Дневник офицера абвера, сентябрь 1939 года
Дневник офицера абвера, сентябрь 1939 года
В предыдущей главе я старался показать, что антигитлеровская оппозиция в Германии — явление неоднородное, неоднозначное ни с точки зрения методов борьбы, ни с точки зрения условий, в которых она действовала, ни с точки зрения целей, которые ставила перед собой. Ведь одни причины были у коммунистов, другие — у интеллигенции, верной традициям гуманизма, вроде семейства Шоль, вместе с другими создавшего антифашистскую группу «Белая роза»; совсем иная платформа и иные цели отличали военную оппозицию, названную впоследствии «заговором 20 июля». Убрав Гитлера 20 июля 1944 г., заговорщики намеревались предотвратить окончательный разгром, уменьшить его масштабы, спасти «великую Германию», насколько это возможно.
У нас нет повода славословить заговорщиков-военных. Тем не менее знакомство с их взглядами, биографиями, стремлениями может оказаться полезным: свидетельства этих людей, которых не заподозришь в симпатии к народам захваченных стран, обладают особой убедительностью.
Прямо-таки сенсационные порой открытия в этом смысле делаются и сегодня, о чем говорит вышедшая в 1979 году в Штутгарте книга («Дневник офицера абвера, 1938–1940») («Tagebuch eines Abwehroffiziers, 1938–1940»), подготовленная к печати сразу тремя историками (в том числе и проф. Гарольдом К. Дейчем из Миннесотского университета) некоторые места дневника производят впечатление откровений. Речь идет о найденном после войны архиве Гельмута Гроскурта, полковника генерального штаба, в 1938–1940 годах офицера абвера и приближенного сотрудника адмирала Вильгельма Канариса, а впоследствии начальника штаба одной из дивизий, сражавшихся под Сталинградом.
Кто такой Гельмут Гроскурт и как уцелел его личный архив времен войны? Он родился в 1898 году в Вестфалии в известной протестантской семье (его отец был приходским пастором в Бремене) и получил хорошее образование. В 17 лет, когда началась первая мировая война, он добровольцем ушел в армию и участвовал в боях на Сомме, затем во Фландрии; дважды тяжело раненный, в конце войны он попал в плен к англичанам. В 1919 году возвращается в Германию и вступает в рейхсвер. В 1920 году, уже в чине обер-лейтенанта, он уходит в отставку, ибо, как сам Гроскурт писал своему командиру, его «совесть не может смириться с событиями, связанными с путчем Каппа».[30] Он публично, в присутствии отца, повторил то же самое генералу Гансу фон Секту, которому был представлен в Бремене.
Гроскурт изучает агрономию, потом право в университетах Гейдельберга, Галле и Гамбурга, проходит сельскохозяйственную практику, затем (в 1925 г.) становится управляющим имения своего будущего тестя в Гольштинии. Он поддерживает контакты со «стальным шлемом», но к НСДАП симпатий не питает. Уступив настойчивым уговорам своих давних товарищей по полку, он решает вернуться в армию. Восстановленный в чине обер-лейтенанта, он служит в Любеке. В 1929 году он становится адъютантом полковника Эрвина Вицлебена (впоследствии фельдмаршала, одного из главных участников заговора 20 июля 1944 г., приговоренного к смерти и казненного в Берлине). Окончив военную академию и получив капитанский чин, Гроскурт в 1935 году попадает в генеральный штаб (тогда это было управление генерального штаба), и его прикомандировывают к абверу. Здесь он устанавливает первые контакты с Канарисом и Гансом Остером, будущим генералом (в 1944 г. оба они были ведущими фигурами в организации покушения на Гитлера). Через два года майор Гроскурт уже руководит самостоятельным сектором абвера, который занимается диверсиями и саботажем на неприятельской территории, а также поддерживает тесные связи с группами «фольксдойчей» (этнических немцев) и другими национальными меньшинствами за границей. В конце 1938 года его переводят на армейскую службу во Вроцлав. В мобилизационном плане ему уже тогда отводят роль офицера связи абвера с главным командованием сухопутных войск (Oberkommando des Heeres, ОКН), ибо он был превосходным офицером армейской разведки, имел влиятельных друзей и принадлежал к верхушке абвера. По словам современников, Гроскурт испытывал отвращение к «своре Гейдриха», никогда в душе не принимал гитлеризма, и в армии, особенно в абвере, конкурировавшем с разведкой Рейнхарда Гейдриха и Вальтера Шелленберга (СД), был одним из тех, кто сначала противился диктатуре партии. Только немногие знали, что он поддерживал тесные отношения с генералом Людвигом Беком, одним из главных руководителей так называемой армейской оппозиции (покончил с собой 20 июля 1944 г., как только стало ясно, что покушение не удалось и Гитлер жив), входил в число самых доверенных людей фельдмаршала Эрвина фон Вицлебена, дружил с Гансом Остером и Хеннингом фон Тресковым. По скупым сведениям, дошедшим до нас, о тех годах, он был одним из первых, кто стремился устранить диктатора еще до планировавшейся агрессии против Чехословакии.
