В БОРЬБЕ ДВУХ ЦАРЕЙ

В БОРЬБЕ ДВУХ ЦАРЕЙ

Пока Василий Шуйский на старости лет пытался тешиться с молодой женой, война охватывала всё новые земли России. Весной 1608 г. Москва наполнилась ратниками, разбегавшимися, как говорили, от бесчисленных войск Лжедмитрия II. Армия бездарного полководца Дмитрия Шуйского была разбита. Царские воеводы предавали или бежали от неприятеля. К Лжедмитрию, пришедшему с польско-литовской шляхтой, собирались все недовольные. Его войско с боями пробивались к Москве.

Скопин-Шуйский принужден был возглавить спешно формируемую армию. Князь пытался задержать Лжедмитрия на Калужской дороге. Он укрепился за Окой, на речке Незнайке, но был обойден. В войске открылся заговор. Михаил Васильевич подавил его жестоко: знатные участники были сосланы, незнатные казнены. Вскоре князь должен был отступить к Москве, куда 1 июня 1608 г. подошел самозванец. Войско Лжедмитрия II утвердились близ самой столицы, в селе Тушино.

Скорбя за страну, Гермоген обратился к царю с трогательной речью, умоляя его, возложив надежду на Бога, призвав в помощь Богородицу и московских угодников, немедля вести армию на врага. Царь презрел прошение патриарха. Он предпочел отсиживаться в Кремле, держа большую армию для защиты своей особы. В это время храбрые воеводы по всей стране бились с врагом без подкрепления, а орды разнообразных хищников терзали беззащитную Русь.

Летом Скопин- Шуйский во главе Большого полка защищал столицу. Сил для решительного наступления у него не было. Дворяне со своими боевыми холопами были хорошо вооружены. Их насчитывалось много. Полки московских стрельцов блистали яркими кафтанами и новыми длинными мушкетами, способными пробивать любые латы. А боевого духа это воинство не проявляло.

Ратники не понимали, за что им надо проливать кровь. Им говорили, что в Тушино сидит самозваный царь, не имеющий законных прав на престол. Но и в Москве сидел царь, захвативший престол, предательски убив всеми признанного царя Дмитрия Ивановича. Говорили, что тот был Лжедмитрием, посланным на Русь польским королём и иезуитами. Но царь Дмитрий Иванович в Тушино утверждал, что он и есть добрый царь, которого в 1605 г. приняли всей Москвой. Тот, на чьей свадьбе с Мариной Мнишек вся столица гуляла полгода спустя. Вот и Марина, говорили, приехала к нему в Тушино и признала своим мужем! А из Москвы приехали служить многие бояре, окольничие, стольники и чиновники приказов, в том числе Посольского приказа — министерства иностранных дел того времени.

«И впрямь, видно, он царь настоящий, когда к нему чиновные люди едут!» — говорили в Москве. Москвичи давно открыли бы ворота Лжедмитрию, если бы не боялись, что царь и литовские люди будут им мстить за кровавую свадьбу 1606 г.

Василий Шуйский из последних средств платил воинам жалованье. Налоги из восставших городов переставали поступать. Когда отпадал от власти Москвы очередной уезд (город с землями вокруг него), уезжали из царского войска и его ратные люди.

Большинство русских дворян несло ратную службу в объединениях по городам, вокруг которых располагались их поместья. Каждый год дворянин со своими холопами должен был «конно и оружно» приезжать в город на военный смотр.

В специальных книгах чиновники из Москвы писали, сколько с ним конных воинов и чем они вооружены.

Число воинов зависело от площади пахотной земли в дворянском поместье. Один дворянин должен был командовать отрядом из двух, другой — из десяти воинов и больше. Они объединялись в сотни. На войну дворянские отряды выступали все вместе, сотнями, как городской полк: Каширский, или Рязанский, или Муромский.

Во главе такого полка стоял местный выборный вождь. Кроме него, дворяне каждого уезда выбирали судей и губных старост: милицию для расследования и пресечения преступлений. Списки дворян и книги об их поместьях велись по городам.

Такие дворяне считались незнатными. Их называли городовыми дворянами и детьми боярскими. Но их среди дворян было большинство. Меньше четверти дворян входило в престижный Московский список. Их служба проходила в столице, там же велись их дела.

На войне городовой полк поступал в распоряжение назначенных из Москвы воевод: дворян Московского списка. По чинам, снизу вверх списка, это были дворяне московские, жильцы, стряпчие, стольники, думные дворяне, окольничие и бояре.

