Приложение № 1. Рассказ Евгения Стахова об украинской революции в Закарпатье 1939 года
Приложение № 1.
Рассказ Евгения Стахова об украинской революции в Закарпатье 1939 года
Евгений Стахов родился в 1918 году в польско-украинском городе Перемышле (Австро-Венгрия)> после окончания Гражданской войны жил в Чехословакии, Польше. Член Юнацтва ОУН с середины 1930-х годов. В 1942 году возглавлял бандеровское подполье на Донбассе. После войны был политическом противником Степана Бандеры, примыкая к демократическому крылу — ОУНз. Эмигрировал в США, где прожил до начала 2014 г., периодически посещая Украину.
Интервью было проведено в Киеве в апреле 2003 года и позже заверено Евгением Стаховым.
«Как Вы оказались на территории Закарпатья, вы же проживали в 1938 г. во Львове?
— В октябре-ноябре я участвовал в демонстрациях в поддержку Закарпатской Украины, и последовавших после этого столкновениях польской шовинистической молодежи с украинскими националистами. За это меня искала польская полиция, о чем мне сообщил Роман Шухевич, — да и дома у меня были следы обыска. Я переночевал у товарищей и решил убежать в Карпатскую Украину, так как туда бежало много украинских националистов. Попытался с группой перейти польско-немецкую границу, но неудачно. Второй раз переходили кордон уже чехословацкий, чтобы попасть прямо в Закарпатье. 27 декабря 1938 г. я со случайно найденным напарником, такого же возраста, как и я, перешел границу — он меня вел. Я все спрашивал — «Скоро ли граница?» «Скоро уже». Идем дальше, из какой-то хаты начали лаять псы, уже давно ее прошли, а он и говорит: «Там была полиция». — «Что же ты молчал?» — «Сказал бы, так вы бы в штаны наложили».
По ту сторону границы пограничник, охранявший чехословацко-польскую границу, был украинцем. Мы ему сказали, что идем в Карпатскую Сечь (КС — военизированная полуофициальная организация, созданная в конце 1938 г. при администрации Волошина, в состав КС входили также и украинские добровольцы не из Закарпатья — А. Г.). Он, несмотря на наши протесты, отвел нас в чешскую жандармерию, чехи нас там допросили, чтобы выяснить, не являемся ли мы польскими разведчиками или диверсантами (Польша и Венгрия в конце 1938 — начале 1939 гг. высылали в Закарпатье агентуру — А. Г.). Полякам нас не выдали, разрешили переночевать в тюрьме, а утром жандарм даже дал нам билеты до городка Перечина, сказав, что там находится Карпатская Сечь.
— Была ли это военизированная организация наподобие чернорубашечников в Италии или штурмовиков в Германии?
— Сами решайте, расскажу, что видел.
Приехали в Перечин, нашли здание, в котором размещалась Карпатская Сечь, комендантом ее был Романченко, бывший сотник петлюровской армии, в Сечи — сами добровольцы. У коменданта была только одна комната, даже канцелярии не было. Никто не дежурил.
Нам объяснили, что надо ехать в Хуст — поезда туда не ходили, так как венгры уже заняли часть Закарпатья (включая город Ужгород — А.Г.) и железнодорожное сообщение было прервано. Два дня мы ждали чешскую военную колонну, и с ней приехали в Хуст в аккурат к Новому Году.
На следующий день меня привели в канцелярию Главной команды КС, в помещение, где на двери висела табличка «Архив» — в разведывательный отдел. После разговора я был назначен в штаб КС, позже я с другими сечевиками проводил инспекцию отряда, который стоял на границе с Польшей и пытался не допустить проникновения на нашу территорию агентов из Польши. Главой этого отряда, насчитывавшего человек 35–40, был галичанин Степан Гинилевич. Он был также и старостой в округе, судьей и полицейским. Его хвалило начальство за дисциплину в его отряде и справедливое отношение к местным жителям.
— Каким образом руководство КС готовило кадры?
