КНИГА XXXIII

КНИГА XXXIII

1. (1) Вот что произошло зимой. А с началом весны Квинкций вызвал Аттала в Элатию и, желая подчинить своей власти племя беотийцев, которые все еще колебались в нерешительности, двинулся через Фокиду: лагерь он разбил в пятидесяти милях от Фив, главного города Беотии. (2) Оттуда он на следующий день двинулся к городу с одним манипулом1. С ним был Аттал и посольства, во множестве прибывавшие отовсюду. Гастатам2 легиона (их было две тысячи) он приказал следовать за собой на расстоянии мили. (3) Почти на половине дороги его встретил претор беотийцев Антифил, а горожане со стен глядели на приближение римского командующего с царем. (4) Им казалось, что вооруженных воинов при них немного – ведь гастатов, следовавших позади, не было видно из-за изгибов дороги, петляющей по долинам. (5) Уже приблизившись к городу, Квинкций замедлил свой ход, как будто приветствуя вышедшую ему навстречу толпу. На самом же деле он задержался, чтобы подоспели гастаты. (6) А горожане, которые толпою шли перед ликтором, заметили следовавшую позади колонну воинов не прежде, чем подошли к отведенному для командующего дому. (7) Тут все оцепенели, как будто город коварством претора Антифила был предан неприятелю и будет им взят. Стало ясно, что собрание беотийцев, назначенное на следующий день, не сможет принять независимого решения. (8) Но они скрыли печаль, которую обнаруживать было бы и бесполезно, и небезопасно.

2. (1) На собрании первым стал говорить Аттал. Начав с заслуг своих предков и перечислив собственные заслуги как перед всей Грецией вообще, так и в особенности перед беотийцами, он вдруг запнулся и рухнул навзничь. (2) Аттал был слишком стар и дряхл, чтобы выдержать усилие, потребное для произнесения речи. (3) У него отнялись ноги, и пока его относили домой, собрание ненадолго прервалось. (4) Затем говорил ахейский претор Аристен, выслушанный с тем большим вниманием, что он внушал беотийцам то же самое, что уже внушил ахейцам3. (5) Сам Квинкций добавил немного, он превозносил в своей речи более римскую честность, нежели силу оружия или мощь державы. (6) Потом Дикеарх из Платей4 внес и прочитал предложение о союзе с римлянами. Поскольку противоречить никто не осмелился, все беотийские общины, проголосовав, постановили принять это предложение и ввести его в силу. (7) После роспуска собрания Квинкций задержался в Фивах ровно настолько, насколько того требовало происшедшее с Атталом несчастье. (8) Когда стало видно, что сейчас болезнь не угрожает жизни, но лишь расслабила тело, он оставил его для необходимого лечения, а сам вернулся в Элатию. (9) Таким образом, беотийцы, как раньше ахейцы, были вовлечены в союз, а Квинкций, обезопасив и замирив свой тыл, обратил все помыслы на Филиппа и на то, как завершить войну.

3. (1) Ранней весной, когда послы вернулись из Рима, ни о чем не договорившись, Филипп объявил набор по всем городам царства. Но молодых людей сильно недоставало, (2) так как беспрерывные войны истребили уже многие поколения македонян. (3) Даже в царствование самого Филиппа очень многие пали в морских войнах против родосцев и Аттала, в сухопутных – против римлян. (4) Итак, он стал записывать в войско новобранцев шестнадцати лет; под знамена были призваны и дослужившие до отставки ветераны, сохранившие хоть немного сил. (5) Пополнив таким образом войско, царь после весеннего равноденствия стянул силы к Дию5. Там он разбил постоянный лагерь и поджидал врага, ежедневно упражняя воинов. (6) А Квинкций, примерно в те же дни покинув Элатию, миновал Троний и Скарфею и прибыл к Фермопилам. (7) Там, в Гераклее, он застал собрание этолийцев, совещавшихся, с какими силами сопровождать на войну римского командующего. (8) Узнав, чторешили союзники, Квинкций на третий день перебрался из Гераклеи в Ксинии и, расположив лагерь на границе меж энианами и фессалийцами, стал поджидать вспомогательные этолийские войска. (9) Этолийцы не замешкались: шестьсот пехотинцев и четыреста всадников пришли под командованием Фенея. Чтобы не вызывать недоумения задержкой, Квинкций тут же снялся с лагеря. (10) По переходе во Фтиотиду к нему присоединились пятьсот гортинцев с Крита под водительством Киданта и триста аполлонийцев, все одинаково вооруженные6, а через некоторое время – Аминандр с тысячей двумястами афаманскими пехотинцами.

(11) Узнав о выступлении римлян из Элатии, Филипп почувствовал, что решительная битва близка, и счел нужным подбодрить воинов; (12) в своей речи он сначала долго распространялся о доблестях предков, о военной славе македонян и лишь потом перешел к тому, что внушало тогда наибольший страх, но могло пробудить и некоторую надежду.

4. (1) Да, сказал он, македоняне потерпели поражение в теснинах у реки Аой – но ведь македонская фаланга трижды опрокидывала римлян под Атраком7. (2) Да и в том, что не удержали эпирского ущелья, виноваты были сначала те, кто плохо стоял на страже, (3) а затем, во время самого сражения, легковооруженные воины и наемники. Фаланга же македонян и тогда выстояла, и всегда будет непобедима на ровной местности и в правильном сражении.

(4) Теперь в фаланге было собрано шестнадцать тысяч воинов, вся боевая мощь Македонского царства, а кроме них – две тысячи воинов с легкими щитами (их называют пелтастами); фракийцев и иллирийцев (это их племя именуется траллы) было поровну – по две тысячи, (5) да еще почти полторы тысячи разноплеменных наемников, да две тысячи конницы. С такими вот силами царь поджидал врага. (6) У римлян было примерно столько же, и лишь в коннице они имели перевес благодаря приходу этолийцев.

