Начхим

Начхим

Начальником химслужбы полка был Коля Баранов. С трудом дослужился до майора, но был разжалован в капитаны. Несчастья преследовали его и в личной жизни — жена откусила пол уха, так и ходил с этой «каиновой печатью». Как-то он проводил окуривание личного состава, забыл закрыть бочку с хлорпикрином. Химсклад находился в одном здании со складом КЭС. В складе КЭС образовалось газовое облако. Прапорщики там спрятали бутылку спирта, а зайти не могут. Смотрю: по очереди забегают в склад и выбегают назад, трут глаза и дико сквернословят. На одном дыхании добежать до бутылки не получается, а сходить за противогазом — ума не хватает. (Впрочем, от противогаза толку тоже было не много, солдаты, чтобы лучше дышать, вынимали клапаны.) Наконец Баранов допился. Шел развод, и тут из кустов тамариска вылазит Коля, что называется «на бровях». На глазах шестисот человек ложится калачиком под трибуной, которую я воздвиг. Последовала команда:

— Унести.

После этого его уволили, правда с пенсией, как участника кубинской революции.

Коля был хороший начхим, не вникал в проблемы химической защиты и никого не доставал этим. За небольшую мзду легко списывал химимущество, особенно Л-1. Новый начхим Жученко сразу же занял почётное место среди «гнусных». Даже на партсобраниях у него была одна тема: о недостатках в учете и хранении противогазов. Проснётся, отъебёт кого-нибудь и вновь впадет в летаргию. Как-то он попался нам в гаражах — кинули его в яму под погреб. А спецмилиция туда никогда не заглядывала. Ещё он торговал костюмами Л-1, менял их рыбакам на спирт или продавал за деньги. Мог всучить при получении химимущества и новый противогаз, если украдут — не рассчитаешься. За гнусный характер его назначали во все комиссии, где он отыгрывался на нас своей принципиальностью.

В части Жученко начал устраивать по средам химические дни. Суть их заключалась в том, чтобы облить ОВ раздражающего действия кровати в казармах и дорожки, вымучить личный состав в противогазах на плацу в течении часа, пока идёт развод. Дневальные падали, как мухи. Их под мышки тащили в санчасть с легкими химическими отравлениями. «Жучара» не унимался. Зимой идет читка приказа — все в противогазах, уши ушанок завязаны под подбородком. Стоят, слушают, как «хрюкает» начальник штаба — тоже в противогазе. Только командир полка брезговал одевать противогаз — у него и так был звероподобный вид, да и противогаза на его морду не находилось. В задних шеренгах солдаты игрались — пережимали трубки противогаза у молодых солдат. Те с выпученными глазами срывали противогазы, сержанты тут же устраивали экзекуцию. Это ещё ничего! Но представьте себе автороту в противогазах! Хоботы, засаленные бушлаты… Под конец церемонии вся эта масса двигалась торжественным маршем. Стёкла запотевали, никто ничего не видел, спотыкались, над строем стоял всеобщий хрюк. Ах, жаль, не додумались ещё и песню исполнять в противогазах!

Сейчас это выглядит дико, а для нас было обыденным. Стоишь, противогаз к морде примерзает, думаешь, когда кончится это блядство, а Жученко в это время по теплым казармам хлор-пикрин разбрызгивает. Апогеем деятельности начхима было обкуривание личного состава в химпалатке. Церемония обставлялась, как в буддийском храме. В роли Бонзы выступал замкомандира полка, потому что и Жученко было не по силам загнать личный состав в газовую камеру. На стадионе ставили прорезиненную палатку, чтобы не поддувала, обваловывали её песком. Палатка была с тамбуром, издали напоминала хурульную кибитку. Войска стягивали на плац для заклания «Будде Майтрейе». Повзводно, гуськом, через шпалеры из офицеров и прапорщиков, подзатыльниками и пинками солдат загоняли в палатку, где нужно было продержаться в противогазе минуту. Почему минуту? Если просто задержать дыхание, то минуту не продержишься. Основная масса через 20–30 сек. с диким ревом, сорванными противогазами вылетала из палатки, размазывая по лицам сопли и слезы, чем внушала неподдельный ужас очередным идущим в палатку. Экзекуция продолжалась часа два. Кухонный наряд опасливо выглядывал из-за столовой, минует ли их чаша сия. При приближении к столовой начальствующих лиц, наряд перемещался за санчасть, а самые ушлые — за склады, пережидая там напасть. Химдень заканчивался разгромным приказом, где каждой сестре давали по серьге. Командиры и солдаты ненавидели Жученко всеми фибрами своей души.