3. КИТАЙ
3. КИТАЙ
Размеры изменения Китаем расстановки сил в мире таковы, что миру понадобится от 30 до 40 лет, чтобы восстановить потерянный баланс. На международную сцену выходит не просто еще один игрок. Выходит величайший игрок в истории человечества.
Ли Куан Ю, 1999
Глобальное смещение
Есть много оснований согласиться с футурологом Дж. Несбитом, определившим подъем Азии как “безусловно — самое важное явление в мире». Такие эксперты как Р. Холлоран, полагают, что подъем Азии «лишит Запад монополии на мировое могущество. Модернизация Азии навсегда переделает мир”*. Реальной становится перспектива, что XXI в. будет азиатским — после ХХ американского века и XIX — европейского века.
Между 1990 и 2000 годами доля Азии в повсеместно растущем мировом экспорте увеличилась с 21,8 процента до 26, 7 процентов.*
К 2050 г. на долю Азии придется, если экстраполировать современные тенденции, примерно 57% мировой экономики. Из 6 величайших экономик мира 5 будут азиатскими. Согласно прогнозу ЦРУ после Китая с 20 триллионами валового национального продукта, второе место займут США — 13,5 трон долл. Далее идет Япония — 5 трлн, четвертое место — Индия 4,8 трлн, затем Индонезия — 4,2 трлн, Южная Корея — 3,4 трлн и Таиланд — 2,4 трлн долл. И Азия не остановится на достигнутом: если в 1995 г. валовой национальный продукт Соединенных Штатов был равен совокупному продукту Японии, Китая, Индонезии, Южной Кореи и Таиланда вместе взятых, то через двадцать пять лет американский валовой продукт (который удвоится за это время) будет составлять менее 40% общего продукта указанных стран.*
В Азии обозначился лидер — после столетий своего рода летаргии Китай поднимается на ноги, начав с 1978 г. впечатляющее вхождение в индустриальный мир. Конфуцианский мир цивилизации континентального Китая, китайских общин в окрестных странах, а также родственные культуры Кореи и Вьетнама именно в наши дни, вопреки коммунизму и капитализму, обнаружили потенциал сближения, группирования в зоне Восточной Азии на основе конфуцианского трудолюбия, почитания властей и старших, стоического восприятия жизни – т.е. столь очевидно открывшейся фундаменталистской тяги. Поразительно отсутствие здесь внутренних конфликтов (при очевидном социальном неравенстве) – регион лелеет интеграционные возможности, осуществляя фантастический сплав новейшей технологии и трациционного стоицизма, исключительный рост самосознания, поразительное отрешение от прежнего комплекса неполноценности. Он успешно совмещает восприятие передовой технологии со стоическим упорством, традиционным трудолюбием, законопослушанием и жертвенностью обиженного историей населения.
КНР представляет собой самую быстрорастущую экономику мира. Факты роста претендента на преобладание в Восточной Азии впечатляют. Соединенным Штатам понадобилось сорок семь лет, чтобы удвоить свой валовой продукт на душу населения. Япония это сделала за тридцать три года, Индонезия за семнадцать, Южная Корея за десять лет. Китайская экономика росла в последние два десятилетия со скоростью восемь процентов в год. По оценке Всемирного банка китайская экономика уже превратилась в четвертый мировой центр экономического развития наряду с США, Японией и Германией. В состав КНР вошел тринадцатый по объему торговый партнер Соединенных Штатов (24 млрд. долл. взаимного оборота) — Гонконг.
В 1950 г. на Китай приходилось 3,3 процента мирового ВВП, в 1992 г. уже 10 процентов, а по прогнозам на 2025 г. — более 20%. По объему ВНП Китай, согласно прогнозам обгонит Соединенные Штаты уже в первые десятилетия наступившего века*. Импорт “Большого Китая” (КНР, Гонконг, Тайвань) составил в 2002 г. 630 млрд. — значительно больше, чем у Японии (521 млрд. долл.). (Отметим торговый дефицит США в товарообмене со всеми странами Азии). Валютные резервы Китая составляют 91 млрд. долл., уступая в мире по этому показателю только Японии и Тайваню. Отметим огромное положительное сальдо торгового баланса КНР в торговле с США — импорт из Китая “отнимает” у США 680 тыс. рабочих мест.
К 2020 г. согласно американским прогнозам Восточная Азия будет производить более 40 процентов мирового валового продукта. По оценке разведывательного сообщества США, через два-три десятилетия Китай превзойдет США по объему валового продукта, достигнет значительных высот в военной технологии, обзаведется своей зоной влияния в наиболее динамично растущей зоне – восточноазиатской, бросающей экономико-геополитический гегемонии единственной сверхдержавы.
При этом китайцы смотрят на карту, значительно превосходящую карту собственно КНР, китайской цивилизации они относят не только собственно континентальный Китай. С их точки зрения, все имеющие китайскую кровь, принадлежащие к одной расе, имеющие одну кровь и выросшие в одной культуре, являются членами одного китайского сообщества и в той или иной степени подопечны китайскому правительству. Прежде всего это китайцы Тайваня и Сингапура, китайские анклавы в Таиланде, Малайзии, Индонезии и Филиппинах; некитайские по крови меньшинства Синьцзяня и Тибета, и даже “дальние конфуцианские родственники” — корейцы и вьетнамцы. Китайская диаспора чрезвычайно влиятельна в регионе.
