Глава 21 РАВНИНА ШАРОН

Глава 21

РАВНИНА ШАРОН

В течение месяца, прежде чем его армия покинула Акру, король Ричард занимался ремонтом и укреплением крепостных стен. Как военный инженер он не знал себе равных. Он постоянно расхаживал по территории крепости, неожиданно появляясь в местах, где велись работы, отдавая приказы и понуждая своих людей трудиться с большим старанием. Все огромные английские осадные машины и катапульты были разобраны и тщательно упакованы, потому что войску Ричарда предстояла еще не одна осада. Короля все больше беспокоило разлагающее влияние на армию этих мест, где имелось много женщин, и трудно было устоять от соблазнов. Ричард приказал своим охочим до удовольствий «паломникам» убраться из города и жить в палаточном лагере на равнине за его стенами. В расположение лагеря не допускали женщин, за исключением прачек. Солдаты (особенно французские) покидали город медленно и неохотно.

Через несколько веков сэр Вальтер Скотт напишет, что Ричард, дабы сгладить их неудовольствие и развлечь своих усталых и победоносных воинов, устроил большой рыцарский турнир. Сохранилось предание о том, как благородный Айвенго победил на поединке злонравного нормандского рыцаря Бриана де Буагильбера. Когда в Англии сформировался так называемый среднеанглийский язык, о доблести Ричарда в бою за Акру сложили романтическую поэму, где упоминался и его богатырский боевой топор в двадцать фунтов весом. Вот какую сцену прибытия короля Ричарда в гавань Акры нарисовало воображение одного из поэтов:

«И стоял на корабле благородный Ричард,

А в руке он держал боевой топор.

Увидев цепь, загородившую вход в гавань,

Он взмахнул топором и рассек ее надвое,

К восхищению всех своих баронов».

Тут было чем восхищаться — пусть это всего лишь поэтический вымысел.

Через два дня после жестокой резни мусульман в субботу, в День святого Варфоломея, герольды объявили общий сбор. На рассвете были погашены лагерные костры, как полагалось делать перед походом. Армия разделилась на три отряда. Каждый воин нес запас еды на десять дней, а большую часть всех припасов и оружия погрузили на баржи, следовавшие параллельно армии, направившейся на юг по древней дороге, построенной еще римлянами. За баржами двигались пустые галеры, на которые в случае необходимости можно было погрузить войска. Ричард занял свое место в авангарде из тамплиеров, нормандцев и англичан, а король Ги находился в середине процессии со своими рыцарями и гвардией, окружавшей штандарт крестоносцев. Это огромное боевое знамя развевалось на мачте, установленной на повозке, запряженной четырьмя великолепными лошадьми-тяжеловозами, и его было видно за несколько миль. Это знамя представляло собой сакральный символ, напоминающий о происхождении Иисуса из царственного рода Давида, под знаменами которого собирались истинно верующие в ветхозаветные времена. Позади ехали госпитальеры и приунывшие французы, с грустью вспоминавшие увеселения Акры и все еще сожалевшие об отъезде их короля.

Армия крестоносцев пересекла реку Акру и, свернув на дорогу среди песчаных дюн, направилась в Хайфу. Когда она приблизилась к холмам Кармельской гряды, противник начал действовать. Саладин внимательно наблюдал с высоты своего командного пункта за медленным продвижением неприятеля и, когда настал подходящий момент, послал ему навстречу свои отряды. Группы мусульман по двадцать — тридцать человек, спускаясь по горным склонам, яростно атаковали крестоносцев. Один католический историк сравнивал их с оводами: «Их приходится все время отгонять, а стоит остановиться, и они возвращаются. Поэтому все время приходится от них отмахиваться».

Однако «оводы» доставили крестоносцам немало неприятностей. Были убиты многие французские солдаты, отставшие от своих, и сверх того европейцы потеряли четыре сотни ценных боевых коней. Был момент, когда замыкающий отряд потерял связь с центром, и будь у Мелик-аль-Афдаля, сына Саладина, побольше людей, он бы вовсе отрезал французов от основных сил. Мелик послал отцу донесение: «Если бы мы располагали достаточными силами, мы бы их всех взяли в плен». Но когда Саладин получил это сообщение и послал подкрепление, французы уже догнали основную массу армии крестоносцев. Тем не менее во время одного из налетов мусульмане захватили в плен важного венгерского графа, заманив его в ловушку.

