Голоса

Голоса

…В начале августа 1995 года Ельцин подписал секретный указ (№ 794-с), в котором излагалась очередная программа военного строительства в России. Судя по всему, разработчики документа сумели сделать некоторые выводы из многолетней дискуссии по этой проблеме: речь в указе шла уже не только о реформе армии, но и о преобразовании всей системы обороны страны.

Новый план строительства Вооруженных сил был рассчитан на будущее (он вступал в силу лишь в 1996 году), и потому можно было сделать вывод, что минувшие этапы реформирования армии Ельцин как бы не засчитывает.

В указе ни слова не было о просчетах, допущенных на предыдущем этапе военного строительства, их главных причинах.

Новый президентский указ на 90% состоял из набора очевидных истин, в той или иной степени уже прописанных в Основных положениях военной доктрины 1993 года.

С одной стороны, Ельцин видел военную реформу как общегосударственную задачу, но с другой, как и ранее, слабо «подключал» к ее решению всю систему государственных органов. Потому указ по большей части своей выглядел как теоретический документ, ориентирующий армию на новые преобразования «в общем и целом».

К тому же российская экономика и наш военно-промышленный комплекс продолжали хиреть. Это обстоятельство и вынуждало президента ориентировать военных на то, чтобы они «по одежке протягивали ножки»: он требовал, чтобы система обороны была приведена в соответствие с экономическими возможностями страны.

Все это было верно.

Но никакие новые президентские прожекты, рисующие облик будущей армии, не могли отвлечь военных от поиска мучительного ответа на вопрос — почему ныне существующая армия оказалась в столь незавидном положении?

Александр Лебедь 1 декабря 1995 года опубликовал в «Независимой газете» статью, в которой так определял причины катастрофического положения в Вооруженных силах: «…Российским политическим руководством, видимо, был выбран путь постепенного развала оставшейся в наследство от СССР армии и деморализации личного состава.

В этих целях использовались:

— огульная, без выяснения причин, критика как армейских порядков, Вооруженных сил в целом, так и отдельных представителей армии;

— постоянные проблемы с военным бюджетом (начиная со стадии его разработки и утверждения, и заканчивая выделением Министерству обороны уже утвержденных законодателями бюджетных средств);

— медлительность в подготовке радикальных военных реформ;

— кадровая политика, основанная на подборе командного состава на ключевые должности по принципу личной преданности;

— практический отказ от выработки и проведения нацеленной в будущее военно-технической политики…»

В те же дни, выступая перед офицерами и командованием Приволжского военного округа, Лебедь высказался за необходимость «полностью перестроить систему реформирования Вооруженных сил». Главное внимание, по его мнению, нужно было уделить материальному обеспечению войск и улучшению жизни военнослужащих и членов их семей. Ибо «нищая, голодная, побирающаяся армия не может выполнить поставленной перед ней задачи и в настоящее время является национальным позором государства».

Слушая Лебедя, я снова думал о великом парадоксе: в стране были десятки неглупых генеральских голов, способных переустроить армию, знающих, как именно это надо делать, но зерна их трезвых, прагматичных идей падали на бесплодную почву.

Командующий Воздушно-десантными войсками Вооруженных сил России Евгений Подколзин:

— Пока мы не реформируем экономику, пока не дадим людям рабочие места, пока их не накормим, не обеспечим всем необходимым, серьезно говорить о военной реформе преждевременно. Ведь что такое военная реформа? Это — коренное изменение количественного и качественного состояния армии и флота в соответствии с военной доктриной, стратегическими и геополитическими интересами государства, необходимостью надежной защиты ее границ. Проведение такой реформы затянется на долгие годы, десятилетия, потребуются огромные материальные затраты и средства. Мы же сегодня даже не можем вовремя офицерам денежное содержание выплатить, но зато на каждом углу горланим о реформе… Нам бы сейчас становой хребет — офицерский корпус сохранить, преодолеть кризис в оборонной промышленности, заложить необходимый минимум для поддержания боевой готовности войск. И этого уже будет много.

«Пока мы не реформируем экономику…»

Генерал Подколзин бил в «десятку».

