Дилетант в голубом мундире, или «третий путь» генерала Джунковского

Дилетант в голубом мундире, или «третий путь» генерала Джунковского

Наш собеседник — ветеран спецслужб и писатель Борис Георгиевич Колоколов.

В апреле 1827 года по указу императора Николая I в России был образован Отдельный корпус жандармов (ОКЖ), перед которым была поставлена следующая триединая задача: жандармские дивизионы и команды выполняют обязанности исполнительной полиции; жандармскополицейские управления железных дорог и их отделения занимаются охраной порядка и благочиния в районе железных дорог и визированием паспортов на границе; все остальные жандармские части выполняют обязанности по обнаружению и исследованию государственных преступлений и надзору за государственными преступниками, содержащимися под стражей. Возможности наблюдательной полиции и агентуры ОКЖ использовались и для контрразведывательной деятельности.

К числу наиболее ярких, противоречивых и нестандартных фигур на тусклом фоне политического сыска России начала XX века относился Владимир Федорович Джунковский (1865–1938) — московский вицегубернатор и губернатор с 1905 года, назначенный в январе 1913 года товарищем министра внутренних дел, заведующим полицией и командиром Отдельного корпуса жандармов.

— Это назначение определялось личным выбором Николая II?

— Не совсем так. В феврале 1913 года государь назначил министром внутренних дел Николая Александровича Маклакова, выпускника историкофилологического факультета Московского университета. Он служил по ведомству министерства финансов в качестве управляющего Полтавской казенной палаты, отличился во время торжеств по случаю 200-летия Полтавской битвы и был затем выдвинут на пост черниговского губернатора, В первых числах января 1913 года Маклаков — тогда еще управляющий МВД — позвонил в Москву Джунковскому и предложил ему занять должность своего товарища, курирующего работу Департамента полиции, намекнув, что его кандидатура уже согласована с царем.

— В таких случаях отказываться не полагалось?

— Да, хотя предложение это Владимир Федорович принял на определенных условиях. В своих мемуарах он вспоминал: «Я решился на предстоящий мне тяжелый труд прежде всего из чувства долга, не считая себя вправе отказываться, тем более что мне казалось, что именно в этой области — охране порядка в империи — я сумею принести некоторую пользу, упорядочить полицейское дело, так как очень хорошо знал отрицательные стороны в деле розыска, провокационные способы, к коим прибегала охрана…» Для осуществления своих грандиозных планов Джунковский потребовал для себя и должность командира ОКЖ, что в первоначальные планы министра не входило. Тем не менее он принял это условие, и ему с большим трудом и при прямом содействии государя удалось перевести на другую должность в МВД тогдашнего командира корпуса генерал-лейтенанта В. А. Толмачева. Также безоговорочно Маклаков принял и другие условия Джунковского: избавить его от обязанности выступать в Думе на общих собраниях, предоставить полную самостоятельность в действиях и распоряжениях по Департаменту полиции с одновременной прямой ответственностью по всем делам полиции и охраны.

— Можно понять, что Джунковский был хорошо осведомлен об особенностях полицейской деятельности. Откуда? Опыт губернаторской службы?

— В мемуарах он писал, что эта деятельность не входила в круг служебных обязанностей московского губернатора. По его признанию, он был совершенно незнаком с техникой розыскного дела — т. е. абсолютно некомпетентен в вопросах крайне важного политического сыска, за который брался с благими намерениями его улучшения… Маклаков и Джунковский были, как говорится, два сапога пара, и из тандема этих двух дилетантов ничего путного выйти не могло. А ведь до Февральской революции оставалось только четыре года.

— То время в России характеризовалось, скажем по-современному, резкой политизацией общества. Кому симпатизировал Джунковский?

— Перед ним стоял выбор: быть то ли на стороне либеральной общественности, стремившейся свергнуть самодержавие и ненавидевшей его охранные органы, то ли на стороне возглавленного им ведомства, ведущего борьбу с «революционной заразой». Владимир Федорович избрал «третий путь» — и нашим, и вашим, пытаясь совместить высокие общечеловеческие моральные принципы с агентурно-оперативной деятельностью политического розыска. Попытка эта завершилась тем, что своей дилетантской реформаторской деятельностью Джунковский нанес непоправимый урон вверенному ему ведомству, разоружив его и обескровив в самый канун революционной бури.

