Создатели чуда?

Создатели чуда?

Для каждого «чуда» необходимо немного магии. Предприниматели, которые обеспечили японское чудо, отрицали бы его сверхъестественное происхождение. Скорее, они воспевали бы «викторианские добродетели»: старание, терпение и открытость идеям. Глава корпорации «Мицубиси» Фудзино Тидзиро кратко обобщил ситуацию так: «Мы, промышленность и страна, обладали правильной комбинацией — трудом, ноу-хау, доступным зарубежным сырьем и способностью продавать. Очень важным был и энтузиазм. Мы тяжело работали».

Похожую точку зрения выразил и Хонда Соитиро, сказав, что «единственным крупнейшим фактором успеха нашей компании и успеха Японии является наш новаторский дух». Ибука Масару, президент компании «Сони», в отличие от прочих утверждал необходимость «избегать следовать за другими... Новые товары сами производят рынки, особенно — если они не делают того, что хочет мир». Ибука узнал о транзисторах в ходе учебного визита в США в 1952 году; когда он заявил американцам, что собирается применить их для производства радио, ему ответили — «это технически невозможно». К 1958 году он экспортировал «невозможное» радио в Америку.

ХОНДА

Эпический успех Хонды Соитиро (1906-1991) демонстрирует, как в условиях доминирования в экономике огромных корпораций и засилья бюрократии личные усилия одного-единственного предпринимателя по-прежнему способны привести к созданию производителя-гиганта. Хонда был сыном кузнеца и начал собственный бизнес в возрасте 22 лет, сначала управлял ремонтной мастерской, а затем делал поршневые кольца для «Тойоты». В годы войны его компания была обязана работать на военные поставки, и этот опыт привел его к убеждению в том, что «командная экономика» ведет к провалу: негибкие стандарты, фиксированные цены и отсутствие конкуренции убивают стимулы для улучшений.

Послевоенная нехватка личного транспорта предоставила Хонда первую новую возможность. Он вышел на рынок мотоциклетного производства, приспособив оставшийся от военных запас маленьких моторов. В 1951 году он запустил в производство легкий, простой в управлении мотоцикл «Дрим», продав в итоге 9 000 000 единиц. В 1953 году Хонда выпустил модель С-100; к 1959 году это был самый продающийся мотоцикл в мире.

Хонда знал, что ключ к успеху — брать пример с лучших и превосходить их. Он отправился на гонки на острове Мэн, которые были своеобразным местом смотра и апробирования технологий, и решил превратить свою компанию в мировой бренд, но его первые попытки были осмеяны. Многому Хонда научился благодаря терпеливому «обратному инжинирингу»: покупая британские мотоциклы и дотошно и педантично разбирая их по частям. Таким образом он получал знания, которые затем тестировал на трассе; дорогостоящие уроки позже учитывались при производстве машин для каждодневного использования. Гонки дали Хонде точку опоры, от которой отталкивались стандарты качества и превосходство инженерной мысли, и в то же время обеспечили компании статуе мирового лидера. Когда-то в Японии мотоциклы производили 300 компаний, но в конце концов осталось только четыре, и компания Хонды была крупнейшей из них. Основной конкурент, компания «Тохацу», обанкротилась в 1964 году. К 1960-м годам на повестке дня стояло производство автомобилей, невзирая на враждебные отношения со всемогущественным министерством международной торговли и промышленности, которое считало компании «Тойота» и «Ниссан» производителями мирового класса и хотело объединить прочих производителей в единую компанию. Хонда отказался подчиняться и позднее гордился этим, говоря, что «причина, по которой моя компания существует сегодня, заключается в том, что я делал противоположное советам министерства». В 1972 году Хонда вывел на рынок экономичную модель «Сивик» — как раз вовремя для энергетического кризиса, разразившегося в 1973 году. В том же году он формально сложил с себя полномочия главы компании, чтобы освободить дорогу «свежему менеджменту, строящемуся на тех ценностях, которые я всегда находил удивительными».

СЕКРЕТЫ УСПЕХА?