А тем временем всем нам активно вдалбливали в мозги свои концепции военной реформы другие люди, совершенно далекие от армии и уже немало сделавшие для ее развала. Для лидера избирательного блока «Выбор России — Объединенные демократы» Егора Гайдара, казалось, не было такого вопроса, на который бы он легко и непринужденно не мог дать ответа, — касалось ли это налогов на добавочную стоимость, прогнозирования уровня жизни россиян или новых положений военной доктрины.

Этот человек, в бытность которого премьер-министром Вооруженным силам РФ был нанесен самый мощный удар, по-прежнему был ярым сторонником «наиболее эффективного способа» реформирования армии — ее сокращения. В его размышлениях о военной реформе четко просматривалась идея, которую давно и упорно исповедуют наши демократы: за счет урезания численности силовых структур облегчить выживание стагнирующей экономики страны. Гайдар говорил:

— Мы сейчас имеем армию, в которой не хотят служить офицеры, потому, что они не могут заниматься своим делом, скажем, боевой подготовкой. Армию, в которую матери не хотят отпускать своих сыновей, в которой не хотят служить сами юноши. Мы имеем армию большую, дорогую и предельно неэффективную. Армию, которая сама собою недовольна. Что здесь надо сделать? По нашему убеждению, нужна серьезная военная реформа. Основное направление ее — сокращение численности вооруженных сил, включая сюда внутренние войска и пограничников, примерно до миллиона человек, упрощение их структуры управления, резкое сокращение количества штабов, круга обслуживающих подразделений, отказ от огромного натурального хозяйства Министерства обороны, начиная от военных совхозов и кончая военными заводами строительных материалов. На этой базе можно обеспечить средства, достаточные для боевой подготовки, реального выполнения социальных гарантий для военнослужащих, обеспечение поставок современной боевой техники. Военная реформа должна создать базу для перехода к профессиональной военной службе…

Я показывал эти соображения многим специалистам МО и Генштаба. Большинство считали их, мягко говоря, дилетантскими. Конечно, апеллируя при этом к своим, чисто профессиональным аргументам. Они считали, например, что дальнейшее сокращение армии ниже предела в 1,5 миллиона человек было преступным хотя бы потому, что это количество уже сегодня минимально отвечает масштабам реально существующих и потенциальных военных угроз для России.

По той же логике отвергалась и идея дальнейшего сокращения Внутренних войск: уровень преступности в стране с каждым годом почти утраивается. А о каком сокращении военных совхозов можно вести речь, если из-за неспособности государства в полном объеме обеспечивать войска продовольствием, наши ведомственные сельхозпредприятия спасают их от голода своей продукцией.

О каком сокращении военных заводов строительных материалов можно было вести речь, если они в условиях проваленной еще во времена самого Гайдара Государственной программы строительства жилья для военнослужащих давали от 15 до 20% квартир?

Но Гайдар упорно продолжал гнуть свое. Он продолжал доказывать, что «России не нужна огромная армия», что «такая армия разорительна», что «к 2000 году мы должны получить гораздо меньшую по численности армию» («Труд» — 14.12.95).

Идея экономии на армии доминировала не только в голове демократов, подобных Гайдару. Ее активно проводили и другие политики. К концу 1995 года, загнав страну в угол, они открыто призывали военных «подстраиваться под создавшееся положение в экономике». Одним из идеологов такого подхода был заместитель председателя одного из комитетов Госдумы Александр Пискунов. Он, в частности, говорил:

— С одной стороны, государство обязано постоянно изыскивать возможности для того, чтобы максимально обеспечивать потребности армии, с другой, сами Вооруженные силы должны обеспечивать такой подход к военному строительству, который бы, наряду с геополитическими реалиями, учитывал возможности страны. В условиях, когда валовой внутренний продукт страны находится примерно на уровне Италии, меряться силами с НАТО и со всем остальным миром, мягко говоря, наивно.

Если распутать хитросплетения этой казуистики, то вырисуется один банальный, но неопровержимый вывод: при хилой экономике не может быть сильной армии. Тогда возникал резонный вопрос: а кто же развалил нашу экономику?

Не только гражданские чиновники и политики, но и десятки наших действующих и отставных военачальников, аналитиков и ученых предлагали свои варианты подходов к военной реформе. Иногда все это напоминало мне сцену из сельской жизни, когда мужики никак не могут объездить брыкливую колхозную лошадь. Один советует сильнее бить ее кнутом, другой — затянуть туже подпругу, третий — садиться в седло не слева, а справа, а четвертый — нацепить более плотные шоры.