— С чего же он начал в качестве «новой метлы»?

— Ну, первые же шаги показали, что он склонен отдавать приоритет вопросам внешней формы, а не глубокому содержанию сложных проблем, перед ним стоящих. Он сразу облачился в голубой жандармский мундир, хотя мог бы носить и мундир генерал-майора свиты, объясняя это тем, что поставил своей целью поднять престиж этого мундира. Носить исключительно жандармскую форму, а не так называемый общегенеральский мундир, Джунковский обязал и всех генералов, числящихся в ОКЖ. Он так же всерьез ополчился против права ношения офицерами розыска статского платья и «злоупотребления этим правом», подписав по этому поводу приказ № 181. Однако одеть оперативников и агентуристов в жандармскую форму означало не только серьезно осложнить их работу, но и подставить их самих под бомбы и револьверные пули террористов всех мастей. Поступить так мог только человек, абсолютно не знакомый с исходными азами розыскной деятельности. Но и этого мало! Джунковский вскоре добрался и до унтеров, составлявших, основной костяк ОКЖ. Достаточно сказать, что в октябре 1916 года в составе общего числа чинов корпуса — 15 718 человек — было 11 957 унтер-офицеров и 671 вахмистр. Наряду с выполнением чисто административных обязанностей они активно привлекались не только к проведению арестов и обысков, но и к наружному наблюдению, выполнению других оперативных задач.

— Очень знакомо — начальник-дилетант сразу берется за решение формальных, простите за каламбур, вопросов… Ну а как конкретно Джунковский реформировал систему политического розыска России?

— В апреле 1913 года директор Департамента полиции Степан Петрович Белецкий представил Джунковскому по его требованию материалы ликвидированной Петербургским охранным отделением подпольной организации «Учредительная группа Революционного союза», в состав которой входили два участника разогнанного полицией собрания общеученических организаций, происходившего в декабре 1912 года в частной гимназии Витмера. Вот, смотрите, как вспоминал об этом сам Джунковский: «Я потребовал к себе для ознакомления дело Витмеровской гимназии. Просмотрев это дело и выслушав доклад директора Департамента полиции, я пришел в ужас от преступных, с моей точки зрения, приемов со стороны лиц, ведавших розыском, выразившихся в пользовании сотрудниками из числа учащихся средних учебных заведений. Мне показалось чудовищным такое заведомое развращение учащейся молодежи, и как мне Белецкий ни доказывал необходимость этого, я не мог с ним согласиться. Я приказал тотчас же составить самый строжайший циркуляр, воспрещающий пользоваться сотрудниками из учащихся средних и низших учебных заведений». Два нарушителя этого циркуляра были отстранены от своих должностей. Издавая этот циркуляр,

Владимир Федорович руководствовался своими доморощенными представлениями об этике розыскной работы. В данном случае он как раз и пытался служить и нашим, и вашим…

— Но правда, стоило ли превращать школьников в полицейских агентов?

— С точки зрения общечеловеческой морали было неблагородно втягивать неоперившихся юнцов во взрослые игры, заканчивавшиеся ссылкой или тюрьмой. Но тот же «Революционный союз», в который входили эти зеленые юнцы, призывал к свержению царского правительства, готовил забастовки рабочих и уличные демонстрации, то есть нарушал законы Российского государства. Так что на преступный путь их толкали не охранники… Вспомните биографии любого из революционеров: путь в революцию для большинства начинался именно в старших классах гимназии. Поэтому с оперативной точки зрения первый бастион против проникновения революционной пропаганды в ряды молодежи надо было возводить как раз в старших классах, вербуя секретных сотрудников именно из ученической среды. Что же касается принципов морали, то конкретное воплощение для спецслужб всех государств мира они должны находить в принятых там законах, регламентирующих оперативно-розыскную деятельность.

