Анна Иоанновна

Анна Иоанновна

Кто же мог претендовать на российский престол после смерти седьмого государя из Дома Романовых?

Прежде всего цесаревна Елизавета — родная, теперь уже единственная дочь Петра I. Но она сама не проявляла в ту пору еще никакого интереса к политике, так как была занята исключительно любовными переживаниями. Серьезно при дворе к ней мало кто мог относиться, хотя некоторые придворные и высказывались о ее правах на престол.

Затем — Голштинский принц, муж скончавшейся в Киле Анны, старшей сестры Елизаветы. Но он не имел достаточной поддержки ни внутри страны, ни за ее пределами. Датский посланник Вестфален, например, направил в Верховный совет срочную депешу, в которой говорилось, что «…ежели наследство Российской империи будет передано Голштинскому принцу, то Датскому королевству с Россией дружбы не иметь». Поговаривали и о его двухлетнем сыне Петере Ульрихе, внуке Петра I, но поддержки эта идея не получила.

Нашлись люди, вспомнившие старую царицу и поспешившие к воротам Новодевичьего монастыря, чтобы напомнить ей, что она как законная супруга императора Петра I имеет право занять престол. Но их пыл охладила разумная мысль: может ведь статься так, что не короновать, а погребать ее вскоре придется. Царицей Евдокия могла бы стать лишь на короткое время, а потом? Потом опять неопределенность…

Поскольку среди потомства Петра I наследника престола не нашли, то на собрании Верховного тайного совета, открывшемся на другой же день после кончины юного императора, перешли к старшей линии семьи Романовых, то есть к детям царя Иоанна, сына Алексея Михайловича от первого брака.

В числе возможных претендентов стали обсуждаться его две дочери — Екатерина и Анна, племянницы Петра Великого.

Старшая, Екатерина Иоанновна, ставшая герцогиней Мекленбургской из-за политических соображений своего дяди, была обременена семьей, да к тому же, как уже говорилось, несчастной в замужестве. Муж ее был сварливым и недобрым человеком, находился в вечной борьбе со своими подданными и со всем миром, с женой вообще не считался, обращался с ней жестоко и грубо.

Не желая больше выносить деспотичный характер герцога, Екатерина вместе с маленькой дочкой Елизаветой вернулась в Россию и вот уже восемь лет проживала в Петербурге. Она приближалась к своему сорокалетию и очень растолстела, так как любила сладко есть и пить. Но несмотря на свою полноту, Екатерина могла без устали плясать на бетах, удивляя всех своей подвижностью и энергией. За веселый нрав и необузданность немцы прозвали дочь царя Иоанна V «дикая герцогиня». При российском дворе о ней создалось однозначное мнение: «…чрезвычайно живого характера, не имеет скромности и откровенно высказывает все, что ей приходит в голову, хотя и не глупа». Так что собравшиеся на Верховном тайном совете сановники и высшее духовенство единогласно решили, что в царицы Екатерина Иоанновна не годится.

Вторая племянница Петра I, Анна Иоанновна, оставшаяся вдовой, не вкусив семейной жизни, по желанию своего царственного дяди продолжала жить в Курляндии, привлекая к себе немало претендентов на это герцогство, выступавших в роли ее женихов: это и Александр Вюртембергский, и герцог Саксен-Вайсенфельский и, наконец, красавец Мориц Саксонский — побочный сын короля Августа II. Анна была непрочь выйти замуж за последнего, отдавая ему явное предпочтение: об этом уже открыто поговаривали и при петербургском дворе.

Младшая же дочь Иоанна, Прасковья, вообще не принималась во внимание. Она была болезненной и недалекой умом женщиной, словно переняв все слабости своего батюшки. Морганатическим браком она сочеталась с генералом Мамоновым.

