X. Приход в Петербург и проводка первых ледоколов к этому порту

X. Приход в Петербург и проводка первых ледоколов к этому порту

Предполагалось первоначально, что на обратном переходе из Ревеля в Кронштадт с «Ермаком» отправится «Могучий», и я рассчитывал произвести обстоятельный опыт возможности следования во льдах двух судов вплотную. Впоследствии оказалось, что «Могучему» надолго отлучиться из Ревеля нельзя, и мне разрешили взять его лишь на один день.

Устройство, допускающее возможность работы двух судов вместе, заключается в углублении, сделанном в корме. В это углубление вложен кранец, прикрытый особой железной доской. Судно, идущее сзади «Ермака», подает накрест свои канаты, которыми и подтягивается вплотную к кранцу.

При разработке этого вопроса произошло недоразумение; я желал, чтобы было сделано не углубление, а прямая перпендикулярная судну плоскость; завод же проектировал углубление, и я лишь тогда заметил, что мое желание не было исполнено, когда ахтерштевень уже отлили. Переделка вызвала бы расход и потерю времени. Махнул рукой и оставил так, между тем как первоначальная моя мысль была совсем иная: я предполагал надевать кранец на нос того судна, которое становится с кормы, а от боковых движений удерживать его разносом цепей.

Во время постройки ледокола, при рассмотрении вопроса, куда крепить цепи, до толкового решения не додумались, и дело было отложено. Приготовляясь брать «Могучий», я увидел, что корма наша чересчур высока, и поэтому велел прорубить две дыры, в которые заложили свайки и устроили стропы для крепления цепей.

28 марта (9 апреля). В 9 часов утра снялись с якоря и пошли в море. По выходе из гавани к нам подошел и ошвартовился у кормы «Могучий». Тотчас дали ход и пошли. Лед был слаб, но, пока шли во льду, все действовало хорошо, а когда вышли на свободную воду и ход увеличился, то «Могучий» стало бросать из стороны в сторону, причем порядочно кренило набок. Полагаю, что на «Могучем» правили рулем не так, как следует, и надлежало бы мне самому перейти туда. При одном случае, когда «Могучий» вильнул рулем, обе наши стропки лопнули, и «Могучий» оторвался.

Мысль ходить пАрами предложена была мною еще два года тому назад, и она испытывалась на пароходах, ходящих из Кронштадта к Лисьему Носу. Там это устройство действовало очень хорошо, и пароходы, составленные попарно, работали во льду таким образом весною и осенью. При этом они, действуя двойной силой машин, легко проходили такой лед, который каждый из них в отдельности побороть не мог. Когда лед оказывался так тяжел, что приходилось действовать набегами, то и тогда парная работа оказалась хороша. Также оказалось удобно отходить от пристани и приставать к пристани. Пароходы могли при этом поворачиваться почти на месте, так как один пароход при надобности закидывал корму другого. Разумеется, там не было таких сил и таких струй, какие образуются от работы винтов «Ермака», но в общих чертах явление должно бы быть то же, между тем, при работе с лисьеносскими пароходами никакого влияния на курс не замечалось.

Корму у переднего парохода немножко расшатало, но это надо отнести к тому, что совсем не было мягких кранцев и нос одного парохода прилегал к деревянному брусу, прикрепленному к корме другого. Была еще и другая причина, по которой обнаружились повреждения в корме. Дело в том, что пароходы невозможно прикрепить плотно один к другому, всегда между ними останется небольшое пространство. Когда пароходы идут льдом, то передний пароход встречает большое сопротивление, а задний все время плотно упирается в кормовую часть своего переднего партнера. При выходе из льда на свободную воду передний пароход идет легко, а задний, вследствие струи винта переднего партнера, отстает на слабину буксиров, т. е. фута на 2. При входе вторично в лед передний ледокол сразу потеряет часть своей скорости, а задний ударит ему в корму. Как только я заметил это неудобство, я дал совет, каким образом устранить его. Следовало только перед выходом из льда на чистую воду уменьшить ход у переднего ледокола, и тогда задний ледокол не отстанет на свободной воде, и, следовательно, при новом входе в лед не получится удара в корму. Совет этот, однако же, исполнялся очень редко, и удары, даже в моем присутствии, были постоянны. Чтобы научить людей, надо быть хозяином дела.

Опыты с «Могучим» я считал неоконченными, между тем нужно было освободить его, что я и сделал; с «Ермаком» же пошел в Кронштадт. На этом переходе с нами шло 2 инженера путей сообщения: гг. Шварц и Пятницкий[151], которые присланы были от Министерства путей сообщения для знакомства с условиями колки льда. Сделано это было по моему предложению, причем оба молодые инженера приняли самое энергичное участие в производстве опытов.

След ледокола

Более тяжелый лед начался перед Гогландом. След, оставляемый ледоколом в неподвижном льду, имеет вид широкого канала, наполненного разбитым льдом. Увидя один из торосов, мы подошли к нему и, установив сверло, начали бурить. Устройство для бурения то же, как и на земле, но сверло постоянно засаривается льдом, и затрачиваемая работа далеко не соответствует результатам. Когда просверлили 17 футов, то началось движение льдов, и командир, опасаясь за поломку сверл, остановил работу на 17 футах.

Остановив работы, пошли далее. Мне хотелось обойти Гогланд и остаться ночевать по ту сторону его; поэтому я велел держать полный ход всем четырем машинам, между тем лед был не сплошной, а отдельными льдинами. Ледокол, выскакивая из льда на свободную воду, быстро приобретал скорость узлов до 12 или 14 и с этой скоростью ударял то в одну льдину, то в другую. Никогда еще до того он не испытывал таких сильных толчков. В салоне I класса, который помещается в самом носу, по временам едва можно было удержаться на ногах. Вообще нет нужды подвергать корпус ледокола таким толчкам, но так как это опытный год, то я находил полезным не стесняться условиями ударов в лед, ибо в контракте было выговорено, что ледокол должен быть достаточно прочен для выдерживания всяких толчков.