— Да, революционеры получили хороший «подарок»…

— Затем Джунковский решил осчастливить своим высоконравственным подходом Российское воинство. Как истый неофит, вступивший в «terra incognita», он с превеликим удивлением открывал для себя все новые и новые ужасы столь непонятной для него системы политического розыска. Вот что писал Владимир Федорович: «По всей России, с согласия военного министра Сухомлинова и большинства командующих войсками округов, существовала войсковая агентура под руководством офицеров Корпуса жандармов, а иногда даже и унтер-офицеров. Секретные сотрудники выбирались из нижних чинов офицерами Корпуса жандармов случайно или по рекомендации ротных командиров. На их обязанности было являться к офицеру, заагентурившему его, и докладывать о всем, что делается в его части, о чем говорят между собой нижние чины, каково настроение и т. д. Бывали случаи, что в части все было тихо и спокойно, настроение хорошее, между тем жандармскому офицеру очень хотелось сделать карьеру, и для этого он начинал что-нибудь выдумывать, начинал угрожать своему сотруднику, что лишит его содержания, если он не будет давать ему сведений. Этого было достаточно, чтобы сотрудник, не имевший нравственных устоев, начинал сообщать сведения заведомо ложные, на основании которых производились обыски и даже аресты. Потом, конечно, из этого ничего не выходило… Другой офицер, не получая сведений, прибегал к другому способу — он давал сотруднику пачку прокламаций, чтобы тот раздал у себя в роте и затем сообщил бы фамилии тех нижних чинов, которые набросятся на эти прокламации, проявят к ним сочувствие, другими словами — провокация в полном смысле…» Как видно, положение с использованием агентуры в армии из числа нижних чинов действительно складывалось тревожное и требовало принятия немедленных и решительных мер по его коренному улучшению.

— Хотя в ту пору и обстановку в войсках благостной назвать было нельзя. Вспомним недавние волнения в Преображенском полку, бунт на броненосце «Потемкин»… Из строя оказались выведены самые боеспособные формирования.

— Нет, и в этих условиях об использовании агентуры из числа офицеров речи не могло быть: офицерству были чужды предательство и спекуляция на товариществе… Как бы на месте Джунковского поступил любой профессионал? Он бы тщательно проанализировал сложившееся положение, выявил бы болевые точки, осложняющие работу с агентурой из числа нижних чинов, и наметил бы практические меры по их устранению в максимально сжатые сроки. Джунковский же впадает в панику и поступает совершенно по-другому: «Когда я столкнулся со всем этим ужасом, то решил немедленно упразднить всякую агентуру в войсках… Я очень надеялся на поддержку великого князя Николая Николаевича, бывшего тогда главнокомандующим войсками гвардии и Петроградского военного округа, и не ошибся… Его высочество мне сказал, что у него всегда в душе оставался омерзительный осадок, когда он соприкасался с этой стороной дела в войсках, но ему так настойчиво доказывали о необходимости такой агентуры, что он и дал согласие. Теперь же, после моего доклада, вполне мне доверяя, он с легкой душой дает свое согласие на упразднение этой агентуры. Ободренный таким сочувственным отношением великого князя и доложив министру результат моих переговоров, я сделал распоряжение по Департаменту полиции об упразднении агентуры в войсках и составлении проекта инструкций по наблюдению за настроением в войсках на совершенно новых началах».

— Еще один «подарок» революционерам?

— Не только им. Ведь эти действия Джунковского были поддержаны всеми командующими войсками округов, за исключением старого служаки генерал-адъютанта Николая Иудовича Иванова, командующего войсками Киевского военного округа, у которого хватило ума и опыта, чтобы понять, к каким пагубным последствиям может привести эта скоропалительная «реформа». Военное командование исходило не из государственных интересов, но своих личных корыстных устремлений.

Захлопывая двери казарм для политического розыска, высокие воинские начальники стремились не выносить сор из избы, наивно полагая, что они сами будут в со-стоянии контролировать настроения солдатской массы… Таким образом Джунковский фактически вывел из-под контроля органов империи учащуюся молодежь и рядовой состав армии, почти полностью состоявший из крестьян и рабочих, тем самым предоставив революционерам всех мастей — в особенности социал-демократам и эсерам — прекрасную возможность для практически безнаказанной революционной агитации в их среде… Вследствие этого и произошло то, что неминуемо должно было произойти: революционная агитация и пропаганда разложили армию, превратив ее из оплота самодержавия в генератор антимонархической революции, вылившейся в военный мятеж запасных полков Петроградского гарнизона в феврале 1917 года.