Чтобы увеличить эту привилегированную группу, состоящую всего из нескольких тысяч человек, из городов набирали дворян служить в Москве — «по выбору». Выборные дворяне, какими бы знатными они ни были в городах, находились в самом конце Московского списка.

Людям Московского списка царь особенно доверял. Их он назначал командовать на войне, вести посольства, управлять городами в качестве воевод. Именно московское дворянство руководило в стране всем. Но, как выяснилось, лишь до тех пор, пока им было кем руководить. В Смуту городовые дворяне, ремесленники и купцы стали сами решать, какому царю им служить. Зашаталась и готова была рухнуть не только власть боярского царя, но и власть московских дворян.

Патриарха Гермогена особенно возмущало, что даже московские дворяне переходили на сторону Лжедмитрия И. Они не желали понимать, что, следуя за волей присоединившихся к самозванцу городов, оспаривают власть Москвы — свою собственную, объединяющую Московское царство власть.

Часть городовых дворян оставалась пока на стороне Василия Шуйского. Но всё больше московских дворян, в том числе высших, окольничих и бояр, уезжало в Тушино. Они думали, что сумеют сохранить своё первенство в стране, если станут на сторону победителя. Ведь не разрушил же их власть первый Лжедмитрий!

Боярский царь Василий Шуйский сидел, запершись со своими немногочисленными сторонниками во дворце. Царь в Тушине, истинный или ложный, по крайней мере, сам скакал впереди своих полков! Это было точно общим между первым и вторым Лжедмитрием.

За что воинам было класть свои жизни, если даже их командиры не знали, кто истинный царь? В Москве были бояре — и в Тушине были бояре знатнейших фамилий. Часто члены одной семьи сидели и там, и там: ведь как знать, кто победит? Воины должны были умирать в боях, а бояре из Москвы ездили в гости к друзьям и родичам в Тушино.

Взять Тушинский лагерь с таким настроением войск Скопин-Шуйский не мог. И то сказать — лагерь Лжедмитрия II был построен с умом. Он располагался на Волоколамской дороге, на высоком холме между реками Москва и Сходня.

С трёх сторон он был окружен обрывами, с запада — земляным валом с частоколом и башнями. Штурм Тушина требовал от войск самоотверженности, которой у них не было.

А у армии самозванца недоставало духа для штурма Москвы. Там служило много шляхтичей и казаков, пылавших местью. Встречались среди них католики, но большинство было православных, с земель Украины, Белоруссии и Литвы. Ими командовали литовский князь гетман Роман Рожинский, воеводы Александр Лисовский и Ян Сапега, атаман запорожских казаков Иван Заруцкий. Русскими войсками в Тушине командовали московские воеводы. В их числе знаменитый полководец князь Семён Григорьевич Звенигородский, князья Дмитрий Мамстрюкович Черкасский и Дмитрий Тимофеевич Трубецкой.

На дороге между Тушином и Москвой постоянно шли бои. Чаще всего это были молодецкие схватки небольших отрядов храбрецов. Основные массы войск воеводы не решались вести в бой. Проиграв, каждый из царей потерял бы всё. А так можно было продолжать править на своём куске России.

Лжедмитрий II прочно окопался в Тушине, принимая посланцев от переходивших на его сторону городов. Их число выросло до 22-х. Непокорных разоряли его отряды, ударной силой которых была шляхетская и казачья конница.

Вскоре почти весь народ и немалая часть знати отказались от власти московского государя. Он сидел в столице, подобно «орлу без перьев, без клюва и когтей». Не осталось у него «ни сокровищ многих, ни друзей храбрых». Его уменьшающееся войско отступило за стены Москвы и село в осаду, «не имея надежды ниоткуда».

Василий Шуйский неустанно обвинял врагов в том, что они продают страну иностранцам. А сам отправил своего родича Скопина наместником в Великий Новгород, для переговоров со шведами, давно мечтавшими поживиться на русской Смуте. Царь готов был платить иноземцам деньгами и землями, лишь бы спасти свою власть.

Глубокие сомнения охватили Михаила Васильевича при этом задании. Заключить союз с королём шведов Карлом IX значило оскорбить его злейшего врага, польского короля Сигизмунда III. Карл был дядей Сигизмунда и его наместником в Швеции, но недавно отобрал у него шведский престол. А ведь с Сигизмундом только что с большим трудом удалось подписать мир!

