Глава 4 ЖИЗНЬ В КОНВОЯХ

Глава 4

ЖИЗНЬ В КОНВОЯХ

Оказавшись победителем в первом же сражении, я имел полное право торжествовать. К тому же я убедился, что моя группа стала единой командой, хорошо обученной и компетентной. Но я также знал, насколько велика была доля везения в нашей победе. Шепке, всегда следовавший раз и навсегда установленным правилам, погиб по причине излишней самоуверенности.

Длительная неприкосновенность его лодки и экипажа привела к тому, что он уже недооценивал возможность быть обнаруженным на поверхности воды ночью и, поскольку лодка двигалась на высокой скорости, след от кильватерной струи выдал ее.

С этого момента он полностью попал в зону досягаемости наших гидролокаторов. Против умелой команды он оказался бессилен. Признаться, мы и не могли рассчитывать на то, что наш противник допустит такую ошибку.

Кретчмеру же просто не повезло. Он попал в зону досягаемости гидролокаторов эсминца, подумав, что сражение уже закончено, конвой ушел и ему ничего не остается, как тихо вернуться на базу в Лориент.

Немецкие подлодки, управляемые квалифицированным экипажем, в ночных атаках еще имели огромное преимущество перед нами, несмотря на то что обнаружение «U-100» радарами «Вэнока» дало надежду на изменение хода событий. К тому же мы узнали, что Кретчмер использовал тактику внедрения внутрь конвоя на ту позицию, с которой он смог бы отыскивать свои жертвы с уверенностью, что он не упустит их и в то же время сохранит свою неприкосновенность.

Если бы вооружение германского подводного флота и далее оставалось соответствующим таким же высоким стандартам, как и в первые дни войны, немцы продолжали бы придерживаться прежней тактики. Однако первые поражения, а также потеря в течение всего лишь одной недели трех главных асов немецкого флота вынудили их перейти к тактике массированных атак, более известной как тактика «волчьих стай». Такие тактические действия влекли за собой необходимость строгого контроля за всеми немецкими подлодками из штаба, чтобы вовремя зафиксировать их сосредоточение вокруг каждого конвоя еще до того, как начнется сражение. В некотором смысле немцы сыграли нам на руку, принимая такое решение. Это означало, что, как только любой из командиров подлодок обнаружит конвой, он обязан доложить об этом на берег и затем оставаться в тени, пока не соберется вся «волчья стая». Когда придет время начать атаку, подлодка снова должна прервать молчание и доложить об этом факте.

Одним из больших научных достижений времен Второй мировой войны стало усовершенствование радиопеленгаторной аппаратуры, способной точно принимать пеленг с судна при помощи высокочастотной беспроволочной связи. На моей «Вечерней звезде» был установлен один из первых таких приборов, выпущенных в то время. Однако на первом этапе его использования результаты были слабые и ненадежные. Позднее эти приборы, которые были установлены на судах нашего эскорта, претерпели существенную модификацию, и стало очевидно, насколько актуальным было совершенствование техники. Губительное пристрастие немцев к «радиоболтовне» приводило к тому, что нами было уничтожено значительное число их подлодок, несмотря на то что они не были опознаны каким-либо другим способом. Я всегда без колебаний утверждал, что высокочастотная радиопеленгаторная аппаратура сыграла такую же огромную роль в уничтожении подлодок противника, какую сыграл радар, хотя, безусловно, они взаимно дополняли друг друга и каждый внес свою лепту в помощь нашему основному «убийце» подлодок – гидролокатору.

Однако пока еще эти приборы оставались весьма несовершенными, и самым надежным инструментом был человеческий глаз. Только он мог разглядеть торпеды, бывшие главным тактическим оружием в ночных атаках, которые имела при себе каждая немецкая подлодка.

Действия некоторых судов в конвое часто не поддавались прогнозам и были более чем странными, тем самым они доставляли нам сильную головную боль, хотя противник пока не подавал признаков жизни.