Заговорив вообще о впечатлениях, кстати упомянуть, что при следовании через балтийский лед в салоне I класса вообще получается то же впечатление, как на курьерском поезде. Все судно в носовой части дрожит, но дрожание не мешает спать, и наши дамы говорили, что они спят во время ломки льда лучше, чем в покое.

Пройдя Гогланд, остановились ночевать.

Буренье льда

29 марта (10 апреля). Утром подошли к торосу и приступили к бурению. Работа эта заняла 3 часа; оказалось, что лед и вода расположены в торосе слоями в следующем порядке:

Всего от поверхности льда до нижней кромки его 27 футов, из которых 13 футов 9 дюймов льда и 13 футов 3 дюйма воды. От верхней поверхности льда до вершины тороса 5–7 футов. Общая высота тороса от верху до низу 33 фута. В проруби вода стояла на 10 дюймов ниже поверхности льда, и, таким образом, выходит, что надводная высота 6 футов 10 дюймов, а подводная 26 футов 2 дюйма. Отношение 1 к 3,8.

Полагаю, что обмеренный торос есть один из самых толстых, какой можно найти в Финском заливе из числа образовавшихся на глубоком месте, и думаю, что в большей части случаев такой торос можно обойти, но если он не представляет сплошного поля, то его можно разломать, ибо большие нагромождения образуются обыкновенно от нажима льда, тогда как самые тяжелые для прохода нагромождения, как было сказано выше, те, которые получаются при волнении.

По окончании бурения ледокол отправился далее и у башни Нерва вступил в свой старый канал, который оказался той же ширины, как и прежде. Лед в нем местами смерзся настолько хорошо, что по нему переезжают на санях. Вступив в канал, мы пошли со скоростью 6–7 узлов и остановились на ночь, пройдя Сескар.

Надо сказать, что ночная темнота не представляет для самого ледокола больших неудобств, в особенности в канале. Электрический фонарь стоит у нас на самом носу и ровно освещает поле впереди ледокола сектором, угол которого около 15°. У фонаря приспособлена автоматическая лампа и, хотя фонарь небольшой, всего в 50 сантиметров, тем не менее свет его вполне достаточен, чтобы знать, какой лед впереди, и, если нужно, выбрать соответствующий курс.

Остановки на ночь делаются главным образом для того, чтобы дать время отдохнуть машинной команде, а главное – самому командиру. Я иногда удивлялся выносливости Михаила Петровича, который по временам не сходил с мостика по целым дням, все время управляя рулем и машинами. Иногда я подменял его, а иногда и просто я принимал управление судном для того, чтобы самому проделать опыты и усвоить себе особенности ледокольного дела.

Ломка льда чрезвычайно интересна, и картины все время разнообразны. Наши дамы по часам проводили время, сидя на мостике и смотря без устали на то, как льдины ломаются, уходят под судно, всплывают оттуда и громоздятся одна на другую, открывая путь для прохода ледокола.

30 марта (11 апреля). Утром пошли дальше. Ровный сплошной лед начинается лишь от Красной Горки, и в этом месте я решил сделать опыт для выяснения вопроса, какая сила требуется для ломки льда. Весеннее солнце к этому времени до некоторой степени ослабило ледяной покров. Следовало бы произвести опыт гораздо раньше и вообще делать более опытов и обмеров льда, но всегда есть причины, по которым торопишься идти по назначению, и редко случается, что остановка желательна. Когда останавливаемся на ночь, то не делаем обмеров, потому что все устали, а днем хочется идти вперед.

Ледоколов выстроено довольно много, но опытов для количества силы, потребной для ломки льда, не сделано, и когда многоуважаемый В. И. Афонасьев делал свои выводы по вопросу о ломке льда, то воспользовался различными отрывочными сведениями, которые только в его опытных руках могли дать хоть сколько-нибудь сносные выводы.

Для производства опыта мы повернули на N и остановились. Послана была партия, под начальством лейтенанта Шульца, чтобы разбить линию и поставить вехи на каждые 5–10 сажен. Когда линия была разбита на несколько миль, мы дали ход и прошли вдоль линии малым ходом, средним ходом и полным ходом. При постановке каждой вехи обмерялась толщина льда, причем средняя величина из 36 измерений была 24 1/4 дюйма. На поверхности льда было несколько дюймов воды, а местами воды и снега.

Нижеследующая таблица показывает величину индикаторной силы каждого из цилиндров, каждой машины, сумму индикаторных сил и ход.

Опыты были окончены около полудня, и в 2 часа ледокол вошел в Кронштадтскую Среднюю гавань и ошвартовался у прежнего места. След ледокола на Большом рейде был местами покрыт, а в одном месте артиллеристы сдвинули большие льдины и, положив доски, переезжали по ним для следования на форты южного берега.

Не могу пропустить этого случая, чтобы не вспомнить с благодарностью начальника артиллерии генерал-майора Иванова[152]. Настоящий военный человек. Когда еще раньше я спрашивал, не будет ли он в претензии, если мы проломаем лед на Большом рейде и отрежем ему сообщение с южными фортами, то опасался затруднения с его стороны, но бравый генерал категорически мне объявил, что никаких претензий не будет и сколько бы мы льду ни наломали, артиллеристы найдут, как переправиться на другую сторону.

