«Нахимов Тихого океана»
«Нахимов Тихого океана»
«Русский воин идет на службу не из-за денег, он смотрит на войну, как на исполнение своего священного долга, к которому он призван судьбой, и не ждет денежных наград за свою службу».
Вице-адмирал Степан Макаров.
Военачальники мирного и военного времени — люди совершенно разные. Каждая война выдвигает генералов, ранее бывших фактически невостребованными. Они блистательно выполняют свою миссию спасения Отечества, а после либо возвращаются на второй план — так было, например, с князем Пожарским или с маршалом Жуковым, либо, что также случалось нередко, уходят из жизни — как фельдмаршал Кутузов или генерал Скобелев.
Слабые государи всегда боялись авторитетных и сильных военачальников, любимых армией и народом, завидовали их славе и популярности, а потому старались держать их подальше от престола. Государям было гораздо комфортнее с военачальниками «политичными», пускай и не хватающими звезд с неба, зато умеющими угодить, понимающими, чего от них желают, и, главное, не представляющими потенциальной опасности. То же самое было в России и с флотоводцами: маркиз де Траверсе, например, морской министр с 1811 по 1828 год, стремился все плавания флота ограничить пространством от Петербурга до Кронштадта, за что эта часть Финского залива и получила прозвище «Маркизова лужа». Если блистательный Ушаков к 60 годам оказался не у дел, то 66-летний адмирал Меншиков стал главнокомандующим сухопутными и морскими силами в Крыму, заложил фундамент поражения в войне 1853–1856 годов и ушел в отставку только к 70. Вспомним и адмирала Кузнецова, руководившего флотом в годы Великой Отечественной войны, а затем попавшего в опалу.
Вот и вице-адмирал Степан Осипович Макаров — талантливый флотоводец, человек разносторонних знаний — практически всю свою жизнь был на вторых ролях. Только война, казалось, позволила ему развернуться во всю ширь своей воистину богатырской натуры, но не дала этого сделать. Впрочем, все по порядку.
«Вторые роли» были, скажем так, определены Макарову изначально. Известно, что офицеров Российского флота готовил Морской корпус, а флотская служба считалась семейной традицией: эполеты с адмиральскими орлами буквально передавались из поколения в поколение. Хотя и в семье Макаровых служба была традицией, но только предки его служили рядовыми солдатами.
«Известный адмирал Степан Осипович Макаров, — писал в книге «На службе трех императоров» генерал от инфантерии Епанчин, — был сыном боцмана, т. е. унтер- офицера на флоте». Его высокопревосходительство несколько ошибается: за полгода до рождения сына Осип Федорович получил эполеты прапорщика и соответственно дворянское звание, и его из Николаева, что у Черного моря, перевели в Николаевск-на-Амуре, где потом будущий флотоводец поступил в Морское училище, готовившее кадры для Тихоокеанского флота.
Ни «адмиральской традиции» в семье, ни образования в Морском корпусе. На что надеяться? На себя — на свою волю, усердие и целеустремленность.
«Всю жизнь, и даже в ранней молодости, он терпеть не мог пустых, легкомысленных развлечений и, напротив, с юных лет обнаружил склонность к серьезным и целенаправленным занятиям, — писал в книге «Макаров», выпущенной в серии «Жизнь замечательных людей», Сергей Семанов. — Он работал много и упорно, фактически учась самостоятельно».
А вот дневниковая запись самого будущего адмирала: «Я не даю себе случая лениться, а, напротив, постоянно занимаюсь… а что в этом есть худого, так это то, что я сразу берусь за все, а кто за двумя зайцами погонится — ни одного не поймает… Эх, ежели бы я имел с моего раннего возраста хорошего наставника, который бы мог установить твердо мой характер и заставить меня прямо и неуклонно следовать по одному направлению, не сбиваясь с дороги…»
Учеба для Степана Макарова была интересной: кроме классных занятий были и морские плавания, и поход к берегам Северо-Американских Соединенных Штатов на паровом корвете «Богатырь» Тихоокеанской эскадры, и Русская Америка; к тому же Макаров еще был и фельдфебелем Морского училища… Окончил он его с отличными результатами, лучшим из всех, и в порядке исключения, «не в пример прочим», как это тогда называлось, был произведен в «корабельные гардемарины» и назначен в 1-й флотский экипаж Балтийского моря. Звание гардемарина было, как сказано в «Военной энциклопедии», «введено Петром I для воспитанников старших рот Морской академии (с 1753 года — Морского кадетского корпуса) при направлении на флот на практику». Успешно сдавшие экзамены гардемарины производились в офицерский чин.
Мичманом Степан Осипович стал в 1869 году, двадцати лет от рождения. Стоит отметить, что за два года до того он опубликовал в «Морском сборнике» свою первую научную статью с названием для большинства из нас сложным и непонятным, а через год после производства изобрел пластырь для заделки пробоин судов. У него и дальше все так же сочеталось — успехи по службе, научные публикации и различные изобретения.