Приход весны, а затем лета позволил нам наконец-то сбросить теплую, но уж очень надоевшую зимнюю одежду, которую мы почти не снимали в течение долгой зимы.

Награждение ряда представителей офицерского и рядового состава «Уолкера» и «Вэнока» знаками отличия стало поводом для радости, хотя, как всегда в таких случаях, невольно возникло сожаление, что отмечены лишь немногие из людей, действительно составляющих отличную команду.

По возвращении из одного похода, во время которого мы приняли на борт как дорогого гостя выдающегося американского писателя и лектора Винсента Шина, мы прибыли в Ливерпуль и обнаружили, что город подвергся бомбовому удару немецкой авиации. В ту же первую ночь произошло событие, о котором мы знаем как о «Battle of Bottle», когда особенно сильно пострадала та часть порта, которая расположена в самом устье реки Мерси. 13 торговых судов, находившихся там в тот момент, были затоплены. Правда, потом по непонятной причине центр сражения переместился куда-то в другое место, и порт снова получил возможность приняться за работу.

Питер Старди провел очень беспокойную ночь, командуя орудийным расчетом. Винсент Шин, решив не пропускать ни одной минуты сражения, присоединился к орудийному расчету и временами оказывал им весьма существенную помощь. Ввиду отсутствия у него боевого опыта, когда Питер и его команда прятались в укрытие, Шин оставался на палубе, являя собой замечательную мишень, верный своей единственной цели не пропустить ничего. Он решил, что спрячется только в самом крайнем случае, когда гибель будет казаться неминуемой. Однако, ведя рискованную жизнь, он постоянно выходил сухим из воды, и мы даже думали, что он обладал каким-то данным свыше иммунитетом. По случаю нашего возвращения было устроено грандиозное празднование, которое и привело Шина в весьма приподнятое настроение. Шин пользовался особым покровительством «херувима на реях», как говорят моряки.

Глэдстон-Док, где причаливали все эскорты, приходящие в Ливерпуль, пострадал от большого числа бомбовых ударов, включая тот, который превратил в обломки мой автомобиль, к моему глубокому огорчению. Однако двое из трех шлюзовых ворот Глэдстон-Дока были повреждены, и следующий удар мог иметь весьма плачевные последствия. Обстановка стала настолько опасной, что нас в спешном порядке отправили на нашу базу в Лондондерри.

Мы были хорошо знакомы с подходами к этому североирландскому городу, потому что в устье реки Фойль находился танкер, с которого эскорты могли получить топливо, прежде чем отправиться в бескрайние воды Атлантики.

Когда-то на этом нейтральном берегу можно было даже разжиться таким дефицитным в то время товаром, как свежие куриные яйца или женские нейлоновые чулки. Тот факт, что иногда только верхний слой яиц в коробке был свежим, а жизнь нейлонового чулка вообще довольно коротка, не очень расстраивал нас, поскольку в условиях войны вряд ли можно придираться к качеству яиц, а чулки в подарок – самый верный путь к сердцу девушки.

Теперь мы имели опыт, как прокладывать путь по узкому и извилистому руслу реки Фойль к старой исторической части города Дерри. Во время нашего первого пребывания здесь я взял на борт лоцмана и попросил его осуществить проводку нашего судна по реке. Я, в совершенстве владея приемами судовождения и лоцманской проводки, которым меня обучили в Навигационной школе ее величества, с ужасом обнаружил, что этот старый отважный джентльмен полностью игнорировал компас и предпочитал ориентироваться по таким объектам на берегу, как «белая корова матушки Мерфи» или же «коровник Падди Монагана».

С дрожью в теле я поручил Джону Лэнгтону оказать необходимое гостеприимство нашему лоцману в кают-компании, в то время как я сам взялся за штурвал и повел судно, используя более традиционные способы лоцманской проводки.