После долгих споров остановились на кандидатуре, герцогини Курляндской. «Она свободна и одарена всеми способностями, нужными для трона», — так был мотивирован этот выбор. Хотя племянница Петра и проживала в Митаве, она пользовалась определенной популярностью в Москве и Петербурге, куда частенько наведывалась. Друзей у нее было немало, и среди них — дальновидный Остерман. Он был членом Совета, но в голосовании не принял участия, заявив: «Как иностранец, я удаляюсь от совещаний о выборе, а потом дам свой голос тому, кого все выберут». В этом была хитрость опытного дипломата, оказавшегося во время царствования Анны Иоанновны на вершине власти.

Проголосовать-то проголосовали, но увязали восшествие Анны на престол с принятием обязательств, изложенных в письме, которое с курьером срочно отправили в Митаву.

Какие же условия поставил Верховный тайный совет перед герцогиней Курляндской? Что ей надлежало выполнять, восседая на престоле?

В письме было написано, что Анна Иоанновна, став царицей, должна распространять православную веру, не вступать в супружество и не определять наследника, ни с кем не начинать войны, подданных никакими податями не отягощать, государственные доходы не растрачивать, содержать Верховный тайный совет в количестве восьми человек и т. п.

Все это существенно ограничивало ее власть. Но получив письмо, Анна тем не менее согласилась на все условия Совета и срочно выехала в Москву, оставив своих любимых собачек пекинесов. Она даже последовала предписанию «верховников» не брать с собой в Россию человека, с которым уже несколько лет была в самом тесном контакте в своем герцогстве. Речь шла о немце Бироне. Учитывая ситуацию и настраиваясь явно враждебно к Верховному тайному совету, поставившему перед ней так много условий, престолонаследница оставила Бирона — своего секретаря, как она его называла, в Курляндии, а всю его семью привезла с собой.

Так вторично на российском престоле оказалась женщина, на этот раз племянница Петра Великого Анна Иоанновна — первая из семьи Романовых, выданная замуж за иностранного принца. Ей была принесена присяга как государыне России. Примеси немецкой крови у нее не было, но половину своей жизни она провела в окружении немцев и была по духу скорее немкой, чем русской.

Мысль удалить «верховников» с пути своего самодержавия новую императрицу не оставляла. Да и помощников для этого у нее нашлось немало. Среди них все тот же Остерман, хилый, больной на вид, казавшийся старше своих лет и постоянно твердивший о своих недугах, но лучше, чем кто-либо другой, умевший определять цель и средства ее выполнения. После избрания Анны на царский престол он не выходил из дома, обложился лекарствами и стал распускать самые тревожные слухи о своем здоровье. Так он делал всегда, когда что-то замышлял или предвидел какой-то кризис, от которого хотел бы остаться в стороне. Действовал же он на этот раз через свою жену, не подрывая вроде бы своей репутации члена Верховного совета. А в Петербурге в это время образовалась партия, которая выступала за то, чтобы герцогиня Курляндская правила без каких-либо условий, или, как их тогда называли, кондиций. Представители этой партии заявляли, что Анна Иоанновна, как дочь старшего брата Петра I, имеет право на наследие без всяких условий. И времени даром они не теряли…

Среди помощников Анны были и ее сестры: герцогиня Мекленбургская, женщина смелая и решительная, и младшая сестра, Прасковья. Участвовали в заговоре и другие женщины, вхожие в апартаменты государыни. Маленький сын Бирона, которого каждый день носили к царице, служил почтовым ящиком: письма прятали в одежды ребенка. Все шло наилучшим образом, препятствий не возникало. Во главе стражи дворца стоял немец Альбрехт. С ним у Анны была четкая договоренность.

Поддержка пришла и со стороны гвардейских офицеров, видевших в лице новой императрицы законную наследницу. «Мы не позволим, чтобы государыне предписывались законы! Она должна быть такой же самодержавной, как и ее предки!» — кричали гвардейцы перед окнами дворца. Не прошло и нескольких недель, и восьмая представительница Дома Романовых восседала на российском престоле как самодержавная царица, не отличаясь по своему статусу уже ничем от своих царствовавших предков.