Это сравнение пришло мне в голову и тогда, когда попалось на глаза интервью бывшего зама главкома Сухопутных войск отставного генерала Эдуарда Воробьева газете «Аргументы и факты» (20.12.95). Корреспондент спросил Воробьева:

— Что вы понимаете под военной реформой?

Воробьев ответил:

— У нее несколько направлений. И главное из них практически не требует дополнительных средств, а дает быструю отдачу. Речь идет о произволе и самодурстве, в результате которых наша армия превратилась в пугало для призывников и их родителей. И это не только дедовщина. Растет произвол начальства. Оба эти явления взаимосвязаны. Дело в том, что система единоначалия, обязательная для армии, ничем не ограничена. Вот почему необходим закон, который обеспечит гражданский контроль над армейской жизнью.

Дедовщина и самодурство некоторых войсковых и флотских командиров и начальников, безусловно, проблема серьезная. Но вряд ли она относится к разряду тех, которые предопределяют магистральный путь реформы Вооруженных сил. Ясно, как Божий день: без создания надлежащих материальных и социальных условий зачуханная и злая, полураздетая и полуголодная армия вряд ли сможет обрести новый облик.

Как и десять лет назад, страна не испытывает недостатка в экспертах по этой проблеме. Уже долгое время упражнялся на этой ниве и депутат Госдумы (фракция «Яблоко») Алексей Арбатов. Он тоже доказывал, что столбовой путь реформирования армии лежит через ее сокращение:

— Основой нашей предпосылки является то, что в ближайшие 2-3 года Российской армии не придется вступать в региональные конфликты с крупными военными державами. Именно на этот период относится наше предложение сократить ВС России до названного уровня (1-1,2 млн человек. — В.Б.)

Невозможно понять, на чем базировалось столь уверенное утверждение Арбатова. Любой прогноз такого рода — гадание на кофейной гуще. Политика столь же непредсказуема, как и взбалмошная женщина. Кто может категорично утверждать, что в ближайшие годы даже миролюбиво настроенный Китай не вздумает предъявить России какие-нибудь территориальные претензии? Тут, как говорится, бабушка надвое сказала: может быть, а может и не быть.

Но армия всегда должна быть готова к самому худшему варианту развития событий. К тому же история не раз учила нас: как только ослабевает оборонная мощь России, у некоторых ее соседей пробуждается желание отхватить какой-нибудь лакомый кусок.

К дискуссии о допустимых параметрах сокращения армии снова подключился Александр Лебедь, о котором Игорь Родионов говорил, что «хотя он академии Генштаба и не оканчивал, но намного умнее некоторых балбесов». Опальный командарм дал отповедь сторонникам «решительного» сокращения Вооруженных сил России до 1 миллиона человек:

— Любое масштабное сокращение армии по своей сути затратно. Ведь просто сократить и выбросить людей на улицу нельзя. Надо выплатить им пенсии и пособия, обустроить их жен и детей, обеспечить семьи уволенных военнослужащих жильем и другими социальными гарантиями. Кроме того, сразу же обостряется проблема, связанная с утилизацией и хранением излишков вооружения. Расчеты показывают, что столь масштабное сокращение ВС РФ потребует даже увеличения затрат по сравнению с сегодняшним содержанием армии и флота на 3-4 трлн рублей ежегодно…

В Генеральном штабе внимательно следили за ходом этой дискуссии. Для Центра военно-стратегических исследований ГШ проблемы реформы — ежедневный хлеб. У меня было много знакомых среди офицеров ЦВСИ. Общаясь с ними, я часто испытывал чувство гордости за то, что имею честь служить рядом с этими людьми, для которых не было секретов в военном деле. И не один раз бывало так, что я приходил к ним, восторженно цитируя умное (как мне казалось) высказывание очередного «гения» военной реформы, но уже вскоре восхищение мое угасало под напором железной профессиональной логики и аргументов, напрочь лишенных каких-либо эмоций.

И тогда заумные разглагольствования некоторых наших кремлевских, правительственных или парламентских псевдостратегов о необходимости создать «маленькую и сильную» армию вместо «большой и слабой» начинали выглядеть детским лепетом. Приходило простое и ясное понимание того, что Россия не нуждается ни в чрезмерно большой, ни в слишком маленькой армии. Ей нужна армия, которая может оптимально гарантировать безопасность. Там, в ЦВСИ Генштаба, довелось мне слышать немало блистательных профессиональных диспутов, которые очищали мозги от шелухи бесконечных дилетантских споров гражданских деятелей о необходимой численности армии. Но весь идиотский парадокс заключался в том, что голоса этих людей власть не слышала.