Лондондерри – место, «изобилующее молоком и медом». Здесь каждый, кто не любит, например, мясного, может заказать себе в ресторане горы сливочного масла взамен бифштекса. После того как мы видели Ливерпуль в руинах, здесь царила мирная атмосфера, и местные жители считали экзотикой описываемые тобой сцены взрывов бомб. Самое суровое для них испытание – это иногда возникающие зимой сильные штормы. Когда мы шли по узкой реке, мирные маленькие уютные коттеджи светло-коричневого цвета проплывали мимо нас. Синий торфяной дымок ласково поднимался в воздух, и мы все завидовали владельцам этих домиков и тому, что впереди их ожидает спокойная ночь в тепле домашнего очага.

Летние месяцы 1941 года принесли относительное затишье на театр военных действий в Атлантике. Хотя наши конвои все еще подвергались нападениям и продолжали гибнуть торговые суда, немецкий подводный флот действовал уже не так уверенно. Так, например, если немцы видели хорошо эскортированный конвой, то они отводили свой флот, чтобы не стать легкой добычей врага. Нападения часто были вялыми и нерешительными. Было два случая, когда конвой, эскортируемый мной, подвергся нападению врага, но это не были уже сражения такого масштаба, как с подлодками Шепке или Кретчмера. В обоих случаях нападения отражались, с потерей только одного судна конвоя. Правда, при этом подлодки выходили из боя без потерь.

В одном из них у «Уолкера» возникла довольно интересная дуэль с подлодкой, в ходе которой были выяснены интересные детали поведения лодки под водой. И несмотря на то что подлодка ушла невредимой, сделанные наблюдения нам очень пригодились.

26 июля 1941 года конвой ОС1, эскортируемый моей группой, вышел в море и днем был атакован подлодкой. Пароход «Атлантик-Сити» («Atlantic City») был торпедирован и получил повреждения. Зная о том, что подлодка, двигаясь под водой на медленной скорости, в конце концов все равно останется позади нашего конвоя, я отдал команду начать поиски в этом направлении. Вскоре я был несказанно счастлив, когда засек сигнал нашего гидролокатора, безусловно свидетельствующего о том, что это субмарина.

Мы подготовились к сбросу наших глубинных бомб, и «Уолкер» начал свою первую атаку. К моему огорчению, контакт прервался, когда мы находились примерно в 500 ярдах от подлодки. Это означало, что атака должна быть произведена в значительной мере наугад. Оставалось надеяться, что противник будет двигаться тем же курсом и на той же скорости. Мы также стали сомневаться в том, действительно ли мы засекли субмарину, или же это мог быть один из рыбьих косяков. Однако, чтобы обрести хоть какую-то уверенность, мы сбросили глубинные бомбы должным образом в назначенное место и время, чтобы уничтожить подлодку.

Затем мы вернулись обратно, чтобы снова выйти на контакт с подлодкой и определить ее местоположение по карте. Бомбы явно попали в пустоту. Но когда провели поиск на более обширной территории, твердый контакт подтвердил все характерные признаки субмарины под водой. Уверенность опять вернулась к нам, и «Уолкер» снова провел тщательно подготовленную атаку. Однако связь опять потерялась примерно в 500 ярдах от лодки. Когда же мы пытались еще раз засечь нашу цель, то поняли, что теперь она находится далеко от того места, которое мы рассчитали.

Столкнувшись лицом к лицу с противником, мы поняли, что такие качества, как возможность глубокого погружения и быстрая маневренность, у немецких подлодок значительно выше, чем у кого-либо другого, с кем нам приходилось иметь дело.

Расстояние, при котором был потерян контакт с объектом, говорило о том, что он ушел на большую глубину. Наш же гидролокатор был установлен так, что мог работать по окружности, подобно тому как посылает свои лучи прожектор, однако он не мог ни подниматься, ни опускаться. Поэтому, если лодка приближается, в какой-то момент она оказывается под лучами гидролокатора и, естественно, не дает отраженного сигнала.