— Была создана подстаршинская школа (по советской терминологии — младшего начальствующего состава — для сержантов и прапорщиков — А. Г.), которая насчитывала около сорока человек. Преподавали там украинцы, бывшие или действующие офицеры и поручики австро-венгерской, польской и чешской армий. По окончании этих двухмесячных курсов (январь-февраль) мы получили звание подхорунжий-вестник (вістун).
А 1 марта меня назначили редактором отдела спорта ежедневной хустской газеты «Новая свобода». 12 марта решено было создать Украинский олимпийский комитет, так как в 194Q году должна была пройти Олимпиада, а я был легкоатлетом-бегуном. Но все наши старания оказались бессмысленными, так как Закарпатье захватили венгры.
— Карпатская Сечь и была создана вроде бы для защиты от Венгрии.
— Численность Карпатской Сечи была невелика. Часть сидела дома — резерв, может их было тысячи четыре, а на казарменном положении были в основном те, кто приехал в Закарпатье из Галиции и Волыни — человек 500. Реально 14–16 марта воевало несколько сотен человек.
У Карпатской Сечи не было оружия, только некоторые офицеры, да и то не совсем легально, носили оружие. У всей КС было всего три автомобиля!
Помните, что до 14 марта Закарпатье входило в состав Чехословакии, и внешняя защита была обязанностью Праги — в Хусте стоял чешский полк, а во всем Закарпатье — дивизия. Внутренний порядок обеспечивала чешская жандармерия и полиция. Тем не менее, КС пыталась получить оружие в свои руки.
12 февраля были провозглашены выборы в Сейм, куда должно было войти 30 депутатов. Украинское национальное объединение (УНО включало представителей тех партий, которые считали Закарпатье частью Украины, а русинов — ветвью украинского народа — А. Г.) выставило список своих кандидатов. Русофилы же накануне выборов собрались на тайный совет. Карпатская Сечь узнала про это, окружила дом и арестовала всех участников, среди которых были много и священников. Когда глава администрации Волошин про это узнал, он приказал их выпустить. И как его ни убеждали, что это — русофилы, он стоял на своем, поскольку был либерал. В конце концов переговоры между ним и КС закончились тем, что он разрешил выдать со склада чешской жандармерии сто ружей для Сечи в обмен на арестованных!
На выборах примерно 75 процентов проголосовало за УНО и Августина Волошина, около четверти — за русофилов. Должен был быть созван Сейм, но чехи его запретили, так как начались украинско-чешские стычки.
Должен сказать, что некоторые ошибочные действия руководства ОУН привели к этим столкновениям. Это руководство дирижировало за кулисами своими активистами в Закарпатье, и выдвинуло такие лозунги, как: «Отец Волошин, дядюшка Гитлер».
Хорошо помню, как на одном из праздников 22 января 1939 г. народ пел:
Нам поможе вуйко Гітлер І батько Волошин Чехів воювати…
Было действительно неудобно за подобную пропаганду руководства ОУН.
— Это была только пропаганда?
— Нет, не только.
В любом случае, чехи хорошо относились к украинцам и хотели только, чтобы ОУН не проводила в Карпатской Украине подрывной работы. И ее не было, поэтому не понятно, почему ее повели в 1939 г. Тем более, что руководство ОУН было частично осведомлено, что Гитлер отдал Закарпатье Венгрии — то есть обманывали своих же людей. Античешская акция ОУН была на руку немцам, но никак не украинцам.
В конце 1938 г. у украинцев Закарпатья уже была культурная автономия, свой министр образования, но националисты хотели и свою отдельную армию — это было противозаконно. На этой основе Карпатская Сечь постоянно ссорилась с Августином Волошиным.
Кроме того, Карпатская Украина была частью федеративной Чехословакии, и Польша раз за разом протестовала, что украинцы идут в Закарпатье из Польши и требовала их интернировать. Поэтому руководство ОУН дало инструкцию в Галицию, что в Закарпатье можно идти только с особым разрешением (это решение вызвало недовольство части молодежи ОУН Андреем Мельником, что в будущем послужило одной из причин раскола Организации на ОУН(м) и ОУН(б) — А. Г.).
