ГЛАВА I Сотрудники Петра

ГЛАВА I

Сотрудники Петра

Иван Посошков говорил о Петре: «Наш монарх на гору аще сам десять тянет, а под гору миллионы тянут: то как дело его споро будет?» [894]

Сам Петр жаловался на недостаток в сотрудниках. Мы помним, что в одном из писем его к Екатерине сказано: «Левшею не умею владеть, а в одной руке принужден держать шпагу и перо; а помощников сколько, сама знаешь» [895].

Помощников действительно было мало, противников, «тянувших под гору», множество. Масса народа не могла считаться сотрудником Петра. Весьма лишь немногие входили в его положение, имели возможность вникнуть в самую суть его мыслей. Еще менее было лиц, желавших успеха преобразовательной деятельности Петра.

На окончательный успех реформ Петра можно было надеяться лишь или при весьма продолжительном царствовании его, или при образовании группы сотрудников, вполне способных продолжать в духе Петра то, что им было начато. Правда, нельзя было ожидать превращения России вновь из европейского государства в азиатское, однако существовала опасность реакционного движения против духа реформ Петра. Спрашивается: удалось ли Петру образовать школу деятелей, готовых и способных бороться с этой опасностью реакции?

Нельзя было удивляться тому, что иностранцы, как, например, Гордон и Лефорт, Виниус, Остерман, Миних и др., поддерживали образ действий Петра. Их положение, их карьера обусловливались успехом нововведений Петра. Нельзя отрицать, что Миних и Остерман в продолжение шестнадцати лет, следовавших за царствованием Петра, значительно содействовали успеху его предначертаний, поддержанию значения России в ряду европейских государств, продолжению деятельности русского правительства в духе Петра. Россия им весьма многим была обязана. Однако господствовавшая в России и после Петра ненависть к иностранцам легко могла положить конец их деятельности, что и случилось в 1741 году. Поэтому нельзя было не желать, чтобы между русскими нашлись люди, способные и намеренные идти дальше по указанному Петром направлению.

Между русскими, к счастью, не было недостатка в даровитых и энергичных людях. Курбатов переписывался с Петром о разных мерах к реформам, об отмене патриаршества, о заведении школ, о немецком платье, о вопросах внешней политики, о финансовых делах и проч. и оказался чрезвычайно полезным сотрудником государя. Украинцев принадлежал к самым опытным дельцам в области внешней политики и оказывал царю существенные услуги в Малороссии, в Польше, в Константинополе и проч.; Куракин, Матвеев, Толстой, Неплюев, Волынский и др. были замечательными дипломатами; Макаров служил царю ревностно и успешно в качестве кабинет-секретаря; в области народной экономии Строгановы, Демидовы, Гончаровы, Соловьевы и проч. оказались способными руководствоваться советами Петра и отличались рабочей силой, предприимчивостью, знанием дел и способностью трудиться в духе его; люди незнатного происхождения, представители массы народа, как, например, Кирилов, Сердюков, Посошков и т.п., сделались единомышленниками царя. Однако весьма немногим из всех этих тружеников было суждено продолжать свою деятельность на пользу России после Петра.

Многие пали жертвой доносов и поклепов своих недоброжелателей; некоторые из них погибли, вследствие разных обвинений, не лишенных основания. Политическая карьера в то время представляла собой страшные опасности. Можно было считать исключением, если кто-либо, занимавший видное место, до своей кончины оставался в полном блеске своего положения. Высшие сановники, игравшие весьма важную роль при дворе, привыкшие к роскоши и к власти, весьма часто оканчивали свою жизнь в печальной ссылке, в бедности, в уединении. Такова была участь кн. В. В. Голицына, Остермана, Толстого, Меньшикова и др. Были также частые случаи жестокой смерти на эшафоте: примерами могут служить Нестеров, Гагарин, Волынский и др.

К тем немногим людям, начавшим свою карьеру при Петре и принадлежавшим к его школе, бывшим «птенцами» Петра и трудившимися в его духе еще долго после него, можно отнести Неплюева и Татищева.

Вскоре после возвращения из-за границы, где он учился, Не-плюев, как мы видели, в качестве дипломата был отправлен в Константинополь. В его автобиографии заключаются многие данные, свидетельствующие о неограниченном уважении к гениальности и личности царя. Неплюев умел ценить значение Петра для России. Рассказывая, что по получении известия о кончине государя он пролежал более суток в беспамятстве, Неплюев замечает: «Да иначе бы мне и грешно было: сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими; научил узнавать, что и мы люди; одним словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут» [896]. Несколько десятилетий сряду Неплюев трудился в духе Петра в качестве дипломата в Турции, администратора в Малороссии и на Урале, главнокомандующего в Петербурге в первое время царствования Екатерины II.