Китай получает весомую экономическую и политическую поддержку со стороны богатых и влиятельных диаспор в Сингапуре, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Маниле, Джакарте. Конфуцианский мир Китая и китайских общин в окрестных странах обнаружил потенциал взаимосближения. Общие активы 500 самых больших принадлежащих китайцам компаний в Юго-Восточной Азии 540 млрд. долл. Ныне китайцы составляли десять процентов населения Таиланда и контролировали половину его валового продукта; составляя треть населения Малайзии, китайцы-хуацяо владели всей экономикой страны; в Индонезии китайская община не превышает трех процентов населения, но контролирует 70 процентов экономики. На Филиппинах китайцев не больше одного процента и на них же падает не менее 35 процентов промышленного производства страны. Китай явственно становится центральной осью “бамбукового” сплетения солидарной, энергичной, творческой общины, снова увидевшей себя “срединной империей”.
За последние десять лет китайский экспорт в США увеличился феноменально, в пять раз. Экономические и политические амбиции нового Китая уже ощутимы в Юго-Восточной Азии, Центральной Азии, на Дальнем Востоке, в акватории Южно-Китайского моря. В начале ХХI в. Китай начал фактически возглавлять общеазиатский торговый блок и напрямую встал вопрос, кто определяет условия экономического развития самого растущего региона мира. Гонконг внутри и хуацяо вовне стали новыми мощными инструментами растущего китайского могущества.
Неоспоримо, что Китай получает значительную прибыль от торговли с Соединенными Штатами. Но это ничего не гарантирует. Как пишут Р. Бетс и Т. Кристенсен, «КНР, возможно, не желает убивать курицу, несущую золотые яйца, но не хотят убивать ее и Соединенные Штаты и Тайвань. Почему тогда Пекин должен быть более склонен к отступлению, чем Вашингтон и Тайбей?*» Взаимозависимость делает политический конфликт игрой, в которой каждая сторона ожидает от противостоящей, что та уступит, в результате чего происходит движение не к компромиссу, а к столкновению. К том же твердая позиция может быть существенной для выживания политического режима, в то время как сторонние наблюдатели смотрят на то, что они калькулируют как «национальные интересы» Китая. В любом случае американские эксперты сходятся во мнении, что Соединенные Штаты не могут довольствоваться только экономическими стимулами для достижения геополитических целей*.
Политическая картина в конце ХХ в. в КНР никак не напоминает 20-е гг. с их господством провинциальных генералов. В Пекине нет чуждой маньчжурской династии, Китай не унижен соседями. Традиции строгой централизации государственной власти сильны как никогда. В то же время 72% населения — крестьяне, живущие в сельской местности, начали избирать своих руководителей – критически важный факт. Экспортно-мощная провинция поставляет треть своих товаров на национальный рынок — мощный якорь против сепаратизма. Внутренняя миграция также укрепит национальное единство.
Потенциал противостояния
Два подхода проявляют себя в республиканской администрации, когда речь заходит о Китае. Первый предполагает введение огромной страны в систему международных отношений, посредством которых – Всемирная торговая организация, Совет Безопасности ООН, Мировой банк, Международный валютный фонд и др. – КНР будет ведена в дисциплинирующую систему мировых взаимосвязей, солидарных отношений. Понимание в Пекине прибыльности участия в мировой торговле, желание сохранить свой сегмент богатейшего – американского рынка, должны, по мысли представителей этого направления в администрации Буша, сделать китайскую протосверхдержаву дисциплинированным партнером Америки в сохранении того положения, которое обеспечивает ей мировое доминирование.
Второе направление меньше верит в благотворное воздействие общих организаций и учреждений, созданных в далекую иную эпоху. Оно более решительно, если не сказать брутально. Оно не призывает вторгнуться и поставить под прямой контроль 1,3 млрд. населения, но оно и не согласно удовольствоваться розовой водицей благих фантазий, основанных на вере в действенность старых организаций. Следует так или иначе содействовать изменению политического строя последней коммунистической державы. И не следует увлекаться «примирением» Китая, когда он «раньше времени» начнет самоутверждаться в Восточной Азии, где американские войска стоят в Южной Корее и Японии, где Седьмой флот бороздит воды поблизости от таящего опасности Тайваньского пролива. Старая геополитическая игра берет свое, полагаться на либеральные благоглупости не стоит.
Администрация Дж. Буша пришла к власти будучи обеспокоенной потенциальным подъемом Китая. Апрель 2001 г. (инцидент со сбитым американцами китайским самолетом) рассеял многолетний словесный туман и внес несколько большую ясность во взаимоотношения самой мощной державы современности и державы самой населенной. Словно холодный душ пролился на прежние уверения во взаимном уважении, приятии, общем будущем. Выявилась новая истина современных международных взаимоотношений: Соединенные Штаты Америки жестко оценивают желание Китайской Народной Республики быть лидером своего региона и постараются сделать многое, чтобы воспрепятствовать появлению в наиболее индустриально развитой зоне совсем недалекого грядущего – в Восточной Азии и тихоокеанском регионе в целом державы, чей вес и потенциал позволяет претендовать на лидерство до масштабов гегемонии.
Даже наличие в настоящее время положительного сальдо торговли КНР с США (оно составляет 80 млрд. долл. и позволяет Китаю покупать в мире все — включая, разумеется, практически последние модели российской военной техники) не сдержало китайской жесткости в отношении США. События 2001 г. оттенили мнение американского академического сообщества, мнение экспертов, что «вызов, представляемый растущим Китаем, являет собой главную проблему американской внешней политики... Гораздо более вероятно, что Соединенные Штаты окажутся в состоянии войны с Китаем, чем с любой другой крупной державой»*.