Гроскурт попал в плен на Сталинградском фронте и в 1944 году скончался от сыпного тифа. Семья Гроскурта надежно спрятала его бумаги, даже гестапо мало что знало о роли, которую сыграл этот офицер абвера, один из близких к заговору людей из окружения Бека и Канариса. Только после июльского покушения, в ходе тщательно проводившегося специальной группой Кальтенбруннера следствия, кое-что прояснилось. Но Гроскурт был уже мертв, иначе он наверняка разделил бы судьбу своих товарищей из военного министерства и абвера, ибо подготовленный им в 1938 году и хранившийся в сейфе генерального штаба в Цоссене план ликвидации Гитлера, текст обращения к нации (полностью этот текст привел, основываясь на ходивших тогда по рукам копиям, гитлеровский дипломат, впоследствии дипломатический сотрудник МИД ФРГ, Эрих Кордт в своих изданных в Штутгарте мемуарах),[31] а также ряд других серьезных документов и докладов, составленных Гроскуртом для своих начальников в абвере, в оригинале так никогда и не попали в руки подчиненных Гиммлера. Никто, однако, не подозревал, что он хранил, кроме того, свои личные дневники, копии важных документов и другие материалы, касающиеся разведки и положения в штабе.
Что стало с ними в годы войны? Этим и после ее окончания тоже никто не интересовался, хотя Гроскурт, как утверждают историки ФРГ, специализирующиеся по данному периоду, например Гельмут Граусник или Хильдегард фон Коце, «был ключевой фигурой в планах армейской оппозиции 1939 года».
Документы и дневники Гроскурта имеют исключительное значение, ибо ни один из участников группы Канариса и Вицлебена не оставил столь полных письменных свидетельств. Заговорщики либо сами уничтожили их, либо они погибли в пожаре войны. В лучшем случае их следы сохранились только в фальшивках, обнаруженных в сейфах РСХА в Берлине, сфабрикованных для того, чтобы припереть к стене обвиненных генералов и политиков оппозиции подтасованными ложными доказательствами.[32] Как справедливо пишет проф. Гарольд Дойч, первый издатель найденных бумаг Гроскурта, они пока что остаются единственным заслуживающим доверия источником о первой офицерской фронде диктатуре Гитлера.