5. (1) Когда Квинкций придвинул свой лагерь к Фтиотийским Фивам8, он понадеялся, что глава общины Тимон предаст город. Квинкций подошел к стенам с несколькими легковооруженными и всадниками. (2) Но надежда оказалась настолько тщетной, что римляне даже были вынуждены вступить в бой с совершившими вылазку горожанами, и дело бы кончилось скверно, не подоспей из лагеря срочно вызванные пехотинцы и всадники. (3) Когда из этой опрометчивой затеи ничего не вышло, Квинкций отказался пока от дальнейших попыток взять город. (4) Он был достаточно осведомлен о том, что царь уже в Фессалии, но не знал еще, куда он направился. И вот, разослав воинов по полям, он приказал рубить лес и готовить жерди для частокола.

(5) Македоняне и греки тоже ставили частоколы, но их жерди не были удобны для переноски и не обеспечивали прочности самого укрепления: (6) деревья они срубали слишком большие и слишком ветвистые, так что нести их вместе с оружием воины не могли. Когда же этим частоколом обносили лагерь, то разрушить такую изгородь было очень легко. (7) Дело в том, что редко расставленные стволы больших деревьев возвышались над прочими, а за многочисленные и крепкие сучья было удобно браться прямо руками, (8) так что двое, много трое, юношей, напрягшись, могли вытащить один ствол, и вот уже в частоколе, как распахнувшиеся ворота, зияла дыра, которую нечем было тут же закрыть.

(9) Римляне же срубают легкие жерди, по большей части раздваивающиеся, с тремя-четырьмя, не более, ветками, чтобы воину удобно было, повесив оружие за спину, нести их сразу по нескольку. (10) Римляне так тесно вбивают колья и переплетают ветки, что невозможно разобрать, где какого ствола ветка. (11) Концы веток настолько заострены и так между собою перепутаны, что не остается места протиснуть руку (12) и не за что ухватиться, не за что потянуть. Переплетенные ветви крепко держат друг друга, и даже если вдруг удастся вытащить одну жердь, то откроется лишь небольшой просвет и заменить вынутую жердь будет совсем легко9.

6. (1) На другой день Квинкций снялся с места; воины несли колья с собой, чтобы разбить лагерь в любом месте. (2) Пройденный путь был невелик, и, остановившись примерно в шести милях от Фер, командующий послал разведать, в какой части Фессалии находится неприятель и что он затевает. Царь был около Ларисы. (3) Он уже знал, что римляне от Фив двинулись к Ферам. Горя желанием как можно скорее решить дело боем, Филипп и сам пошел на врага. Он разбил лагерь в четырех милях от Фер.

(4) Назавтра легковооруженные отряды обеих сторон отправились занять холмы, господствующие над городом. Они заметили друг друга, находясь на равном расстоянии от возвышенности, которой должны были овладеть. (5) Оба отряда остановились и послали каждый в свой лагерь гонцов с известием, что вопреки ожиданиям наткнулись на неприятеля и спрашивают, что предпринять. В ожидании ответа они бездействовали (6) и были в тот день отозваны в свои лагери, так и не начав битвы. На следующий день вокруг тех же холмов произошло конное сражение, в котором царская конница была обращена в бегство и отогнана в лагерь, не в малой мере благодаря этолийцам. (7) Обеим сторонам сильно мешало поле, густо заросшее деревьями, и сады, какие бывают в пригородах, а также дороги, огороженные плетнями и кое-где прегражденные. (8) Поэтому и тот и другой полководец решили уйти из этой местности, и оба, словно по уговору, двинулись к Скотусе10: Филипп надеялся пополнить там запасы провианта, а римлянин – прийти первым и оставить неприятеля без продовольствия. (9) Целый день оба войска шли, не видя друг друга за разделявшей их цепью холмов. (10) Римляне разбили лагерь у Эретрии во Фтиотиде, а Филипп – над рекой Онхестом. (11) Даже на другой день, когда Филипп стал лагерем у так называемого Меламбия, в скотусских землях, а Квинкций – у Фетидия в фарсальской земле, ни те ни другие твердо не знали, где находится неприятель. (12) На третий день сперва хлынул ливень, а затем сгустился туман и стало темно – римляне из страха перед засадами остались в лагере.