А было к чему прислушаться.

При сокращении Вооруженных сил до 1 миллиона человек остро встанет вопрос подготовки мобилизационных резервов. Группировка Сухопутных войск в таком случае будет состоять в основном из соединений сокращенного состава, способных содержать не более 30% имеющегося вооружения и боевой техники. Еще 30-40% ВВТ можно будет содержать за счет баз хранения и учебных центров, остальную технику придется переводить в запасы и утилизировать. В связи с этим выполнение группировками Сухопутных войск задач по отражению возможного противника хотя бы на одном стратегическом направлении становится невозможным.

При таком сокращении войсками ПВО может быть обеспечено прикрытие не более 50% важнейших военных и промышленных объектов, а боевой потенциал ВВС уменьшится более чем в 2,5 раза. Россия окончательно лишится статуса великой морской державы. Флот будет способен действовать только в прилегающих к территории страны водах и не сможет обеспечивать сдерживание потенциальных агрессоров на океанических и морских театрах военных действий…

В середине января 1996 года неожиданно прорвало помощника президента по национальной безопасности Юрия Батурина. В своем интервью «Интерфаксу» (15.01.96.) он заявил:

«В военной области к наиболее существенным реальным внутренним угрозам следует отнести отставание в проведении военной реформы от потребностей страны, в том числе и по обеспечению ее внешней безопасности… Нельзя допускать, чтобы снижение военно-промышленного потенциала страны упало до уровня, за которым не обеспечивается функция обороны страны по отражению любого вероятного агрессора и любой военной агрессии…»

Создавалось впечатление, что Батурин свалился в Кремль с Луны. Уже шел пятый год военной реформы, а мы топтались на месте и делали вот такие «открытия».

Среди сотен разрозненных голосов авторов предложений, прожектов и планов все упорнее пробивался голос человека, который словно раздвигал бесплодно суетящихся у постели больного врачей и давал рецепт непростого, но единственно верного излечения. Это был главный военный эксперт правительства России генерал-полковник Валерий Миронов:

— Без государственного руководства военным строительством, координации действий всех государственных и общественных институтов, без единого механизма реализации общегосударственной политики в сфере обороны и безопасности реформа просто не состоится. Система руководства Вооруженными силами и другими войсками должна базироваться на принципах жесткой централизации и единоначалия, на всех уровнях исключать параллелизм и дублирование. Поэтому целесообразно резко поднять роль Генштаба, который оказался на задворках армейского комплекса. Сейчас главное — перейти к практической совместной работе всех ветвей власти и осуществлению планов военного строительства.

Когда Ельцин в феврале 1996 года выступал в Кремле перед депутатами парламента по случаю своего очередного Послания Федеральному собранию, он во многом повторял Миронова:

— Можно ли говорить об успехах реформы, если Вооруженным силам остро недостает внимания государственной власти, если порой не удовлетворяются их самые элементарные нужды. Военная реформа — это прежде всего повышенное внимание государства к армии, к людям в погонах. Это оснащение Вооруженных сил современным оружием и военной техникой. В общем, то, как проводится военная реформа до настоящего времени — бессистемно и непоследовательно, — настоящей реформой назвать нельзя…

Вслед за своим помощником по национальной безопасности президент тоже делал «открытие»: «Строительство Вооруженных сил на новой основе — это общегосударственная, общенародная задача, а не дело лишь одного военного ведомства».

Из этого следовал вывод, что все эти годы реформой занималось только МО, а государство лишь наблюдало со стороны за его бесплодными усилиями.

Наверное, больше ни в одной стране мира не говорится об армии так много правильных слов, и нигде так много не делается неправильно…

И что мы вообще все эти годы делали?

Уже, вероятно, предчувствовавший свою отставку Павел Грачев летом 1996 года давал интервью «Огоньку». Его спросили, что он считает самой большой проблемой реформирования армии. Грачев говорил:

— Я много лет прослужил в армии и не настолько наивен, чтобы не понимать, что никакой серьезной реформы без надежного финансового обеспечения не бывает…