Начало свое одиссея архива Гроскурта берет с того момента, когда его отозвали с должности офицера связи абвера при главном командовании сухопутных войск и послали на фронт. Он поручил заботы над дневниками и другими своими бумагами жене — Шарлотте Гроскурт. Как она показала 16 марта 1947 г., все переданные ей мужем материалы и документы она спрятала в родовом имении своего отца в Гольштинии (Редвишхоф, неподалеку от Бад-Ольдеслё). Полковник упаковал все сам и на листке бумаги написал: «Служебные дела. Вскрыть только руководителю абвера господину адмиралу Канарису. Берлин, Тирпитцуфер, 80». В 1942 году, когда фрау Гроскурт переехала в Бремен, бумаги были укрыты в бомбоубежище. Возвратившись через год в имение, фрау Гроскурт передала сверток жившему в Бремене брату полковника д-ру Рейнхарду Гроскурту, который, приняв все меры предосторожности, закопал бумаги в арендованном им неподалеку от города саду. Когда Бремен заняли американские войска, он убедился, что сверток «в хорошем состоянии», и в феврале 1946 года вернул его золовке, которая снова перевезла бумаги в имение в Редвишхофе. Примерно в те же самые дни о свертке с документами вспомнили бывшая секретарша полковника фрау Инге Хааг и ее муж Вернер Хааг, который во время войны также принадлежал к антигитлеровской оппозиции. Более всего их интересовал «Доклад X», в которое речь шла о попытках сохранить мир с Великобританией в канун нападения на Польшу и который должен был дать представление о взглядах оппозиции в Германии. Уступив уговорам Хаага, фрау Гроскурт согласилась на то, чтобы вскрыть доверенный ей мужем сверток с бумагами, тем более что Канариса давно уже не было в живых и указание мужа потеряло смысл. Помог Хаагу перевезти документы его довоенный друг, бывший американский консул в Бремене Морис У. Олтаффер. Немцам не разрешалось тогда свободно переходить из одной оккупационной зоны в другую, а Бремен представлял собой американский анклав в британской зоне. Кроме того, англичане не должны были ничего знать об этих документах. Американцы дали автомобиль, на котором Хааг и Олтаффер приехали в имение фрау Гроскурт. Им под расписку она и вручила документы. Это было в марте 1947 года. В квартире консула сверток вскрыли. Пояснения о характере тех или иных документов давал по-английски Хааг. Фотокопии некоторых бумаг и не имеющие особого значения личные записки возвратили вдове. Все остальное было отправлено в Вашингтон. Личный дневник Гроскурта Хааг оставил у себя. В 1959 году и этот дневник Хааг передал в распоряжение проф. Гарольда К. Дойча, который занимался изучением движения Сопротивления в Германии. Позднее тот отдал его в Мюнхенский институт современной истории. Начальник исторического отдела госдепартамента США Бернард Нобл предоставил проф. Дойчу возможность познакомиться также с пересланными в Вашингтон официальными документами и служебным дневником занятий Гроскурта, руководителя специального сектора абвера (особенно в той его части, которая касалась пребывания полковника на территории Польши). Сейчас они хранятся в федеральном военном архиве во Фрейбурге.
Спустя 30 лет бумаги Гроскурта наконец-то оказались там, где им надлежит быть, и теперь они стали доступны для ученых. В изданном томе документов содержатся тексты двух дневников Гроскурта (личного и служебного, относящегося к 1935–1940 гг. и к 1939–1940 гг.), отчет о поездке в Судеты в ноябре 1938 года, письма к генералу Людвигу Беку и другие материалы, связанные с деятельностью оппозиции. Кроме того, письма Гроскурта к брату Рейнхарду 1940–1943 годов, донесения о расстрелах евреев в Белой церкви в августе 1941 года, а также письмо к Карлу Гёрделеру. Все эти документы до сих пор были либо не известны совсем, либо мало известны. Как пишет в упоминавшейся уже работе проф. Дойч, «личный дневник Гельмута Гроскурта — открытие, неожиданное даже для знатоков истории немецкой оппозиции против Гитлера».
Для польского читателя наибольший интерес представляют отрывки из личного дневника Гроскурта, относящиеся к периоду, непосредственно предшествовавшему агрессии 1939 года и сентябрьской кампании. Будучи офицером связи абвера при командовании германских вооруженных сил, Гроскурт ежедневно делал записи служебного характера о происходящем в Польше, а одновременно, как бы на полях отчетов об официальных мерах, он делал пометки для самого себя. Мы впервые встречаемся с критическим (хотя и умеренно) отношением высокопоставленного офицера гитлеровского абвера к поведению немцев в подвергшейся агрессии стране. Главную вину он, разумеется, возлагает на СС. Нет, однако, недостатка и в фактах, свидетельствующих вопреки намерению автора о неприглядной роли вермахта. Дневник официальных занятий велся для Канариса. Но и в нем содержится немало фактов, которые напрасно было бы искать в других официальных документах того времени. А в личном дневнике мы находим сведения, о которых даже Гроскурт не отважился на бумаге сообщить друзьям.