7. (1) Филипп, торопившийся в путь, (2) не убоялся туч, спустившихся на землю после дождя: он приказал поднять знамена. Однако густой мрак и туман настолько затмили свет дня, что знаменосцы не видели дороги, а воины – знамен. Войско двигалось по неизвестно чьим крикам, словно заблудившееся ночью, походный строй смешался. (3) Перевалив через холмы, которые называются Киноскефалы11, македоняне разбили лагерь и выставили сильную охрану из пехотинцев и всадников. (4) Хотя римлянин оставался в том же лагере у Фетидия, он все-таки послал десять турм конницы и тысячу пехотинцев на разведку, наказав им стеречься засады, какую в ненастный день легко устроить даже на открытом месте12. (5) Когда этот отряд наткнулся на занявшего холмы неприятеля, обе стороны застыли на месте, испугавшись друг друга, а потом послали гонцов в свои лагеря к полководцам и, когда прошло первое потрясение от неожиданности, не стали долее уклоняться от битвы. (6) Она завязалась сначала между немногими вырвавшимися вперед дозорами, потом сражавшихся стало больше – на помощь оттесненным стали приходить подкрепления. Римляне оказались малочисленней, они слали к командующему гонцов одного за другим, сообщая, что их одолевают. (7) Квинкций спешно двинул на выручку пятьсот всадников и две тысячи пехоты, по большей части этолийцев, под началом двух военных трибунов. Это поправило ухудшившееся было положение римлян, (8) и вот уже с переменой счастья македоняне принялись, терпя неудачу, через гонцов просить у царя подкреплений. Но так как он из-за павшего на землю тумана совсем не ожидал сражения в этот день, немалая часть солдат и союзников разосланы были за продовольствием. Некоторое время Филипп в страхе не ведал, на что решиться. (9) Но гонцы продолжали настаивать, а туман на горной гряде между тем уж рассеялся, и стало видно, что македоняне оттеснены на самый высокий из окружающих холмов, (10) где их защищают скорее выгоды местоположения, чем оружие. И тогда наконец Филипп решился послать навстречу опасности все свои силы, лишь бы не жертвовать теми, кто остался без защиты. (11) Он послал туда предводителя наемников Афинагора со всеми вспомогательными частями, кроме фракийских, а также с македонской и фессалийской конницей. (12) С их появлением римляне были согнаны с гряды и остановились не раньше, чем достигли равнины. (13) Главная заслуга в предотвращении повального бегства принадлежала этолийским конникам. В те времена это была лучшая конница в Греции, но в пехоте этолийцы уступали своим соседям.

8. (1) Все новые и новые гонцы возвращались к царю из сражения с преувеличенно радостными известиями, крича, что римляне в страхе бегут; и в конце концов это побудило царя выстроить к бою все войска, (2) хоть он и не желал этого, хоть и медлил, твердя, что все делается опрометчиво, что ему не нравится ни место, ни время сражения. (3) Так же поступил и римский военачальник, подвигнутый более неизбежностью битвы, чем удачным стечением обстоятельств. Правое крыло он оставил в запасе, выстроив слонов впереди знамен, а сам c левым крылом, включавшим все легковооруженные отряды, двинулся на врага. (4) При этом он ободрял воинов, напоминая, что они будут биться с теми самыми македонянами, которых, преодолев суровость природы, отбросили и разбили в эпирских ущельях, окруженных горами и реками, (5) с теми, которых еще раньше победили под водительством Публия Сульпиция, когда те заняли проход в Эордею13. Македонское царство держится одной только славой – не мощью, но теперь и слава эта померкла.

(6) Как раз в это время римляне добрались до своих, которые стояли в глубине долины, – с появлением войска и полководца они возобновили битву и, перейдя в наступление, обратили врага вспять. (7) А Филипп с пелтастами14 и правым крылом пехоты – лучшей частью македонского войска, которую называют фалангой, – чуть не бегом приближался к неприятелю; (8) Никанору, одному из своих приближенных, он приказал следовать прямо за ним с остальными силами.

(9) Вначале, взойдя на кряж, царь нашел там оружие (его было немного) и тела врагов, он увидел, что тут была битва, что римляне отсюда отброшены и теперь сражение идет возле неприятельского лагеря; Филипп воспрял было от охватившей его радости, (10) но вскоре, когда страх перекинулся на его воинов и они побежали, он встревожился. На миг у него возникло сомнение, не вернуть ли войско в лагерь. (11) Однако противник приближался, истребляя бегущих, и спасти их можно было, лишь придя им на помощь; да и для самого царя отступление не было бы безопасным. (12) Вынужденный вступить в решающую схватку, когда часть его сил еще не подоспела, царь расположил конницу и легковооруженные отряды на правом фланге; (13) пелтастам и македонской фаланге он приказал отложить копья, длина которых стала помехой, и сражаться мечами. (14) А чтобы строй труднее было прорвать, царь снял половину воинов с переднего края и удвоил число рядов так, чтобы построение сделалось скорее глубоким, чем развернутым вширь. При этом он приказал сдвинуть ряды, чтобы воин соприкасался с воином, оружие с оружием.

9. (1) Квинкций принял в свой строй тех, кто был до этого в деле, пропустив их между знаменами и боевыми порядками, и тотчас трубач подал знак к сражению. (2) Рассказывают, что битва началась таким криком, какой редко случается услышать: оба войска издали клич одновременно, и не только те, кто был в строю, но даже оставленные в запасе и те, кто как раз вступил в бой. (3) На правом фланге местность благоприятствовала царю: он занимал высоты и в сражении одерживал верх. На левом фланге наступило полное замешательство, когда стала приближаться та часть фаланги, которая была в хвосте. (4) Середина строя (она была смещена к правому флангу) оставалась только зрителем битвы, словно не имевшей к ней отношения. (5) Подоспевшая фаланга, выстроенная скорей для похода, чем для сражения, едва вышла на кряж. (6) Квинкций и направил удар именно против фаланги, не выстроившейся еще к бою, хоть видел, что на правом фланге римляне отступали. Вперед он пустил слонов, рассчитывая, что, если побежит часть врагов, она увлечет за собой и остальных. (7) Расчет оказался верен: напуганные животными македоняне сразу же повернули назад. (8) Остальные устремились за ними; тут один из военных трибунов, действуя сообразно обстоятельствам, оставил в строю столько воинов, сколько требовалось для верной победы, а сам с двадцатью знаменами15 совершил быстрый обход и зашел в тыл правому крылу врага. (9) Никакой строй не сохранит порядок от замешательства, подвергшись удару с тыла, но тут неизбежное смятение усугублялось еще и тем, (10) что тяжелая и неуклюжая македонская фаланга не могла развернуться, да этого и не допустили бы те римляне, которые только что отступали от ее лобового удара, а тут принялись наседать на врага, перепуганного нападением с другой стороны16. (11) К тому же теперь против македонян была и сама местность, ибо, гоня неприятеля вниз по склону17, они тем самым отдали кряж противнику, зашедшему с тыла. Недолгое время македонян избивали с двух сторон, а потом они почти все, побросав оружие, пустились в бегство.