И Татищев был типом школы Петра. Многосторонностью занятий, разнообразием познаний, рабочей силой, неутомимостью он походил на Петра. Равно как и Петр, Татищев в молодости был весьма многим обязан пребыванию на Западе. Впоследствии он трудился в качестве дипломата, директора горных заводов, администратора среди иногородцев. Он участвовал в некоторых событиях Северной войны и Прутском походе. Во время своих путешествий за границей, в Швеции, в Саксонии, он покупал множество книг математического, исторического, географического и военно-технического содержания. По желанию Петра он особенно подробно занимался географией России. Впоследствии он сделался первым русским историографом. Жизнь и деятельность Татищева служат свидетельством благоприятного влияния, оказываемого преобразованием России на способных и склонных к учению русских людей [897].

Примером такого же полезного влияния служит и жизнь Толстого: уже выше было указано нами на значение путешествия его за границу в 1697—1698 годах. Пребывание в Италии и в других странах развило в нем политические способности. Он, как мы знаем, был ловким дипломатом в Турции. После кончины Петра он содействовал возведению на престол Екатерины. Французский посол Кампредон называет его «умнейшею головою в России», «правою рукою императрицы» и проч.

Никто из представителей школы Петра не был столько близким царю человеком, как князь Александр Данилович Меньшиков. Навлекая на себя гнев царя сребролюбием, алчностью, произвольными действиями, он был любим Петром за необычайные способности, расторопность, решимость, энергию.

Меньшиков был очень незнатного происхождения, сын придворного конюха. Известие, что «Алексашка» в молодости торговал пирогами, вероятно, не лишено основания; он родился, как и Петр, в 1672 году. Наружность его была замечательна; он был высокого роста, хорошо сложен, худощав, с приятными чертами лица, с очень живыми глазами; любил одеваться великолепно и был очень опрятен. В нем вскоре сделались заметны большая проницательность, необыкновенная ясность речи, отражавшая ясность мысли, ловкость, с которой он умея обделать всякое дело, искусство выбирать людей.

Петр ценил высоко замечательные качества своего любимца, порой строго порицая его чрезмерное честолюбие и грозя ему строгим наказанием за алчность. Во многих письмах Петра к фавориту последний назван «мейн герц», «мейн фринт» (друг), «мейн герценкин» (Herzenskind), «мейн либе камрат», «мейн либе брудер» и т.п., что, впрочем, не мешает частым порывам гнева царя на Меньшикова. До последнего времени Петр давал ему самые сложные поручения, вверял ему чрезвычайно важные должности, оказывал ему милость, осыпал его наградами. В Северной войне Меньшиков и как полководец, и как дипломат, и как администратор, оказывал Петру самые существенные услуги.

Меньшиков был некоторым образом соперником царевича Алексея, подобно тому как герцог Альба когда-то был соперником Дон-Карлоса. В то время когда Петр (в 1715 г.) писал сыну о престолонаследии: «Лучше будь чужой добрый, нежели свой непотребный», он, быть может, имел в виду Меньшикова, который и сделался фактическим наследником Петра и управлял Россией более двух лет во время царствования Екатерины I и в начале царствования Петра П.

Зато грабежи, которые позволял себе Меньшиков в Польше и Малороссии, возбуждали сильнейшее негодование Петра. К счастью для Меньшикова, у него была при царе сильная покровительница, царица Екатерина; она в крайних случаях заступалась за своего старого приятеля. Однажды в 1712 году, отправляя Меньшикова в Померанию, Петр писал ему: «Говорю тебе в последний раз: перемени поведение, если не хочешь большой беды. Теперь ты пойдешь в Померанию, не мечтай, что ты будешь там вести себя, как в Польше; ты мне ответишь головою при малейшей жалобе на тебя». Но, несмотря на эти угрозы, Меньшиков в Померании действовал так, что еще более раздражил царя. Еще в конце своего царствования Петр однажды говорил Екатерине: «Меньшиков в беззаконии зачат, во грехах его родила мать его, и в плутовстве скончает живот свой, и если он не исправится, то быть ему без головы». Нельзя не признать, что царь по справедливости мог приговорить Меньшикова к смертной казни точно так же, как он осуждал людей вроде Гагарина, Нестерова, Шафирова, но не должно забывать, во первых, личной дружбы между светлейшим князем и государем, а далее, необычайной, нелегко заменимой опытности Меньшикова в делах. Дружба бескорыстного и честного Лефорта могла быть дороже царю, нежели близкие отношения к нему Меньшикова; зато как государственный деятель Меньшиков стоял гораздо выше скромного швейцарца. Апраксин раз в письме к царю заметил, что без Меньшикова все дела могли бы легко придти в замешательство. Когда он однажды во время царствования Екатерины был в отсутствии в Курляндии, тотчас же сделался заметным некоторый застой в управлении делами. Меньшиков был другом, понимавшим значение мыслей царя-преобразователя, трудившимся в том самом направлении, в каком работал сам царь. Недаром он и при нем, и после него занимал столь высокое место [898].