В 1967 году лондонский журнал «Экономист» опубликовал статью «Восходящее солнце», в которой попытался проанализировать факторы, приведшие Японию к успеху. В статье выделялись два фактора: тесное сотрудничество между правительством и промышленностью и высокий средний уровень образования. (Разумеется, автор статьи имел некоторое предубеждение по поводу этих факторов, которые в Великобритании разительно отличались от японской ситуации.) С конца войны Японией, за исключением периода чуть менее года в 1948 году, правили опиравшиеся на бизнес-сообщество «консервативные» партии. В 1955 году изменения среди левых привели к тому, что различавшиеся только в названии партии либералов и демократов оставили свои споры и объединились в Либерально-демократическую партию (ЛДП), которая с тех пор и пребывала у власти. Подобная стабильность политической системы одновременно укрепила доверие бизнеса к осуществлению долгосрочных инвестиций и придала убедительность обещаниям правительства. Что касается образования, то к концу 1960-х годов примерно 70% японских детей обучались в школах до восемнадцати лет; это вдвое выше, чем в Великобритании. Неравенство же в пропорциях японских и британских университетских выпускников, выходящих на рынок труда, было еще заметнее. Среди других важных факторов западные аналитики называли:

1) отсутствие продолжительных забастовок. Ежегодные апрельские «весенние наступления» (сюнто) обычно были короткими ритуальными остановками и часто длились всего несколько часов. Долгие споры, вредившие рыночной ситуации, считались только дающими преимущества конкурентам. Например, с 1958 по 1974 год компания «Тойота» не простаивала ни единого часа по причине забастовок.

2) уровень сбережений, в три раза превышающий британский; его стимулировали налоговая и платежная системы, поощрявшие сбережения, а также банковская структура, которая перенаправляла эти средства в промышленность для финансирования долгосрочных инвестиций. (Со временем почта Японии — с точки зрения наличных депозитов — должна была стать крупнейшим банком в мире.) К 1960-м годам среднегодовой прирост основного капитала в Японии превышал 30% от ВНП, что в два раза выше уровня США.

3) благоприятная международная среда — низкие цены на сырье и энергоносители, расширяющаяся мировая торговля и выгоды, извлекаемые из конфликта во Вьетнаме.

История о вознаграждении добродетели? Частично. Но также это и рассказ о способности увидеть возможности, ухватиться за них обеими руками и реализовать, опередив высокомерных конкурентов, которые чрезвычайно недооценивали новые технологии из-за того, что совершенно не видели у японцев способности разработать их и расширить.

А японцы не боялись защищать свой рынок всеми доступными средствами. К концу 1950-х годов около 80% японского импорта находилось под определенными запретами или являлось предметом квотирования. Остальная часть страховалась посредством толстенной кипы документов.

СТАНДАРТЫ И КАЧЕСТВО ЖИЗНИ

По мере того как забывались война и голод, простота традиционного образа жизни уступала место желанию иметь различные технические устройства (гаджеты) и новинки. При коронации японский император получал три священных сокровища: зеркало, меч и яшмовое ожерелье. К 1950-м годам японские потребители хотели обладать своими тремя сокровищами: телевизором, холодильником и стиральной машиной; и к 1964 году 90% из них смотрели Олимпийские игры на собственном телевизоре, и свыше 50% получили и два других вожделенных предмета. К концу 1960-х годов потребители хотели «трех чудес» — автомобиль, цветной телевизор и кондиционер; наиболее жадные стремились купить «три В» — видео, виллу (у моря) и вояж за границу.

В 1968 году в ходе студенческих бунтов — когда по всему миру вьетнамские события стали катализатором роста внутреннего недовольства — кампус элитного Токийского университета превратился в поле битвы, откуда в полицию летели бутылки с зажигательной смесью. Японцы в целом очень толерантно относились к выходкам молодежи, и некоторые известные социальные комментаторы великодушно интерпретировали подобный вандализм как критику тупого материализма эпохи. С другой стороны, многим иностранцам японцы казались освежающе-свободными от повсеместного социального зла, считающегося неизбежным спутником «изобилия». В Японии не было особых проблем из-за наркотиков, уличная преступность была незначительной, о граффити буквально ничего не знали.