10. (1) Филипп с немногими пехотинцами и конниками сперва поднялся на самый высокий холм, чтобы взглянуть, какая судьба постигла его левое крыло, (2) но затем, увидев там повальное бегство, а на всех высотах – сверкание римских знамен18 и оружия, он и сам покинул поле битвы. (3) Квинкций теснил отступающих, как вдруг заметил, что македоняне поднимают копья; не понимая их намерений, он несколько придержал воинов, озадаченный необычным зрелищем. (4) Затем, сообразив, что такой у македонян способ сдаваться в плен, он решил дать пощаду побежденным. (5) Но воины не поняли ни того, что враги сдаются, ни того, что именно хочет командующий, – они набросились на противника; после первых убитых остальные бежали врассыпную. (6) Царь потеряв голову умчался к Темпейской долине. Там он остановился на день в Гонне, чтобы собрать уцелевших после сражения. Римляне победителями ворвались во вражеский лагерь, рассчитывая на добычу, но обнаружили, что большая ее часть уже разграблена этолийцами. (7) В тот день было перебито восемь тысяч врагов, а пять тысяч взято в плен. Победители потеряли около семисот человек. (8) Если верить Валерию19, безмерно преувеличивающему все на свете числа, то врагов в тот день пало сорок тысяч, а в плен взято (здесь вымысел более скромный) пять тысяч семьсот человек да двести сорок девять знамен. (9) Клавдий20 также пишет о гибели у неприятеля тридцати двух тысяч и пленении четырех тысяч трехсот человек. (10) Мы же здесь не то чтобы предпочли самое меньшее число, но последовали за Полибием, писателем, который надежен во всем, что касается римской истории вообще и в особенности тех ее событий, которые развертывались в Греции21.

11. (1) А Филипп собрал беглецов, что, разбросанные превратностями битвы, шли по его следам, и отступил в Македонию. В Ларису он послал гонцов с приказом сжечь царские архивы, чтобы они не попали в руки врага. (2) Квинкций же, часть пленных и добычи продав, а часть предоставив воинам, двинулся в Ларису, не зная толком, куда ушел царь и что у него на уме. (3) Туда прибыл царский гонец. Предлогом к этому была просьба о перемирии, необходимом для погребения павших в битве. На самом же деле царь просил дозволения отправить к нему послов. (4) Римлянин согласился и на то, и на другое; мало того, он передал царю, что велит ему не унывать. Более всего это задело этолийцев, которые уже начали беспокоиться, жалуясь, что победа изменила командующего: (5) до битвы он имел за правило делиться с союзниками всем, и большим, и малым, – а сейчас их отстранили от любых совещаний, и он решает все сам, по собственному разумению. (6) Вот он уже ищет дружеских отношений с Филиппом; пусть все тяготы и невзгоды войны вынесли на себе этолийцы, выгоды и плоды мира римлянин присвоит себе22. (7) Они и в самом деле были уже не в прежней чести, но не знали, почему ими пренебрегают, и были уверены, будто Квинкций, муж неподкупный, алчет царских даров. (8) А он по заслугам сердился на этолийцев и за их ненасытную жадность к добыче, и за надменность, с которой они приписывали себе славу победителей, (9) и за вздорную похвальбу, оскорблявшую всеобщий слух; кроме того, он считал, что в случае устранения Филиппа и крушения македонского могущества этолийцы сделаются хозяевами Греции. (10) По этим-то причинам он и вел потихоньку к тому, чтобы их ценность и вес в глазах прочих падали.

12. (1) С неприятелем было заключено перемирие на пятнадцать дней, а с самим царем назначены переговоры. Перед их началом Квинкций собрал союзников на совещание (2) и предложил им высказываться об условиях мира. Афаманский царь Аминандр кратко выразил свое мнение: нужен такой договор, чтобы Греция даже в отсутствие римлян была в силах отстаивать и мир, и свою свободу. (3) Еще более суровым было суждение этолийцев: в краткой речи они воздали скупую хвалу справедливости и последовательности римского полководца, который с теми советуется об условиях мира, кого называл союзниками во время войны; (4) однако, сказано было дальше, он кругом обманывается, если думает, что можно достичь прочного мира для римлян или свободы для Греции, пока Филипп не убит или не лишен царства. А ведь сделать и то и другое легко – стоит лишь воспользоваться удачей. (5) На это Квинкций отвечал, что этолийцы забывают и римский обычай, и свои собственные суждения: (6) сами же они на всех предшествующих советах и переговорах всегда рассуждали об условиях мира, а не о войне на уничтожение; (7) а римляне издревле склонны щадить побежденных: недавно они согласились на мир даже с Ганнибалом и карфагенянами, явив тем выдающийся пример кротости. (8) Но даже если оставить в стороне карфагенян, – сколько раз союзники шли на переговоры с самим Филиппом, ни разу речь не шла о том, чтобы ему отречься от престола. Ужель они станут неумолимы только оттого, что он проиграл битву? (9) С вооруженным врагом надобно быть безжалостным, но с побежденным всего важнее великодушие. (10) Македонские цари представляют собой угрозу свободе греков; но если уничтожить их царство, их народ, то в Македонию, в Грецию хлынут племена дикие и неукротимые – фракийцы, иллирийцы, галлы. (11) Как бы союзники, заботясь об устранении ближайшей угрозы, не открыли дверь для несчастий куда как страшнейших! (12) Тут его прервал Феней, претор этолийцев. Он ручался, что Филипп немедленно возобновит войну, если сейчас удастся ему ускользнуть. (13) «Перестаньте раздорить там, где надлежит совещаться!– отрезал Квинкций.– Мир будет заключен на таких условиях, что он не сможет вновь начать войну».