Другом, товарищем и сотрудником Петра была и Екатерина. Отношения к ней царя, в сравнении с первым браком Петра, свидетельствуют о важной перемене, происшедшей в России за все это время. В противоположность малоспособной и малоразвитой Евдокии, Екатерина, несмотря на свое самое скромное происхождение, вскоре сумела составить себе положение. О душевно близком отношении Петра к Екатерине свидетельствует переписка обоих. Здесь обнаруживается безусловная преданность друг другу; она разделяла труды и опасности царя, весьма часто бывала с ним в дороге, следила за его успехами, сочувствовала его радости и его горю, умела шугать с ним, успокаивать его в случаях крайнего раздражения или болезненных припадков.

Екатерина происходила из семейства Скавронских, переселившихся из Литвы в Лифляндию[899]. Многие частности, рассказываемые о ее молодости, имеют характер и значение легенды. Достоверно известно, что она, живя в доме пробста Глюка, была взята в плен в 1702 году при завоевании Мариенбурга и что вскоре после этого Петр познакомился с ней в доме Меньшикова. В 1711 году, значит, после рождения ее дочерей, Анны и Елизаветы, Петр объявил ее своей супругой [900]. Формальное бракосочетание происходило 19 февраля 1712 года в Петербурге [901].

Не определив подробнее, в чем, собственно, состояли заслуги Екатерины по случаю Прутского похода, Петр намекнул на это в манифесте о короновании Екатерины. Частности, рассказываемые в сочинении вроде Вольтеровой истории Петра Великого, не имеют значения. Вопрос о намерении Петра назначить Екатерину наследницей престола должен оставаться открытым. 5 февраля 1722 года появился указ Петра, в силу которого государь имеет право назначать своим наследником кого ему угодно. Можно было считать вероятным, что это постановление было направлено против сына царевича Алексея. Как бы в оправдание образа действий Петра, Феофан Прокопович написал сочинение под заглавием «Правда воли монаршей», в котором старался доказать разумность этого установления. Но Петр не успел воспользоваться своим правом назначить себе преемника.

Уже в конце 1721 года, значит, вскоре после принятия Петром императорского титула, Сенат и Синод решили именовать Екатерину «Ея Величеством Императрицею». В 1723 году Петр вознамерился короновать Екатерину, и 15 ноября был написан манифест, в котором после некоторых замечаний о войнах сказано между прочим: «В которых вышеписанных наших трудах наша любезнейшая супруга, государыня императрица Екатерина, великой помощницей была, и не точию в сем, но и во многих воинских действиях, отложа немочь женскую, волей с нами присутствовала и елико возможно вспомогала, а наипаче в Прутской кампании с Турки, почитай отчаянном времени как мужески, а не женски поступала, о том ведомо всей нашей армии и от них, несомненно, всему государству» и проч.

Коронация Екатерины совершилась в Москве с великим торжеством 7 мая 1724 года. Впоследствии рассказывали, что Петр желал этой церемонией указать на Екатерину как на преемницу. Во всяком случае, при ее воцарении изречения Петра в этом тоне служили аргументацией при поддержании прав Екатерины. Как бы то ни было, коронация Екатерины являлась нововведением. За исключением коронации Марины Мнишек, не было подобного события в истории России [902].

Много было рассказываемо о разладе, происшедшем будто бы между Екатериной и Петром незадолго до кончины последнего, по случаю якобы существовавшей между императрицей и камергером Монсом любовной связи. Частности в этих рассказах, очевидно, в значительной доле основанных на слухах и предположениях, имеют характер анекдотов, а не фактически доказанного исторического события. Можно допустить разве лишь временное или скорее минутное расстройство благоприятного отношения между супругами, после чего между ними тотчас же восстановилось полное согласие [903].

То обстоятельство, что Екатерина и Меньшиков, лица, самые близкие Петру, лица, которых он называл своими «герценкиндер», сделались преемниками его, не могло не содействовать обеспечению результатов преобразовательной деятельности Петра. Напрасно недоброжелатели России в минуту кончины Петра надеялись на анархию в России, на какую-то реакцию против системы его царствования. Хотя и краткое, управление делами Екатерины и Меньшикова заключало в себе достаточное доказательство, что Петр успел создать школу государственных людей, способных и готовых действовать в духе его; дальнейшая судьба России была обеспечена.