Особенно замедлилось продвижение войска крестоносцев у горы Кармель. Помимо налетов, им мешала также плохая связь между сухопутными отрядами и флотилией, двигавшейся вдоль берега. Но Ричард и сам предпочитал не торопиться. Он вел свою армию вперед в прохладные утренние часы и устраивал привал во время полуденного зноя. Поскольку у крестоносцев было не так уж много вьючных животных, солдатам приходилось нести поклажу, а это также замедляло их продвижение. Европейцы проследовали мимо Хайфы — одного из их древних оплотов, который Саладин ликвидировал четыре года назад, и, обойдя гору Кармель, вышли к труднопроходимому месту, именуемому «Глухие тропы».

Между тем плененного венгерского графа привели в ставку Саладина, и он предстал перед султаном сразу после полдневной молитвы. Граф, человек аристократической внешности, с благородной осанкой, произвел благоприятное впечатление на придворных. От него Саладин и его советники получили ценные сведения о перемещении противника в последние дни. После этого султан велел обезглавить пленника, но, в знак уважения к его титулу, запретил надругаться над его телом. На этот раз Саладин не был склонен к милосердию, поскольку его привела в ярость резня мусульман, устроенная несколько дней назад по приказу короля Ричарда. В качестве возмездия за это Саладин разрешил своим воинам удовлетворять чувство мести, разрубая на куски убитых пленников. В сложившихся обстоятельствах Коран, по-видимому, оправдывал жестокое отмщение: «Жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб и рана за рану». Потребовалось время, чтобы Саладин смог более или менее извинить католиков. Предчувствуя конец, венгр попросил перевести ему приказ султана. Выслушав перевод, граф заявил: «Но я мог бы выдать вам в обмен важного заложника из Акры». — «Тогда, клянусь Аллахом, это должен быть эмир». «Но я не могу освободить эмира!» — воскликнул пленник.

В ответ Саладин только пожал плечами. Его собственные эмиры были против такого обмена. Султану следовало все основательно продумать, и он решил сделать это после того, как закончит обычный объезд своих войск и посмотрит с высоты горной дороги на позиции противника на равнине. Вернувшись, Саладин не изменил решения и велел казнить графа вместе с еще двумя пленными крестоносцами.

Пройдя через «Глухие тропы», крестоносцы оказались на неизвестной им территории. До путешествия в Палестину они полагали, что там повсюду пустыни, степи, горы или холмы, среди которых происходили события, описанные в Новом Завете. В одной из песен крестоносцев были такие слова: «О Святая земля, с тех пор как ты впервые предстала перед моим грешным взором, я стал вести достойную жизнь. Осуществилась моя мечта, ибо я попал в страну, по которой сам Господь ходил во плоти».

Совсем иной ландшафт предстал перед крестоносцами после того, как они обогнули гору Кармель и попали на равнину Шарон. Вместо степей и дюн они увидели заболоченную местность, покрытую роскошной растительностью. Здесь рос сахарный тростник, и имелось много заливных лугов и хороших пастбищ. И главное, теперь не только мусульмане представляли опасность для пришельцев: в то время в Палестине в изобилии водились львы, леопарды, сернобыки, страусы, гепарды, пантеры. Впрочем, они представляли собой не только источник опасности, но и добычу для отважных охотников, а охотой любили развлекаться и христианские, и мусульманские рыцари.

«Чем еще заниматься мужчине, помимо войны и охоты?» — вопрошал один знатный сирийский воин, который охотился на львов не реже, чем сражался с франками. Высоко почиталась соколиная охота, и особенно ценили соколов с тринадцатью хвостовыми перьями, так как считалось, что с этой птицей, при правильной дрессировке, можно охотиться на журавлей и даже на газелей.

И в дюнах, и в горах, и на равнине Шарон водились ядовитые змеи и пауки, а в реках также крокодилы. У костров солдаты слушали жуткие истории об ужасном способе размножения некоторых ядовитых змей. Рассказывали, что самец приползает к самке, кладет голову к ней в рот и извергает семя, после чего самка отгрызает ему голову и благополучно производит на свет двух змеенышей — самца и самку. Ветераны рассказывали, что здесь надо осторожно собирать ароматические растения для получения благовоний, потому что эвкалипты в Палестине кишат летучими змеями, которых из-за их пестрой окраски трудно заметить сразу, и укусы которых смертоносны. Сообщали, что по дороге на Иерусалим войскам придется пересечь Крокодилью реку, где полно этих злобных рептилий, которые любят поедать людей, но особенно-де — католических паломников. Объясняли, что эти твари, крокодилы, неспособны сами извергать переваренную пищу, а потому после еды они будто бы надолго засыпают на берегах рек, раскрыв пасть, в которую проникают змеи, а оттуда попадают в желудок и играют роль «чистильщиков», так что несчастные жертвы будто бы оказываются съеденными дважды.