Однако по-настоящему двигала его, конечно, война. Так, хотя все основные события 1877–1878 годов разворачивались на суше, Макаров, командир вооруженного парохода Черноморского флота «Великий князь Константин», сумел вписать в историю этой войны свою славную страницу: его минные катера дерзко атаковывали турецкие сторожевые суда и боевые корабли. Но главное, именно Макаров впервые применил боевые торпеды, атакуя у Батума турецкие броненосцы. В XX столетии торпеды станут на море, пожалуй, основным оружием.
В 1880–1881 годах Макаров был заведующим морской частью при войсках, действовавших в Закаспийском крае во время Ахалтекинской экспедиции генерала Скобелева. Вскоре, в 33 года, он был произведен в капитаны 1 ранга.
Для такого возраста эта был весьма высокий чин. Нельзя, однако, сказать, что этот незаурядный человек занимал какие-то выдающиеся, по-настоящему заметные должности, соответствующие его уровню: он командовал кораблями, был флаг-капитаном, т. е. начальником штаба эскадры. Даже когда в 1890 году Степан Осипович за отличие был произведен в контр-адмиралы, то был сначала младшим флагманом Балтийского моря, потом — исполняющим должность главного инспектора морской артиллерии. Лишь в 1894 году он получил действительную самостоятельность — был назначен командующим эскадрой в Средиземном море, а через два года произведен в вице- адмиралы и утвержден в должности старшего флагмана 1 — й флотской дивизии.
В общем, не так уж просто складывалась служебная биография адмирала, и отношение к нему в руководстве флота было совсем не однозначное. Макаров в полном смысле опережал время, а таких людей не очень понимают современники. Да и потомки, порой, тоже. В книге Семанова обращает на себя внимание такая оценка одного из положений знаменитого макаровского труда «Рассуждения по вопросам морской тактики»: «Зрелый, умудренный опытом адмирал обязан сдерживать свои чувства. А Макаров порой не желал этого делать… Он отрицал броненосцы и предлагал вместо них строить быстроходные крейсера с сильной артиллерией. Это, дескать, в боевом отношении эффективнее, а в экономическом — дешевле. Мысль эта, которую Макаров упрямо отстаивал долгое время, была абсолютно ошибочной…»
Написано так, словно бы и не было Цусимского сражения, поставившего точку в истории броненосного флота. К тому же именно Степан Осипович изобрел тот самый «бронебойный колпачок» для артиллерийских снарядов, который был принят на вооружение на всех флотах мира под именем «макаровского» и сокрушал борта дредноутов.
Удивительная страна Россия! Бармолим (есть такое русское слово) о своей отсталости, необразованности, стремимся у кого-то чему-то учиться, а наши люди между тем такое придумывают и делают, что другим остается только завидовать и перенимать. Мы же спокойно теряем то, что имеем, а людей, предвосхищающих свое время, оцениваем только после их смерти. Если вообще оцениваем.
Кстати, Макаров явился еще и родоначальником нашего ледокольного флота: по его чертежам и под его руководством построен был ледокол «Ермак», на котором адмирал, в ту пору уже главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта, сам ходил к Новой Земле и Земле Франца Иосифа. А еще именно по идее Степана Осиповича была впервые практически применена радиосвязь — при спасении броненосца «Генерал- адмирал Апраксин». Но все это — только отдельные штрихи портрета флотоводца, человека самых разносторонних дарований. Такому бы адмиралу Российский флот возглавлять! Но это место было накрепко занято: еще в 1882 году со вступлением на престол императора Александра III в управление морским ведомством вступил 32-летний генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, двоюродный брат нового государя. Это было в традиции — вверять самые ответственные государственные посты родственникам или друзьям вне зависимости от их личных качеств.
Между тем время трагически приближалось к Японской войне. Политики рассуждали о российском могуществе, об укреплении дружественных отношений со странами Запада и Востока, а военные пытались готовиться к войне. Еще в 1900 году в Морской академии проходила военно-морская игра, на которой были фактически определены основные направления будущих японских ударов, но военно-политическое руководство страны это «предсказание» проигнорировало.
В том же году Макаров обратился с письмом к морскому министру: «Падение Порт-Артура будет страшным ударом для нашего положения на Дальнем Востоке. Порт- Артур должен быть сделан неприступным». Предвидение, продиктованное опытом, «легло под сукно» в кипе(!) других рапортов и докладных записок Степана Осиповича…
«За сутки до нападения, когда японский флот уже находился в Желтом море, на стол управляющего Морским министерством адмирала Авелана легло очередное письмо Макарова, — рассказывает в книге «Кондратенко», также вышедшей в серии «ЖЗЛ», Сергей Куличкин. — Неугомонный адмирал писал: “…Пребывание судов на открытом рейде дает неприятелю возможность проводить ночные атаки… Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой ночной атаки, заплатив дорого за ошибку”».