По прибытии в Кронштадт мне было объявлено, что ледокол должен пройти в Петербург. В это время на ледоколе еще находилось 700 тонн угля из числа 2200, принятых первоначально в Ньюкастеле. Ледокол сидел 20 футов 3 дюйма на ровный киль. При первоначальных соображениях предполагалось, что ледокол должен входить в канал с 300 тонн угля, и, как я уже раньше сказал, в письме, в котором меня уполномочивали на заказ ледокола, почему-то вставлено было непременное обязательство, чтоб ледокол не сидел глубже 18¹/г фут при 300 тоннах угля. Это, по-видимому, незначительное условие много повредило делу: пришлось дать ледоколу более полные обводы и утоньшить его корпус. Я лично был вполне уверен, что нет надобности до такой степени гнаться за малым углублением, что можно входить в канал и при более тяжелой осадке. Уверенность моя была столь велика, что я решился теперь, идя в Петербург в первый раз, не отгружать уголь и оставить все 700 тонн на корабле. Был большой риск испортить все дело, ибо если бы «Ермак» стал на мель, то это произвело бы очень неприятное впечатление на всех.

31 марта (12 апреля). В этот день я имел счастье представиться ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ в Царском Селе, и Государь, милостиво расспрашивавший о подробностях плавания, особенно беспокоился о том, чтобы я не стал на мель при входе в канал и оттуда – в Неву.

Вообще, ходили слухи, что ледокол не войдет в Петербург каналом, вследствие своей большой осадки. Выражались также мнения, что «Ермак» при проходе по каналу разворотит стенки его, и вообще разным слухам в этом случае, как и перед приходом в Кронштадт, счету не было. Я, однако, этого не боялся, и меня беспокоило лишь одно: хорошо ли будут видны створные знаки, которыми обозначен путь. Если мы потеряем из виду створные знаки, а в это время лед тронется, то положение будет очень неприятное. День торжественного входа в Петербург был назначен 4 апреля, но я решился пройти канал до Гутуевского порта накануне.

Для Кронштадта проход ледокола по Малому рейду в петербургский канал порождает довольно крупное неудобство. Кронштадт, как известно, находится на острове, и сообщение его по льду с материком ведется по двум направлениям: к южному берегу на Ораниенбаум и к северному – на Лисий Нос. Есть еще и третий путь по льду, напрямик в Петербург. Этим последним путем по преимуществу пользуются для грузов. Северным путем также везут некоторые грузы из Петербурга, движения же пассажирского очень мало, потому что лисьяносская дорога приводит лишь в Новую деревню, откуда до города очень далеко. Через Ораниенбаум грузов из Петербурга посылают не так много, но Ораниенбаумский берег питает Кронштадт всеми сельскими продуктами, и каждое утро можно видеть вереницу возов и чухонок с санками, доставляющих в Кронштадт сено, молоко, масло и проч. Пассажирское движение на Ораниенбаум очень большое, и, несмотря на всякие неудобства Балтийской дороги, кронштадтцы идут исключительно этим путем, хотя он значительно дороже, чем путь через Лисий Нос.

Плавание судов зимою через льды до Петербурга перерезывает санный путь на Ораниенбаум, и является весьма важный вопрос, как помочь этому делу. Проезжая зимою в Стокгольм, я видел, что там приходится считаться с таким же неудобством, ибо путь по шкерам от входа до Стокгольма, как говорилось выше, перерезывает несколько дорог. Там устроено таким образом: в месте пересечения дороги и канала ставится несколько вех и выставляется надпись: «тихий ход». Пароходы, следующие по каналу, не должны заходить за вехи. Между обоими берегами льда ходит паром, который тянут на веревке, перевозя как людей, так и подводы. Морозы в Стокгольме не так сильны, как в Петербурге, и поэтому там легче сохранить открытую воду для парома: здесь же не будет ли удобнее иметь наводный мост, который можно заводить после прохода судов. Есть и другое решение вопроса, а именно: поддерживать круглый год сообщение с Ораниенбаумом на пароходах. Затруднение встретится в той части пути, где мелко, и я думаю, что оно будет немаловажное, может быть, даже непреодолимое. Было бы рационально Ораниенбаумскую дамбу продолжить по мелководью до Кроншлота и построить тут такие пристани, чтобы можно было разгружаться и зимою и летом даже морским пароходам. К такой, глубоководной пристани не трудно будет подходить ораниенбаумским пароходам. Можно также, не строя дамбы, образовать на Кроншлот перегрузочную станцию, держать пароходное сообщение от Кронштадта до Кроншлота около ? версты, а там иметь извозчиков с санями.

В сущности говоря, пассажирское движение не представляет особенной важности. Пассажиры могут с тем же успехом ездить через Лисий Нос, но жизненные припасы, хотя бы на первое время, должны доставляться с Ораниенбаумского берега, пока не изменятся порядки и не начнется питание Кронштадта с северного берега.

3 (15) апреля. В 2 ? часа дня «Ермак» вышел из гавани и пошел в Петербург. Нас сопровождали артиллерийский пароход «Пушкарь» и портовый баркас «Старшина». Для обозначения канала построено на Кроншлотской отмели два створных знака, которые и отбивают ось канала. Ледокол беспрепятственно вышел на створ и пошел по направлению к Петербургу. Расстояние от входа в канал до дамб – 9 ? миль, так что один створ недостаточен, и, пройдя половину пути, он почти исчезает из виду. Иметь другой такой же створ по оси от дамб невозможно, поэтому я решил построить на дамбах два створа с таким расчетом, чтобы при следовании посередине канала оба створа были одинаково расстворены. Это есть своего рода новость в способе установки навигационных знаков, и некоторые опытные моряки, при виде постройки этих знаков, покачивали головой, выражая свое сомнение – достаточно ли это удобно. Дело обстановки Петербургского канала было поручено начальнику петербургских лоцманов штурманскому капитану Геллеру, и я встретил с его стороны горячее сочувствие. Он помог этому делу, построил знаки и объявил, что никаких препятствий к зимней навигации по каналу не будет. К сожалению, ему самому не пришлось увидеть результатов своей работы; он скончался в тот самый день, когда ледокол в первый раз шел по его створам, открывая доступ к закованному льдами Петербургу.