Из-за обилия тарантулов и скорпионов солдатам рекомендовалось, проходя через заросли высокой травы, громко лязгать котелками и флягами, чтобы отпугнуть ядовитых гадов, хотя эти звуки могли бы привлечь внимание противника. Чтобы ночью отпугнуть рептилий и пауков, а также устрашить неверных, крестоносцы собирались толпой вокруг костров и поручали одному из своих товарищей быть чем-то вроде «запевалы». Он скандировал: «Спасем Святой Гроб Господень!» — а солдаты отвечали хором: «Спасем Святой Гроб Господень!» Видимо, эти декламации успокаивали тревоги и страхи воинов, и потому каждую ночь над холмами и равнинами разносились эти призывы и громогласные отзывы.

Благодаря дюнам и зарослям высоких трав прибрежная дорога сместилась на восток, так что на некоторое время между крестоносцами на марше и их противниками, находившимися в горах, возникло естественное препятствие. Несколько миль их войско прошло в относительной безопасности. Только огромное знамя крестоносцев, развевавшееся на высокой мачте, по-прежнему было видно издалека. Однако летний зной был для франков невыносимым: нередко воины теряли сознание, а иные даже умирали, закованные в свою броню весом до девяноста фунтов.

Мусульмане на горных склонах продолжали следить за продвижением своих врагов, и сам Саладин по-прежнему взвешивал каждый шаг, обсуждая его со своими советниками. Время от времени к нему приводили новые группы пленников, причем в одной из них оказалась женщина в полном рыцарском вооружении. Султан по-прежнему не был настроен на милосердие: он велел всех казнить. Свои главные силы он перевел на юго-восток, расквартировав войска в Тель-Кеймане, а его разведотряды находились в горах. Сам Саладин постоянно курсировал между главными силами своей армии и этими летучими отрядами. За один день он проделывал верхом путь в 35 миль, проехав мимо горы Мегиддо, обогнув Скариат (который иные считают родиной Иуды Искариота, хотя традиционно таковой считается Кариот к югу от Хеврона) и доехав до Кесарии, которую разрушил четыре года назад, чтобы крестоносцы впредь не могли ею воспользоваться. Вероятно, именно здесь султан первоначально собирался встретить противника.

Саладину мешала странная болезнь: без видимых причин нижняя часть его тела покрылась болезненными волдырями, и иногда из-за сильных приступов боли он с трудом мог встать или сесть. Тем не менее султан, послушный чувству долга и хорошо понимавший серьезность обстоятельств, садился на коня и отправлялся в свои инспекционные поездки, снося боль без жалоб. Однажды он признался одному из своих помощников: «Боль оставляет меня, когда я езжу верхом, и возвращается, когда я спешиваюсь».

Кесария — древнеримский город, некогда знаменитый своими пальмовыми и апельсиновыми рощами, в котором Ирод построил из мрамора портовые здания, город, в котором Петр крестил Корнелия, в котором жил святой Филипп, имевший четырех дочерей-девственниц, наделенных даром пророчества. Теперь это был опустевший, словно вымерший город.

Саладин терпеливо ждал своего часа. Терпение вообще было одной из его характерных черт, и здесь он снова опирался на Коран: «Воистину к тем, кто проявляет стойкость и терпение в борьбе за дело Аллаха, Он снисходителен и милостив». Султан старался беречь силы своей армии, так как продолжал ожидать прихода подкреплений. Несколько дней он даже пребывал в нерешительности, и его обоз перемещался с места на место, словно владыка готовился начать решающую атаку, но потом передумал. Саладин хотел выждать, пока противник окажется в невыгодной для него позиции, а также подойдут вызванные им новые войска. Но пока что не было ни хорошей позиции, ни ожидаемых подкреплений. Крестоносцы без помех вошли в разрушенную Кесарию, а потом отошли на три мили к югу, на берег так называемой реки Смерти.