Оставшись в восемнадцать лет вдовой, племянница царя Петра вынуждена была жить вдали от Петербурга, от своих родных и друзей, в совершенно новой для себя обстановке. Митавский двор следовал привычкам обычного мелкого немецкого двора. Жизнь Анны здесь протекала однообразно и невесело. Нередко она наведывалась в Петербург и Москву, всегда с просьбами о помощи, стараясь при этом вызвать расположение к себе со стороны своих родственников и друзей.

Высокого роста, смуглая, с красивыми глазами и полной величественной фигурой, герцогиня ходила по залам Митавского дворца с унынием на лице, которое она старалась скрыть за милостивой улыбкой. Анна любила красиво одеваться, умела хорошо держаться. Основным ее занятием была верховая езда, в которой русская царевна явно преуспевала, да еще охота и стрельба в цель. Пристрастилась к стрельбе она с первых же дней своего пребывания в Митаве, охотясь в лесах Курляндии, и эта страсть не покидала ее до самой смерти. В ее комнате всегда стояли наготове заряженные ружья: у нее была привычка стрелять из окна в пролетающих птиц. А стрелком она была метким.

От отсутствия мужского внимания молодая вдова никогда не страдала. Когда Анне исполнилось двадцать пять лет, в ее судьбе произошло событие, которому суждено было оказать решающее влияние на судьбу будущей императрицы и даже на судьбу России. На подпись принес бумаги какой-то новый чиновник из канцелярии. Он привлек внимание вдовствующей герцогини, и ему было велено приходить каждый день. Через некоторое время Анна сделала его своим личным секретарем. Звали молодого человека Эрнст Иоганн Бюрон (свою фамилию он позже поменял на Бирон, как и называли его затем в России).

Дед Бирона служил конюхом при дворе герцога Курляндского, а отец, отставной польский офицер, получил ферму в Курляндии и занимался лесничеством. Мать — урожденная фон Рааб — мечтала, чтобы ее способный сын получил достойное образование, и поддержала его желание стать студентом.

Эрнст Иоганн Бирон, энергичный молодой человек, проучился несколько семестров в Кенигсберге. Бурная студенческая жизнь не прошла мимо и помешала закончить университет. Он стал активно искать место приложения своих незаурядных способностей и в 1714 году даже приезжал в Петербург, чтобы устроиться при дворе принцессы Софьи Шарлотты, супруги царевича Алексея. Однако тогда его планам не суждено было сбыться и несостоявшийся ученый приехал в Митаву, где и был замечен герцогиней. Приблизив Бирона к себе, Анна уже не расставалась с ним до самой смерти.

Через пять лет после этого знакомства Анна, чтобы отвести от себя подозрения в интимной связи со своим секретарем, женила его на девице Бенинге фон Тротта-Трейден, своей преданной придворной даме, некрасивой и болезненной. Лицо девушки было обезображено оспой, да и умом она не блистала. Сам же Бирон был довольно красивым человеком среднего роста, хорошо сложен, начитан, властолюбив и высокомерен. Так что брак этот явно был «по расчету». Все трое жили в герцогском дворце в Митаве. Анна проявляла большое внимание к жене своего фаворита и в особенности к его детям. Существует версия, что госпожа Бирон только выдавала детей за своих, а сама привязывала себе подушки на живот во время беременности своей госпожи, изображая, что ждет ребенка. Родила же этих детей якобы сама герцогиня. Версия версией, а тот факт, что Анна любила мужа своей фрейлины и его детей, подтверждается всеми современниками.

Первым шагом самодержавной царицы был, конечно, вызов своего личного секретаря в столицу, и вновь Анна и семья Бирона оказались вместе, но уже в императорском дворце на берегу Невы. А сам фаворит новой императрицы становится ее правой рукой, практически правителем России.

Верховный совет Анна Иоанновна распустила, а для управления государством был создан кабинет министров, новый орган, который фактически стал тайным секретариатом императрицы. Руководство осуществлял Остерман, умевший успешно лавировать между немецкой и русской партиями. Кабинет министров обладал всеми правами бывшего Совета и мог издавать законы. Члены кабинета не боялись противоречить даже государыне, а указы его, принятые в ее отсутствие, должны были иметь законную силу, как если бы они были подписаны самой императрицей.

