Молдавское вино

Молдавское вино

…27 августа 1991 года Молдова объявила о своей независимости. Это известие многие офицеры Генштаба восприняли с хмурой ухмылкой, мол, «и молдаване туда же». Некоторые рассуждали так: о какой независимости может идти речь, если почти вся промышленность и сельское хозяйство республики «завязаны» на Россию? Было ощущение какой-то несерьезной политической игры.

Но это ощущение мигом испарилось, когда уже вскоре, 3 сентября, Кишинев объявил, что принял решение о создании собственной армии.

Офицеры Главного оперативного управления Генштаба дружно навалились на карты и документы, скрупулезно подсчитывая, что может достаться молдаванам, если они «приватизируют» все, что дислоцировалось на их территории. Даже беглое перечисление частей и объектов впечатляло. Три крупных и стратегически выгодных военных аэродрома вместе с самолетами и вертолетами, 300-й парашютно-десантный полк, учебный центр Воздушно-десантных войск. Гарнизон Бендеры, в котором дислоцировалось 9 частей, плюс 237-я саперная бригада, ремонтно-кабельный батальон. Большое число штабных зданий, командных пунктов ставки Юго-Западного направления, складов боеприпасов, продовольствия и обмундирования.

Юго-Западному стратегическому направлению Генштаб придавал ключевое значение ввиду чрезвычайной важности театра военных действий (и особенно после того, как НАТО с начала 80-х годов стал наращивать силы на своем южном фланге). По этой причине в ЦК и было принято решение о размещении в регионе ставки Главного командования войск Юго-Западного направления.

А по мере вывода наших войск из Восточной Европы стратегическая роль нашей юго-западной группировки стала еще больше возрастать. Ее многократно усилили разнородными частями, оружием, техникой, боеприпасами. Территория Молдовы оказалась насыщенной огромным количеством всех этих «богатств», которых, по самым скромным подсчетам, в начале 90-х годов хватало на две армии.

Объявив о создании национальных вооруженных сил, молдаване поначалу не спешили форсировать вопрос о «приватизации» оружия, объектов и частей бывшей Советской Армии, дислоцировавшихся на их территории. Они словно прикидывали, что необходимо им оставить в своем распоряжении, а от чего отказаться. Но такая линия их поведения начала резко меняться в начале 1992 года.

30 декабря 1991 года представитель Молдовы на минской встрече глав государств СНГ многозначительно подчеркнул, что Кишинев «будет распоряжаться своими вооруженными силами самостоятельно» и не намерен пока связывать себя какими-либо обязательствами перед Содружеством.

В ту зиму молдавские власти резко ужесточили свои требования на причитающуюся им долю вооружений, техники, боеприпасов, неприкосновенных запасов. Регулярно наведывавшиеся в молдавские гарнизоны и штабы генералы и офицеры Минобороны, Генерального штаба, Главного штаба ОВС СНГ дружно докладывали начальству, что былая компромиссность представителей властей и военного ведомства республики напрочь исчезла.

Такие настроения молдаван в ту пору стали сильно подогреваться мощнейшей пропагандистской кампанией Народного фронта, активно ратовавшего за воссоединение Молдовы с Румынией. Параллельно поднялась невиданная по накалу злобы волна антирусских акций. Начались угрозы в адрес населения Приднестровья, которое не хотело и слышать о «возвращении в исконное румынское лоно». На этой почве между молдаванами и приднестровцами все чаще вспыхивали яростные свары из-за права владеть военными объектами, техникой и оружием, расположенными в регионе.

15 февраля 1992 года президент Молдовы Мирча Снегур издал указ о передаче комплекса зданий и сооружений Главного командования войск Юго-Западного направления министерству обороны Молдовы. Маршал Шапошников отреагировал незамедлительно. Он отправил Снегуру телеграмму, в которой просил его не делать поспешных и опасных шагов. Но эта просьба была проигнорирована. Более того, Кишинев представил в Москву список частей и объектов бывшей Советской Армии, которые немедленно должны отойти молдавской стороне. Все это явно указывало на то, что Молдова форсированными темпами стремится «накачать военные мышцы», имея далеко идущие планы…

Вооруженные стычки между молдаванами и приднестровцами, перерастающие иногда в полномасштабные бои, происходили все чаще. Число жертв начало расти.

Зрела гражданская война.

24 марта 1992 года Шапошников направил еще одну конфиденциальную телеграмму Снегуру, призывая его не допустить развития ситуации по самому страшному руслу. В телеграмме, в частности, говорилось:

«…Попытка разрешить проблему Приднестровья с применением вооруженной силы приведет к кровопролитию, новым жертвам среди мирного населения и разрушениям. Дальнейшая эскалация вооруженной борьбы породит молдавский „Карабах“…

Форсированное создание вооруженных сил Республики Молдова подталкивает власти Приднестровья к созданию собственных вооруженных формирований, усилению военного и политического противостояния…»

В те дни разведка 14-й общевойсковой армии, дислоцирующейся в Приднестровье (штаб — Тирасполь), доложила в Генштаб о секретных планах молдавского командования, предусматривавших удары по вооруженным формированиям приднестровцев на левом берегу Днестра. Особое внимание наша разведка обращала на то, что в составе молдавской армии резко возросло число инструкторов-румын, боевых летчиков и снайперов.

В частности, на аэродромы Маркулешты и Бельцы было переброшено 32 румынских летчика для истребителей МиГ-29, которые там базировались.