Вот отдельные выдержки из дневников Гроскурта.[33]
24 августа 1939 г.
Доклад у Франкенберга [подполковник, руководитель центрального управления абвера],[34] затем у шефа, Канариса, потом у генерала Типпельскирха [начальник IV отдела генерального штаба]. Начинается война с Польшей. Шеф показал мне свои записи, сделанные на совещании командующих у фюрера, и краткое изложение его выступления. Я удручен. Все чистейшая ложь и обман. Нет и тени правды. Можно с полным правом сказать: «Ни грана нравственности».
26 августа.
Утром снова в Берлине. Те же кавардак и интриги. Гиммлер и Гейдрих планируют покушение на генералов. Надо быстро действовать и наконец заставить этих бандитов ответить за все то, во что они нас втянули. У вермахта камень свалился бы с сердца, если бы фюрер сделал это [Гроскурт тогда еще наивно верил в то, что все зло идет от двух господ Г.].
28 августа.
Генерал Томас [начальник тыла] заявил, что боеприпасов у нас всего на шесть недель. Нехватка боеприпасов особенно ощутима в авиации. Военно-морской флот в хорошем положении. Обязательный 4-месячный срок нигде не соблюдается. Запасов топлива в лучшем случае хватит на 2 месяца. Потом не обойтись без рационирования. Рассказ о секретном совещании у Гитлера. Никого из офицеров не пригласили. Были: Гиммлер, Гейдрих, Геббельс, Вольф и Борман, гауляйтеры и другие шишки из НСДАП. Слова Гитлера: Положение серьезное. Он полон решимости так или иначе покончить с восточным вопросом. Если Гендерсон не привезет из Лондона согласие на Гданьск и коридор, войны не избежать. Он так же, как и Фридрих Великий, полон решимости все поставить на одну карту. И готов сражаться на передовой всюду, где будет особенно жарко. Война будет тяжелой, быть может, даже безнадежной, тогда следует идти ко дну с честью, ни в коем случае не капитулировать. Кто считает, что им не руководит любовь к Германии, может его убить. И он ждет верности и послушания. Аплодисменты жидкие.
29 августа.
Фюрер, в числе прочего, сказал Риббентропу, Гиммлеру и Боденшатцу [генерал, адъютант Геринга]: «Сегодня ночью я придумаю для поляков что-нибудь такое дьявольское, что они околеют».
31 августа.
Польша условия отвергла. Больше ничего разузнать не удается. Война нервов продолжается, но она идет к концу. Все напряжены и возбуждены. По доверительным сведениям, итальянцы настроены против нас. В 17.00 отдан приказ о выступлении в 4.30!!!
Так начинается безумие.
3 сентября.
Войска [немецкие] встречают сильное сопротивление, особенно на участке 8-й армии и в Восточной Пруссии.
Завтра — эвакуация населения из красной [находящейся под угрозой] зоны на западе, включая города Саарбрюкен, Саарлойтерн и Фёльклинген. 130 тысяч человек уже пустились в паническое бегство. Полумиллиону человек придется покинуть свои дома. Франция и Англия в состоянии войны с нами. Я был прав, мой пессимизм оказался обоснованным. Страшно!
В Польше армия столкнулась с еще более упорным сопротивлением. Мы несем серьезные потери. У меня задание штаба: сравнить военные сводки — польские и немецкие.
4 сентября.