По договору царь Василий отпускал из плена всех подданных Речи Посполитой. Король Сигизмунд обязался не воевать с Россией и отозвать своих подданных из Тушина. Конечно, не позволить магнатам и шляхте служить Лжедмитрию II король не мог. Это было их шляхетное право. К тому же многие из них были врагами Сигизмунда. Но призыв короля к шляхте мог немного ослабить Тушинский лагерь. А главное, договор не позволял королю вторгнуться на незащищённые земли Руси.

Прося помощи у шведов, Скопин-Шуйский не мог открыто отдать им часть территории России, на которую те давно претендовали. Русские люди восприняли бы это как предательство и окончательно отвернулись от Василия Шуйского. Но что удерживало шведов от вторжения, если граница с ними и так была плохо защищена? Начни шведы войну, ни Василий Шуйский, ни Лжедмитрий II им бы не воспрепятствовали. Сразиться с ними на просторах Руси мог только соперник Карла IX, Сигизмунд.

Скопин-Шуйский рассудил, что поляки и так уже вторглись в Россию, хотя и не официально. А аппетиты шведов не только можно ограничить, заключив с ними договор, но ещё и получить от них военную помощь против Лжедмитрия II. Разгромив его и утвердив в стране власть одного царя, князь наполовину победил бы и поляков. Если король вторгнется на Русь сам, то Скопин-Шуйский мог победить и его, имея созданную при помощи шведов армию.

Столкнуть двух ненавидевших друг друга королей, католика Сигизмунда и протестанта Карла, могло быть полезным. По только при одном условии. Чтобы не отдать Россию на растерзание соседям, воевода должен был создать новое, сильное войско. В Москве это было невозможно. Здесь все были охвачены сомнениями.

Самого патриарха Гермогена воины дворянских полков схватили, вывели из Кремля на Красную площадь и стали кричать: «Князя Шуйского одной Москвой выбрали на царство, а иные города того не ведают. И князь Василий Шуйский нам на царстве не люб, из-за него кровь льется и земля не умирится. Надо нам выбрать на его место иного царя!» — «Дотоле,- твёрдо ответил патриарх, — Москве ни Новгород, ни Казань, ни Астрахань, ни Псков и никакие города не указывали, а указывала Москва всем городам. А государь царь и великий князь Василий Иванович избран и поставлен Богом, и всем духовенством, московскими боярами и вами, дворянами, и всякими всех чинов всеми православными христианами. Да и из всех городов на его царском избрании и поставлении были в те поры люди многие. И крест ему государю целовала вся земля!» «А что вы говорите, — убеждал патриарх, — что из-за государя кровь льётся и земля не умирится — и то делается волей Божией… Ныне язык нашествие, и междоусобные брани, и кровопролитие Божьей волей совершается, а не царя нашего хотением».

Скопин-Шуйский хорошо знал, как сам святейший терзается этой гражданской распрей. «Недостает мне слов,- описывал патриарх свои муки при мысли о тех, кто стал служить «тушинскому вору»,- болит душа, болит сердце, вся внутренность терзается и все органы мои содрогаются! Плача говорю и с рыданием вопию: Помилуйте, помилуйте, братья и дети единородные, свои души, и своих родителей ушедших и живых, отец своих и матерей, жён своих, детей, родных и друзей — восстаньте, и образумьтесь, и возвратитесь!… Не свое ли Отечество разоряете, которому иноплеменных многие орды дивились — ныне же вами поругаемо и попираемо?!»

Патриарх говорил впадавшим в сомнения дворянам и воеводам, говорил Скопину-Шуйскому, что долг православного — служить царю Василию. «Существом телесным равен людям царь, властью же достойного его величества приличен Всевышнему». «Царь Божьим изволением, а не собой принял царство, — укреплял Михаила Васильевича святейший. — Им, государем, Бог врага своего, а нашего губителя и иноческого чина поругателя истребил и веру нашу христианскую им, государем, вновь утвердил, и всех нас, православных христиан, от погибели к жизни привел. И если бы попустил им Бог сделать по их злому желанию, конечно бы вскоре в попрании была христианская вера и православные христиане Московского царства были в разорении, как и прочие грады».

И ведь не ради истребления противников должно воевать за царя, убеждал Гермоген, а ради возвращения заблуждающихся братьев к истине: «Мы же с любовью и радостью примем их и не будем порицать, понеже без греха Бог един».

У Михаила Васильевича были большие сомнения насчёт способности царя прощать. Но различие между самозванцем и самодержцем, законно венчанным на престол в Успенском соборе Московского Кремля, боярин понимал твёрдо. Поручение Василия Шуйского на севере страны князь принял и выполнил отлично, как всё, за что брался.