Такие обстоятельства как бомбардировка американцами китайского посольства в Белграде, а также публикация доклада Комиссии Кокса о китайском атомном шпионаже, вызвали обострение американо-китайских отношений*. Характерно то, как китайцы реагировали на бомбардировку своего посольства в Белграде: началась подписка на средства, которые позволили бы Китаю приобрести свой первый авианосец.* В США популярной становится точка зрения, что самые опасные схватки будущего возникнут, скорее всего, из противостояния друг другу западного высокомерия, исламской нетерпимости и китайского самоутверждения*.
В следующем десятилетии, пишут американские специалисты, «не Россия или некое государство-пария, а Китай, принявший на вооружение новую ядерную политику, станет главным предметом забот Америки. КНР модернизирует свой ядерный потенциал уже в течение 20 лет и будет продолжать движение в этом направлении несмотря на противодействие других стран... Война в персидском заливе и бомбардировка Косово усилили китайскую обеспокоенность в отношении точно наводимого обычного оружия, способного уничтожить существующую у Китая способность нанесения второго удара».
Исходя из общего опыта мировой истории, следует предвидеть стремление новой силы пересмотреть прежний баланс сил, который сформировался в то неблагоприятное для Китая время, когда он был слаб. Китай провозгласил, что “стремление к многополярному миру является растущей тенденцией... Китай готовит себя к роли одного из центров будущего многополярного мира”*.
Складывается картина энергичного возвышения величайшей страны мира, до восемнадцатого века привыкшей быть “срединной империей”- центром мира, а затем на полтораста лет униженной западной экспансией. Страной молодых, целеустремленных жертвенных людей, готовых повторить путь Японии как ровни мировому авангарду. Известный американский исследователь Р. Холлоран отмечает “оживший в Китае менталитет Срединного Царства, в котором прочие азиаты видятся существами низшего порядка, а представители Запада — варварами”*. Американский аналитик Д. Каллео отмечает, что “сегодня Китай является претендентом на роль сверхдержавы уже в близком будущем. Со своим огромным, энергичным и одаренным населением, будучи впервые с девятнадцатого века объединенным, Китай совершенно определенно находится на подъеме”*. На этом пути так или иначе — в Тайваньском проливе, при вступлении в ВТО, в отношении к Тибету, в оценке внутренних процессов Китая на пути Пекина стоит Америка. Подъем Китая начинает напоминать дестабилизировавший мировую систему бросок Германии на рубеже XIX-XX вв. Американцы Р. Бернстайн и Р. Манро квалифицируют подъем Китая как “наиболее трудный вызов... Китай представляет собой мощную экономику и впечатляющую военную силу. Происходит рост китайского влияния в Азии и в мире в целом. Китай предусматривает для себя глобальную роль.”*
Кардинальный по значимости факт – окрепший Китай просто восстанавливает потерянное в начале восемнадцатого века положение безусловного лидера Восточной Азии. И после сверхиндустриализации 80-90-х годов китайцы сумели сохранить верность конфуцианской культуре, не изменяя своему прошлому, национальным традициям, самоуважению. Возможно, Америке придется убедиться, что конфуцианство, помноженное на современную технологию и менеджмент – страшное оружие противодействия любой форме внешнего диктата. В любом случае почти очевиден вывод, что Китай начал успешно совмещать передовую технологию со стоическим упорством, традиционным трудолюбием, законопослушанием и жертвенностью обиженного историей населения. США активно содействовали модернизации своего подлинного геополитического противника. Возможно, что Наполеон был прав, говоря, что Западу выгоднее, чтобы «Китай спал историческим сном»
Военный аспект
Пятьсот лет спустя после прихода Васко да Гамы в Индию (1498), вслед за экономическим самоутверждением начал смещаться баланс вооружений между Западом и Востоком. Десять азиатских стран вошли в мир баллистических ракет. Создаваемые рядом азиатских государств технологически совершенные системы потенциально угрожают западным позициям в Азии. Мир ступил не в эру «после холодной войны», а в период «после Васко да Гамы», когда «западное военное превосходство тает по мере того как индустриализация и новоприобретенное богатство Азии позволяют ей совершить военное обновление, которое внешней силе превозмочь будет чрезвычайно трудно».*
Мировые военные расходы стран мира сократились между 1987 и 2000 год с 1,3 трлн долл. до 840 млрд. долл., но этой мировой тенденции не касается Восточной Азии, которая за это же время увеличил свои военные затраты на 50% (с 90 до 135 млрд. долл.). Военные расходы Японии увеличились с 32,4 до 45,8 млрд. долл., Южной Кореи — с 7,9 до 11,5, Таиланда — с 2,3 до 3,8, Малайзии — с 1,3 млрд. до 2,1 млрд. долл. Но, конечно, наибольший скачок военных расходов произошел в КНР.