Потеря связи с подлодкой примерно в 500 ярдах от нее означала, что она находилась на глубине примерно 600–700 футов, а наша разведка в то время утверждала, что максимальная глубина погружения лодок – 350 футов. Поэтому наши глубинные бомбы были сконструированы таким образом, что максимальная глубина взрыва составляла 500 футов. Также наша разведслужба заставляла нас поверить в то, что стандартные маневренные способности немецких подлодок эквивалентны британским. Однако почти после каждой атаки вражеской лодке удавалось ускользнуть, что свидетельствовало о значительно большей ее проворности.

Можно представить, какое сильнейшее чувство злобы от собственного бессилия охватывало нас, когда наш гидролокатор обнаруживал немецкую лодку, а мы со своим вооружением не способны были нанести противнику смертельный удар. Помню, как однажды теплым летним утром мы и наш спутник, норвежский эсминец «Баф» («Bath»), пытались предугадать, какие же маневры предпримет командир немецкой подлодки, но безрезультатно. Мы понимали, что наши глубинные бомбы могут не достичь той глубины, на которой находится противник, но все-таки надеялись, что взрыв должен произойти как раз над ним.

К нашей ярости и в то же время к стыду, подлодка спокойно двигалась своим прежним курсом на той же глубине, а мы уже израсходовали весь запас глубинных бомб. Попав в такую ситуацию, мы имели возможность вызвать на помощь наших коллег, поскольку имели возможность поддерживать с ними постоянную связь. Но для этого надо было удерживать постоянный контакт с целью. Тогда другие корабли смогли бы продолжить атаку и в конце концов заставить субмарину всплыть на поверхность, когда ей потребуется подзарядить батареи. Но к сожалению, наш гидролокатор имел одно серьезное ограничение. Если слои морской воды под поверхностью океана существенно нагревались или охлаждались, сигнал гидролокатора становился искаженным и в конце концов мог отклониться под большим углом. Жаркое летнее солнце, сиявшее над прохладной Атлантикой, нагрело воду, и в районе полудня мы поняли, что окончательно потеряли контакт.

Длительные поиски не принесли никакого результата, и нам пришлось признать поражение.

Эскорт без глубинных бомб имел для конвоя весьма незначительную ценность, и, кроме того, наш конвой все еще находился в опасной зоне. Поэтому с разрешения командования мы быстро рванули назад в Лондондерри, чтобы пополнить свои запасы. Мы включили в наш рапорт следующую деталь. Дело в том, что немецкие подлодки погружались на глубину 600 и более футов и сохраняли на этой глубине маневренность. Эта информация была встречена с большим скептицизмом, но, когда в августе того же года к нам в руки попала немецкая подлодка «U-570», оказалось, что это все-таки правда. Как результат – были изобретены, а затем поступили на вооружение глубинные бомбы, способные погружаться на глубину 700 футов для последующего взрыва и поражения цели.

Однако проблема направления этих глубинных бомб в нужное место все еще оставалась нерешенной до тех пор, пока предыдущий командир нашего корабля, капитан Уолкер, не придумал неплохой вариант решения этой проблемы, который он назвал «ползущей» атакой. Впоследствии я неоднократно использовал этот метод и усовершенствовал его.

Лето тянулось медленно, наши конвои подвергались лишь единичным нападениям, и казалось, что нашим командованием в Дерби-Хаус овладело чувство излишней самоуспокоенности. Даже эскортные группы, всегда функционирующие как слаженные команды, настолько хорошо знающие свое дело, что командиру не требовалось ничего приказывать, чтобы люди начали действовать, даже они постепенно расслабились и, чтобы окончательно не потерять квалификацию, выискивали для себя хотя бы какие-нибудь задания.

