ГЛАВА XXIII. Апачи и команчи

ГЛАВА XXIII. Апачи и команчи

На рассвете в направлении селения команчей выступил отряд из сорока всадников. Во главе этого отряда были дон Мигель Сарате, генерал Ибаньес и Сын Крови. Проводником им служил Единорог. Среди этих всадников находилась и Эллен. За ней строго следили. Гарри, честный охотник-канадец, не пожелал оставить ее, он ехал рядом с ней. Эллен, несмотря на все оказанные ей попечения, а может быть, благодаря этим заботам, скоро догадалась, что окружавшие ее люди смотрят не нее скорее как на пленницу, а не на друга, поэтому, выезжая из теокали, она умоляющим взглядом просила Гарри оставаться возле нее. Охотник понял этот взгляд и, несмотря на призывы Сына Крови ехать во главе отряда, упрямо настоял на том, чтобы ехать рядом с Эллен.

По какому-то странному совпадению случилось так, что мстители, ведомые Единорогом, покинули теокали с намерением дойти до селения команчей и там узнать что-либо о своих друзьях, а те в это самое время, спасшись чудесным образом, покидали остров, на котором они так храбро защищались, и, смело пройдя через лагерь апачей, направлялись к тому же селению, но только другой дорогой.

Прохождение большого отряда по прерии совершается обыкновенно менее быстро, чем отряда, состоящего всего из нескольких человек.

Это объясняется очень просто. Два-три человека, идя вместе, могут в чаще леса пройти везде, следуя по тропинкам. протоптанным дикими зверями, но сорок человек не могут без большого затруднения проходить по таким дебрям, а потому наши герои шли очень медленно. Солнце быстро клонилось к горизонту, тени деревьев становились все длиннее, ночной ветер пробегал временами по деревьям девственного леса, который тянулся насколько глаз мог видеть по обеим сторонам тропинки и по берегу реки. Аллигаторы, покинув берег, где они грелись на солнце, тяжело и медленно ползли к глубокой Рио-Хиле.

Лошади и всадники, изнемогая от долгого и утомительного пути, двигались вперед с большим трудом, как вдруг Единорог, опередивший отряд на сотню ярдов, круто повернул лошадь и поскакал к своим товарищам. Те остановились и стали ждать его приближения.

— Что там такое? — спросил Сын Крови, когда вождь подъехал к нему. — Брат мой увидел что-нибудь, что причинило ему беспокойство?

— Да, — коротко ответил индеец.

— Я жду, чтобы брат мой объяснился.

— В прерии не все спокойно, — сказал индеец торжественным тоном. — Ястребы и белоголовые орлы описывают большие круги, лани и бизоны бегают в страхе, а антилопы несутся со всей быстротой своих ног по направлению к северу .

Сын Крови нахмурил брови и несколько минут оставался безмолвным. Мексиканцы с беспокойством смотрели на говорившего. Наконец Сын Крови поднял голову.

— Что заключаете вы из этих знаков? — спросил он предводителя команчей.

— Вот что: апачи снуют по прерии, они многочисленны, потому что покой прерии нарушен на большом пространстве.

— Почему вы думаете, что это апачи, а не кто-нибудь другой? — спросил Сын Крови. — Разве гамбусинос не могут точно так же, как и индейцы, вызвать в прерии замеченное вами волнение?

Воин отрицательно покачал головой.

— Это апачи, — сказал он решительно, — теперь не время для больших охот, люди не тревожат животных в это время года, и те это прекрасно знают и, избегая их, не обращаются в отчаянное бегство, уверенные в том, что их не будут преследовать. Гамбусинос ездят или поодиночке, или по два — по три человека, стараясь не спугнуть дичь. Но апачи — бессмысленные собаки, они, как волки, на которых они похожи, рыщут по прерии многочисленными стаями. Они, вместо того, чтобы идти походным шагом, как другие воины, носятся по прерии как ураган, сокрушая, сжигая и уничтожая все на своем пути.

— Это правда, — пробормотал Сын Крови, — ваша прозорливость не обманула вас. Это наверняка апачи.

— Это так! А что теперь намерен делать брат мой? Глаза Сына Крови сверкнули мрачным огнем.

— Мы будет с ними сражаться, — сказал он. Индеец незаметно шевельнул головой.

— Нет, — сказал он, — это не годится. Мы не должны сражаться в это время.

— Так объясните же нам наконец вашу мысль, caspita! — с нетерпением воскликнул Сын Крови.

Индеец улыбнулся.