Новый Китай, — полагают американские исследователи Р. Менон и Э. Вимбуш, — «будет более склонным к проекции своей военной мощи за пределы своих границ для достижения желанных для себя целей. Мощь Китая будет расти в равной — или большей пропорции к ослаблению мощи Соединенных Штатов».* Отметим впечатляющий скачок военных расходов КНР. Начиная с 1991 г. КНР увеличивала их на 17% в год, доведя их, при оценке по официальному обменному курсу, до 40 млрд. долл. Большинство исследователей сходятся на том, что их цифра находится где-то между 28 и 50 миллиардами американских долларов — то есть в 4-7 раз превышают официальные цифры* — Лондонский институт стратегических исследований определяет эти расходы в 36 млрд. долл.* (а по реальной покупательной способности — до 90 млрд. долл.). За 1990-е годы китайцы удвоили свои военные расходы. НОАК находится в процессе постоянной модернизации. Впервые созданы мощные научно-исследовательские институты в сфере анализа внешнеполитического окружения. Основная статья расходов — создание новых вооружений. (КНР расходует по этой статье и доходы от продаж оружия тем противостоящим США странам — Ираку, Ливии, Сирии). «В течение ближайшего десятилетия, — пишут Р. Менон и Э. Вимбуш, — высокоточные, обладающие большим радиусом действия ракетные системы станут доступными большинству главных стран региона; множество других систем вооружений драматически изменит нынешний баланс сил»*.
НОАК создает мирвированные боеголовки, технологию стелс, нейтронную бомбу, дозаправляемую в воздухе авиацию, выказывает интерес к созданию современных авианосцев*. Западных специалистов особенно заботит ракетное оснащение Китая, поскольку «баллистические ракеты сводят на нет всю стратегию выдвинутых вперед баз, предназначенных для удаленных боевых действий. Эти ракеты направлены на уязвимые места западных держав в Азии, которые до самого недавнего времени были неуязвимы для азиатских держав»*.
Испытание ракеты ДФ-31 2 августа 1999 г. было своего рода предупреждением Вашингтону. Разрабатываемая ныне ракетная система ДжЛ-II предназначена для запуска с подводной лодки*. Мобильность китайских ракет позволяет им надеяться на выход из-под контроля американских спутников и прочих следящих устройств. (А Тайвань в случае атаки КНР будет в невероятно сложном положении, учитывая его островное положение и уязвимость морских путей. Тайваню в случае конфликта можно надеяться лишь на помощь Соединенных Штатов). Не столь внушительные, если их сравнивать с американскими и российскими стратегическими ракетными силами, китайские стратегические силы (19 межконтинентальных баллистических ракет) все же могут нанести удар по Соединенным Штатам из бетонных шахт, расположенных в Западном Китае. Чтобы не быть нейтрализованными, китайцы создают более совершенные ракеты. Китайские стратегические ракетные силы находятся в процессе модернизации. На острие этих сил две новые ракеты — ДФ-31 и ДФ-41, имеющие твердотопливное запускающее устройство и оснащенные мирвированными боеголовками и способные достичь территории США.
Китай способен произвести до тысячи новых ракет в течение следующего десятилетия и некоторые данные убедительно говорят о его способности производить 10-12 межконтинентальных баллистических ракет в год. Комиссия по национальной безопасности палаты представителей США (т.н. Комиссия Кокса) пришла к выводу, что к 2015 году Китай будет способен «в агрессивной манере разместить до 1000 термоядерных боеголовок на своих межконтинентальных баллистических ракетах»*. По распространенному мнению Китай догонит Америку в стратегических вооружениях через сорок пять лет*.
В ответ на планы США по созданию системы ПРО Китай в октябре 1999 г. выделил дополнительные 9,7 млрд. долл. на свои стратегические силы. Если американцы разместят 200 перехватчиков на Аляске, «Китай может прийти к выводу, что это обеспечивает проникновение в на его территорию и, наряду с другими мерами, оснастит свои ракеты мирвированными боеголовками. Если Соединенные Штаты пойдут ее дальше и создадут широкий спектр запускаемых с воздуха, моря и космоса систем, тогда Китай пойдет на значительное усиление своих ударных возможностей... Китай скорее всего приступит к полномасштабному развитию мощных ядерных сил, разделяя мнение России и других критиков в том. что Соединенные Штаты не собираются останавливаться в развитии ПРО и намерены создать его полномасштабный вариант»*. Собственно, Китай рассматривает нынешнее стремление Вашингтона создать ПРО национального масштаба необратимым. В будущем Китай предпочтет полнокровную программу ядерного вооружения любым попыткам договориться с американцами.*
Ныне на вооружении армии КНР находятся 6 тыс. боевых самолетов, 9200 танков, 30 межконтинентальных баллистических ракет с разделяющимися боеголовками. По мнению Американской академии военных наук, к 2020 г. всеобъемлющая общенациональная мощь Китая уже сможет в определенной мере быть сравнимой с американской и превзойдет любую другую в мире.* Чтобы сохранить свою относительную энергетическую независимость Китай будет упорно развивать военно-морской флот. Китайское строительство такого рода неизбежно обеспокоит такие морские страны как Индонезия. Создается основа и арена военно-морской гонки XXI века. С другой стороны, Китай непременно будет искать надежные источники энергии в Центральной Азии. Он постарается ввести Казахстан и Киргизстан в сферу своего влияния (что, разумеется, не может понравиться Москве).
Китай изменил военную стратегию, переориентируя свои ВС с северного направления на южное, развивая при этом ВМС — планируя их оснащение ВМС авианосцем, совершенствуя способности дозаправки своих самолетов в полете, покупая истребители современного класса. КНР подняла вопрос о своем праве на острова Спратли, повторяя тезис о своем тысячелетнем владении ими. Китайские силы оккупировали остров Хайнань, превратив его в особую экономическую зону и создав на нем военно-морскую базу. В 1992 г. был принят “Закон Китайской Народной республики о Внутреннем море (так стало называться Южно-китайское море. — А. У.) и прилегающей зоне”, создавший своего рода легальную базу для дальнейшего продвижения. Присоединившись в 1996 г. к Конвенции ООН по морскому праву, Пекин семикратно — на два с половиной миллиона квадратных километров — расширил экономическую зону в Южно-Китайском море. КНР своими военно-морскими маневрами как бы дала Тайваню ясный сигнал — не вовлекать США во внутрикитайские дела.