13. (1) На другой день после совета царь прибыл на место переговоров в ущелье, ведущее к Темпейской долине23, (2) и на третий день состоялась его встреча с собравшимися в большом числе римлянами и союзниками. (3) Филипп весьма благоразумно решил, что лучше ему по собственной воле отказаться от того, без чего мира все равно не добиться, чем уступать после долгих препирательств, – (4) он заявил, что отдает все, чего требовали от него римляне, все, чего добивались союзники на прошлых переговорах, а в остальном доверяется сенату. (5) Казалось, этим своим ходом он заставил замолчать даже самых лютых недругов, однако среди всеобщего молчания подал голос этолиец Феней: (6) «Так что же, Филипп, вернешь ли ты наконец Фарсал, и Ларису Кремасту, и Эхин, и Фтиотийские Фивы?» (7) Филипп отвечал, что союзники могут занять их незамедлительно. Тут между римским военачальником и этолийцами возник спор из-за Фив: (8) Квинкций утверждал, что они принадлежат римскому народу по праву войны: ведь когда, еще не начавши враждебных действий, он подошел к городу с войском, предлагая дружбу, они, имея полную возможность отложиться от царя, предпочли союз с ним союзу с римлянами24. (9) Феней же говорил, что справедливость требует вернуть этолийцам то, чем они владели до войны, хотя бы за их помощь в этой войне; (10) да и в первом соглашении25 было оговорено, что вся военная добыча и все, что можно унести или увезти, достанется римлянам, а земля и захваченные города – этолийцам. (11) «Вы сами, – возразил ему Квинкций, – нарушили условия того договора, когда без нас заключили мир с Филиппом. (12) Но даже если бы тот договор оставался в силе, данное условие касалось лишь захваченных городов, а общины Фессалии перешли под нашу власть добровольно»26. (13) С его словами согласились все союзники, этолийцам же они причинили непреходящую обиду и вскоре стали для них даже причиной войны и вызванных ею великих бедствий27.

(14) С Филиппом было договорено, что он даст в заложники своего сына Деметрия и некоторых из числа друзей, а также выплатит двести талантов; относительно всего прочего ему предстояло отправить в Рим послов, для чего заключалось перемирие на четыре месяца. (15) Было решено, что, если сенат отвергнет мирные предложения, заложники и деньги будут Филиппу возвращены. Говорят, что самая важная причина, побудившая римского полководца спешить с заключением мира, крылась в Антиохе: стало известно, что тот готовит войну и собирается переправляться в Европу.

14. (1) Тогда же, а как передают некоторые, даже в тот самый день, ахейцы в правильном сражении разбили под Коринфом царского полководца Андросфена. (2) Собираясь использовать этот город как оплот в борьбе против греческих городов, (3) царь захватил в заложники его старейшин – он вызвал их к себе, будто бы для переговоров о том, сколько конников могли бы выставить для войны коринфяне. (4) Помимо уже находившихся там пятисот македонян и еще восьмисот разноплеменных воинов из всех родов вспомогательных войск, Филипп послал туда тысячу македонян, да тысячу двести иллирийцев и фракийцев, да восемьсот критян (эти сражались в обоих станах). (5) К ним добавили тысячу беотийцев, фессалийцев и акарнанцев (все со щитами) и еще семьдесят юношей из числа самих коринфян, так что в общей сложности получалось шесть тысяч воинов. Все это внушало Андросфену уверенность в исходе сражения. (6) Претор ахейцев Никострат с двумя тысячами пехоты и сотней конников находился в Сикионе, но, видя превосходство противника и в численности, и в родах войск, не покидал стен. (7) Царские пехотинцы и конники во множестве рыскали по округе, грабя земли Пеллены, Флиунта и Клеон. (8) Затем они перешли в пределы сикионцев, попрекая врагов трусостью. Грабили они также и все ахейское побережье, плавая вокруг него на кораблях. (9) При этом враги распыляли силы и, как всегда бывает при излишней самонадеянности, вели себя беспечно. И вот Никострат вознадеялся напасть на них неожиданно (10) и разослал по окрестным городам гонцов оповестить тайно, какие силы от каждой общины и когда должны собраться в Апелавр – это место в Стимфальской земле28. (11) Когда в условленный день все было готово, он выступил оттуда и стремительным броском через пределы Флиунта прибыл ночью в Клеоны, причем никто не догадывался о его замысле. (12) А было у него пять тысяч пехоты, из них <...> легковооруженных, и триста конников. С этим войском он стал выжидать, послав лазутчиков следить за передвижением неприятеля.

