Нычки

В части, как и в любом коллективе, жизнь протекала в двух измерениях: на виду у начальства и сама по себе. Эта вторая была намного содержательнее. Казалось бы, в воинском коллективе все регламентировано и определено, тем не менее в расположении насчитывались десятки «нычек», «кандеек», «каптёрок», в которых бурно кипела жизнь. Такими злачными местами в полку была пожарная команда, всевозможные склады, БПК, КЧП, стрельбище, автопарк… Наиболее почетным притоном для самых избранных, считался продсклад. В английском парламенте кто-то сидел на мешке шерсти. Я, скромный армейский капитан, возлежал на мешке лаврового листа, это было единственное мягкое и относительно не пыльное место на всем складе. Попробуйте возлежать на перловке. Основным занятием, я бы сказал тайной церемонией, было «потеть масляком». На солдатский поднос выкладывали 5–8 кг масла, и тонко, так чтобы светился, нарезали хлеб. Масло намазывалось слоем не менее 2-х см, сверху, в зависимости от вкуса, посыпаешь сахаром или солью. Хлеб был нужен только для того, чтобы пальцы не мазались. Заваривали чайник крепчайшего «чифа». Заодно ели экзотические (тогда) рыбные консервы, вроде горбуши, или посылали бойца за «икрой» — рукой, по локоть в рассоле, выловить из бочки селедку с икрой, выпотрошить её и подать в миске с луком и постным маслом. Икру мяли и ели ложками, как и положено в России. Пиршество сопровождалось неспешными разговорами о жизни, женщинах или рыбалке. Служебных тем старательно избегали. На штабеле мешков до неба, в складской прокладке лежат человек шесть. С обеда.

— Сколько до мотовоза?

— Часа четыре.

Скуки ради можно было взять у часового-зенитчика карабин и пострелять в ящик с киселём. Выстрелов снаружи не слышно, были б только свои патроны. Часовой так и вертелся вокруг:

— Иди сюда! Дай пострелять.

— А что Вы дадите?

— Две банки кильки или банку тушенки.

Он рад, откроет банку штыком и за складом сожрёт. Кто ему даст? Главное — быстро, чтобы никто не засёк. Часовому запрещается есть, пить, отправлять естественные надобности, поэтому он все делает одновременно. В ореоле зеленых мух, рот красный, но не от красной рыбы, а от кильки. Мясные или рыбные консервы ест пальцем, так как штык торопится примкнуть к автомату. За складом все загажено. Начальника штаба спросили:

— Чем ты их кормишь?

Вторым притоном служила крыша пожарной команды. Весной там было хорошо. Залазили по карагачу, все пожарные лестницы на всем полигоне (да и во всей Советской Армии) были предусмотрительно обрезаны, чтобы солдаты на крышах не загорали и никто не повесился. Разбирали черепицу и прыгали через образовавшееся отверстие внутрь, на матрацы.

Все пороки буржуазного общества не были чужды замкнутому миру космодрома. На одной из «площадок» в корпусе КП и А за замаскированной дверью имелся форменный притон. На стене висел лозунг «Своим посещением ты мешаешь занятым людям». За стеллажами замполит с удивлением обнаружил ход, ведший в целый ряд помещений, не обозначенных ни на каких планах. Там «папа» Синицин играл с прапорщиками в карты на деньги и продукты. Когда проигрывали получки, играли на тушенку, вещеваки ставили на кон брезент, полушубки, танкачи. Молодых лейтенантов обдирали, как липку.

Со стороны это выглядело так: покружится такой Синицин на разводе, раз шесть зайдет к начальнику штаба, пока тот не выгонит:

— Тебе что, делать нечего, Иван Павлович? Идите, займитесь делом.

Это означало, что на сегодня ты не нужен. Главное, чтобы не захомутали с утра. Надо создать оптический обман, иллюзию присутствия.

— Кто видел Синицина?

По громко говорящей связи «ищут дурного». Сидит в каптёрке, прибегает «эфиоп»:

— Вас вызывают…

— Если ты, еблан ушастый, ещё раз зайдешь, я тебя…

Если не захомутали с утра — всё, можешь идти пить, спать, можно сбежать с площадки.

Когда я отошел от социально-полезной деятельности, и у меня появилась ВАИшка: этих престарелых набивалась полная машина. Они собирались у поста ВАИ, я с мешалками довозил их за 20 минут до города, высаживал у КПП и ехал назад. Они брели в «стекляшку» за вином, а оттуда в гаражи.

Библиотека части также служила очагом разврата. Там собиралась публика, приближенная к замполиту. Одно время эту компанию возглавлял майор Нежорин: замполит части, интеллектуал, злостный антисоветчик и горький пьяница, впоследствии блестящий преподаватель ВПА им. Ленина. Это он перед праздниками всех инструктировал о вреде пьянства и единственный попадал в комендатуру. Мне он напоминал швейковского патера Лацину.

Библиотека работала по особому графику, неведомому личному составу. Солдат, записавшийся в библиотеку, вызывал подозрение. Лучше послать замполита:

— Пойди, проверь, какая там блядь записана, и всех читателей из роты выгнать.

Хорошо баба не дура — солдатам книги выдавать, их никто не возвращал, завезут в караул, потом библиотекарь бегает за ротным. В карауле книги накапливались усилиями поколений читателей очередных призывов. Обилие газет и пропагандистской литературы решало проблему туалетной бумаги. Поэтому книги большей частью сохранились. Одним из побочных способов применения было и использование их в качестве мишеней. Три тома сочинений Ленина автоматная пуля уже не пробивала.

Библиотекарши так часто менялись, что никакого учета не велось, в последний раз книги клеймились в шестидесятые годы. Все новые поступления в библиотеку перебирались и делились по чину. Книги поприличнее хранились в сейфе или были уже проданы начполитотдела. Политиздатовский ширпотреб сразу сваливали в угол. Вообще, армейские библиотеки — кладезь антиквариата. В них регулярно поступали циркуляры: каждого неугодного правителям автора — убрать. А так как книги не жгли, их сваливали в подвал или по углам: приходи и ройся. Там я находил реляции Суворова, Кутузова, Ушакова, два тома Тухачевского, Клаузевица, от безделья набирал подшивки «Огонька» 50-х годов.

Достучаться было проблемой: к библиотекарше приходили подруги, запирались и чаёвничали. В ответ на настойчивый стук раздавался голос замполита:

— Я тебе постучу!

Любой ретивый читатель норовил сразу же исчезнуть. Замполит всегда мог объяснить своё присутствие в библиотеке, а вот что там в рабочее время делать читателю? В отсутствие замполита библиотекарь угрожала: «Я сейчас позвоню замполиту!», что охлаждало пыл желавших дорваться до глагола.

Поломала эту систему мордастая дочка «папы» Синицына. Он её по дури устроил в библиотеку, думал — выйдет замуж за лейтенанта. То же мне, додумался влить 18-летнюю девку в воинский коллектив! Она впала в такую эмансипацию, что через три месяца спала с солдатами-узбеками. Папа за голову хватался. Замполит Дьячков, с виду «голубой», гарем из библиофилок себе не создавал, её к сожительству не склонял и не интересовался с кем она спит. Коллектив смотрел на неё, как на зверюшку.