Антиамериканское ожесточение
Идеология «Азия для азиатов» имеет долгую и устойчивую традицию. «Запад должен признать, что долгая эра контроля над Азией внешних для Азии держав — когда величайшая военная сила в Азии была не азиатской — быстро подходит к концу».* Работа, семья, дисциплина, авторитет власти, подчинение личных устремлений коллективному началу, вера в иерархию, важность консенсуса, стремление избежать конфронтации, вечная забота о “спасении лица”, господство государства над обществом (а общества над индивидуумом), равно как предпочтение “благожелательного” авторитаризма над западной демократией, — вот, по мнению восточноазиатов, “альфа и омега” слагаемые успеха в XXI веке. Появились идеологи “азиатского превосходства”, призывающие даже Японию отойти от канонов американского образа жизни и порочной практики западничества, выдвигающие программу духовного возрождения, “азиатизации Азии” как антитезы западного индивидуализма, более низкого образования, неуважения старших и властей.
Новый мировой гигант уже сейчас смотрит на Запад без всякой симпатии. Более того, антизападничество и, прежде всего, антиамериканизм становится частью национального самоутверждения и даже самосознания. У руководителей и интеллектуалов Китая складывается мнение, что после “благожелательности Запада” 70-80-х гг. в дальнейшем мир посуровел в отношении Китая, иссякло желание помочь в его развитии.
В Пекине зазвучали аргументы о “теряющей влияние державе, отчаянно стремящейся предотвратить взлет Китая... Менталитет США не позволяет им отказаться от навязывания своей политики, которая нечувствительна к внутренним проблемам Китая”*. Ставшая бестселлером книга “Китай может сказать нет” призывает бороться с культурным и экономическим империализмом США, бойкотировать американские продукты, требовать компенсацию за такие китайские изобретения как порох и бумага, ввести тарифные ограничения на импорт американских товаров, наладить союзные отношения с Россией на антиамериканской основе. В Пекине говорят о необходимости проведения нефтепроводов из Центральной Азии в Китай с тем, чтобы избежать возможности блокады Америкой и Японией морских путей доставки, т.е. избежания стратегической зависимости.* (Китай с 1993 года стал «чистым» импортером энергии, он лидирует в растущем азиатском спросе на энергию и все более заинтересован в увеличении своей доли нефти из Персидского залива).
В будущем Китай сам защитит себя после двухсот лет унижений. Дэн Сяопин был своего рода гарантом китайской сдержанности, после него сторонники “концепции самоутверждения” получают новый шанс. На китайском политическом горизонте не видно фигур прозападной ориентации, зато открыто проявляют себя сторонники жесткости. Такие действия США как активизация вещания на “Радио Свободная Азия” раздражают руководство КНР, подходы США и Китая приходят в противоречие. В закрытом китайском документе 1992 г. говорится: ”Со времени превращения в единственную сверхдержаву США жестоко борются за достижение нового гегемонизма и преобладание силовой политики — и все это в условиях их вхождения в стадию относительного упадка и обозначения предела их возможностей.” Закрытые партийные документы КПК характеризуют США как подлинного врага Китая. Президент КНР Чжао Цзыян заявил к 1995 году, что “враждебные силы Запада ни на момент не оставили свои планы вестернизировать и разделить нашу страну”. Министр иностранных дел КНР Цянь Цичень заявил перед ежегодным собранием лидеров АСЕАН в 1995 г., что США должны перестать смотреть на себя как на “спасителя Востока... Мы не признаем посягательства США на роль гаранта мира и стабильности в Азии”.
США, по мнению китайских лидеров, пытаются “разделить Китай территориально, подчинить его политически, сдержать стратегически и сокрушить экономически”*. Начальник генерального штаба НОАК генерал Дзан Ваньян осудил “вмешательство американских гегемонистов в наши внутренние дела и их откровенную поддержку враждебных элементов внутри страны”. Член Постоянного комитета Политбюро КПК Ху Интао обличил противника: “Согласно глобальной гегемонистской стратегии США их главный враг сегодня — КПК. Вмешательство в дела Китая, свержение китайского правительства и удушение китайского развития — стратегические принципы США”. Его коллега по Политбюро Дин Гуанджен: “США стремятся превратить Китай в вассальное государство”*. В аналитической работе “Может ли китайская армия выиграть следующую войну?” говорится: “После 2000 г. азиатско-тихоокеанский регион постепенно приобретет первостепенное значение для Америки... Тот, кто овладеет инициативой в этот переходный период завладеет решающими позициями в будущем... На определенное время конфликт стратегических интересов между Китаем и США был в тени. Но с крушением СССР он выходят на поверхность. Китай и США, фокусируя свое внимание на экономических и политических интересах в азиатско-тихоокеанском регионе, будут оставаться в состоянии постоянной конфронтации”.