А императрица отсутствовала часто. Остерман стал фактическим руководителем внешней и внутренней политики России. «Люблю, когда подчиненный мыслит, когда велят, а не тогда, когда вздумается ему», — таково было его кредо. И только Бирон мог вмешиваться во все дела, касающиеся верховного управления Россией, хотя официально при жизни Анны он не имел на это никакого права: ведь он числился всего лишь ее камергером. Однако российская государыня предоставляла своему любимцу право действовать от ее имени. Порой Бирон даже жаловался: «Вся тяжесть управления падает на меня, так как Остерман чаще всего в постели со своей подагрой, а все должно идти своим чередом».

Теперь у Бирона был свой двор, своя гвардия. Его даже иногда титуловали «Ваше высочество» — вроде бы по ошибке, которую он, однако, никогда не исправлял. Более того, считалось особой милостью иметь допуск к его руке. В 1737 году при содействии императрицы Бирон стал герцогом Курляндским. Отныне он восседал в кресле с золотой герцогской короной на спинке, и ничто уже не могло обуздать его страсти к великолепию. Он тщательно занимался туалетом, часто гляделся в зеркало, любуясь собственным отражением, и позировал, словно поставил перед собой цель пленять окружающих своей наружностью и импозантностью. Жена его тоже полюбила роскошь — в свете появлялась только в дорогих бриллиантах, причем в таком количестве, словно хотела ослепить их блеском всех присутствующих. Знатоки оценивали их в два миллиона. А великолепие экипажа, прислуги, красота лошадей! «Барин большой, выше нет в России», — так говорили люди.

Страстью Бирона стали лошади. Возможно, эта любовь перешла к нему от его дёда-конюха. Злословили, что с лошадьми он разговаривает, словно это люди, а с людьми — словно это лошади…

Однако многие считали Бирона человеком великого ума и великих талантов, У него в Петербурге была великолепная библиотека, в которой он любил подолгу проводить время, чтение являлось его любимым занятием. Правда, прибыв в Россию еще в 1730 году, Бирон так и не потрудился выучить русский язык, говорил либо по-немецки, либо на ломаном русском, хотя понимал он лучше, чем показывал. Русских обычаев фаворит императрицы чуждался. С российскими вельможами обращался всегда свысока, презирал их, не соблюдая даже внешнего приличия.

Привыкнуть к этому русским служилым людям было весьма сложно: ведь после смерти Петра I с них никто ничего не требовал…

Передавали такой эпизод. Однажды Бирон проезжал по мосту, который был сделан плохо и наспех. Его ужасно растрясло, и он в страшном гневе заявил, что велит положить под колеса своей кареты каждого, кто должен следить за хорошим состоянием дорог и мостов…

Рассказывали, что в царствование Анны даже разговаривать люди не смели на улице — «налетит подслущник, переведет беседу по-своему, прибавит, убавит — и в полиции изложит… А затем длинная и долгая дорога в Сибирь». Сам Бирон не раз говорил: «Наказываю преступников — кричат тиран, деспот; требую исполнения закона — говорят насилие; строго следую договору и поддерживаю политические связи с соседями — считают изменой».

Во время его правления многие тысячи людей были приговорены к смертной казни или сосланы в Сибирь. Среди них были и князья Долгорукие, с которыми так дружил предшественник Анны Иоанновны на царском престоле. Кару понесла вся семья Долгоруких, расправа была жестокой, не пощадили и княжну Екатерину. Обрученная с Петром II и видевшая себя уже царицей, она была заключена в монастырь, один из самых бедных в Сибири, и все время царствования Анны находилась в ссылке.