На этот раз лоцманы позаботились вдобавок к створным знакам обозначить путь вехами, поставленными на льду, так что мы шли как по аллее и убедились, что створные знаки в хорошую погоду могут служить достаточным указанием пути, но на случай метели полезно поставить между дамбами и Кронштадтом несколько пар быков на сваях.

Между Кронштадтом и началом дамб лед был довольно прочный, в дамбах же он был слабее, а затем ближе к Петербургу настолько размяк, что представлял из себя кашу.

Есть одно обстоятельство, которое облегчает ломку льда в Морском канале. Дело в том, что Петербург через свои сточные трубы с заводов и из домов дает в петербургские каналы довольно значительное количество подогретой воды; количество это не так мало, как кажется, и оно имеет свою долю влияния. Так, например, ниже Литейного моста выходит в Неву сточная труба от пушечного завода, и весь лед в этом месте вдоль набережной до Фонтанки вплоть очень слаб, а в некоторые годы бывает даже полынья в этом месте. В Фонтанке по тем же причинам вообще лед слабее, чем в Неве, и пароходы начинают ходить по Фонтанке еще тогда, когда Нева еще крепко скована льдом. Мойка по той же причине вскрывается гораздо раньше Невы, в нее забивают весь лед при очистке места для разводки мостов, и весь этот лед стаивает очень скоро. Из всего этого видно, что теплой воды, исходящей из петербургских заводов и домов, довольно много. Вся эта вода идет под левым берегом Невы и частью попадает в Морской канал, который вследствие этого обыкновенно растаивает раньше Невы, и зимою в нем лед слабее, чем в Неве.

Будет ли зимою при проходе судов по каналу лед накопляться или нет, теперь сказать трудно. Во время суровых продолжительных морозов, может быть, и будут обнаруживаться некоторые неудобства, но зато каждая оттепель значительно посодействует ослаблению льда. Разбивание льда пароходами во время оттепели и самое взмешивание воды винтами должно ослаблять накопившийся разбитый лед.

В 5 ? часов ледокол ошвартовался в Гутуевском порту, употребив на проход от Кронштадта 3 часа.

В порту ледокол встретил начальник речной полиции генерал-майор Васенко, поздравивший от имени градоначальника, и некоторые другие лица.

4 (16) апреля. Вход в Неву назначен был в 2 часа. Утром лоцман осматривал вехи, обозначавшие вход от канала вверх, и оказалось, что они все были на своих местах. Без четверти 2 мы тронулись из Гутуевского порта, и, когда вышли в Неву, то оказалось, что ни одной вехи нет на своем месте, ибо в последний час лед тронулся, сдвинулся вниз по течению и вновь остановился. Была немалая опасность идти вперед. Канал довольно узок, и если вех нет, то определить его место очень трудно. Предстояло выбрать одно из двух решений: или вернуться назад или прибавить ход, чтобы вернее править по курсу, доверяясь тому, что судно сохранит свое направление. Вернуться назад значило бы испортить все то благоприятное впечатление, которое произвели вход «Ермака» в Кронштадт и выручка пароходов под Ревелем. Я переговорил с лоцманом Сорокиным, который оказался большим молодцом, и решился продолжать путь, прибавив ход. Все кончилось благополучно, и мы миновали узкую часть фарватера без всяких приключений.

Нева в это время была вскрыта от льда на протяжении от Николаевского моста до Горного корпуса; от Горного корпуса вниз стоял сплошь разбитый лед, сжатый берегами. Для «Ермака», разумеется, он не представлял никакого затруднения, и мы легко прошли средним ходом к Николаевскому мосту. Все набережные были заполнены народом, и по всей Неве носилось «ура» с обоих берегов. Нас сопровождали те же пароходы «Пушкарь» и «Старшина», а когда мы поравнялись с Лоцманским островом, то оттуда выскочили два лоцманские парохода, так что число сопровождавших нас пароходов увеличилось до четырех.

Повернув у Николаевского моста, ледокол пошел назад к Балтийскому заводу. Лед по проходе ледокола тронулся, и оказалось, что за те полчаса, в течение которых ледокол ходил к Николаевскому мосту и обратно, весь ледяной покров продвинулся ниже Балтийского завода, так что ко времени возвращения ледокола туда льда уже не было. Ледокол подошел к минному транспорту «Амур» и ошвартовался в 3 часа дня.

Первым вошел на ледокол министр финансов статс-секретарь С. Ю. Витте, затем вошли депутации, выразившие приветствия ледоколу.

Городской голова П. И. Лелянов[153] приветствовал хлебом-солью и передал от имени городского управления ледоколу «Ермак» образ Святого Александра Невского.

«Ермак» на Неве у Николаевского моста. Трубы проецируются на фоне Исаакиевского собора

Председатель Петербургского биржевого комитета приветствовал адресом министра финансов, а ледоколу передал образ Святителя Николая Чудотворца.

Директор Департамента торговли и мануфактур В. И. Ковалевский[154] прочел приветствие от Московского биржевого комитета и передал образ Иверской Божьей Матери.

Председатель отдела математической географии Географического общества полковник В. В. Витковский[155] приветствовал от председательствуемого им отдела.

Командир Санкт-Петербургского Речного яхт-клуба вице-адмирал П. Н. Назимов[156] приветствовал от имени яхт-клуба.

В числе лиц, удостоивших ледокол своим посещением по его прибытии, были члены Государственного Совета: генерал-адъютант О. К. Кремер[157], статс-секретари Куломзин[158] и Галкин-Враской[159], управляющий Морским министерством вице-адмирал П. П. Тыртов[160] и министр путей сообщения князь М. И. Хилков. Все вышеперечисленные лица приветствовали ледокол от своего имени.