Эскортная группа, которой командовал я, становилась все более слабой и рассредоточенной. Это не всегда было виной высшего руководства. Судовождение в условиях войны – процесс специфический. Временами на ограниченных пространствах скапливается огромное количество судов, которые к тому же следуют без огней. Поэтому инструкции, определяющие правила поведения в присутствии противника, следует применять с умом. И ни в коем случае не следует руководствоваться ими слепо, в условиях, когда риск неожиданной встречи с противником минимален. Так, например, один эсминец из моей группы вышел из строя на много месяцев вследствие необходимости ремонта, и только лишь по причине лобового столкновения с другим эсминцем в узком проливе, соединяющем Ирландское море с Северным проливом. Оба судна шли со скоростью 20 узлов в полной темноте и без навигационных огней.

С другой стороны, когда на вашем судне включены навигационные огни, есть опасность, что они помогут противнику, находящемуся вдалеке, заранее заметить вас и стать более осторожным.

Многие суда тогда пострадали из-за тяжелых погодных условий, затруднявших плавание в суровых водах Северной Атлантики. Оглядываясь назад, видишь, что, если бы мы извлекли урок из ошибок первой военной зимы, это могло бы помочь избежать многих неприятностей и положить конец хронической нехватке кораблей в эскортах.

Но как бы там ни было, когда наступила осень сорок первого года, с ее длинными ночами, и появилась перспектива возобновления нападений на наши конвои, эскортная флотилия была не в лучшей форме. Моя группа оказалась фактически расформированной, когда «Уолкер», которому требовалось переоборудование, отправился для этой цели в Саутгемптон, а люди ушли в отпуска.

Я уже был некоторое время помолвлен с Моникой Стрикланд, и 11 ноября мы поженились в часовне Бромптон. Мы повстречались в первые месяцы войны, когда эсминец, которым я командовал, «Ядовитый», был задействован в охране конвоев, следовавших через пролив Ла-Манш к берегам Франции. С этого момента мы с Моникой изредка встречались в таких удаленных друг от друга местах, как Данди, Саутгемптон, Кендал и Ливерпуль.

Отсутствие длительных отпусков и невозможность спрогнозировать, будут ли короткие отпуска между походами, постоянно отодвигали наши планы о женитьбе.

Теперь же, поскольку мое судно стояло в доке в Саутгемптоне, у нас появилась возможность провести медовый месяц в Нью-Форест, и в то же время я мог держать под контролем ремонт своего корабля. Я был рад, что моя жена поняла, что сердце военно-морского офицера никогда не бывает свободно от забот о вверенном ему судне, и что она смирилась с этим достаточно быстро.

Когда окончился наш медовый месяц, «Уолкер» был снова готов к выходу в море. Самым важным дополнением к его вооружению стало устройство, похожее на миниатюрный маяк над капитанским мостиком, – это был радар нового типа.

Радар был удачным дополнением к гидролокатору, что коренным образом изменило ситуацию вокруг конвоев. Там, где гидролокатор оказывался бесполезным, прежде всего при определении местоположения подлодок на поверхности воды, радар восполнял пробел.

Поскольку мы обладали таким «волшебным глазом», находящиеся на поверхности немецкие подлодки теперь не могли проникнуть в ряды эскортов незамеченными, не важно, насколько темной была ночь. Более того, если противник знал о том, что мы обладаем радаром, он мог временно воздержаться от нападений. В противном случае, не меняя своих тактических установок подводной атаки, он мог бы прямиком попасть в ловушку. Хотя немцы в то время были впереди нас по уровню и качеству радарных установок на больших судах, они в то же время еще не рассматривали возможность их использования на самолетах и судах эскортов. По этой причине они долгое время не понимали, каким образом нам удается увидеть их лодки на поверхности воды ночью.