— Как же Владимир Федорович оценил эти события?

— Не знаю. В то время, когда вооруженные солдаты захватывали в Петрограде тюрьмы, суды, жандармские казармы и полицейские участки, а безусые юнцы в гимназических мундирах с красными бантами на груди устраивали дикую, безжалостную охоту на городовых и других полицейских, генерал был в действующей армии. Его мемуары обрываются на моменте его увольнения от должности в августе 1915 года… Но вряд ли Джунковский был способен в- принципе осознать свою прямую к ним причастность — таким непоколебимым убеждением в своей правоте «реформатора» дышат страницы его воспоминаний. Это, к сожалению, свидетельствует о его небольшом уме и отсутствии способности реально оценивать обстановку.

— Что же еще сумел совершить он в своей должности?

— Джунковский обратил свой острый взгляд на структуру органов политического розыска в империи. Благодаря стараниям его предшественников, империя приобрела довольно стройную, но громоздкую систему. Так, в 1907 году на территории России функционировали 27 охранных отделений и 14 районных охранных отделений, руководивших работой местных охранных отделений. Все они были учреждены циркуляром министра внутренних дел по Департаменту полиции и субсидировались из секретных сумм, находившихся в распоряжении товарища министра, заведовавшего полицией, а в случае нехватки этих средств — из 10 миллионного государственного фонда, с особенного разрешения царя. Кроме того, существовало еще 72 губернских жандармских управления, 3 областных, 4 городских и 30 уездных жандармских управлений. А также — 32 жандармско-полицейских управления железных дорог. Начальники местных охранных отделений непосредственно подчинялись начальнику районного охранного отделения. Губернские и уездные жандармские управления и жандармско-полицейские управления железных дорог в вопросах розыска также должны были руководствоваться указаниями начальника районного охранного отделения. Офицеры районных охранных отделений могли пользоваться всеми агентурными и следственными материалами жандармских управлений и местных охранных отделений… Хотя система эта выглядела довольно громоздкой, в период активизации революционных проявлений в империи в 1902–1907 годах она сыграла свою положительную роль в разгроме подпольных революционных партийных организаций и комитетов всего политического спектра и особенно в пресечении их террористической деятельности.

— Наступил некоторый спад революционного движения — было ли использовано это время для «перегруппировки сил» жандармского ведомства?

— К 1909 году наступило явное затишье в деятельности всех революционных организаций, зато обострились внутренние противоречия между возглавлявшими районные охранные отделения молодыми жандармскими офицерами, которые не всегда даже имели штаб-офицерский чин, и генералами, возглавлявшими губернские жандармские управления и жандармско-полицейские управления железных дорог. Деятельность районных охранных отделений постепенно начинает ослабевать, а в некоторых районах даже фактически сходит на нет. Назрела реальная необходимость приведения структуры политического розыска в соответствие с фактически складывавшейся агентурно-оперативной обстановкой. Зададимся все тем же сакраментальным вопросом: как поступил бы любой профессионал, решая эту насущную проблему? Прежде всего он бы попытался найти наиболее оптимальный вариант реформирования системы — вариант, который, с одной стороны, отвечал бы требованиям ее разумного сокращения и придания ей большей гибкости, а с другой — не наносил бы ущерба активности и работоспособности всех органов политического розыска. Задача в принципе сложная, чем-то напоминающая проход между Сциллой и Харибдой, но вполне разрешимая при вдумчивом и профессиональном подходе, на который, к сожалению, Джунковский по определению был неспособен.

— Как же поступил Владимир Федорович?