На следующий день прибыла депутация от Калашниковской биржи[161], которая прочитала адрес и поднесла ледоколу хлеб-соль.

6 (18) апреля. В 10 ? часов утра ледокол удостоил своим посещением Его Императорское Высочество Великий Князь генерал-адмирал Алексей Александрович[162], подробно осмотревший все устройство.

4, 5 и 6 апреля ледокол был открыт для публики с 1 часу до 6 часов вечера, а 7-го с 1 часу до 4 часов. Утром ежедневно ледокол был открыт для осмотра техниками. 7-го в 4 часа состоялся прием различных лиц петербургского общества.

На ледоколе, за время стоянки его в Петербурге, перебывали тысячи народа. Все газеты были полны разными известиями о «Ермаке».

6 (18) апреля. Некоторые гласные Городской думы обедом приветствовали прибывших на «Ермаке». Обед носил весьма сердечный характер, и я был действительно тронут общим вниманием. Известный писатель Н. Э. Гейнце[163] прочел при этом следующее свое стихотворение, перепечатанное потом в некоторых газетах. Помещаю его здесь, чтобы ярче обрисовать энтузиазм, с которым имя «Ермака» произносилось во всех сферах, и чтобы потом рельефнее показать разницу в отношениях публики и печати, когда впоследствии опыт указал, что для борьбы с полярными льдами нужно сделать у ледокола некоторые усовершенствования.

Суров наш климат! Край родимый

Полгода спит под льда корой,

Как бы в броне неуязвимой.

Сражаться с северной зимой

Давно стремился ум пытливый,

Но над корою ледяной

Победы не было счастливой.

Как древле дивный Прометей,

К скале прикованный, томился.

Так тяжкий лед своих цепей

Напрасно сбросить север тщился.

Как полубога сердце вран

Клевал с свирепостию жадной,

Так русский скованный титан

Судьбе был отдан безотрадной.

Но пробил час! С лучом свободы

Явился доблестный моряк,

И глыбы льда, как вешни воды,

Прорезал ледокол «Ермак».

Герой наш адмирал Макаров[164],

Герой не лютого сраженья,

Не крови, смерти и пожаров.

Но жизни русской возрожденья.

Суров, угрюм на первый взгляд

Народ с отзывчивой душою,

И много ледяных преград

Стоит пред русскою толпою —

Для тех, кто хочет быть любим

В избушках, снегом занесенных.

Для тех, кто хочет быть ценим.

В сердцах народа умиленных.

Как молния из края в край

Промчалось имя адмирала,

И «Ермака» не невзначай

Молва «Степанычем» прозвала!

Покорена сама природа —

Всю Русь Макаров обошел

И … к сердцу русского народа

Ему не нужен «ледокол».

8 (20) апреля. В 8 ? ч. утра ледокол отошел от Балтийского завода, повернулся вниз при посредстве своих машин и через 3 часа был в Кронштадте. Канал, пробитый при следовании в Петербург, остался в неизмененном виде, так что по нему свободно могли ходить какие угодно пароходы.

Недостаточно, однако, чтобы ледокол один ходил к Петербургу. Надо еще кроме того, чтобы он проводил суда. По моей просьбе Биржевой комитет назначил представителя для переговоров с пароходовладельцами. Выбор комитета пал на Карла Карловича Баррот, который действовал весьма энергично, но пересоздать коммерцию не так легко: каждый боялся послать свой пароход первым, да и кроме того все заказы были уже сделаны на доставку грузов в Ревель. Через несколько дней, однако же сделалось известным, что идут два парохода к Петербургу.

15 (27) апреля. Вышли из Кронштадта и пошли в море. Открытый канал был только до Красной Горки, после чего пришлось идти сплошным набивным льдом, и так как пары были только в 4 котлах, то пришлось приостановиться, чтобы поднять пар. В одном! месте ледокол застрял так, что пришлось завозить ледяной якорь, чего давно уже не делали. Вечером подошли к Гогланду и остановились засветло вследствие густого снега.

Весеннее солнце значительно ослабило лед, который дал трещины по различным направлениям. Некоторые из трещин оставались открытыми, тогда как другие представляли картину сжатия с большими или меньшими нагромождениями в месте излома.

16 (28) апреля. Утром пошли далее и в 7 милях от Гогланда нашли свободную воду. Здесь встретили три парусных судна и пароход «Ahti», который хотел пробираться к барку «Вашингтон», затертому льдами у Сескара.

История зимних приключений этого барка весьма интересная. Барк поздно осенью с грузом леса вышел из Кронштадта. Штили и противные ветры задержали его довольно долго в виду Толбухина маяка, а затем морозом сковало море, и он остался во льду. Опасаясь быть прорезанным льдами, что могло быть причиною гибели экипажа, командир барка оставил его и со всею командою сошел на берег. После этого морским ветром разбило лед, и барк стало носить то к одному, то к другому берегу. За отсутствием ледоколов не представлялось никакой возможности командиру попасть на свое судно. Наконец, барк подтащило к острову Сескар, и жители Сескара завладели им, отдав якорь и учредив на судне караул. Когда командир приехал на Сескар и хотел вступить в командование своим кораблем, то его не пустили. Он вернулся на берег и пожелал обратиться в суд. Оказалось, что Сескар подведомственен Выборгскому суду. Должно быть, капитан не имел успеха в этом деле, ибо я нашел его на пароходе «Ahti» едущим к своему барку. Чем кончился процесс, я не знаю, но барк весною спасли.