Самые ранние модификации наших радарных устройств были очень ненадежными и могли определить субмарину ненамного быстрее и четче, чем это делал человеческий глаз. Когда «Вэнок» засек подлодку «U-100» на расстоянии одной мили от себя, это было признано выдающимся достижением того времени. Такой эффективности радарных установок никто не ожидал. Новая модель радара имеет радиус действия 3 или даже 4 мили.

Усовершенствованным видом радара стал «Указатель местоположения судна» (PPI), который давал непрерывное представление о пространстве вокруг судна и на котором каждый улавливаемый объект выглядел маленьким кружком света. Внедрение в практику этих приборов практически полностью разрешило извечную проблему сопровождения конвоев, поскольку теперь мы имели наглядную картину движения всего конвоя и кораблей эскорта, что всегда отображалось на экране PPI и буквально с одного взгляда можно было определить любое изменение в построении конвоя. Вахтенному офицеру теперь уже не требовалось постоянно держать в поле зрения конвой, даже в кромешной тьме. PPI делал это за него, а человек мог полностью сосредоточиться на решении других задач.

Возможность использовать эти средства явилась большим облегчением для командиров эскортных групп и всех капитанов. Больше не надо проводить тревожные ночи, до боли в глазах всматриваясь в даль, силясь разглядеть неясные очертания ближайшего судна в конвое, и при этом находясь под угрозой каждую минуту быть смытым волной. Не нужно было больше беспомощно осознавать тот пугающий факт, что первым предупреждением о начале ночной атаки может быть только взрыв торпеды, нашедшей свою цель в конвое, или вспышка ракеты, посланная с корабля-жертвы в небо, сигнализирующая о бедствии.

Разумеется, все эти усовершенствования не сразу дошли до нас. Разработки сотрудников секретных лабораторий приходили к нам постепенно, но тем не менее установка на «Уолкере» нового радара была огромным шагом вперед.

С началом использования этого кардинально нового устройства мы более, чем когда-либо, горели страстным желанием отомстить за наши потери в предыдущих сражениях. «Уолкер» уже был готов, и мы отправились в Ливерпуль, уверенные в том, что очередной конвой уже должен ожидать нас.

Моя супруга продолжала подыскивать жилье в районе Мерси с тем, чтобы мы могли быть вместе во время моих коротких стоянок в гавани.

Поэтому я совершенно не обрадовался, когда на входе в Глэдстон-Док мы увидели стоявшего на стене человека, кричавшего нам, чтобы мы возвращались обратно в море. Позднее, когда мы получили приказ нашего руководства, он оказался более чем неприятным. Нам было приказано совершить переход в Исландию, где мы должны были сменить один эсминец из «Хоум-Флит», который служил прикрытием для крупных боевых кораблей, базировавшихся в Хвалифьорде. Лично для меня перспектива не могла быть более удручающей.

Вместо воссоединения с моей замечательной командой и перспективы возобновить нашу схватку с немецкими подлодками, я предвидел долгие недели якорной стоянки в ожидании маловероятной возможности того, что большие корабли когда-нибудь вступят в бой с немцами, появившимися в Атлантике. Как я оказался прав!

Наступило Рождество, а затем и Новый год, а мы все еще стояли на якоре в этом унылом Хвалифьорде, где ночь начиналась в 3 часа дня, а светало только в 10 утра. Только стремительные порывы зимнего ветра, периодически врывающегося во фьорд, вносили некоторое оживление. Нам показалось, что трудности закончились, когда два линкора неожиданно получили приказ сняться с якоря и выйти в море, взяв курс на юго-восток, а мы должны были осуществлять прикрытие. Но, увы, скоро стало ясно, что на их место приходят два других линкора и нам следует вернуться назад в Исландию и перейти в состав новой эскадры. Мы почувствовали себя совершенно позабытыми. Наши корабли были приписаны к «Western Approaches», а работали на «Хоум-Флит». Нас одолевали грустные мысли, что, возможно, нам никогда больше не придется вернуться назад к местам «охоты».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.