Хорошее продвижение на Востоке. Тишина на Западе. Только пропагандистские налеты. Донесения о потерях не подтверждаются. Майор Радке [армейская разведка] сообщает о необыкновенно малых потерях. Один полк 8-й армии потерял 100 человек убитыми и 240 ранеными. Министерство иностранных дел срочно требует свидетельства о пограничных стычках, а прежде всего о нападении на радиостанцию в Гливицах. Армия ничего об этом не знает. Любопытно, что и гестапо твердит то же самое…
Польские банды в тылах. Командир танковой бригады тяжело ранен, адъютант убит. Банды прячутся в лесах.
5 сентября.
Катовице занят специальными диверсионными подразделениями из Бреслау [Вроцлава], насчитывающими 400 человек, еще до подхода вермахта [сведения неверны — Катовице был занят регулярными частями, а уличные бои продолжались еще несколько дней].
В промышленном округе Силезия много повстанцев. Массовые расстрелы.
11 сентября.
Неразбериха. Радке [майор абвера] говорит, что вчера 10-я армия получила приказ Гитлера о бомбежке Варшавы. Браухич поначалу выходил из себя, потом в очень мягких тонах вел разговор с Герингом. Полк войск СС «Германия» плохо воевал на фронте, зато без передышки расстреливал евреев. Собственные потери до настоящего времени — 3 тысячи убитыми. Однако положение продолжает оставаться тяжелым, несмотря на успехи армии. Невообразимый балаган в пропаганде. У нас уже по меньшей мере 12 инстанций, не считая отдельных министров.
12 сентября.
Браухич и адмирал Канарис вызваны в ставку фюрера. Речь там шла о разделе Польши и судьбах ее населения. Конфискация списков членов польских союзов [имеются в виду участники восстаний в Силезии, Польше и др. ] на территориях, отошедших после третьего раздела Польши к Пруссии.
13 сентября.
Изданное главнокомандующим сухопутных сил Браухичем воззвание к полякам о суровых репрессиях за оказание сопротивления. Взятые и оккупированные территории—это не фронт. Военврач немец в армейском госпитале сорвал с раненых поляков бинты и застрелил их! Известие о ранении второго сына фон Вейцзекера не подтвердилось. хМать неправильно информировали. Он — адъютант графа Брокдорфа, командира 23-й дивизии [после войны долгое время был депутатом бундестага от ХДС].
23 сентября.
Адмирал делится своими впечатлениями о посещении штаба 14-й армии. Удручающее впечатление о деятельности «айнзатцкоммандо» [Войрша] «Молодые люди, вместо того чтобы сражаться на фронте, — пишет в донесении Канарису майор Шмидт-Рихберг, — выказывают свою храбрость перед лицом безоружных». Полковник Вагнер [из генерального штаба, после неудавшегося покушения 20 июля 1944 г. покончил с собой] рассказывал нам потом, что он требовал отзыва Войрши. Гестапо обещало откомандировать его [Войрша перевели в Катовице]. Генерал Лист тоже доносит «о неприязненном отношении армии к тем, кто носит мундир СС».
29 сентября.
Я получил политический меморандум генерала Бека «О военной ситуации после завершения польской кампании». Бек пишет: «Германия стоит на пороге мировой войны. Крах Польши ни в малейшей степени не опровергает этого. Имевшая рождение еще перед первой мировой войной теория о том, что в современных условиях война может быть заменена рассчитанной угрозой войны или же блефом, оказалась в основе своей ложной. Покорение Польши следует рассматривать лишь как эпизод пролога. То, что немецко-польская кампания столь неудачно сложилась для Антанты, конечно же, было для нее неприятным фактом. Судя по опыту предыдущей мировой войны, это поражение только укрепит упорство Антанты в осуществлении ее военных целей…» Оценивая военные возможности Гитлера, Бек не скрывает своего пессимизма, обращая внимание на мощь Советского Союза, а также на возрастающие возможности западных держав. «Чем дольше продлится война, тем больше шансов окажется у противников Германии». [Экземпляр меморандума Бека из архива Гроскурта испещрен язвительными пометками генерала Типпельскирха. В конце он пишет: «Кто автор этого текста, англичанин или немец? В последнем случае он уже вполне дозрел до концентрационного лагеря». Я уже упоминал, что Типпельскирха в Бонне считают критиком военной стратегии Гитлера!]