В 7 часов утра с моря подошел к нам пароход «Якобсон», идущий с фруктами в С.-Петербург. Командир его изъявил готовность следовать за ледоколом, причем я посадил к нему кронштадтского лоцмана. Следует отдать должную справедливость лоцманскому цеху, что он отнесся к делу сочувственно: как начальник лоцманов полковник Меньшиков, так и помощник его подполковник Чупров помогали делу и охотно дали мне лоцманов, чтобы рассадить их на те суда, которые должны были идти за «Ермаком».

Мы тронулись с пароходом «Якобсон» в 8 часов утра и шли довольно успешно. Командир парохода «Якобсон» отлично управлялся, но были моменты, когда, видя кругом тяжелые льды, он, горячась, высказывал лоцману сожаление, что решился идти. Все, однако, обошлось совершенно благополучно. Северным ветром отогнало южную часть льда к югу, и во многих местах мы шли по свободной полынье. В 9 ? часов вечера благополучно прибыли в Кронштадт, сделав 80 миль в 12 часов.

17 (29) апреля. В 10 часов утра таможенные формальности с пароходом «Якобсон» были окончены, и мы повели его в Петербург. С утра был южный ветер, которым лед двинуло к северу и сместило все наши вехи. Приходилось руководствоваться исключительно створами, и это оказалось не худо, но лед всей массой двигался к северу, и я боялся, что если пароход застрянет, то его может подать на банку. В этих случаях надо иметь маленькие лоцманские пароходы, которые бы помогали идущим за ледоколом судам. Вообще это дело требует некоторой обстановки. Все, однако, кончилось благополучно, и мы, отведя пароход «Якобсон» в Петербург, к 3 ? часам были обратно в Кронштадтской гавани.

Весенний лед в Финском заливе

Весенний лед в Финском заливе

Это была Страстная суббота, и вход в гавань дал экипажу возможность спокойно встретить Светлый праздник.

На этом последнем переходе с нами были барон Ф. Ф. Врангель и инженеры П. К. Янковский и Р. М. Ловягин. Гг. инженеры написали о плавании ледокола весьма обстоятельную записку.

Инженер II.Я. Янковский заказывал ледокол для Байкала и вообще занимался этим предметом специально. Поэтому мнение его заслуживает полного внимания, тем более, что он мог говорить об «Ермаке» совершенно беспристрастно. Ниже помещается большая часть его записки.

«Ермак» вышел из Кронштадта средним ходом около 10 узлов, имея под парами 4 котла из числа всех 6-ти. В первые полчаса хода сопротивление от слабого льда было едва ощутимо на пароходе, но уже против оконечности острова Котлина (Толбухин маяк), где Невская губа расширяется и влияние теплой речной воды слабеет, лед стал сплошным, толщиною около 1–1 ? фута, и вместе с тем начали замечаться легкие сотрясения судна от передвигаемых и раздавливаемых им льдин. Эти сотрясения, сопровождаемые шумом, были особенно слышны в кают-компании и носовых каютах 1-го класса, находящихся вблизи форштевня под верхней палубой. При дальнейшем движении ледокола в толстом льде (2–3 фута и более) шум и сотрясения принимали несколько неприятный характер, с которым, однако, пассажиры освоились. Так как корпус ледокола «Ермак» по ватерлинии имеет форму клина, как в горизонтальном, так и в вертикальном разрезе, то процесс разрушения судном льда происходит в двух направлениях: горизонтальном (раздвигание льда по сторонам) и вертикальном (подламывание льда вниз под судно).

При движении в разбитом, плавающем отдельными кусками льде пароход, по преимуществу, раздвигает лед по горизонтальному направлению. При ходе в сплошном толстом льде, разрушает его путем излома вниз и иногда совершенно переворачивает разбитые куски, при чем очень удобно наблюдать толщину ломаемого льда.

По мере удаления от Кронштадта лед становился все толще, особенно в местах, где сохранился снежный покров, предохраняющей лед от действия солнечных лучей. Против острова и маяка Сескара (40 миль от Кронштадта) стали попадаться ледяные сдвиги и нагромождения в виде отдельных гряд. При этих условиях ход ледокола при неполном количестве котлов весьма замедлился: он по временам останавливался и двигался вперед лишь после того, как ранее был даваем задний ход, причем передний винт расчищал скопление льда перед носом. Во время первой такой остановки измерена была толщина сплошного льда, остановившего пароход при среднем ходе – она оказалась 3 фут. Вскоре после этого ледокол встретил нагромождение подобного же толстого льда и здесь уже не мог пробиться при уменьшенном количестве котлов. Обстоятельство это должно быть приписано громадной ширине корпуса (10 сажен), составляющей более ?[165]) длины судна по ватерлинии и приданной ему для специальной цели, служит для проводки во льду наибольших военных судов, имеющих ширину 70 фут. Пока разводили пары в остальных котлах ледокола, были произведены подробные обмеры толщины сплошного льда и нагромождений. Результаты оказались следующие: сплошной лед, из которого состоял торос, имел толщину 3 ф. и был покрыт слоем снега от ? до 1 ф. Возле парохода этот лед выпучило давлением судна на 3 фута выше поверхности воды. Наибольшая высота тороса над уровнем воды была 9 фут. Глубина тороса под водою возле судна оказалась 9 ф. 7 дюйм.

После того как пары были подняты во всех шести котлах, ледокол дал полный ход вперед всем четырем машинам и легко прошел через торос.

15-го апреля. После полудня западный влажный втер нанес туман, во время которого рискованно было идти вперед, имея вблизи курса остров Гогланд, которого нельзя было видеть. Не было также слышно сирены, подающей обыкновенно сигналы во время тумана на южном маяке этого острова. Поэтому около 5 ч. вечера адмирал решил остановиться в 3–4 милях от Гогланда; этим воспользовались для измерения льда. Лед был крепкий, покрыт снегом и с нагромождениями неправильной формы. Было пробито несколько прорубей в различных расстояниях от парохода, и толщина нагромождений измерена особою рейкою с поворотною поперечиною внизу. Толщина ледяного поля с нагромождениями оказалась следующая: в одном месте 8 фут, в другом 2 ф. 8 дюймов, в третьем 5 ф. 10 дюйм, в четвертом 6 ф. Высота нагромождений над водою не превосходила 4–5 фут.