Это письмо постигла бы участь предыдущих, но пресловутый «жареный петух», извечный двигатель российской политики, уже «клюнул» 1 Поэтому Федор Карлович представил письмо великому князю, тот — своему венценосному племяннику, и через неделю Николай II подписал указ о назначении вице-адмирала Макарова командующим Тихоокеанским флотом. Если б это было сделано раньше на год или два, то песня о том, как «летели наземь самураи, под напором стали и огня» могла войти в обиход еще в начале XX столетия.
Ерничество? Нет, чертовски обидно за державу, государи которой не могли понять того, что пытались сказать им подданные, и сами копали себе могилу!
В начале февраля 1904 года, мгновенно сформировав свой штаб, Степан Осипович выехал на театр военных действий. При этом он просил срочно перебросить с Балтики на Дальний Восток — по железной дороге — восемь миноносцев и сорок миноносок. Но Макаров не был бы Макаровым, если бы не подкреплял практику теорией: он обратился в Морское министерство с просьбой отпечатать в самый короткий срок его «Рассуждения по вопросам морской тактики». В министерстве ошалели. Тогда адмирал отписал в Петербург: «Отказ в напечатании понимаю как недоверие моим взглядам на ведение войны, а посему если моя книга не может быть напечатана теперь, то прошу меня заменить другим адмиралом, который пользуется доверием…» Книгу было приказано напечатать.
24 февраля (8 марта) Степан Осипович прибыл в Порт-Артур. «Макаров буквально переродил всех и все, сообщив всем артурцам несокрушимую свою энергию и пламенную веру в русское дело, — пишет Керсновский. — На суше вы-растали форты, как за полстолетия до того воздвигались севастопольские бастионы. На море произошел ряд лихих дел. Наши моряки сцеплялись на абордаж с отчаянно храбрыми японскими брандерами, все нападения которых с целью закупорить рейд были отбиты. Наш маленький крейсер «Новик» атаковал один весь японский флот. С прибытием Макарова эскадру нельзя было узнать…»
«Флот оживает, проявляет дух инициативы, угрожает неприятелю и вызывает в нем напряженные усилия запереть выход этому беспокойному и отважному адмиралу». Эти слова — оценка деятельности адмирала Макарова — вполне созвучны вышесказанным. Однако они были вычеркнуты Николаем II из его некролога — царь не хотел признавать, что ранее флот был «неживым».
Зато это понимал наш противник, имевший прекрасную разведывательную службу. Достоверных данных о том, явился подрыв «Петропавловска» в 9.39 31 марта (13 апреля) трагической случайностью или результатом специальной операции, нет. Но броненосец (недаром не любил Макаров эти неуклюжие корабли!), возвращавшийся в Порт-Артур во главе атаковавшего и отогнавшего японскую крейсерскую эскадру отряда русских кораблей, подорвался сразу на двух минах и пошел на дно, унося с собой командующего флотом, замечательного художника-баталиста Верещагина, 28 офицеров и 652 матроса. На поверхности остался великий князь Кирилл Владимирович — чуть ли не один уцелевший — что вызвало язвительные рассуждения: мол, известно, что не тонет…
Пройдет ровно 13 лет и, по свидетельству последнего дворцового коменданта генерала Воейкова, «великий князь Кирилл Владимирович с царскими вензелями на погонах и красным бантом на плече явился 1 марта [1917 года] в 4 часа 15 минут дня в Государственную Думу». Пришел во главе Гвардейского экипажа, которым он тогда командовал. Но это уже другая история, хотя и явившаяся прямым следствием трагических событий 1904 года.
«Не стало Нахимова Тихого океана! — написано в «Истории Русской армии». — Россия лишилась своего лучшего моряка, эскадра потеряла свое сердце…»
Что можно добавить к вышеизложенному? Пройдет чуть более полугода — и Россия потеряет еще одного блистательного героя, выдвинутого той же войной: генерал-лейтенанта Романа Исидоровича Кондратенко, ставшего душой сухопутной обороны Порт-Артура. После этого судьба крепости, равно как и всей кампании, была предопределена: талантливых военачальников заменили выращенные в мирное время бездарности. И хотя выводы после поражения 1905 года были сделаны, но история отвела николаевскому режиму слишком малый срок для «работы над ошибками».
Летом 1913 года на Якорной площади в Кронштадте был открыт памятник адмиралу Макарову, воздвигнутый на добровольные пожертвования. Кажется, балтийский ветер развевает полы бронзовой шинели, гребни волн, очертаниями своими напоминающие японских драконов, касаются ее, а на гранитном постаменте начертаны слова Степана Осиповича: «Помни войну!» Как много заложено в них смысла! Но, к сожалению, память о войне для многих сегодня ограничивается возложением цветов к монументам в торжественные дни.