— Известно, что одним из первых мероприятий новой, украинской власти было создание концлагеря в Карпатах.
— После упадка Карпатской Украины очень много говорили про террор, но все это за редкими исключениями неправда.
Вот был случай, когда сечевики избили директора школы, который ранее был в УВО, а после создания ОУН перешел к социалистам. Волошин приказал виновных в избиении выслать, но оуновцы сумели обойти этот приказ.
Карали некоторых мадьярофилов, русофилов, которые шли на провокации. Например, когда были выборы, в селе Иза в 7 километрах от Хуста, которое целиком было под влиянием москво-филов, все предвыборные плакаты посрывали. То же самое на Румынской улице в Хусте, где жило несколько русофилов. И сечевики делали засады и когда кого ловили, то, понятно, давали несколько пинков. Но это никакой не террор.
А лагерь создали в горах около Рахова для советских, польских, венгерских и чешских агентов, которые валом валили в Закарпатье в период кризиса. Из-за попыток ОУН получить оружие одно время у Волошина была мысль: совсем разоружить Карпатскую Сечь и выслать всех сечевиков в этот лагерь.
Но хоть террора и не было, не было и никакой альтернативы на выборах. Выборы были проведены не полностью демократичным способом.
— Вы принимали непосредственное участие в боях?
— Сложно ответить на вопрос.
Когда ОУН начала выступать с античешскими лозунгами, начались недоразумения между чехами и украинцами. Жандармерия в Закарпатье насчитывала 1000 чехов и ни одного украинца. Мы требовали, чтобы в автономной Карпатской Украине хоть половина жандармов была украинцами — взяли десятка два.
Также мы хотели иметь оружие — нам его также не давали. Итак, один из наших офицеров — Колодзинский, в ночь с 13 на 14 марта пошел брать его силой. Началась стрельба, одного чеха застрелили, у одного сечевика забрали оружие. Чешская армия решила разоружить Сечь. Мы этого не предвидели, и не готовились — силы были неравные. Меня с еще тремя бойцами поставили охранять гостиницу Сечи. С утра мы увидели беготню, вероятно, каких-то курьеров, сновавших туда-сюда, сильное движение войск. Втроем пошли на разведку. На одной из улиц навстречу нам шел небольшой отряд — человек 30 чешских солдат. Мы уже их прошли, но внезапно меня кто-то ударил прикладом по голове: «Руки вверх!» Мои товарищи попытались убежать, одному удалось, другого застрелили на месте.
Привели меня в командный пункт армии, обыскали, нашли львовский студенческий билет. «О, да ты из Галиции!» И начали жестоко бить по лицу, пинать. После отвели в то самое здание, где находилось правительство Карпатской Украины и кинули в подвал!
— То есть Волошин заседал этажом выше, а вы под ним сидели в тюрьме?
— Да! Чехи не имели ничего против Волошина, только против Сечи! Нас там было набито, как селедок в бочке — стояли ровно сутки. Вечером 14 марта мы слышали демонстрацию, что за диво, мы сидим, а люди кричат: «Да здравствует Украина! Да здравствует отец Волошин!». Слышали взрывы, стрельбу. Потом узнали, что это были бои между чешской армией и Карпатской Се-чью — обороняли Главную команду Сечи.
Утром 15 марта нас выпустил наш сечевик: «Бегите в здание полиции, там получите оружие. Война — венгры напали на Карпатскую Украину, нужно обороняться!»
Мы и пошли — рядами и с песнями. В полицейском участке оружия уже не было, я побежал в штаб Карпатской Сечи, — он был немного разрушенный после чешской атаки, — нашел там спрятанный мной заранее револьвер.
Побежал в здание государственного управления, где я сидел. Узнал, что 14 марта была созвана чрезвычайная сессия Сейма, и на ней провозгласили независимость Закарпатской Украины.