К ночи ветер перешел в северный, и туман очистился, благодаря чему увидали близко оба Гогландских маяка: южный с красным огнем и северный с белым. Путь от Кронштадта до Гогланда –100[166] морских миль – был пройден с остановками в 12 часов. Средняя скорость хода была 9 узлов (морских миль).

На другой день, 16-го апреля, в пятницу, тронулись с рассветом в 3 ? часа и, пройдя за Гогланд миль 10, вышли из льда и увидели залив к западу совершенно чистым. Лед был лишь с северной и северо-западной сторон. В 5 часов утра к «Ермаку» подошел небольшой буксирный спасательный пароход, шедший из Гельсингфорса и предполагавший идти на помощь затертому в льдах барку, брошенному около Сескара. Узнав о крепости льда возле Сескара, спасательный пароход не решился его форсировать и направился обратно в Гельсингфорс.

В 7 ч. утра заметили идущее с моря коммерческое судно, оказавшееся пароходом «J. G. Jacobsen» датской компании с грузом апельсин из Генуи, адресованным фирме П. Борнгольдт и К. в С.-Петербург. После переговоров адмирала с капитаном пришедшего парохода решили немедленно идти вместе в С.-Петербург, не дожидаясь второго парохода «Ксения», задержанного, вероятно, туманом в Балтийском море. В 8 ч. утра 16-го апреля «Ермак» вышел в обратный путь, имея за собою идущим в кильватер пароход «J. G. Jacobsen», державшийся в расстоянии от 50 до 150 сажен от «Ермака».

Канал, образуемый ледоколом в сплошном льде, вообще держится открытым и свободным от плавающего льда на ширине 6–8 сажен, вполне достаточный для прохода коммерческого судна, которое к тому же не боится столкновений с отдельными плавающими кусками льда, а только со сплошным ледяным полем. Но после разбития и прохода ледоколом ледяной гряды или тороса канал почти сейчас же за кормою ледокола опять затягивается массою плавающего льда, в котором коммерческое судно движется лишь с трудом и весьма медленно. Если же канал в торосе искривлен, что легко может случиться, ибо ледокол, форсируя торос, получает нередко боковые удары и сбивается ими с курса, то в таком случае, трудность хода для коммерческого судна удваивается, и оно может быть остановлено массою плавающего в канале льда. Подобные остановки случались несколько раз и с пароходом «J. С. Jacobsen». При первой остановке его, «Ермак» сделал в сплошном толстом льде полную циркуляцию диаметром около 150–200 саж. и прошел мимо «J. С. Jacobsen» в расстоянии около 10–15 саж., после чего лед, сжимавший коммерческое судно, раздался, заняв место в новом канале, пробитом «Ермаком», и «J. С. Jacobsen» сейчас же тронулся вперед. При следующих остановках в торосах «J. С. Jacobsen» справлялся с густо плавающим льдом собственными силами, давая несколько раз в канал то задний, то передний ход. Вообще же обратный путь «Ермака» в Кронштадт, частью по готовому каналу, был гораздо легче, чем первый рейс из Кронштадта, главным образом благодаря тому, что северный ветер успел за ночь расширить канал, пробитый ледоколом накануне, и отогнать лед к югу.

На пути попадалось множество тюленей, лежавших на льду и скрывавшихся под лед при приближении ледокола.

В течение всего обратного пути в С.-Петербург ни разу не приходилось подавать коммерческому пароходу буксира, что, вероятно, зависело от того, что «J. С. Jacobsen» держал очень внимательно курс по оси канала. Можно было также заметить, что коммерческому пароходу легче всего идти за ледоколом в небольшом расстоянии, примерно 50–75 саж., так как тогда канал еще не успевает затягиваться плавающим льдом. В 9 ч. 40 мин. вечера 16-го апреля «Ермак» и «J. С. Jacobsen» бросили якорь на Кронштадтском рейде.

На следующий день в субботу 17-го апреля, утром после окончания таможенных формальностей «J. С. Jacobsen» отправился вслед за «Ермаком» по морскому каналу в С.-Петербург. Плавающие вехи, ограждающие канал, не были околоты и находились большею частью подо льдом, а потому курс приходилось держать по створу двух знаков, установленных специально для зимнего плавания «Ермака» на ряжах вблизи Кронштадта (расстояние между знаками 390 саж.). Во время следования Морским каналом «J. С. Jacobsen» однажды остановился, будучи прижат ветром к ледяному краю канала, пробитого «Ермаком»; однако, положив руль на борт, он сам собою отошел ото льда. В 12 час. дня 17-го апреля. «J. С. Jacobsen» ошвартовился возле таможенных пакгаузов Гутуевского порта, «Ермак» же, спустив нас и других пассажиров на лоцманский пароход, вернулся в Кронштадт.

Таким образом навигация в С.-Петербургском порту была открыта в нынешнем году при помощи «Ермака» 17-го апреля. Средний срок открытия навигации в С.-Петербурге – 25-го апреля старого стиля.

Самое раннее за 40 лет открытие навигации было 8-го апреля 1881 года и самое позднее –11-го мая 1867 года.

После совершенного нами, хотя и непродолжительного плавания на «Ермаке» мы не могли не прийти к заключению, что успешное действие этого ледокола во льду вполне подтвердило правильность главных технических условий, положенных в основание при проектировании этого судна, а также байкальского парома-ледокола, а именно:

1. Ледокол должен иметь наклонные к вертикали штевни (угол 60°) и наклонные, хотя гораздо менее борта (угол 20°).