После того как крестоносцы ушли из заброшенного города, стычки с мусульманами возобновились с новой силой. Это обстоятельство вынудило короля Ричарда переместиться в центр, чтобы возглавить оборону, а командование авангардом он оставил королю Ги. На мусульманских воинов, сражавшихся с крестоносцами, произвели большое впечатление их дисциплина и стойкость. Во время конных атак на их ряды крестоносцы быстро выстраивались в боевой порядок: впереди — лучники и воины с пращами, позади — кавалерия, ожидающая приказа атаковать. Один арабский хронист писал: «Они стреляют в нас из своих огромных арбалетов и ранят наших всадников и их коней. Я видел франкских пехотинцев, в которых попало десять стрел, и все же они не покидали боевого строя». Ему вторил еще один араб, участник этих событий: «Мусульмане обстреливают их со всех сторон, чтобы разозлить их и втянуть в сражение. Но сделать это не удается. Франки отличаются удивительным самообладанием. Они продолжают не спеша идти своим путем. Нельзя не восхищаться терпением, с которым эти люди выносят тяжелые испытания».

В шуме и сумятице сражений над холмами разносились боевые кличи: «Нет Бога, кроме Аллаха!» и «Спасем Святой Гроб Господень!»

Помимо стычек между отрядами крестоносцев и мусульман, случались и поединки, в одном из которых героически пал известный исламский витязь. Это был великан аль-Тавиль, вооруженный огромным копьем — самым длинным и тяжелым из всех, которые случалось видеть франкам. Этот исламский воин уже был известен среди крестоносцев как могучий поединщик. Его боевые товарищи именовали его «бесстрашным и опасным, как лев» и «человеком, подобным пламени».

Один арабский историк писал об этом человеке: «Он чувствует себя как рыба в воде в тучах пыли, поднимаемых конницей. Он первым садится на коня, а спешивается последним. Когда другие поворачивают назад, он атакует. Он поражает врагов без устали и всегда сам стремится к единоборству. Скольких неверных он сумел одолеть! Сколько побед на его счету!»

И вновь аль-Тавиль вышел вперед, вызывая на поединок любого из рыцарей-крестоносцев. Но на этот раз он вел себя еще более неосторожно, чем обычно, словно бы искал мученичества и желал, пав в бою, попасть в рай, обещанный пророком. Против него вызвался драться не один поединщик, а целая группа. По рассказам арабов, их герой «отрубил нос не одному неверному», прежде чем потерпел поражение, и это произошло лишь потому, что его конь споткнулся и упал, став причиной гибели хозяина. Аль-Тавиль упал на землю и в своей броне оказался беспомощным, словно перевернутая черепаха, против набросившихся на него крестоносцев. По словам арабского историка, «когда товарищи пришли ему на помощь, дух его уже вознесся к небесам по воле Аллаха».

Мусульмане пережили глубокую скорбь об утрате своего богатыря. Они предали его тело огню в месте, именуемом «Моджахед Шейхах» («Поле священной битвы шейхов»), Впоследствии и христианский хронист воздал должное аль-Тавилю: «Это был человек удивительной храбрости и силы, столь искусный в единоборстве, что никто не мог бы в этом победить его, и даже никто не дерзал с ним состязаться».

Там, на реке Смерти, король Ричард получил первое в Крестовом походе ранение. Он был в гуще боя, когда скользящий удар копья пришелся ему в бок. Рана только раззадорила Ричарда, и он продолжал сражаться. В том бою короля волновали потери среди коней больше, чем людские жертвы. Мусульмане старались убивать именно лошадей, хорошо зная, что боевым коням для тяжеловооруженных конников и мощным лошадям-тяжеловозам в Палестине невозможно найти замену. Ночью солдаты ели мясо убитых лошадей, и Ричард дал специальное указание о том, что рыцарь, потерявший в бою коня, получит нового, если отдаст его мясо голодным солдатам. По словам историка, «они ели конину, и чувство голода превращало ее, в их глазах, в лакомство не хуже оленины».

Это странное подобие войны продолжаюсь еще несколько дней. Войско крестоносцев продвигалось по равнине Шарон на юг. Оно двигалось черепашьими темпами: шли вперед только в прохладные утренние часы, используя время жары для отдыха и время от времени отражая нападения противника. Лагерь обычно разбивали на речном берегу, чтобы пробыть там два-три дня и перегруппировать свои силы. За пятнадцать дней армия прошла только 62 мили. Правда, она уже совсем близко подошла к небольшой крепости Арсуф, старому оплоту крестоносцев на морском побережье.