От Москвы требовались срочные превентивные меры, которые могли сорвать эти планы.

1 апреля 1992 года по просьбе маршала Шапошникова Ельцин подписал указ о переходе войск, дислоцирующихся на территории Молдовы, под юрисдикцию России. Верный по сути (хотя и запоздалый) шаг тем не менее вызвал немалое удивление в Генштабе. Налицо была явная непоследовательность в действиях российской стороны. Ведь еще десять дней назад — 20 марта 1992 года, Главком ОВС СНГ Шапошников и председатель молдавского правительства Муравски подписали официальное Соглашение, в соответствии с которым в распоряжение минобороны Республики Молдова должны были поступить многие части, расположенные в гарнизонах Дубоссары, Бендеры, Бельцы и других.

Таким образом, получалось, что Москва противоречила сама себе.

Был и другой нелепый момент, на который обратили внимание в Генштабе: если Соглашение с молдавской стороны подписал глава кабинета министров, то с нашей — Главком Объединенных Вооруженных сил, не являвшийся представителем высшей исполнительной власти России.

А ведь речь в Соглашении шла об объектах, фактически и юридически принадлежащих уже Российской армии. Следовательно, документ (как минимум) обязан был подписывать представитель кабинета министров РФ (на этот вопиющий прокол Москвы справедливо указывал и командарм-14 генерал А. Лебедь в своей шифровке министру обороны РФ П. Грачеву от 24 сентября 1992 года: «При чем здесь ОВС СНГ, если это (наши части в Молдове, взятые под юрисдикцию РФ. — В.Б.) Российская армия…»

Появление президентского указа от 1 апреля свидетельствовало о том, что таким образом Кремль стремится остудить агрессивные намерения Кишинева силовым способом удержать приднестровцев в молдавской «узде». Хотя в то же время российские власти объявили, что 14-я армия не будет участвовать в боевых действиях: ей приказано соблюдать нейтралитет.

Но обстановка вокруг частей 14-й продолжала накаляться в связи с тем, что приднестровцы рвались к нашим арсеналам и складам, намереваясь таким образом получить оружие и дать отпор молдаванам, которые все чаще устраивали вооруженные провокации.

Отслеживая развитие ситуации в регионе, аналитики Генштаба все чаще обращали внимание на возможность катастрофы, которую несли в себе систематические обстрелы плотины в Дубоссарах с молдавской стороны. В случае разрушения плотины находящиеся в водохранилище 465 миллионов кубометров воды могли устремиться в низины. И тогда волна высотой примерно 20 метров (в районе Дубоссар) и около 10 метров (в Чобручах) могла снести 31 населенный пункт.

21 мая 1992 года Шапошников направил еще одно обращение к руководству Молдовы. В нем говорилось:

«…Неоднократные обстрелы снайперами военнослужащих в гарнизоне Бендеры, начавшийся с 18 мая обстрел из орудий и минометов военного гарнизона в Дубоссарах подтверждают вывод о том, что не военнослужащие начали опасные политические игры, приведшие к человеческим жертвам и распространению боевых действий…»

Что было потом — известно.

Потом был июнь.

Потом была война…

На пресс-конференции 4 июля 1992 года командующий 14-й армией генерал-майор Александр Лебедь говорил:

— Эти люди всегда жили между собой в мире. Здесь они родились, выросли, здесь могилы их предков. Здесь имеет место геноцид, развернутый против собственного народа… Здесь живут люди, которых систематически, иезуитски, зверски уничтожают. Причем уничтожают таким образом, что эсэсовцы образца 50-летней давности просто сопляки перед ними.

Только с приднестровской стороны количество убитых на 4 июля достигло 650 человек, а раненых — четырех тысяч. Подавляющее большинство убитых и раненых были мирными гражданами…

В период молдавско-приднестровского военного конфликта в Кремле состоялся прием по случаю очередного выпуска в военных академиях и училищах. Я был поражен безмерным обилием яств и выпивки. Но и при этом крепко захмелевшим русским генералам и офицерам водки, разумеется, не хватило. Юные и розовощекие гонцы-литера то и дело метались из Георгиевского зала за добавкой в буфет. Официанты были поражены тем, что имениннички дружно игнорировали батареи элитного молдавского вина. Официант сказал:

— А в прошлом году офицеры у нас только чернила не выпили…

В то время в Приднестровье шла война.

А молдавское вино было красным…

* * *

Летом 1992 года вода в Днестре смешалась с человеческой кровью, а берега реки почернели от великого множества свежих воронок и могил.

Когда затихли выстрелы и угасли пожары, когда по обоим берегам Днестра похоронили убитых, маршал Шапошников вспоминал: «…Через кровь и слезы, через сотни погибших и многие тысячи обездоленных, через исковерканные судьбы и разрушенные очаги — таков, к горькому сожалению, путь, предшествовавший подписанию президентами России и Молдовы соглашения об урегулировании приднестровского конфликта»…

Все верно.

Читая эти строки маршальского дневника, я снова думал о первоистоках этой нашей общенародной трагедии. Мысль снова возвращалась в декабрьский лес под Минском, где три президента с торжественно-счастливыми улыбками окропляли кипящим шампанским свой «тройственный союз». Возможно, тогда они думали, что стоят у исторического истока нового уклада межгосударственных отношений, а получилось — у колыбели неукротимого монстра, уже который год пожирающего людей или калечащего их на окраинах и в центре бывшей империи…