Когда вернулся назад в штаб Карпатской Сечи, то стоявший около него солдат — украинец в чешской форме, рассказал, что чешская армия из Хуста убегает. Чехи нагрузили 50 грузовых машин с офицерами, местные служаки разбежались, а в казармах полно оружия.
Я доложил это командованию, оно приказало мне, и еще двоим хлопцам, оружие забрать. Ну, мы на военной «Шкоде» подъезжаем к казарме — сторожа на воротах не хотят нас пускать! Тогда один из нас заговорил по-чешски с ними, те пустили и даже показали, где оружие. Целая груда пулеметов — и легких и тяжелых. Они были разобраны и все в смазке. А мы смотрим на это хозяйство и не понимаем, как их собирать, с какой стороны к ним подходить! Ну, забрали запчасти все эти.
Загрузили в авто, сколько можно, и вернулись назад. А в команде Карпатской Сечи были те, которые в оружии знали толк. «Хлопцы, вы взяли не те запчасти! Магазины вы взяли с патронами нормальными, а стволы — для стрельбы резиновыми пулями!» Мы поехали назад. Снова набрали частей пулемета. А нам говорят: «Где машина для набивания патронов! Ствол пулемета забьет!». Снова пришлось возвращаться.
Это только маленький эпизод, но он очень показательный.
— Пыталась ли Сечь получить какую-то международную поддержку?
— Да, но от кого? От Польши, Румынии или Советов, которые выступали против Закарпатья? От венгров, которые шли на нас войной? ОУН хорошо контактировала с Гитлером. И делегация Сечи пошла в немецкое консульство в Хусте. А консул сказал: «Мы вам советуем капитулировать». Все были шокированы. Решили воевать сами. Мы не верили и не знали, что Гитлер отдал Закарпатье мадьярам. Может быть, Гитлер не хотел злить Сталина независимой Украиной.
Но возвращаясь к боям за Закарпатье.
Что можно упомянуть — один чотар (командир взвода — А. Г.) — подпоручик чешской армии, организовал отряд, чтобы ехать в Севлюш — помочь держать бой с венграми добровольцам из педагогического училища, бившихся под руководством преподавателя с Приднепровья Голоты. Все они там погибли. Но этот бой задержал венгров и они подошли к Хусту только с утра 16 марта. Там им сечевики дали бой у моста при входе в город. А долго сопротивляться мы не могли — силы были слишком неравными, венгерских солдат было десятки тысяч…
У меня было другое задание — надо остановить чешскую колонну, про которую я уже говорил. Она убегала из Хуста в Румынию, и у них было 62 грузовые машины, 5 цистерн с топливом. Дали нам другую машину, личную машину министра Ревая, с номером R-1, черный элегантный лимузин.
Чехи бежали в Тячив — приграничное село, чтобы оттуда через мост уйти в Румынию. А от Хуста до Тячива — километров 25–30. Я и еще трое бешеных хлопцев быстро перегнали чешскую колонну и остановились в селе Буштино — недалеко от Тячива. В Буштино тоже был отрядик Карпатской Сечи. По дороге стояли хлопцы с сине-желтыми повязками и ружьями на плечах. Мы им говорим: «За нами идет чешская колонна, надо ее задержать. Свалите деревья, которые стоят по сторонам дороги, чтобы чехи провозились, пока мы в Тячиве будем налаживать оборону». Не успели мы усесться в машину, как ребята уже побежали за пилами…
— В Тячиве какая на тот момент была власть?
— Там была небольшая команда Сечи, — несколько ребят в чешской форме, но с сине-желтыми лентами на мундирах. Украинцы из чешской армии добровольно взяли на себя охрану городка. Но власть была еще чешская.
Нашли канцелярию Сечи, там был комендант — сотник Клименко, человек лет 45-ти. Он был в панике, думал, как бы быстрее сбежать. А мы, ребята от 20 до 23 лет, напористые, дерзкие, думали, что нам все под силу.