— Брат мой горяч, — сказал он. Сын Крови, устыдившись своей вспышки, снова овладел собой.

— Простите меня, вождь, — сказал он. — Я был не прав. — И говоря это, он протянул индейцу руку, которую тот крепко пожал.

— Брат мой мудр, — сказал он, — я знаю, что он не желал оскорбить друга.

— Говорите, вождь, время дорого. Объясните ваш план.

— Позади этого холма находится селение Единорога, — сказал вождь. — Воины останутся здесь, пока он съездит туда, чтобы узнать, что там происходит.

— Хорошо. Брат мой может ехать. Мы подождем. В прерии длинные разговоры не в обычае. Минуты там слишком дороги, чтобы их терять на напрасную трату слов. Индеец пришпорил лошадь и ускакал. Вскоре он скрылся из глаз своих товарищей.

— Какого вы мнения о том, что говорил вождь? — спросил генерал.

— Это очень серьезно, — отвечал Сын Крови. — Индейцы необыкновенно чутки к тому, что происходит в прерии. Ими в этом случае руководит инстинкт, никогда их не подводивший. Этот индеец один из самых умных среди всех, кто мне знаком. Я знаю только двоих людей, способных сравниться с ним. Один из них — этот ужасный разбойник Красный Кедр, другой — Валентин, которого сами индейцы назвали Искателем Следов.

— Так ваше мнение, стало быть… — сказал дон Мигель.

— Ждать результата попытки Единорога… До его селения отсюда не более часа езды.

— Но, в таком случае, зачем же нам останавливаться?

— Индеец никогда не возвращается домой, не убедившись предварительно, что там все благополучно. Кто может предугадать, что случилось в его отсутствие.

— Это справедливо. Тогда подождем, — сказал асиендадо с тяжелым вздохом.

— Будем ждать, — пробормотал генерал.

Прошел целый час. Охотники сидели неподвижно как статуи на своих лошадях, держа ружья наготове.

Тем временем солнце уже погрузилось в волны огненных паров, с неба быстро спускались тени и расстилались по прерии, как плотный саван. В небесной синеве одна за другой загорались звезды.

Единорог все еще не возвращался.

Охотники не обменялись друг с другом ни словом. Каждый из них, убежденный в глубине души в том, что положение их стало очень серьезным, предавался глубоким размышлениям.

Вдруг Сын Крови, взгляд которого не отрываясь смотрел в ту сторону, куда ушел команч, слегка вздрогнул и шепнул на ухо дону Мигелю:

— Вот он!

Действительно, вскоре в отдалении раздался стук конских копыт, постепенно приближаясь, и наконец показался и сам индейский вождь.

— Ну что же? — крикнул ему Сын Крови.

— Кутонепи и девушка с белым лицом находятся в селении. Охотник освободил молодую девушку.

— Ах! — воскликнул дон Мигель. — Благодарю Тебя, Господи!

Единорог с грустью посмотрел на него.

— Апачи преследовали его, — продолжал индеец, — ив настоящее время селение атаковано неприятелем, но друзья наши храбро защищаются.

— Поспешим к ним на помощь! — воскликнули мексиканцы.

Сын Крови обернулся к ним.

— Терпение, — сказал он. — Дайте вождю договорить.

— Брат мой бледнолицый, — продолжал команч, — должен вместе с половиной воинов отряда завернуть за холм и войти в селение с северной стороны, тогда как я с остальными воинами войду с южной.

— Хорошо, — сказал Сын Крови, — но мы еще далеко оттуда. Может случиться, что друзья наши не выдержат натиска неприятеля до нашего прибытия.

Единорог презрительно улыбнулся.

— Апачи — трусливые собаки, — сказал он. — Команчи будут защищаться, они не умеют обращаться в бегство.

Сын Крови без дальнейших возражений разделил свой отряд на две части, стал сам во главе одной из них, а другую отдал под команду индейского вождя. Все эти люди были жителями прерии, давно привыкшими вести войну из засады, и смелое нападение на врага было для них желанным событием. Поэтому они с нетерпением ожидали сигнала к выступлению.

— Вперед! — скомандовал Сын Крови, взмахнув ружьем над головой.