В 1993 г. группа высших офицеров Народно-освободительной армии Китая (НОАК) обратились к Дэн Сяопину с письмом, требующим прекратить политику “терпимости, терпения и компромиссов по отношению к США”. В том же году общенациональное совещание представителей вооруженных сил и партии КНР приняло документ, осью которого явилось следующее положение: “Начиная с текущего момента главной целью американского гегемонизма и силовой политики будет Китай... Эта стратегия будет осуществляться посредством санкций против Китая с целью заставить его изменить свою идеологию и склониться в пользу Запада посредством инфильтрации в верхние эшелоны власти Китая, посредством предоставления финансовой помощи враждебным силам внутри и за пределами китайской территории — ожидая подходящего момента для разжигания беспорядков, посредством фабрикации теорий о китайской угрозе соседним азиатским странам — сеяния раздора между Китаем и такими странами как Индия, Индонезия и Малайзия, посредством манипуляции Японией и Южной Кореей с целью склонить их к американской стратегии борьбы с Китаем.” Решение США укрепить военные связи с Японией и Австралией было названо в Китае “сдерживанием”.
Пекин готов к “позитивному” и “негативному” вариантам будущего развития событий вокруг Тайваня, который Пекин твердо считает тридцатой провинцией КНР. Первый предполагал бы отказ США (и Японии) в поддержке стремления Тайваня к независимости — это облегчает сближение Пекина с Тайбеем. В этом случае новая стратегическая система в Восточной Азии не зависела бы от мощи США, их военного присутствия в Азии. “Негативный” вариант предполагает провозглашение Тайванем независимости от континентального Китая. В этом случае КНР готова увеличить свои военные усилия, более откровенно противостоять США в восточноазиатском регионе.
1 апреля 2001 г. произошло столкновение американского разведывательного самолета с китайским истребителем над территориальными водами Китая. Самолет Китая исчез в морских волнах, а американский разведчик вынужден был приземлиться на китайском острове Хайнань. Последовала дипломатическая буря, в ходе которой официальный Вашингтон так и не выполнил категорическое требование Пекина принести официальные извинения по поводу гибели китайского пилота. А китайская сторона так и не выполнила требования Вашингтона возвратить самолет-шпион. Осложнение взаимооотношений привело к тому, что государственный департамент США рекомендовал американским гражданам воздержаться от поездок в КНР. На этом фоне Тайвань демонстративно запросил о возможности закупить новейшее американское оружие и администрация Дж. Буша-мл. отнеслась к этой просьбе благосклонно. Нетрудно представить, что КНР также ускорит модернизацию своих вооруженных сил, в значительной мере связывая это с закупками военной техники у своего главного ее поставщика – России.
Именно в этом ракурсе смотрят китайцы на желание Вашингтона обзавестись противоракетным зонтиком. Китайцы воспринимают развертывание баллистической ракетной обороны как ключевой элемент американской стратегии «мягкого сдерживания» Китая и осуществления полицейских функций во всем мире. «Оппозиция Китая ракетной обороне основана на серьезной обеспокоенности в отношении возможности ядерного давления... С созданием американцами противоракетной обороны китайские планировщики полагают что — впервые с 1964 года — их страна оказалась уязвимой перед ядерным принуждением или шантажем»*.
Строительство Америкой противоракетной обороны воспринимается Китаем как вызов и угроза его ядерному потенциалу*. Создание системы противоракетной обороны, как полагает Зб. Бжезинский, «может спровоцировать интенсивную враждебности между США и Китаем»*. Единственный видимый ныне американцами выход — проведение с Китаем откровенных и серьезных переговоров*.
“В Китае ожил, — пишет Р. Холлоран, - менталитет Срединного Царства, в котором другие азиаты видятся как существа низшего порядка, а представители Запада как варвары”*. К. Либерталь из Мичиганского университета, полагает, что “китайские лидеры обратились к национализму чтобы укрепить дисциплину и поддержать политический режим”*. Западные аналитики начинают сравнивать подъем Китая с дестабилизирующим мировую систему выходом вперед кайзеровской Германии на рубеже XIX-XX веков. О подъеме Китая как стратегическом мировом сдвиге говорят геополитики Р. Эллингс и Э. Олсен: “Китай рассматривает себя в качестве естественным образом доминирующей державы Восточной Азии, что бы китайцы ни говорили. Китай следует этой политике шаг за шагом и, в отличие от Японии, оказывающей преимущественно экономическое влияние, он, по мере того, как становится сильнее, стремится осуществлять, помимо экономического, политическое влияние”*.
Специализирующиеся по Китаю Р. Бернстайн и Р. Манро в книге “Грядущий конфликт с Китаем” квалифицируют подъем Китая как “наиболее трудный вызов, потому что, в отличие от СССР, Китай не представляет собой могучей военной державы основанной на слабой экономике, а мощную экономику, создающую впечатляющую военную силу. Ключом является постоянный рост китайского влияния повсюду в Азии и в мире в целом. Глобальная роль, которую Китай предусматривает для себя, связана с подъемом соперников Запада, антагонистичных США”*.
Дж. Модельски и У. Томпсон предупреждают: “Китайские лидеры видят в Соединенных Штатах сверхдержаву, вступающую в полосу упадка, но полную решимости сдерживать находящийся на подъеме Китай. Они бросят вызов интересам и позициям Соединенных Штатов в Восточной Азии, их военному и военно-морскому присутствию в западной части Тихого океана. Китайцы уже проявили себя на этом направлении в 1996-1999 гг. в ходе спора по статусу Тайваня, демократии в Гонконге, будущего Тибета, объединения Кореи и контроля над островами в Южнокитайском море”.* По мнению американских специалистов, любое противодействие однополюсному миру “сможет послужить сборным пунктом противников статус кво в Азиатско-Тихоокеанском регионе, равно как и среди прочих недовольных современной системой во всем мире.”* При этом «в Пекине полагают, что у Соединенных Штатов не хватит национальной воли вступить в войну против Китая ради спасения Тайваня»*. Сомалийская аналогия, когда американцы покинули Могадишо потеряв 18 морских пехотинцев, весьма популярна среди китайцев. И потом, даже воюя с Китаем в Корее три года (1950-1953 гг.) Вашингтон не рискнул нанести удар по Китаю. А ведь у Китая тогда не было ядерного оружия.