15. (1) Ничего не подозревавший Андросфен оставил Коринф и поставил свой лагерь у Немеи, реки, протекающей между землями Коринфа и Сикиона. (2) Там он разделил войско пополам: одну половину отпустил, а другую разбил на три части и приказал ей вместе со всей конницей двинуться в разные стороны для одновременного грабежа пелленских, сикионских и флиунтских полей. (3) И вот эти три отряда разошлись в разные стороны. Как только это стало известно Никострату в Клеонах, он тотчас выслал сильный отряд наемников, чтобы занять ущелье, ведущее в коринфскую землю. (4) А сам он поставил перед знаменами конницу, которой предстояло идти впереди, и двинулся прямиком за нею с двойным отрядом. (5) Одну его часть составляли легковооруженные наемники, другую тяжеловооруженные пехотинцы29 – главная сила в войсках этих племен. (6) И пехота, и конница находились уже недалеко от неприятельского лагеря; тут некоторые из фракийцев напали на врагов, рассеявшихся и разбредшихся по полям. Весь лагерь мгновенно был охвачен страхом. (7) Испугался и Андросфен: ему случалось видеть неприятеля, лишь когда тот разрозненными небольшими отрядами появлялся на холмах перед Сикионом, не осмеливаясь спуститься строем в открытое поле. И уж во всяком случае полководец никогда не поверил бы, что противник появится со стороны Клеон. (8) Он велел трубой созывать в лагерь разбредшихся воинов, а оставшимся приказал спешно разобрать оружие. Выведя этот неполный строй за ворота лагеря, он выстроил его к бою на высоком берегу реки. (9) Поскольку остальные не смогли ни собраться, ни построиться, то и эти не сумели выдержать первого же натиска. (10) В наибольшем числе явились к знаменам македоняне, и благодаря им исход боя долго оставался неясен. (11) Но затем из-за повального бегства всех прочих македоняне остались в одиночестве; когда их с разных сторон стали теснить уже два неприятельских отряда (легковооруженные с фланга, а щитоносцы с пелтастами в лоб), то и они, видя, что дело плохо, (12) сперва начали шаг за шагом отступать, а затем не выдержали натиска и обратились в бегство. Побросав оружие, не надеясь более удержать лагерь, они устремились к Коринфу. (13) Преследовать их Никострат отрядил наемников, а конницу и вспомогательные фракийские части наслал на тех, которые грабили Сикионские поля. Там тоже произошло великое избиение, едва ли не большее, чем в самом сражении. (14) Между тем разорители пелленских и флиунтских полей нестройной толпой возвращались в лагерь. Некоторые из них, ни о чем не догадываясь, подошли к неприятельским караулам, будто к своим, (15) а другие, заметив там суету и заподозрив неладное, разбежались. Этих, блуждавших по полям окружили тамошние поселяне. (16) В тот день неприятель потерял тысячу пятьсот человек убитыми и триста попали в плен. Вся Ахайя была избавлена от великого страха.

16. (1) Еще до битвы у Киноскефал Луций Квинкций вызвал на Коркиру видных людей из Акарнании30, которая одна во всей Греции оставалась в союзе с македонянами. Там он положил некоторое начало возмущению. (2) Но два обстоятельства удерживали акарнанцев в дружбе с царем; первое – это отличающая их племя верность; второе – вражда к этолийцам, смешанная со страхом. (3) В Левкаде должно было состояться собрание. Туда съехались акарнанцы не из всех городов, да и собравшиеся не были едины. Но двое видных людей и должностное лицо добились того, что было принято частное постановление о союзе с римлянами. (4) Все, кто тогда отсутствовал, восприняли это враждебно. При общем негодовании посланцы Филиппа, видные акарнанцы Андрокл и Эхедем, (5) добились не только отмены постановления о союзе с римлянами, но и довели дело до того, что собрание осудило за предательство обоих его виновников – видных людей Архелая и Бианора, а претора Зевксида, внесшего предложение, отрешило от должности. (6) Будучи осуждены, они отважились на предприятие опасное, но принесшее им успех. Хотя друзья уговаривали их уступить обстоятельствам и бежать к римлянам на Коркиру, (7) они все же решили предстать перед народом и либо тем самым смягчить его гнев, либо принять свою судьбу. (8) Когда они появились на многолюдном собрании, вначале поднялся ропот и гул изумления, а затем воцарилась тишина – тут оказало себя как уважение к их прежнему достоинству, так и жалость к нынешней их злосчастной доле. (9) Им позволили говорить, и они начали весьма смиренно. Но дальше, когда они по ходу речи дошли до предъявленных им обвинений и стали их опровергать, их слова обрели ту уверенность, какую дает сознание невиновности. (10) В конце концов они настолько осмелели, что принялись корить и бранить сограждан за несправедливость по отношению к ним. Их речь так поразила собрание, что оно большинством голосов отменило все принятые против них решения, но тем не менее сочло нужным вернуться к союзу с Филиппом и отвергнуть дружбу с римлянами.

17. (1) Это и постановлено было в Левкаде. Она была главным городом Акарнании, и туда собирались на совет все общины. (2) Итак, когда легат Фламинин31 на Коркире узнал о внезапной этой перемене, он тотчас прибыл к Левкаде и бросил якорь у так называемого Герея. (3) Оттуда он со всевозможными осадными приспособлениями и орудиями для взятия городов подступил к стенам, рассчитывая первым же устрашением сломить дух защитников. (4) Но не увидев склонности к замирению, легат принялся готовить навесы и башни; к городским стенам был подведен таран.

