, за какое преступление какое полагается наказание, и всякого научат, что самое верное средство (при старом судопроизводстве) для избежания наказания состоит в словах: «знать не знаю, ведать не ведаю», — острог в короткое время научил Радаева и учеников его обратиться, говоря хлыстовским языком, в древнее молчание. Я успел, однако, поговорить с ними, пока еще они «разрешали уста», и обо всем виденном и слышанном вел подробные записки. Незадолго перед тем, именно в декабре 1849 года, была открыта хлыстовская ересь в Макарьевском уезде, Нижегородской губернии. Преосвященный нижегородский Иаков, получив об этом донесение перед самым отъездом своим в Петербург, послал для собрания сведений об этих сектаторах одно доверенное лицо, меня же просил составить из его показаний записку и прислать ее в Петербург. Но посланный воротился в Нижний, когда преосвященного уже не было на свете. Составленная записка осталась у меня. Впоследствии имел я случай покороче узнать некоторых лиц, принадлежавших к ересям хлыстовской и скопческой. Скопцы скрытны, но хлыст, если уверится, что беседующий с ним «в понятии состоит», как он выражается, бывает довольно откровенен. Вот каким образом удалось мне в продолжение многих лет проникнуть в некоторые «тайности» ересей хлыстовской и скопческой. Архивные бумаги и разные записки дополнили мой запас сведений.[16]