— Об этом, опять-таки, можно узнать из его мемуаров: «Я всегда отрицательно относился к этим, возникавшим на моих глазах, районным охранным отделениям, в частности, к таковому Московского центрального района… В состав района входил ряд губерний, примыкавших к Московской. Все начальники губернских жандармских управлений по делам розыска подчинялись, таким образом, начальнику охранного отделения в Москве, получая от него все приказания и распоряжения. Между тем начальником этим при мне был подполковник Мартынов, совсем молодой офицер, начальниками же управлений были уже немолодые полковники, генерал-майоры, а в самой Москве — почтенный генерал-лейтенант Черкасов. Все это были люди, может быть и не всегда безупречные, но с известным стажем. Естественно, что никому из них не было никакого удовольствия подчиняться молодому офицеру, выскочке, неизвестно почему выдвинувшемуся, самолюбие их было этим невольно задето. Кроме того, это не подходило и с точки зрения военной дисциплины. Все это не могло не отражаться и наделах, <…> все чаще и чаще происходили трения во взаимных отношениях и т. д. Эти все районные и самостоятельные охранные отделения были только рассадниками провокации; та небольшая польза, которую они, быть может, смогли бы принести, совершенно затушевывалась тем колоссальным вредом, который они сеяли в течение этих нескольких лет существования». Невооруженным взглядом виден его односторонний подход к реально возникшей проблеме взаимоотношений районных и местных охранных отделений с губернскими жандармскими управлениями. Все симпатии командира корпуса на стороне последних, как будто отдельные проявления провокации были только в охранных отделениях, вынесших на своих плечах основную тяжесть борьбы с революционной крамолой. Просматривается порочный подход к разрешению конфликта между ними только с точки зрения проформы — военной дисциплины, а не глубинного содержания реальных вкладов конфликтующих сторон в конкретную агентурно-оперативную работу в данном районе империи.

— Конечно, тут последовали решительные «реформаторские» действия?

— Да, 10 июня 1913 года Джунковский подписывает циркуляр об упразднении охранных отделений. На всю Россию охранные отделения остались только в Петербурге, Москве и Варшаве; дела всех прочих отделений были переданы по принадлежности в местные жандармские управления. Ликвидация районных и самостоятельных охранных отделений и замена их на губернские жандармские управления была явным шагом назад, возвращением к старой структуре, существовавшей в начале 1890-х годов и отвергнутой практикой развития борьбы политического розыска с революционными проявлениями в империи. Этими своими действиями Джунковский безапелляционно стал на сторону ретроградов из губернских жандармских управлений, не питавших никакого желания заниматься активной розыскной деятельностью и тем более вербовочной работой в рядах революционных организаций, и подчинил им молодую, перспективную поросль офицеров-розыскников, несших на своих плечах основную тяжесть агентурно-оперативной работы, чем нанес непоправимый вред всей системе политического розыска, лишив ее какой- либо качественной кадровой перспективы. Предпринятые им меры на практике не укрепили позиций политической полиции и не внесли мира в ее кадровые ряды.

— Чего же в конечном итоге добился Владимир Федорович?

— Скажу так: всего лишь за первых полгода пребывания в должности, Джунковский своими «этическими реформами» в сущности дезорганизовал всю работу политического розыска империи, нанеся прежде всего огромный ущерб ее главной составляющей — вербовочной работе.

— Как известно, в России, выбирая между нелояльным и некомпетентным, всегда отдавали предпочтение последнему…

— Да, а потому судьба генерал-лейтенанта Джунковского имела совершенно неожиданное развитие. В июне 1915 года он представил Николаю II подробный доклад о похождениях «святого старца» Григория Распутина, и именно это привело к отстранению Владимира Федоровича от всех занимаемых постов. В октябре того же года бывший командир Отдельного корпуса жандармов по собственной просьбе отправился на Западный фронт — командиром бригады. Затем, до конца 1917 года, Джунковский командовал 1 — м Сибирским армейским корпусом. Выйдя в отставку и поселившись в Москве, Владимир Федорович не только работал над своими мемуарами, но и выступал консультантом при разработке планов знаменитой операции «Трест», которая проводилась чекистами с ноября 1921 по апрель 1927 года. Однако, несмотря на лояльность к новой власти, Джунковский был репрессирован и расстрелян в 1938 году.