(5) Акарнания вся целиком расположена между Этолией и Эпиром, будучи обращена к западу и Сицилийскому морю32. (6) Левкадия33 теперь являет собой остров, отделенный от Акарнании мелководным проливом, делом человеческих рук. Тогда же это был полуостров, узким перешейком связанный с западной частью Акарнании. (7) Длина перешейка составляла около пятисот футов, а ширина – не более ста двадцати. В этих теснинах и расположена Левкадия, она лепится к горе34, обращенной на восток, к Акарнании. (8) Нижняя часть города на плоском месте, она лежит у моря, отделяющего Левкадию от Акарнании. Так что город уязвим и с суши, и с моря: тамошнее мелководье напоминает скорее лужу, чем море, а ровное место удобно для осадных работ. (9) Итак, подкопанные и расшатанные таранами стены рухнули сразу в нескольких местах. Но сколь открыт был для приступа сам город, столь же неприступен дух его защитников. (10) Днем и ночью они не покладая рук чинили поврежденные стены, заделывали проходы, открывавшиеся там, где стена обрушилась, храбро вступали в битву: скорее они защищали стены, чем стены – их. (11) Эта осада продлилась бы дольше, чем рассчитывали римляне, если бы какие-то жившие в Левкаде италийцы-изгнанники не впустили воинов в город со стороны крепости. (12) Оттуда, сверху, они с громким шумом ринулись вниз – левкадяне, выстроившись на форуме, завязали с ними правильное сражение и какое-то время выдерживали их натиск, (13) но римляне между тем захватили стены, приставив к ним множество лестниц, и прошли в город через развалины и каменные завалы. (14) И вот уже сам легат с большим отрядом обошел неприятеля с тыла. Часть врагов была перебита в окружении, а часть, бросив оружие, сдалась победителю. (15) Через несколько дней, когда разнеслась весть о битве при Киноскефалах, все акарнанские общины подчинились власти легата.

18. (1) В те же дни, когда военное счастье повсюду склонялось в ту же самую сторону, также и родосцы пожелали отвоевать у Филиппа Перею – расположенную на материке область, которая принадлежала их предкам. (2) Для этого ими послан был претор Павсистрат, который привел восемьсот ахейских пехотинцев и почти тысячу девятьсот воинов, собранных из различных вспомогательных войск. (3) В этом отряде были галлы, писветы, нисветы, тамианы и ареи из Африки35, а также лаодикейцы из Азии. (4) С ними Павсистрат овладел Тендебом, городом в Стратоникейской области36, очень выгодно расположенным. Царские воины, находившиеся в Тере, даже того не заметили. (5) А вызванное сюда ради этого дела подкрепление (тысяча ахейских пехотинцев и сотня всадников под командованием Теоксена) подоспело вовремя. (6) Царский префект Динократ, желая вернуть крепость, сначала передвинул свой лагерь к самому Тендебу, а затем – к другой крепости (тоже в Стратоникейской области), которая называется Астрагон. (7) Вызвав к себе воинов всех гарнизонов, разбросанных по самым разным местам, а также – из самой Стратоникеи – вспомогательный отряд фессалийцев, префект двинулся к Алабандам37, где находился неприятель. (8) Не уклонялись от битвы и родосцы. Поставив лагеря по соседству друг с другом, стороны стали строиться к сражению. (9) Динократ расположил на правом крыле пятьсот македонян, на левом – агрианов38, а в центре – сводный отряд из гарнизонов разных крепостей, состоявший по большей части из карийцев. Фланги он усилил конницей и вспомогательными отрядами критян и фракийцев. (10) У родосцев правое крыло составляли ахейцы, левое – пехотный отряд из отборных наемников, в центре же стояли вспомогательные части, собранные из множества племен; (11) конница и все легковооруженные были расположены на флангах39.

(12) Оба войска весь день простояли друг против друга на берегах речки, быстрой, но тогда обмелевшей, и вернулись в лагерь, пустив лишь по нескольку дротиков. Назавтра обе армии выстроились точно так же. Тут и произошло сражение, оказавшееся более упорным, чем можно было ожидать, исходя из числа бойцов. (13) Ведь с каждой стороны в нем участвовало не больше чем по три тысячи пехоты и примерно по сотне всадников. (14) Впрочем, не только численность и вооружение были у противников одинаковы: с равным воодушевлением, с равным упованием ринулись в бой и те и другие. Ахейцы, первыми перейдя через речку, напали на агрианов, (15) а затем и все войско преодолело ее чуть ли не бегом. Сначала битва долго шла с переменным успехом. (16) Затем ахейцы, пользуясь численным превосходством (их была тысяча человек), отогнали противостоявших им четыреста воинов. Левое крыло врага было тем самым смято, и все устремились на правый фланг. (17) До тех пор пока македоняне сохраняли сомкнутый строй своей фаланги, они стояли неколебимо, (18) но когда левое крыло обнажилось и они попытались развернуть свои копья против неприятеля, наступавшего с фланга, ряды их тотчас нарушились. Сначала между македонянами произошло смятение, потом они стали покидать поле боя и наконец, побросав оружие, все кинулись в безоглядное бегство. (19) Беглецы бросились к Баргилиям40, туда же бежал и Динократ. Родосцы преследовали врага до темноты и вернулись в лагерь.

Совершенно ясно, что победители смогли бы без боя захватить и Стратоникею, устремись они к ней немедленно. (20) Однако они упустили эту возможность, тратя время на овладение крепостями и деревнями Переи. (21) Между тем к гарнизону Стратоникеи вернулось мужество, а вскорости туда вступил Динократ с уцелевшими в сражении силами. (22) После этого уже ни осадой, ни приступом ничего добиться не удалось, и вернули город только позднее при помощи Антиоха41. Описанные события в Фессалии, в Ахайе и в Азии произошли почти одновременно.

19. (1) Преисполнившись презрения к поколебленному Македонскому царству42, дарданы перешли границу и опустошали северные его области. (2) Казалось, что весь мир ополчился на Филиппа, что сама судьба повсеместно преследует и его, и македонян. (3) И тем не менее царь, услыхав об этом, решил, что уступить владения в самой Македонии будет горше смерти. Проведя по городам поспешный набор, он затем с шестью тысячами пехоты и пятьюстами всадниками внезапно напал на неприятеля у Стобов в Пеонии43. (4) Множество врагов было перебито в сражении, но еще больше – по полям, куда они разбрелись, алкая добычи. А те, что могли искать спасения в бегстве, даже не попытавши удачи в битве, воротились в свои пределы. (5) Одним этим походом, успешным не в пример прочим недавним его предприятиям, Филипп возвратил македонянам уверенность в себе и вернулся в Фессалонику44.