Правда, в Японии были якудза — мощный класс гангстеров, численностью 80 000 человек, что в пять раз больше численности американской мафии. Романтизируя образ «современных самураев», они декларировали свою приверженность кодексу чести, который сочетал готовность контролировать проституцию и рэкет с рьяным патриотизмом. (Якудза действительно направляли резервных агентов в штатском для помощи регулярной полиции в защите от проявлений враждебности приезжающих в страну иностранцев.) Организованные в семь крупных сетей, они долгое время получали выгоду от тесных связей с высокопоставленными членами политической и бизнес-элиты. За исключением терроризирования несговорчивых продавцов расположенной в стратегических местах недвижимости или запугивания акционеров, смевших задавать «неудобные» вопросы на собраниях компании, якудза почти всегда направляли силу друг против друга, а не обрушивали ее на обычных граждан. Глубоко консервативные во взглядах, десятилетиями в послевоенной Японии они были если и не добродетельной силой, то основой стабильности. (Впоследствии проникновение якудза в легальный бизнес, особенно благодаря «развитию собственности», приобрело такие масштабы, что их прежние отношения с силами порядка стали выглядеть явно угрожающими.)

Отчет «Японцы и общество», выпущенный в 1972 году Агентством экономического планирования, рисовал картину все более здоровой нации, но в то же время страны людей, подверженных стрессу и склонных причинять себе вред. Среди позитивных факторов отмечалось, что японцы сравнялись по продолжительности жизни со шведами, а младенческая смертность у них самая низкая в мире. Улучшение питания привело к значительному увеличению роста, веса и силы молодых людей; в среднем японская молодежь была на пять дюймов выше своих дедушек и бабушек в том же возрасте. Но работа приводила к физическому переутомлению; она была «настолько интенсивной, что накопленный стресс нельзя легко снять при помощи сна». Связанную со стрессом усталость усугублял тот факт, что «люди берут не более половины от своего оплачиваемого отпуска, который и так существенно короче, чем в западных странах». «Люди не хотят брать больничный, за исключением серьезной болезни... сорок процентов опрошенных не брали больничный, когда получали медицинский уход».

ВЫСОКАЯ ЖИЗНЬ И НИЗКИЕ ВКУСЫ?

Экономическая экспансия и социальный прогресс Японии за несколько десятилетий после войны неопровержимы; ее культурные достижения были более спорными. За счет доходов старших сараримэн («саларименов», т. е. «белых воротничков», менеджеров, офисных клерков и т. п.) процветали клубы и кабаре, а тинейджеры и домохозяйки толпились в комнатах для игры в пинбол (пачинко) и в киссатэн (кофейнях). Национальный спрос на «мягкую» порнографию, комиксы манга, угрожал лишить Японию лесов. В то же время официальная поддержка «живых национальных достояний» помогала выдающимся ремесленникам, а массовый интерес к искусствам аранжировки цветов и каллиграфии способствовал процветанию сотен академических и частных преподавателей. Благосостояние сделало доступным традиционный досуг самураев для остального народа.

Одним из значимых следствий послевоенного периода было возрождение интереса к японской культуре на Западе. Британский мастер по глине Бернард Лич восхищался японской керамикой, традиционной и авангардной. Писатель Алан Уоттс популяризировал необычную философию дзэн. Группы энтузиастов начали заниматься дзюдо, кен-до и икебаной; другие серьезно увлеклись содержанием карпов кои (разновидность золотых рыбок) и выращиванием бонсай.

Вероятно, проводником, который первым подпитывал новый энтузиазм, был кинематограф. В 1951 году фильм «Расемон» режиссера Куросавы завоевал гран-при Венецианского кинофестиваля. Руководители крупнейшей студии Японии «Тохо» не хотели отправлять фильм на конкурс, опасаясь, что он не будет принят Западом (как и многими японцами). В фильме рассказывается и, что более в&кно, пересказывается средневековая история о грабежах и насилии с точки зрения их жертвы, злодея и стороннего наблюдателя. Чтобы еще больше запутать сюжет, от лица путешественников XVIII столетия, которые укрываются от грозы в разрушенных воротах Расе (Расе-мон) в Киото, внутри одной истории рассказывается другая. За основу фильма Куросава взял сюжет короткого рассказа Акутагавы Рюноскэ «В чаще». Вскоре путем Куросавы пошли и другие. Действие его фильма «Семь самураев» (1954) было перенесено в Мексику, там новая версия получила название «Великолепная семерка», а «Едзимбо» (1961) в руках Серджио Леоне превратился в фильм «За пригоршню долларов», тем самым положив начало чрезвычайно успешному циклу «спагетти-вестернов».