2. Ледокол должен быть поворотлив, что достигнуто в «Ермаке» малым отношением длины корпуса к ширине 4:1 и двумя боковыми винтами в корме сверх среднего, кормового.

3. Ледокол для успешной борьбы со льдом и противостояния ударам и сотрясениям должен иметь по возможности сильные и прочно конструированные машины и особенно крепкий корпус.

4. Ледокол должен иметь носовой винт для разбивания ледяных нагромождений струею воды.

Обращаясь к частностям устройства «Ермака», нельзя не отметить целого ряда особенностей его конструкции, введенных, большею частью, впервые на ледоколах по инициативе вице-адмирала Макарова, и некоторые из которых полезно было бы применить в байкальских ледоколах. Вот главнейшие из этих особенностей:

1. Bcе винты ледокола могут быть приводимы в движение, кроме главных машин, также небольшими быстроходными вспомогательными машинами, посредством зубчатой передачи; при этом главные машины разобщаются от винтовых валов. Это устроено для экономии пара на случай хода ледокола в чистой вод под одним кормовым винтом, движимым главной машиной, причем остальные винты будут вращаться с меньшею быстротою вспомогательными машинами, не производя полезной работы для увеличения скорости судна и только не замедляя его хода.

2. Для уменьшения порывистости боковой качки столь широкого и потому устойчивого судна, как «Ермак» и, добавим, как большинство ледоколов, имеющих большую ширину, в средней части судна между котлами и в пространстве между двумя верхними палубами устроено поперечное отделение шириною 8 ф. и длиною до 70 ф., наполняемое водою (около 80 тонн), которая при качке ледокола переливается с одной стороны судна на другую; размеры и поперечное сечение отделения рассчитаны так, чтобы период времени, необходимый для прохода воды от одного конца отделения до другого был одинаков с периодом поперечного качания судна на волне (4 секунды); поэтому вода, получившая в одном конце отделения импульс от поднятия соседнего борта, достигает до противоположного конца отделения в то время, когда этот конец отделения поднимается волною. Благодаря такому совпадению противоположных движению судна и массы воды, размах, сообщаемый судну волною, несколько уменьшается (на 7 %, как показали опыты с моделью).

3. Для усиления тяги воздух накачивается в кочегарки вентиляторами по системе Хоудена.

4. Буксирный стальной канат крепится на судне не к обыкновенному буксирному крюку, а к особой паровой лебедке, устроенной таким образом, что натяжение каната остается постоянным. При увеличении натяжения канат сматывается с барабана лебедки, при уменьшении натяжения, наоборот, – автоматически наматывается на него.

5. Завозный якорь имеет свою собственную шлюпку, под дном которой он висит на особом канате, якорь вместе с шлюпкою поднимается и спускается на воду краном. Этим облегчается трудная операция завозки якорей.

6. Все каюты парохода снабжены зимними рамами для иллюминаторов, отчего в каютах сохраняется тепло и не потеют стекла иллюминаторов.

7. Во избежание дутья от наружных стен и иллюминаторов отопительные батареи помещены вдоль наружных стен кают, а мебель поставлена вдоль этих стен с двухдюймовым зазором, через который может проходить вверх нагретый батареями воздух.

8. Кают-компания вентилируется воздухом, вдуваемым через обыкновенную пароходную вентиляторную трубу и проходящим затем вдоль отопительных батарей, где он нагревается.

9. По обоим концам мостика для командира имеются закрытая сверху и с трех сторон и снабженные стеклами рубки, служащие защитою при ветре.

20 апреля (2 мая). Третий день праздника. К сожалению, не мог людям дать больше отдыха, ибо надо идти за пароходами, которых у Гогланда скопилось довольно много. Снялись с якоря в 3 ? часа утра. Направились к Гогланду, куда пришли в 1 час дня. Гогланд находится в открытой воде, а от него к Кронштадту идет сплошной лед, разбитый, но местами сильно сжатый. Ледокол, однако же, нигде не остановился и шел по 8–10 узлов. У Гогланда я застал 7 пароходов. Если бы все они ожидали меня на свободной воде, то дело было бы очень простое, но, к сожалению, каждому пароходу казалось, что он может пройти сам, и потому командир пускался в путь, пока не застревал во льду. Следующий подходивший пароход, видя, что на фарватере лед тяжелый и предшественник его застрял, брал левее и, пройдя некоторое время, также останавливался, не будучи в силах побороть лед. Следующий пароход брал правее и т. д. Благодаря этому все 7 пароходов были разбросаны на пространстве 15 миль, и пришлось ходить от одного к другому, чтобы всем им раздать лоцманов и затем провести их к одному сборному пункту. Работа эта заняла все время до 9 ? часов вечера, и только тогда все пароходы были собраны в одну кильватерную колонну. Было уже темно, и мы остались ночевать до утра.

21 апреля (3 мая). Пошли в 4 ? часа утра. До маяка Соммерса идем хорошо, но за маяком лед настолько сжат, что пароходы постоянно застревают: то один, то другой останавливается во льду. Приходится выходить со своего места, возвращаться к застрявшему пароходу, проходить по его борту и, освободив его, идти далее. Освобожденный пароход должен бы воспользоваться этим, чтобы продвинуться к переднему мателоту, а между тем он стремится идти по струе «Ермака», по неопытности неизбежно отстает и мешает другим пароходам. Лоцманы еще неопытны в том, какие указания давать командирам, и, кроме того, командиры не слушаются лоцманов. Это был крайне утомительный день; местами мы делали не более одной мили в час, и полагаю, что в таких случаях, когда лед в сжатии, лучше останавливаться и пережидать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.