(6) В свое время Пуническая война закончилась как раз вовремя, чтобы не пришлось одновременно воевать и с Филиппом; но еще удачнее вышло, что Филипп был уже побежден к тому моменту, как в Сирии начал войну Антиох. (7) Во-первых, врагов и вообще легче одолевать поодиночке, чем когда они соберут силы воедино, а во-вторых, в то время грозно поднялась на войну еще и Испания.

(8) Предыдущим летом Антиох завладел всеми городами Келесирии45, отняв их из-под власти Птолемея, и ушел зимовать в Антиохию. Но зима прошла у него не менее напряженно, чем лето: (9) он собрал всю боевую мощь своего царства, подготовил к войне неисчислимые силы, как сухопутные, так и морские, и с наступлением весны [197 г.] выслал вперед себя сухим путем двух своих сыновей, Ардия и Митридата, (10) приказав им с войском дожидаться его в Сардах, а сам двинулся во главе флота из ста крытых кораблей и двухсот более легких судов, керкир и челнов, (11) чтобы попытаться захватить прибрежные города Киликии, Ликии и Карии46, находившиеся под властью Птолемея, и в то же время помочь сухопутным войском и флотом Филиппу, тогда еще не побежденному.

20. (1) Много выдающихся подвигов на суше и на море совершили родосцы во имя верности римскому народу, ради общего дела греков. (2) Но лучше всего они себя показали, когда, не убоявшись громады грозящей войны, отрядили к царю послов с требованием не заплывать далее Хелидония – это киликийский мыс, получивший известность благодаря древнему договору афинян с царями персов47. (3) Родосцы заявили, что если Антиох не удержит свой флот и войско на этом рубеже, то они выступят против него, причем не из какой-нибудь ненависти, но чтобы он не соединялся с Филиппом и не стал помехою римлянам в их деле освобождения Греции. (4) Антиох тогда осаждал Коракесий48. Он уже захватил Зефирий, Солы, Афродисиаду, Корик, а затем, миновав Анемурий (это тоже мыс в Киликии49), овладел Селинунтом. (5) И когда все эти, да и другие прибрежные крепости без боя покорились его власти, кто из страха, а кто добровольно, Коракесий вопреки ожиданиям запер ворота и задерживал его. (6) Там и были выслушаны родосские послы. Хотя посольство такого рода могло рассердить царя, (7) он сдержал гнев и ответил, что намерен отправить на Родос послов: ему угодно возобновить старинные договоренности, что некогда упрочили его собственные и предков его отношения с родосцами, и внушить родосцам, чтобы те не боялись прихода царя – никакого вреда им не причинят, никакое коварство не грозит им, также как и их союзникам. (8) Доказательством тому, что он не собирается разорвать дружбу с римлянами, служит его недавнее к ним посольство, их учтивый ответ ему и постановление сената50. (9) А по случайности как раз в это именно время вернулись из Рима послы Антиоха, которых там благосклонно выслушали и отпустили, как того требовали обстоятельства, – ведь исход войны против Филиппа оставался еще неясен. (10) Когда царские послы излагали все это на сходке родосцев, прибыл вестник с сообщением о победе при Киноскефалах. Получив эту весть, родосцы решили, что раз нет нужды далее бояться Филиппа, то не стоит и выступать с флотом против Антиоха. (11) Однако они не оставили заботы о свободе союзных с Птолемеем общин, коим грозила война со стороны Антиоха. (12) Одним они помогли подкреплениями, другим – проницательными советами и предупреждением об умыслах врага. Родосцам и обязаны своей свободой кавнийцы, миндийцы, галикарнасцы, самосцы51. (13) Не стоит здесь прослеживать все приключившееся в этих местах – у меня едва достает сил даже на то, что имеет непосредственное касательство к войне, которую вели сами римляне.

21. (1) Тем временем царь Аттал, больным привезенный из Фив в Пергам, скончался на семьдесят втором году жизни, процарствовав сорок четыре года. (2) Судьба не дала этому мужу ничего, что позволяло бы надеяться на царствование, кроме богатств; но он, распорядившись ими и осмотрительно, и с блеском, добился того, чтобы сначала сам он, а потом и другие увидели в нем достойного царя. (3) Он принял это звание после того, как одним ударом разгромил галлов, племя, внушавшее тогда всей Азии трепет внезапным своим появлением52, и всегда стремился поставить свой дух вровень с величием царского имени. (4) Подданными правил он с высшей справедливостью, союзникам выказывал редкостную верность, был кроток с женой и детьми (из них выжили четверо), (5) нежен и щедр к друзьям. Царство он оставил столь прочное и крепкое, что его потомки до третьего колена владели им53.

(6) Таково было положение дел в Азии, Греции и Македонии, однако, едва закончилась война с Филиппом и пока еще не был заключен прочный мир, началась великая война в Дальней Испании. (7) Этой провинцией управлял Марк Гельвий – его-то письмо и известило сенат о том, что два царька, Кульха и Луксиний, взялись за оружие. (8) Кульху поддержали семнадцать городов, Луксиния – сильные города Кармон и Балдон; на побережье к мятежу соседей готовы были присоединиться малакины, сексетаны и вся Бетурия54, а также прочие, не обнаружившие еще своих намерений. (9) Письмо это было прочитано претором Марком Сергием, в чье ведение входили тяжбы между гражданами и иноземцами55. Сенаторы постановили, что по проведении преторских выборов тот новоизбранный, кому достанется управлять Испанией, в ближайшее время доложит сенату об испанской войне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.