Самым известным послевоенным автором Японии стал не обладатель Нобелевской премии по литературе лиричный Кавабата Ясунари, отравившийся газом в 1972 году, а драматичный Юкио Мисима, совершивший сэппуку в 1970 году. Плодовитый и разносторонний писатель, Мисима превратил свою жизнь в искусство. Воспитанный в изоляции деспотичной бабушкой, он сумел благодаря интенсивным физическим тренировкам из застенчивого слабака, негодного для службы в армии, стать истинным атлетом. Одна из его лучших книг, «Золотой храм» (1956), рассказывает подлинную историю этого древнего сокровища Киото, которое чудесным образом пережило пять столетий, а потом было сожжено сумасшедшим монахом. Мисиму всегда завораживали образы неестественного и ужасного; позднее он написал рассказ и снял фильм о самоубийстве молодого офицера, вовлеченного в февральский «инцидент» 1936 года. Все более обеспокоенный тем, что он считал послевоенным моральным разложением Японии, Мисима сформировал военизированную группу «Общество щита», целью которой являлось духовное возрождение нации. В день, когда он завершил свою последнюю работу, тетралогию под названием «Море плодородия», Мисима вместе с преданными сторонниками из «Общества щита» попытался начать в военных казармах пригородного Токио государственный переворот во имя императора. Когда солдаты гарнизона ответили на его высокопарную речь недоверием и насмешками, он совершил самоубийство традиционным для самураев способом.

Некоторые западные литературные критики сожалеют об известности личности Мисимы на том основании, что публичность его жизни и работы затмевала достижения других выдающихся писателей, например «Огни на равнине» (1951) Оока Сехэй, где описываются ужасы каннибализма в филиппинских джунглях во время войны; роман-клаустрофобию «Женщина в песках» (1962) Кобо Абэ и «Молчание» (1966) Эндо Сюсаку, где живописуются преследования христиан в XVI веке. «Великим старым человеком» называли писателя Дзюъитиро Танид-заки (1886-1965), чей первый рассказ вышел в 1910 году. Его главная работа, переведенная под названием «Мелкий снег» (1943-1948), повествует о жизни среднего класса в дни, предшествовавшие войне. Последний роман Та-нидзаки «Дневник безумного старика» описывает жизнь старого человека, который начинает испытывать сексуальное влечение к ногам собственной невестки.

Комические и сатирические произведения японских авторов обычно считаются не слишком «серьезными» для перевода на другие языки, и потому у западных читателей легко может сложиться впечатление, будто японская литература концентрируется почти исключительно на меланхолии, болезнях и мазохизме.

МЯГКО ДОБИВАТЬСЯ ЦЕЛЕЙ

Во время оккупации главной целью японской национальной политики было восстановление права на эту самую политику. В 1950-е годы Япония предприняла несколько внешнеполитических инициатив, направленных на возобновление членства в международных организациях и заключение соглашений о репарациях с бывшими оккупированными ею странами. В 1964 году, в год Токийской олимпиады, были наконец отменены сложные правила, долгое время ограничивавшие зарубежные поездки частных лиц, что стало пусть маленьким, но значимым символом повторного появления Японии на международной арене. В 1965 году Япония восстановила дипломатические отношения со своей бывшей колонией, Республикой Корея (Южная Корея); эти отношения вряд ли можно было назвать сердечными, но они открыли путь для дальнейшего взаимовыгодного экономического сотрудничества.

Отношение к Китаю было сложным. Оставаясь лояльными США и признавая националистический режим на Тайване, Япония получала выгоду за счет расширения торговли со стремительно развивающимся островом, но одновременно поддерживала нерегулярные, косвенные контакты с материковым Китаем через торговые дома, якобы поддерживаемые левыми организациями, симпатизирующими коммунизму. К 1970 году оборот составлял 2% японского экспорта и 20% китайского импорта. Даже правые продолжали испытывать сдержанное уважение к Китаю как к источнику японского культурного наследия, ядерной державе и потенциально огромному будущему рынку.