9 октября.
Один у адмирала Канариса. Он рассказывает о впечатлениях, вынесенных им из поездки на Восток. Посещение Бласковица и Рундштета. Они весьма критически высказываются о дисциплине в армии. С офицерами во главе солдаты вермахта занимаются в Польше грабежом. В Берлин приходят поезда из Польши. На вагонах надписи: «Фронтовая свинья возвращается. Где СС, где CA?» [В письме к жене Гроскурт так отозвался о рассказе Канариса: «Страшно! Что тут удивляться после такого воспитания молодежи! Все и так прощается. Даже Рейхенау признал, что Канарис прав, критикуя бесчеловечные приказы Гитлера в Польше».].
Дневники Гроскурта (личный и служебный) обрываются на середине июля 1940 года, когда его сняли с должности начальника специального отдела абвера при главном командовании сухопутных сил и отправили в действующую армию. Из дальнейших записей (после 10 октября 1939 г.) следует, что после секретной речи Гитлера на совещании гауляйтеров не осталось сомнений в намерении Гитлера напасть на Бельгию и Голландию, затем распространить военные операции на Францию и Великобританию. Вместе с тем в своей речи Гитлер уже предупредил о планируемой агрессии против Советского Союза. Хорошо информированные офицеры из группы Канариса отдавали себе отчет в том, что, если тотчас же не приступить к организации заговора против Гитлера, новые военные победы не позволят им склонить на свою сторону общественное мнение. Так-то оно так, да желающих действовать было немного. Гроскурта бесит, что, как только начинается серьезный разговор, все уходят в кусты. Он пробует сам беседовать с Беком, Остером, Вагнером и Ольбрихтом, но все затягивается до бесконечности. А тем временем Гейдриха настораживает царящая в штабе и абвере атмосфера. 9 ноября совершается подстроенное покушение на Гитлера в Мюнхене. Следуют многочисленные аресты. Генерал Франц Гальдер прямо предостерегает Канариса и Гроскурта, догадываясь об их намерениях. Он говорит им, что в штабе есть агент гестапо— приятель Гейдриха Этшайт. Его нельзя трогать. Связь Гроскурта с заговорщиками, а в особенности с Беком и Гёрделером, прерывается. Он отправляется на фронт. Спустя два года он — начальник штаба XI корпуса генерала Штрекера, входящего в состав 6-й армии фельдмаршала Фридриха фон Паулюса — попадает в «сталинградский котел».
Когда положение становится уже безнадежным и все ожидают смерти или плена, Гроскурт в январе 1943 года, за несколько недель до конца 6-й армии, предпринимает еще один шаг. Он добивается разрешения на вылет из-под Сталинграда для своего офицера, которому безгранично доверяет, майора Вальдерзее, бывшего его тайным связным с генералом Беком в Берлине. Он приказывает ему встретиться с генералами Ольбрихтом и Беком н призвать их к незамедлительным действиям, ибо только «падение Гитлера способно спасти армию под Сталинградом». Вальдерзее посетил Ольбрихта на Бендлер-штрассе (здесь размещалось ОКВ) и Бека у него дома. Последний посоветовал ему тотчас же отправиться к генералу Штюльпнагелю и фельдмаршалу Рундштету в Париж, а также навестить в Брюсселе генерала Фалькен-хаузена. Но визит к Руидштету «произвел такое угнетающее впечатление» на Вальдерзее, что он разуверился в успехе своей миссии. Бек ограничился обещанием написать фельдмаршалу фон Манштейну, командующему группой армий «Юг» (в СССР), в подчинении которого находилась 6-я армия. Впоследствии Манштейн признал (на Нюрнбергском процессе), что письмо такое он получил, но никакого толку! Сохранились письма Гроскурта к Беку, а также к брату, жене, друзьям. Гроскурт уверен, что Германия войну проиграла.