Предание говорит, что к ней в монастырь однажды явился офицер, чтобы потребовать обручальное кольцо, которое она все еще носила. «Отрежьте мне палец! Добровольно я кольцо не верну. Оно принадлежит мне по праву», — ответила Екатерина: настолько горда была эта несостоявшаяся царица. Императрица Елизавета, придя к власти через десять лет, отменила суровое решение своей кузины, вернула бывшую невесту Петра II ко двору, окружила ее прежним блеском и величием. Княгиня вернулась постаревшей, красота ее поблекла, но неизменным оставалось ее гордое сердце. Она вышла замуж за графа Александра Брюса и вскоре умерла, сильно простудившись. Это случилось на тридцать четвертом году ее жизни в Новгороде, куда несостоявшаяся царица приезжала поклониться праху казненных там родных — князей Долгоруких. Незадолго до смерти она приказала сжечь все свои наряды, чтобы никто не мог донашивать платья той, которая должна была стать императрицей.

Итак, во главе России вдруг оказались сразу два немца — Остерман и Бирон. Но большую политическую роль в стране играла еще одна персона немецкого происхождения и тоже любимая императрицей Анной. Бурхард Кристоф Миних, сильный честолюбивый соперник Бирона, девять лет назад привлекший к себе внимание самого Петра Великого. Он начал свою карьеру в России совсем молодым человеком как инженер, а заканчивал ее как фельдмаршал и крупный политический деятель. Происходил Миних из крестьянской семьи, отличался крепким здоровьем и являлся как бы дополнением к вечно жалующемуся на свое здоровье Остерману. Иностранные дипломаты докладывали о нем: «Миних — военный царедворец, умный, истинно полезный для России человек». И еще: «Миних — герой, инженер, честолюбец, волокита, любящий страстно ветчину с сахаром и женщин, но более всего славу».

Женился Миних в России на вдове гофмаршала Салтыкова, немке, урожденной Мальзан, располагавшей большими связями. Благодаря своим способностям и связям жены, Миних стал председателем военной коллегии и, занимая этот пост, основал в Петербурге кадетский корпус — первое военно-учебное заведение на Руси. Там обучалось около двухсот дворянских детей. Наряду с основами военных наук, им преподавали право, танцы, музыку и иностранные языки, главным образом, немецкий. Однако для командования армией и флотом, как и прежде, приглашались специалисты из-за границы. Миних уравнял содержание в армии — то есть иностранцы, которые при Петре I получали двойное жалование, теперь стали иметь такое же жалование, как и русские.

В царствование императрицы Анны была сделана попытка решить проблему народного образования: стали открываться начальные школы. Правда, методика обучения оставляла желать лучшего. Учитель — обычно дьячок — часто запирал детей в помещении, задавал им уроки и уходил по своим делам. А чтобы помешать детям заснуть, его жена заставляла их кричать во все горло, мало заботясь о том, что они кричат. Вообще, образованности простого народа уделялось мало внимания. Существовало даже такое мнение, что людей из народа незачем учить грамоте, чтобы не отвлекать их от работы.

Тем не менее, просвещение в России во времена правления Анны Иоанновны поднялось на ступень выше. При ней выдвинулся и первый русский ученый — Михаил Ломоносов. Стали издаваться научные журналы.

Ну а в Академии наук все еще главенствовали преподаватели — немцы. Блюментрост, президент Академии, его затем сменили Кайзерлинг и Корф. Гольдбах преподавал право, Вайтбрехт — физиологию, Крафт — физику, Гросс — историю. Байер начал писать историю царя Алексея Михайловича, не зная при этом ни одного слова по-русски. Из Вестфалии в Петербург приехал Миллер, двадцати лет от роду. Сначала он преподавал историю и географию, а затем написал несколько книг и основал в России научную журналистику, начав выпускать «Санкт-Петербургские ведомости». Его перу принадлежат и первые труды по российской истории. Миллер приехал в Россию еще в царствование дяди императрицы Анны Иоанновны и, не зная русского языка, начал собирать материалы по истории России. В 1732 году Академия наук командировала его в Сибирь для изучения этого далекого края. Пробыл там он 10 лет, а затем всю оставшуюся жизнь приводил в порядок собранные материалы. Они и по сей день представляют ценность для русской науки.