Некогда это был эллинский город Аполлония, потом — один из городов в составе королевства крестоносцев, поэтому Саладин разрушил его после 1187 г. вместе с другими подобными укреплениями. Этот район был стратегически важен — отсюда было всего шесть миль до Яффы.

Как заметил по этому поводу король Ричард, «из Яффы мы сможем продвинуться к нашей обетованной цели». Вернув под свой контроль Яффу, Кесарию, Арсуф и Хайфу, крестоносцы открыли бы для себя прямую дорогу на Иерусалим. Тогда их продвижение было бы уже невозможно остановить.

В районе Арсуфа было много зелени и плодородной земли. Обширные леса простирались на двенадцать миль к северу от города, и именно эти леса решил использовать Саладин в военных целях. Здесь можно было спрятать свои отряды, чтобы внезапно напасть на врага, а значит — имелся хороший шанс остановить Ричарда. Крестоносцы что-то заподозрили, и среди них поползли слухи о лесных засадах. Кое-кто утверждал, что едва они войдут в лес, как «эти неверные, черномазое отродье» подожгут его.

В это время приготовления Саладина к атаке были вдруг прерваны предложением переговоров со стороны противника. Крестоносцы попросили о встрече с его братом Мелик-аль-Аделем, и Саладин согласился на это. Ночью тот переговорил с парламентерами крестоносцев, а на другой день написал султану и его советникам об их предложениях. Франки просили передать следующее: «Война между нами зашла уже слишком далеко, и на ней с обеих сторон пало много храбрых воинов. Мы пришли из Европы, только чтобы помочь франкам, населяющим побережье. Заключите с ними мир, и пусть обе армии вернутся каждая в свою страну».

Саладин не поверил в серьезность этих предложений. Он написал брату: «Постарайся затянуть переговоры. Пусть они останутся на этом месте, пока подойдут подкрепления, которых мы ожидаем».

Когда король Ричард узнал, что на передовой позиции его войска находится сам аль-Адель, то он пожелал лично встретиться со знаменитым командиром. Английский король появился в сопровождении блестящей свиты под развевающимися знаменами и своего переводчика, сына Хэмфри Торонского. Это был удивительно красивый молодой человек — мусульманский историк специально отметил такую подробность, как и то, что у переводчика лицо было гладко выбритым (последнее обстоятельство всегда производило неприятное впечатление на мусульман — они считали безбородость признаком женственности и свойством призраков, а не живых людей).

Ричард заявил о своем желании заключить перемирие. Аль-Адель склонил голову в знак доброго расположения и сказал: «Если ты хочешь мира и желаешь, чтобы я сообщил об этом султану, ты должен изложить свои условия». Он приготовился к ведению долгой беседы, как и поручил ему сделать брат.

«Вот мои условия, — ответил король. — Вы должны вернуть нам всю эту землю и уйти в свою страну».

Это было высокомерное и оскорбительное предложение; впрочем, мусульмане не раз встречались с чем-то подобным со стороны европейцев. Аль-Адель был возмущен. В Коране говорится: «Если неверные наполняют свои сердца жаром и пылом, рожденными их невежеством, то Аллах передает свое спокойствие духа своему посланцу и всем правоверным и повелевает им всегда проявлять хладнокровие». Но брат Саладина не смог проявить хладнокровие. Между ним и королем произошел резкий разговор, и вскоре эмир вернулся в ряды своего войска, настроенный на продолжение войны. Затянуть переговоры не удалось.

Услышав о поведении Ричарда, Саладин велел своим войскам расположиться на равнине у южной окраины леса. Крестоносцы за последнее время прошли расстояние от Соленой реки до реки Ущелья. Теперь, к вечеру 6 сентября 1191 г., они находились всего в шести милях от Арсуфа. Двоих незадачливых крестоносцев-пленников в ту ночь привели к Саладину, и накануне грядущего решающего столкновения султан велел их обезглавить. А Ричарду разведчики донесли, что вся земля впереди покрыта мусульманскими войсками, которые по численности превосходят армию крестоносцев.

На следующий день наступило Рождество Девы Марии.