Он нам говорит: «В селе полиция, чешские жандармы». А я говорю: «Надо брать власть в свои руки, их разоружить».
Он боится.
А мы втроем идем к зданию жандармерии. Представьте, нас трое ребят, мне — 20 лет, хлопцу с Волыни — 22, хлопцу с Буковины — 23. И у меня все лицо разбитое и опухшее — революционер.
Подходим к взрослым жандармам. Я не могу от страха открыть рот, сказать: «Сдавайте оружие и власть!». Что-то из себя выдавливаю, а они на нас смотрят…
— Как на сумасшедших…
— Нет! Они больше нашего боялись. Им недавно по радио сказали — власть взяла Карпатская Украина! И они говорят: «Вот вам оружие, вот ключи от тюрьмы, от здания жандармерии, наши шлемы и мы уходим!». Так втроем разоружили шестерых жандармов. Так же разоружили и пограничную стражу, перед мостом поставили двух хлопцев с пулеметами.
Объявили набор добровольцев в Карпатскую Сечь.
Первым, кто на «призывные пункты» пришел, были 12 местных цыган — записываться в армию независимой Карпатской Украины.
Я почесал голову: они конокрады, возьмут у нас винтовки, что-нибудь сопрут, и поминай, как звали. Ну, цыгане все же лучше, чем ничего. Дали мы им шлемы, ружья — они стоят, боятся бежать, а мы их боимся.
С цыганами набралось у нас вооруженных человек 25.
А чешская колонна едет.
На главной улице мы начали строить баррикаду. Потом подумали: подъедут чехи к баррикаде, мы и убежим — ничего ж не понимали в военном деле. Надо одну баррикаду подальше построить, чтобы чехи остановились там, — мы уже будем герои! А мы пока убежим подальше, к другой баррикаде. Оттуда, может, постреляем.
Мелкой торговлей в Закарпатье занимались евреи. Мы приказали цыганам: «Переворачивайте для строительства баррикад лавки!» Никто из евреев не кричал, не протестовал, относились с пониманием — революция!
А цыган мы при первом случае на автомашине отправили в Хуст к главному командованию — пусть оно ломает голову, что с ними делать.
— Так вы принимали участие в боях?
— Чехи посмотрели издалека, — баррикады, есть какая-то власть. Идет делегация с переговорами:
— Пустите нас в Румынию!
— Нет, отдайте все оружие!
— Мы должны посоветоваться!
А мы их пустить назад не можем, ведь они расскажут своим о нашем «войске». Вышли вместе с ними на улицу, вдалеке какая-то стрельба началась. Делегаты испугались и согласились на наши условия.
Мы взяли грузовую машину, подъехали к тому месту, где стояли чехи, они накидали полный грузовик — все, что у них было. Им все равно — бежали в Румынию вместе с женщинами, детьми.
На машинах они приехали на базарную площадь в Тячив. Мы им говорим: «Все машины оставляйте, и пешочком через мост — в Румынию!» Сначала отказывались, но были уже без оружия. Потом договорились — десять машин оставляют себе, остальные, и цистерны с бензином — оставляют нам.
— Вы описываете, извините, какой-то маразм. Их же был целый полк! И вообще, в Закарпатье на март 1939 г. стояла целая чешская дивизия. Вас могли бы за пару часов всех разогнать!
— Почитайте «Приключения бравого солдата Швейка».
В Первую мировую войну чехословаки сдавались десятками тысяч в русский плен.
А в 1938 году чехи воевали, когда их земли хотел забрать Гитлер? В марте 1939 г. немцы брали Прагу, чехи воевали? В 1968 г. у нас ходил анекдот:
«Чехов спрашивают: начнется завтра война, вы за кого будете воевать — за Советы или Америку?
— За Советы!
— Вы идиоты?
— В американском плену лучше!»