При дворе императрицы тоже стало больше немцев, чем русских. Не доверяя русским вельможам, Анна Иоанновна окружила себя иностранцами, предоставив им самые важные должности в государстве. Эти иностранцы не были ни гениями, ни образцами добродетели, но в столь критический период, который наступил в стране в результате незавершенных реформ Петра, именно они смогли, насколько возможно, охранить ее интересы. Сами русские, как нам представляется, не были способны навести в государстве порядок.

Так что опорой восьмой государыни из Дома Романовых были иностранцы, на верность которых она могла рассчитывать. Зато русские сановники чувствовали себя явно ущемленными. «Нашу землю русскую затоптали немцы, и веру-то Христову хотят под пяту», — роптали строптивые придворные. Немецкое влияние сказалось и при назначении императрицей преемника себе. Минуя дочь Петра I Елизавету, которую она очень не любила, Анна Иоанновна объявила престолонаследником будущего сына дочери герцога Мекленбургского и своей старшей сестры Екатерины.

Очень интересно высказывание одного шведского историка, писавшего примерно сто лет спустя после правления императрицы Анны: «…ни одно государство не могло в то время похвалиться, что имеет таких умных и ловких министров, как Россия: Остерман, Миних…» Впрочем, русские того времени, да и нынешние тоже, недостаточно признавали историческую необходимость влияния иностранцев на судьбу России. Но вот многие исследователи нашей истории считают очевидным фактом, что Россия не способна без иностранной помощи, как это, собственно, имеет место и сейчас, использовать своими силами средства, данные ей природой и историей.

Ну а если заглянуть в глубину веков, познакомиться с геральдикой дворянских родов, то многое станет очевидным…

Большинство дворянских семей на Руси ведут свое начало от иностранцев, пришедших в разное время на службу к русским князьям. Среди них греки, литовцы, шведы, пруссаки, австрийцы, поляки и, конечно, немцы. Много интересных открытий можно сделать, полистав Бархатную книгу России, в которой находится перечень дворянства (названа эта книга так по своему переплету). Вот любопытные данные:

Известные фамилии — Морозовы, Салтыковы, Шереметевы и некоторые другие — имеют предков — немцев. Из 43 фельдмаршалов, назначенных на этот пост после 1700 года, 8 немцев и 25 обрусевших иностранцев. Например, предки известного полководца Суворова — выходцы из Швеции. Фельдмаршал Кутузов происходит от немецких предков.

При Анне Иоанновне три гвардейских полка попеременно находились под командой трех немцев и одного англичанина: фельдмаршала Миниха, герцога Брауншвейгского, Густава Бирона — младшего брата фаворита Анны, и генерала Кейта. А сколько иностранцев было среди дипломатов, медиков, инженеров! По признанию самих немцев, средства и широкие горизонты, открывающиеся перед их предприимчивым духом в необъятной России, значительно увеличивали их природные наклонности. Просто поразительно, как тесно сплелись эти две нации — сверху донизу…

Но вернемся к императрице Анне Иоанновне, восьмой представительнице Дома Романовых.

После коронации она почти два года жила в Москве, устраивала великолепные празднества, отличавшиеся небывалой для того времени роскошью. Затем императрица переехала в Петербург и поселилась в доме графа Апраксина. Бывший адмирал подарил этот дом еще Петру II, Анна же значительно расширила дом и превратила его в дворец, названный Новым Зимним дворцом, а старый, где скончались Петр I и Екатерина I — современный Эрмитаж, — был предоставлен придворному штату. А штат был большой. Все теперь обставлялось по европейскому образцу.

Анна Иоанновна, вдова курляндского герцога, еще будучи в Митаве, стремилась подражать в образе жизни современным немецким дворам, в свою очередь сходившим с ума от французского Версаля. Уже в то время она отличалась особой любовью к церемониальности. Ведь ни у Петра I, ни у Екатерины I не было двора в буквальном смысле этого слова, с его сложной организацией и декоративной пышностью, такой, какая была в странах Западной Европы. Петр практически уничтожил все, что составляло внешнее величие его предшественников: жил в маленьком домике, ездил в одноколке, носил одно и то же платье месяцами. Так что за исключением нескольких должностей камергеров, все надо было создавать заново, причем в современном духе, и Анна Иоанновна это сделала.