Индейцы разом пригнули головы к шеям своих лошадей и поскакали. Подъехав к холму, отряд разделился: одна часть его поехала направо, другая — налево. Эллен осталась позади всех под охраной нескольких воинов и охотника-канадца, не пожелавшего с ней расстаться. Эта маленькая группа людей медленно двигалась в арьергарде. Воины мчались к селению с головокружительной быстротой. И вовремя — селение, окутанное пламенем, представляло собою настоящий вулкан. При свете пожара видно было, как какие-то тени метались по всем направлениям. Вопли ярости и отчаяния, звуки ружейных выстрелов непрерывно неслись со стороны этих раскаленных развалин. Воины бросились в это страшное пекло, испуская дикие крики и размахивая оружием. Произошла кровавая стычка. Апачи, атакованные разом с двух сторон, сначала дрогнули, затем тотчас обратились в паническое бегство при виде нового неприятеля, явившегося точно из-под земли, чтобы обратить их победу в поражение.

Но бегство уже стало для них затруднительным. Все население деревни вооружилось против них. Женщины, дети, — все присоединились к воинам и, воодушевленные их примером, с яростью стали нападать на апачей, которые, видя свою игру проигранной, ничего больше уже не желали, кроме как выехать в открытое поле. С четверть часа происходила страшнейшая резня. Наконец апачам, возглавляемым Станапатом и Черным Котом, которые напрасно сулили им разные выгоды, желая заставить их продолжать сражение, удалось пробить брешь в сомкнутой стене неприятельского войска и рассыпаться в разные стороны. Их преследовали команчи, которые убивали и скальпировали врагов без всякого сожаления.

Один только отряд продолжал стойко выдерживать натиск неприятеля. Став спиной к частоколу, через который им не удалось вовремя перебраться, бандиты охраняли тело своей дорогой Белой Газели и не только смело отражали атаку неприятеля, окружившего их со всех сторон, но даже иногда, в свою очередь, заставляли его отступать. Но борьба была слишком неравной. Дальнейшее сопротивление становилось для них невозможным.

Ловко воспользовавшись моментом замешательства в рядах врагов, разбойники бросились врассыпную в надежде этим способом спастись от преследования.

Сандоваль взвалил на свои могучие плечи тело юной девушки и с невероятным усилием перепрыгнул через частокол, рассчитывая спрятаться в высокой траве. Очень возможно, что ему бы удалось это сделать, если бы ему не приходилось иметь дело с четырьмя людьми, которые, казалось, задались целью схватить его во что бы то ни стало. В тот момент, когда он поднимался с земли, чтобы встать, Валентин и его товарищи бросились на него, не дав ему времени опомниться от неожиданности и, несмотря на его отчаянное сопротивление и рычание, похожее на рев дикого зверя, крепко скрутили его.

Убедившись, что взят в плен, Сандоваль опустил голову на грудь, печально взглянув на ту, которую ему не удалось спасти. Он тяжело вздохнул, и при этом крупная жгучая слеза повисла на его реснице и тихо покатилась по его бледной щеке.

В эту минуту в селение въехала Эллен со своими телохранителями. Увидев ее, Валентин задрожал всем телом.

— О! — пробормотал он. — Где же донья Клара?

— Дочь моя, дочь моя! — воскликнул асиендадо, появившись вдруг перед охотником, смертельно бледный и дрожащий от волнения.

С той минуты как несчастный отец вошел в селение, он не переставая искал свою дочь. Следуя по пятам за генералом, он бросался в гущу сражающихся, спрашивая всех, кто встречался ему на пути, про свою дочь, отводя руками угрожавшее ему оружие, не думая о смерти, которая на каждом шагу во всех видах вставала перед ним. Словно охраняемый чьей-то невидимой рукой, он прошел вдоль и поперек все селение и заглянул во все хижины, которые пощадило пламя. Он шел, ничего не видя, ничего не слыша, имея только одну цель — найти свое дитя.

Увы! Поиски его были напрасны. Донья Клара исчезла. С той минуты, как Валентин вверил ее попечению Шоу, никто не знал, что сталось с нею.

Асиендадо упал своему другу на грудь и разразился раздирающими душу рыданиями.

— Дочь моя! — воскликнул он в безграничном отчаянии. — Валентин, отдайте мне мою дочь!

Охотник прижал его к своему честному сердцу.

— Мужайтесь, бедный отец, — сказал он. — Мужайтесь! Но асиендадо уже не слышал его, горе вконец сломило его: с ним случился обморок.

— О! — воскликнул Валентин. — Красный Кедр! Змея! Настанет же наконец то время, когда ты будешь раздавлен под моей пятой!

С помощью генерала и дона Пабло Валентин перенес дона Мигеля в хижину врачевания, которая чудом уцелела от пожара, и положил его на подстилку из сухих листьев.