Ну, далее, я с коллегами иду договариваться на мост с румынскими пограничниками о переходе пленных. Мы говорим по-польски, по-украински и совсем немного — по-немецки. А они к нам по-французски. Не можем найти общий язык. Но кое-как друг друга поняли. Они подходят, козыряют: «Именем королевской Румынии..». А мы ничего не знаем, что говорить, чьим мы тут именем. Но, пожали руки, договорились, как мы пропускаем чехов.
Я стою на страже, пропускаю чехов. Подходит молодая чешка, улыбается, говорит: «Пойдем со мной в кусты!». «Я бы пошел, но должен тут стоять!». Вероятно, ее подослал отец, чтобы я оставил пост, и они бы быстрее перешли через границу и перенесли туда мебель.
Вместе с чехами бежали и украинцы, но в тех машинах был и тот полковник бывшей петлюровской армии Ефремов, которого Волошин поставил командовать всей Закарпатской армией — первый убежал. И Клименко, командир Сечи в Тячи-ве — тоже убежал. Армия воюет, а командир бежит.
Ладно, ушли чехи вместе с нашим командованием.
А что дальше?
Звоним в Хуст. У нас сорок машин, 5 цистерн с бензином, но у нас был только один шофер! Команда отвечает: «К нам присоединился чешский подполковник Земан. Он собирает чешских добровольцев, чтобы вместе с нами биться против венгров. Он скоро приедет с чешскими шоферами к вам, и потом вы вместе с ними езжайте к нам».
— Он был подполковник и подчинялся вам?
— Мы были равными, несмотря на то, что я был сержант, а чех — подполковник.
Он приезжает с шоферами к нам, все — с сине-желтыми повязками. Говорят: «Чешский батальон, который находится в Ху-сте, воюет с вами против венгров».
Хорошо!
Едем колонной в Хуст — наша машина впереди колонны, сзади машин 20–25 ведут чехи, а в Тячиве мы оставили несколько ребят.
Но в тылу — в Тячиве, мы взяли власть, да не всю. Там еще в некоторых помещениях пограничников были сами пограничники и жандармы. Может 10, может 15 — мы их не разоружили. Я думаю, что они оттуда позвонили в Хуст и оставшимся чехам сообщили, что тут десять-пятнадцать головорезов их разоружают.
Мы едем, заезжаем в Хуст, во двор главной команды Сечи. Оборачиваемся — а где же колонна? Чехи нас обманули и использовали те машины, на которых приехали, чтобы вывезти оставшихся чехов из Хуста в Румынию.
Колодзинский, который стал главкомом после бегства Ефремова, приказал мне ехать с ранеными на машине в Великий Бич-ков — это село тоже на румынской границе, чуть дальше Тячива, через который пришлось ехать. Подъезжаем с 5-ю ранеными и медсестрой к Тячиву, а там нас пулемет из танкетки поливает — мы четыре часа были командирами, а после чехи обратно забрали власть.
Чуть было мы не попали в плен!
Бросили машину, пошли обходить Тячив пешком через горы. Заиндевели. Везде над селами весели белые флаги, а на мостах стояли вооруженные хлопцы с венгерскими или белыми повязками. Они в течение недели сначала были сперва в чешской армии или жандармерии, потом стали Карпатской Сечью — украинской армией, а ещё через день оказались в венгерской армии или жандармерии. Почти все сечевики, которые были родом из Закарпатья, пошли по домам. В Румынию бежали только хлопцы из диаспоры, Галиции, Волыни или Буковины.
У нас были револьверы — еле уговорили этих вооруженных ребят нас пропустить.
Нашли уносящих ноги сечевиков, и утром часов в пять 19-го марта вместе с ними перешли пограничную речку Тису. Течение реки сбивало с ног, вода была ледяная, вышли на берег — одежда покрылась льдом. Нас встретила румынская пограничная стража — несколько человек. Испугались, увидев несколько сот сечевиков. Мы им отдаем оружие — они боятся брать. Такие же, как чехи, вояки были.
На этом мое участие в Карпатской революции завершилось».