Казнь

Казнь

Самоубийство Геринга вызывает переполох среди тюремных властей и органов безопасности и, по-видимому, приводит их в замешательство, но в конечном счете оно ничего не меняет в планах казни приговоренных к смерти. В час ночи 16 октября 1946 г. в замке камеры Риббентропа скрежещет ключ. «Божий агнец, кто искупает мирские грехи», — бормочет еще с закрытыми глазами бывший имперский министр иностранных дел. Затем он поднимается со своего топчана, двое военных полицейских в белых касках сопровождают его. Они направляются через двор к гимнастическому залу. У стены напротив входа в гимнастический зал, залитый потоком электрического света, высится выкрашенное в черный цвет почти двухэтажное деревянное сооружение. Тринадцать ступенек ведут вверх на помост особой формы, наверху которого поднимаются виселицы. «Техническое описание» этого странного сооружения тюремный врач д-р Пфлюкер излагает следующим образом:

«Когда приговоренный к смерти входит на помост и его конвоируют к виселице, под его ногами находится потайной люк. В тот момент, когда ему на шею накладывают петлю, люк открывается одним нажимом кнопки, и приговоренный через отверстие падает в глубину. Внизу комиссия из военных врачей четырех союзных великих держав устанавливает наступившую смерть. А находящиеся в зале из всего этого видят только, что происходит на поверхности помоста, то есть накладывание петли на шею».

Компетентные лица придерживаются мнения, что все должно происходить очень быстро. В гимнастическом зале довольно мало народу: четыре генерала — представители союзных великих держав, далее — начальник нюрнбергской тюрьмы американский полковник Эндрус, восемь избранных представителей печати и д-р Вильгельм Хегнер, бывший в то время премьер-министром Баварии, в качестве «свидетеля, представляющего немецкий народ», которого по этому случаю срочно доставили в Нюрнберг. В зале запах виски, черного кофе и ароматных виргинских сигарет.

Быстро следуют события. Исполняющий обязанности палача американский сержант Джон Вудз работает с двумя помощниками. Каждого осужденного вводят в зал отдельно два полицейских в белых касках, держа за руки. Конвоиры ведут его по лестнице. Остается еще несколько секунд. Они предназначены ожидающему священнику, который пытается несколькими словами дать душевное утешение. Затем помощники сержанта Вудза натягивают на голову осужденного черный колпак, после этого сержант накладывает на шею петлю и в следующую секунду нажимает кнопку. В это мгновение с громким стуком открывается люк, и осужденный — с петлей на шее — падает в пропасть.

Риббентропа вводят в гимнастический зал в 1 час 01 минуту. Помощники сержанта Вудза связывают ему руки, затем просят его громко назвать свое имя. Когда его вводят на помост, Риббентроп обращается к присутствующим в зале со следующими словами: «Боже, храни Германию! Мое последнее желание, чтобы было сохранено единство Германии и через него было достигнуто понимание между Востоком и Западом». Вероятно, подобное желание никогда не звучало из более недостойных уст. Он, кто всю свою жизнь посвятил прямо противоположной этим словам деятельности, был способен даже в последнюю минуту на наглое лицемерие. Но уже ему на голову надет черный колпак, и через люк исчезает бывший министр иностранных дел Гитлера.

Те журналисты, которые не получили пропуск в гимнастический зал, пробрались к чердачным окнам Дворца правосудия в Нюрнберге, откуда по крайней мере можно было видеть двор гимнастического зала и его входную дверь. Сюда также доносится стук люка; светящийся циферблат на часах журналистов показывает 1 час 14 минут, когда Риббентроп исчезает в глубине. Следующий, кого вводят в гимнастический зал, — фельдмаршал Вильгельм Кейтель. «Я прошу Всевышнего сжалиться над немецким народом» — это последнее слово человека, который сам был так беспощаден к своему народу, что хотел драться «до последнего немца».

«Все для Германии!» — последние слова Кальтенбруннера, человека, который огнем и мечом уничтожал народ своей страны. Альфред Розенберг называет только свое имя. Священнику, который спрашивает у него, помолиться ли за спасение его души, он ворчливо отвечает: «Спасибо, не нужно!» После этого снова падает вниз крышка люка. Следующий — осужденный Фрик. Он не говорит ни слова. За ним следует Ганс Франк. «Я благодарю вас за мягкий приговор. Я прошу Всевышнего, чтобы он милостиво взял меня к себе» — его последние слова. И вот уже падает крышка люка.

Теперь снова открывается дверь гимнастического зала. При свете, падающем из приоткрытой двери, можно видеть следующее: два военных полицейских в белых касках, взяв за руки, тащат фигуру в длинных белых кальсонах. Юлиус Штрейхер воздержался от того, чтобы встать с кровати, он не был расположен ни одеваться, ни идти собственными ногами с конвоирами. Поэтому они вынуждены были тащить его.

Между тем Штрейхер беспрерывно кричит: «Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!..» Этот безумный крик был прерван, наконец, лишь стуком люка Несколько минут тишины, затем идет следующий осужденный, Фриц Заукель. Он все еще не может освободиться от навязчивой идеи, что смертный приговор — это только ошибка перевода, описка, недоразумение. Он кричит об этом даже тогда, когда ему на голову натягивают черный колпак, и вот он уже исчезает в люке. Затем следуют Йодль и Зейсс-Инкварт.