Политика в отношении СССР оставалась явно негативной. Проведенный в 1971 году опрос общественного мнения показал, что японцы не любят СССР даже сильнее, чем изоляционистскую и милитаристскую Северную Корею. Отчасти это было выражением антикоммунистического настроя, отчасти — памятью об обращении русских с японскими военнопленными, отчасти — продолжающейся советской оккупацией Южных Курильских островов, которые японцы упорно считали неотъемлемой частью своей территории. На протяжении десятилетий вопрос о «северных территориях» остается неразрешенным и выступает преградой для экономического и технологического сотрудничества, которое могло бы быть крайне выгодным для обеих сторон.

Лишенная армии и неискушенная в дипломатии, в мире Япония чувствовала себя увереннее, имея дело с экономикой и технологиями. Соответственно, немалые усилия власти приложили для проведения в Осаке в 1970 году «Экспо» — международной выставки, которая показывала другим странам, как далеко вперед ушла Япония за четверть века. Однако события 1971 года подтолкнули Японию к болезненному осознанию того, что она рано начала праздновать. Америка, краеугольный камень глобальной политики Японии, провела сразу две инициативы, которые застали японское правительство врасплох: США признали «Красный Китай» и подняли тарифы на импорт, включая японский. Дело не в том, что Япония не могла приспособиться к этим важным изменениям в политике, но в самом факторе внезапности, который воспринимался как шок или удар. Впоследствии американцы смягчили принятые решения, уверяя японцев, что не будут заключать с Китаем соглашений, ущемляющих интересы Японии, и позволив в итоге Окинаве вернуться под японский суверенитет. Тем не менее Японии насильственно напомнили, что ее «особые отношения» с США по-прежнему остаются односторонними.

СПАД

Экономические «чудеса» не являются исключениями из правила, что все на свете имеет свою цену. Загрязнение воды химическими компаниями и токсины бумажных компаний, попадавшие в пищевую цепь, стали вызывать уродства и преждевременную смерть среди фермеров и рыбаков. Скоро слово когай (загрязнение окружающей среды) широко распространилось, японцы узнали о страхах, ассоциируемых с болезнью Минамата (хронические отравление ртутью) и астмой еккаити. Раньше города конкурировали между собой за привлечение новых фабрик, теперь они же вместе протестовали против них. К 1971 году действовало более 450 групп против загрязнения окружающей среды, в одном Токио их насчитывалось свыше ста. К этому времени столица страдала от побочного продукта своего богатства — фотохимического смога. В 1971 году власти города официально заявили: «Жители Токио дышат отравленным воздухом. Их водные источники загрязнены. Они живут с уровнем шума, который действует на нервы. Земля под их ногами проваливается. Животным, растениям и жизни в море угрожают промышленные отходы».

В том же году было с опозданием создано Агентство окружающей среды, которое возглавил директор в ранге члена кабинета министров. К 1973 году правительство было вынуждено выпустить официальное предупреждение о том, что никому не следует есть в неделю больше шести креветок или одного фунта тунца. Детям и беременным и кормящим женщинам категорически не советовали употреблять в пищу моллюсков.

Строительство дорог шло гораздо медленнее, чем росла численность автомобилистов; за тридцать лет с 1945 года на дорогах Японии погибло больше людей, чем во вместе взятых Хиросиме и Нагасаки. Городские пейзажи подавлялись видом мрачных, серых бетонных офисов и апартаментов. Леса и побережье были разграблены. В 1973 году правительство признало провал:

Правительство тратило слишком много общественных фондов на инвестиции в производство, пренебрегая социальной сферой. Оно не смогло составить адекватный план зонирования для разделения жилых и промышленных областей. Оно мало делало для регулирования деятельности бизнеса, связанной с загрязнением окружающей среды, за исключением тех случаев, когда вред был очевиден.

В том же году рыбак с Кюсю, арестованный за демонстрацию против планировавшегося строительства еще одного нефтехимического сооружения, высказался на эту тему намного более жестко:

Япония — осьминог, пожирающий собственные щупальца. Нашим главным богатством всегда были океаны, реки, превосходные земли и дух нашего народа... В погоне за экономическим ростом мы загрязняем нашу почву, воду и воздух, а также и себя. Мы — третьи в мире по ВНП, но первые — по валовому национальному загрязнению.

Потенциальное разрешение кризиса пришло с неожиданной стороны. Разразившаяся на Ближнем Востоке война привела к тому, что арабы ввели «нефтяные санкции», которые увеличили в четыре раза цену на нефть — крупнейшую импортную статью Японии — и тем самым стали угрожать поставить японскую экономику на колени.