Что более всего возбуждает китайскую сторону, так это вольная или невольная поддержка Соединенными Штатами сепаратизма китайских территорий. Случай с Тайванем широко известен и одиозен. Такую же реакцию в Китае вызывает поддержка американцами тибетского сепаратизма. Центральное разведывательное управление США оказывало сепаратистам здесь прямую поддержку, о которой китайцам достаточно хорошо известно*. Китайцы жестко выступают против признания за Соединенными Штатами, как за глобальным гегемоном, права вторгаться в этнические проблемы.
Директор Института США Китайской Академии наук (и бывшая переводчица Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая) Зи Зонгуан постаралась дать двусторонним отношениям обобщенную оценку: ”В прошедшем десятилетии мы видели в американо-китайских отношениях больше спадов, чем подъемов. Их можно назвать хрупкими... Главным фактором здесь является американское отношение к превращению Китая в модернизированную, относительно сильную страну... Хотя официальные заявления остаются одними и теми же, по-прежнему стоит вопрос, до какой степени сильный Китай позволителен в сознании американцев. Америке кажется, что Китай развивается слишком быстро и его становится все труднее контролировать. Другими словами, ускорение китайской модернизации не всегда может видеться благоприятным для американских интересов. Многие в Китае полагают, что Америка вооружилась новой формой политики сдерживания, что она желает создать потолок китайскому развитию... В пользу этого говорит американская интерпретация американо-японского договора безопасности и инициированный Соединенными Штатами проект противоракетной обороны театра военных действий в западной части Тихого океана”*.
Этот китайский специалист, выступая в США, отметила растущее желание Америки сохранить преобладающее влияние в определении глобального развития в наступающем столетии. “Идея Pax Americana встроена в американское стратегическое мышление. Факт роста Китая рассматривается как потенциальный вызов американским стратегическим намерениям... Соединенные Штаты взяли на себя роль не только полицейского, но и судьи. Но кто будет судить о поведении самой Америки?”*.
Понимание проблемы
69 процентов «простых» американцев и 97 процентов «лидеров» полагают, что через десять лет Китай будет играть значительно более важную роль. «Политически активные» американцы считают Китай самой важной страной для США. 57% и лидеров и общества в целом полагают, что китайское развитие затрагивает американские интересы.* Уже сейчас китайский язык становится самым популярным языком в американских научных лабораториях*.
Складывается впечатление, что, чем быстрее растет Восточная Азия, тем с меньшей охотой западный мир готов приветствовать этот рост. В вопросе о преобладании в Азии ни США, ни КНР не готовы уступить. «Китайская долговременная цель регионального лидерства, если не превосходства, представляет собой прямую угрозу доминирующей роли Америки в регионе»*. КНР будет стремиться вовлечь в свою орбиту непосредственных соседей и ослабить американское влияние в своем регионе.
Китай не свободен от ошибок, а внешний мир может испытать испуг перед неожиданным использованием новой грандиозной мощи. Встает вопрос, всегда ли США будут готовы предоставлять китайцам и японцам свой рынок? Уже появились отчетливые сомнения: “По мере того, как США начнут ощущать угрозу азиатского экспорта, они начнут воздвигать таможенные барьеры. Это произойдет достаточно мирно когда речь идет о политическом союзнике — Японии. Китай, единственный потенциальный соперник в борьбе за мировое лидерство, не может рассчитывать на такую благожелательность”.* Американцы подчеркивают, что они ничего не должны Китаю.
Представители реальполитик в США попросту говорят, что «экономическая мощь неизбежно будет переведена в военное могущество, а могущество генерирует экспансию»*. С этой точки зрения интересы Вашингтона и Пекина противостоят друг другу в Восточной Азии, в Китайском море, по поводу Тайваня, судьбы двух Корей, американского союза с Японией, присутствия американских войск в регионе, постоянные рейсы американских военно-морских сил поблизости, давление США по вопросу гражданских прав — все эти проблемы так или иначе ведут к обострению двусторонних отношений и взаимному озлоблению. Именно КНР видится потенциально мощным противником Америки.
Так К. Либерталь утверждает, что “сильный Китай неизбежно представит собой главный вызов США и остальной международной системе”*. Р. Бернстайн и Р. Манро приходят к выводу, что “скоро Китай превратится во вторую по мощи державу мира и будет не стратегическим партнером США, а их долговременным противником”*. Колин Грей предупреждает, что “формирующаяся китайская сверхдержава в силу своих размеров, характера территории, населения, социальных традиций и места размещения китайское позитивное или негативное влияние на мировую систему не может быть переоценено”*. Вашингтон“ не смог с должным вниманием воспринять рождение Китая как сверхдержавы”*. США должны противостоять Китаю в главных спорных (для Китая) пунктах — в Тибете и в Южнокитайском море.
Американские специалисты подчеркивают, что “Тибет никогда не был провинцией Китая и не был в положении данника, не был вассалом имперского Китая.”*. Еще более открыто антикитайскую позицию занимают многие американские специалисты в отношении архипелага Спратли и Парасельских островов. США должны присутствовать здесь и опираться на антикитайские силы. “В Южнокитайском море должно осуществляться (так же как и в Тайваньском проливе) постоянное военное присутствие США. Седьмой флот должен быть значительно укреплен, чтобы гарантировать свободное плавание через Южнокитайское море и на всех морских путях Юго-Восточной Азии”*. Такие специалисты, как Э. Фогель, полагают, что США должны перманентно расположить 7-й флот между Тайванем и КНР и осуществлять открытую военную поддержку Тайваня.