Немалое место при ее дворе занимали животные, особенно птицы. Клетки с птицами можно было увидеть почти во всех комнатах дворца. Вероятно, эту свою любовь к птицам Анна вынесла из своего детства в Измайлове. Особым вниманием императрицы пользовались попугаи самых различных расцветок и пород. Дрессировал их немец Варленд.

Жизнь при дворе буквально бурлила, императрица давала балы, устраивала маскарады и другие развлечения, открыла театр, куда приглашались артисты из разных стран, в том числе из итальянской оперы, имевшей большой успех в высшем обществе столицы. Необычайная роскошь стала наблюдаться в одежде. При Анне в России появилось само понятие «мода». Было запрещено приезжать ко двору два раза в одном и том же платье, в черном платье вообще никто не смел появляться.

Сама императрица предпочитала всегда яркие краски. В будние дни она носила обычно длинное просторное платье зеленого или голубого цвета, повязав голову красным платком, словно подражая своим любимым попугаям.

Особая утонченность появилась и в застолье. Сцены грубого пьянства стали редки при дворе. Во многих домах был введен обычай держать открытый стол на западный манер. Сами дома постепенно делались обширнее, обставлялись иностранной мебелью, зеркалами, стены украшались обоями. Неотъемлемой формой времяпрепровождения стала игра в карты.

По описанию современников, день императрицы обычно проходил следующим образом. «Вставала не позже восьми часов утра, совершала свой утренний туалет, пила кофе, в девять часов приходили министры и секретари. Она подписывала бумаги, часто даже не читая их, а затем отправлялась в манеж, где находились великолепные рысаки, принадлежавшие Бирону. Осмотрев лошадей, около получаса занималась верховой ездой, затем стреляла в цель. Иногда давала аудиенции, но в полдень возвращалась во дворец и обедала с Биронами, за столом обычно говорили по-немецки. Встав из-за стола, государыня ложилась отдохнуть с фаворитом, а госпожа Бирон с детьми скромно удалялась.

Иногда устраивалась охота, которую императрица всегда считала своим любимым развлечением. В газетах того времени часто сообщалось об охотничьих трофеях государыни: то она убила дикого кабана, то медведя, то какую-нибудь птицу.

Вечера Анна Иоанновна проводила в развлечениях. Чаще всего это были игра в бильярд — она почти всегда выигрывала даже без всяких подставок и угождений со стороны партнера, — а также карты или представления. Окружила себя императрица шутами, с которыми проделывала самые разные забавы».

Далеко за пределами России распространилась история о Ледяном доме, который имел место в царствование Анны Иоанновны. Князя Голицына, числившегося придворным шутом императрицы, «решили женить на бедной калмычке Бужениновой», известной своим умением строить смешные гримасы, которые всех развлекали. При дворе и среди знати была в то время мода на калмыков или калмычек, не менее чем на шутов и дураков. Друг другу охотно дарили детей азиатского происхождения, все равно как дорогую собачку или лошадь. Калмыков крестили в православную веру, обучали и выводили, так сказать, в люди.

По велению государыни стали тщательно готовиться к шутовской свадьбе князя и калмычки. Для жениха и невесты было решено соорудить Ледяной дом, в котором они должны были провести свою первую брачную ночь. Дом из ледяных глыб построили неподалеку от Зимнего дворца. Чтобы построить его, разрубали лед большими квадратными плитами, клали их одна на другую и для соединения поливали холодной водой, которая от сильного мороза тотчас же замерзала. Изо льда было сделано и внутреннее убранство дома: камины, зеркала, часы, столы, стулья, большая кровать — ледяными были матрац, одеяло, подушки, ледяной дом был необычайно красив, особенно ночью, когда при свете фейерверков и другого освещения он блистал и переливался. Такое дивное здание ни в одной стране ранее не создавалось. Помогла суровая зима 1740 года. Подробное описание удивительного дома оставил петербургский академик, профессор физики Георг Вольфганг Крафт, участник этого события.

После свадебного обряда, совершенного, как положено, в церкви, процессия на санях, запряженных козами и свиньями, прошла перед царским дворцом по главным улицам Петербурга и остановилась в манеже Бирона, где был приготовлен роскошный обед. С наступлением ночи кортеж двинулся к Ледяному дому. Новобрачные под залпы салюта, произведенного из шести ледяных пушек, стоявших перед домом, были отведены в спальню, где их и заперли. Свадебный поезд был распущен, к дому приставлены часовые, чтобы помешать молодым покинуть дом до рассвета. Молодожены остались одни. На что они ни садились, к чему ни прикасались — везде был лед, отовсюду шел холод.

Сначала князь Голицын и его молодая супруга пытались согреться — бегали взад и вперед, прыгали, танцевали, стучали в дверь, умоляя стражу выпустить их. В отчаянии старались разбить стену — но ледяной склеп был тверд.

Наконец, обессиленные, они сели на постель, глаза слипались, смерть подступала к их замерзавшим телам. Как только начало светать, караульные открыли дверь и увидели новобрачных в предсмертном сне. Вернуть к жизни их удалось только с помощью лекаря.

Но князь Голицын и его супруга пережили это испытание. После смерти императрицы Анны они получили разрешение уехать за границу, где калмычка вскоре умерла, оставив своему родовитому мужу двух сыновей.

Таковы были нравы при дворе императрицы Анны Иоанновны. Из-под западного лоска проглядывали черты необразованности, грубости и дикости. В то время в Петербурге ходил следующий анекдот: «Француз, немец и русский пили вместе вино, и в их стаканы попали мухи. Француз, заметив это, с отвращением вылил вино, немец вынул муху пальцами, сделал брезгливую гримасу, но содержимое стакана выпил, а русский, не дрогнув ни одним мускулом, выпил вино вместе с мухой, чтобы ничего не пропало…»

Царствование Анны Иоанновны Романовой подходило к концу. Близкую смерть императрице предсказал по звездам ее личный астролог, упомянутый уже профессор Крафт. В последние годы жизни государыня, любившая гаданье — особенно после того, как некто Бухнер в Курляндии верно напророчил ей престол, — увлеклась гороскопами. Мрачная, с тучным корпусом и больными ногами, ссутулившаяся и не столь статная, Анна Иоанновна медленно передвигалась по своим роскошным дворцовым покоям, редко их покидая. Из-за постоянного недомогания и предчувствия смертного часа она основательно запустила государственные дела. Ее любимец Бирон уже готовил себе место правителя.

Еще во время болезни императрицы возник вопрос: кто будет править государством до совершеннолетия младенца — императора, назначенного ею себе в преемники [3]. Наиболее влиятельные при дворе лица — Остерман, Миних указали на Бирона. Государыня не сразу согласилась с мнением своих подданных, опасаясь оскорбить таким назначением национальное чувство русских, негативно настроенных в отношении Бирона и вообще немцев. Но за день до смерти она все же подписала указ о назначении его регентом, шепнув при этом своему другу: «Я подписала твою погибель».

И вот десятилетнее царствование племянницы Петра Великого завершилось. Поздней осенью 1740 года императрица Анна Иоанновна в тяжких страданиях умерла от болезни почек. Прожила она сорок семь лет, ровно столько же, сколько и ее прадед — первый Романов, Михаил Федорович.

О правлении этой императрицы много разных мнений: одни считают, что ее царствование — одна из самых мрачных страниц российской истории, другие же, наоборот, полагают, что, несмотря на ограниченный ум и отсутствие образования, она обладала «ясностью взгляда и верностью суждений», как писали некоторые современники. В Анне Иоанновне отсутствовало честолюбие, она не любила лесть, очень заботилась о порядке и о том, чтобы не сделать что-нибудь поспешно, не посоветовавшись со знающими людьми. А рядом с ней были грамотные и умудренные опытом соправители, хотя и иностранного происхождения, умные и даровитые соратники ее великого дяди. Они-то понимали, что без строгого порядка и просвещения Россия не сможет приблизиться к западной цивилизации.