«Стремительно растущая способность бросить вызов американским интересам в Восточной Азии, а не способность угрожать континентальным Соединенным Штатам угрожают вовлечением Америки в военную конфронтацию в грядущие годы»*. Китаю не нужно обладать способностью победить США на Гавайских островах или в Персидском заливе. «Другое дело, когда боевые действия будут происходить в провинции Сычуань, или в Тайваньском проливе. Каждый, кто думает, что конфронтация в этих местах будет простой прогулкой для вооруженных сил США, не понимает характера угрозы, которую представляет для Америки вызов, бросаемый НОАК американцам вблизи китайских берегов, не представляет себе, как трудно было бы Соединенным Штатам вести операции так далеко от дома... На своей территории Китай будет страшным противником»*.
Стратегия Америки
Задачи США на ХХI век можно в самом простом виде обрисовать так: замедлить возвышение Китая, не допустить превращения Китая в регионального лидера той части планеты, которая обещает быть центром мирового экономического развития. На определенном этапе эволюции Китая американцам придется пересмотреть свою китайскую политику в свете того, что китайцы приближаются к такому уровню развития своих ядерных сил, который так или иначе заставит США перейти в отношении Китая к испытанной в отношениях с Советским Союзом стратегии гибкого реагирования (чтобы любой спор не перерос сразу же в ядерное противостояние). Это означает, что американцы будут вынуждены увеличить (и значительно) численность своих обычных сил в регионе.
США обязаны относиться серьезно и к территориальным претензиям КНР на острова Южнокитайского моря, где проходят жизненно важные для США морские пути, где геологи предсказывают открытие богатых месторождений нефти и газа. Близкие американской стороне Филиппины, Малайзия, Индонезия — потенциальные союзники США с недвусмысленным трепетом воспринимают военно-морское строительство КНР, они видят в ближайшие десятилетия обращение китайцев к силовой дипломатии, к жесткому давлению на боле слабых соседей. Последние постепенно занимают все более жесткую антикитайскую позицию, что осложняет соблюдение американцами бесконечно долгое соблюдение некой формы нейтралитета.
Практически неизбежен прямой конфликт из-за Тайваня, рассматриваемого Пекином интегральной частью Китая, и Соединенными Штатами, осуществляющими и прямую и скрытую поддержку Тайваня, где на президентских выборах весной 2000 г. укрепили позиции сторонники независимости острова.
Азиатская стратегия США базируется на двух основаниях. Первое - военное. Вашингтон содержит 100 тысяч своих военнослужащих в Японии (Окинава) и Южной Корее. В близрасположенной океанской акватории размещен седьмой флот США. Это военное присутствие гарантирует Америке важную долю контроля над двумя крупнейшими, могущественными экономическими величинами — Японией и Южной Кореей. Хотя американцы и покинули свои военные форпосты на Филиппинах (базы Субик-бей и Кларк-филд), отнюдь не собираются оставлять базы в Японии и в Южной Корее. Уменьшение численности американских войск на них — вовсе не свидетельство возможности ухода США из восточноазиатского региона. В таких обстоятельствах китайцы едва ли решатся рискнуть серьезно спровоцировать Соединенные Штаты*.
Помимо этого Соединенные Штаты являются фактическим военным ментором Тайваня, Пакистана и Саудовской Аравии, снабжая их современным оружием и приходя к ним на помощь в трудный час. Ни один важный вопрос в этом огромном регионе не может быть решен без учета интересов США. Напомним, что США за оканчивающееся столетие вели здесь три крупномасштабные войны — против Японии, в Корее и Вьетнаме.
Главная идея по убеждению стратегов Вашингтона: АТР как регион слишком важен, чтобы оставлять его эволюцию на волю тихоокеанских волн. Войска США должны оставаться на Окинаве и в Южной Корее, следует договориться о прямых военных связях с Сингапуром, флот США должен патрулировать основные магистрали. Госсекретарь США должен посещать не Ближний Восток, а жизненно важную для США Азию.
Второе основание — допуск избранных стран региона на богатейший — американский рынок. Экономическая взаимозависимость долгое время была могучим стабилизирующим фактором в Азии — она была как бы связана общим желанием получить доступ на американский рынок. Открытие богатейшего американского рынка для высококачественных и дешевых азиатских товаров, и это было сделано с откровенной целью заполучить Азию на свою сторону в холодной войне. Без этого допуска трудно представить себе феноменальный экономический подъем Японии в 1950-1980-х годах, рождение “четырех тигров” (Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур), невообразимый подъем КНР после 1978 года, ритм роста стран АСЕАН. Допуск на американский рынок — самый могущественный экономический рычаг Вашингтона. Не даром ежегодное возобновление статуса наибольшего благоприятствования Китаю подается как огромная уступка, за которую США хотели бы иметь компенсацию в той или иной сфере.
Некоторые круги в США предлагают совместно обсудить проблемы «прилегающего к Китаю соседнего российского Дальнего Востока»*. Поступают предложения о приглашении Китая в качестве постоянного участника «большой восьмерки» с превращением ее в «большую девятку», что сделает это собрание мировых грандов «более адекватным глобальным форумом мощи»*.